Физрук-9: назад в СССР

Глава 11

— И где же?

— В междуречье Протоки и Проныры, рядом с Русалочьим озером.

— Знаю это место. Там должны были строить пансионат для райкома, но стройка заброшена.

— Теперь это мой участок.

— Ну и ловок ты!

— Сейчас речь не об этом. Я уже поручил разработать архитектурный проект и даже — профинансировать строительство. Надеюсь, что все эти люди не станут тянуть резину.

— Ты словно не от мира сего, — вздохнул Третьяковский. — Все что можно затянуть обязательно затянут.

— Ну это мы еще посмотрим. Так вот, мы обязаны превратить это сооружение в ту самую «Крепость». Если нужно что-то предусмотреть в архитектурном смысле для скрытного размещения твоего ДБРД, ты скажи, я предупрежу архитектора.

— Что, так прямо и скажешь ему: «Мне нужно скрытно разместить оружие массового психического поражения»?

— Во-первых, не ему, а — ей, во-вторых, архитектор свой человек, а в третьих, я скажу ей, что хочу сделать небольшую обсерваторию.

— Дельная мысль, — одобрил Граф. — Башенка и раздвижной купол — то, что надо. Купол закажем на механическом заводе, как и небольшой подъемный механизм, на которой установим ДБРД.

— Уже кое-что, — кивнул я. — Успеть бы все это построить…

— У тебя всё?

— Да, поеду поговорю с архитектором.

— Мне, наконец-то, телефон провели, запиши номер.

Я записал. Попрощался с лжелитератором и поехал обратно в город. Дождь прекратился, но опять поднялся проклятый туман. Надо доехать до ближайшего телефона-автомата и позвонить Рунге. Не вваливаться же к ним в квартиру без предупреждения. Есть ли у Гретхен сейчас время для того, чтобы работать над проектом для меня? Сам же сделал ее главным архитектором города. А с другой стороны, ей сейчас нет нужды самой детально прорабатывать проект, достаточно дать задание своим подчиненным.

Увидев рядом с проезжей частью первый попавшийся автомат, я притормозил, выскочил, чтобы проверить — работает ли? Далеко не все городские телефонные будки и аппараты внутри находились в идеальном или хотя бы — рабочем состоянии. Обычно мне везло. Повезло и на этот раз. Закинув в щель двушку, я набрал номер семейства Рунге. Трубку взял Карл.

— Это Саша, — сказал я.

— А-а, добрый вечер!

— Я могу к вам сейчас заскочить?

— Должен! Гретхен рвет и мечет. Почти как в гоголевском «Ревизоре» — подать сюда Ляпкина-Тяпкина, в смысле — Данилова.

— Ну вот я и самоподамся сейчас, — откликнулся я. — Минут через десять. Что-нибудь захватить?

— Только — голову!

— Гляну, может в багажнике завалялась…

— Давай, шутник, ждем!

Повесив трубку на рычажок, я вернулся в машину. Я доехал даже быстрее, чем обещал. Консьержка, которая уже давно знала меня в лицо, улыбнулась и даже привстала, здороваясь. Я ей тоже кивнул. У Рунге дверь была открыта. Карл стоял в прихожей и едва я переступил порог, как он приложил палец к губам, помог снять куртку и указал пальцем на дверь комнаты, которая в этом семействе служила и мастерской и студией. Скинув ботинки, я почти на цыпочках прошел в указанном направлении.

Заглянув в комнату, я увидел хозяйку квартиры, которая в задумчивости стояла перед кульманом и крутила в воздухе карандашом. Видимо, услышав шорох за спиной, она обернулась и ни слова не говоря, поманила кончиком этого карандаша, словно пальцем. Я подошел поближе и увидел на втамане, прикрепленном к вертикальной доске кульмана, изображение, от которого у меня захватило дух. Я еще не знал, что это, но мне сразу же захотелось, чтобы это здание было построено.

— Ну что скажете, товарищ заказчик? — спросила главный архитектор.

— Это — что? — спросил я. — Это — оно?

— Это пока что только полет воображения, без учета строительного материала и реальных возможностей городских СМУ, — поскромничала Эмма Францевна.

— Я хочу, чтобы было построено так, как нарисовано, — сказал я. — Только прошу добавить еще обсерваторию.

— Обсерваторию? — не слишком удивилась она и, подойдя к кульману, быстро «пристроила» к основному зданию башенку с куполом. — Так?

— Да!

— Ну что ж, будем считать, что заказчик эскиз утвердил, — задумчиво проговорила Рунге. — Кстати, пора бы уже как-нибудь назвать это сооружение? Не могу же я писать в документах «Это» или «Заказ Саши Данилова»?

— Детский оздоровительный комплекс «Процесс», — выпалил я, первое, что взбрело в голову.

— Так и запишем, — пробормотала моя собеседница, сделав пометку прямо на эскизе.— А теперь, я хотела бы поговорить с вами, Саша, на другую тему.

— Я готов, особенно если угостите чаем.

— Идемте на кухню, у меня еще остался изрядный кусок киршторте.

Она окликнула мужа, предложив ему присоединиться к чаепитию. Карл с удовольствием согласился. Мы расположидись на кухне. Хозяйка разлила чай по чашкам, нарезала остатки фирменного семейного торта на куски, самый большой подложив мне. Некоторое время мы молча наслаждались чаем и кулинарным шедевром Эммы Францевны, но в молчании этом накапливалось напряжение, как в грозовой туче. Нет, понятно, что никто не собирался ругаться — не те люди Рунге.

— Карл передал мне ваше предложение включить в план реконструкции Литейска здание киностудии, — начала главный архитектор города. — Мне показалось, что я ослышалась, но муж настаивает, что именно это вы и сказали.

— Совершенно верно, — сказал я.

— Послушайте, Саша… — терпеливо произнесла Эмма Францевна. — Я уже имела возможность убедиться в вашем удивительном влиянии на городское начальство и поверьте, ничего против этого не имею, но я ума не приложу, как мы его убедим, что городу нужна собственная киностудия, да еще в специально построенном здании?

— Есть же в Литейске собственный драмтеатр, — ответил я. — Почему это ни у кого не вызывает вопросов, а киностудия — вызовет.

— Возможно потому, что съемки фильмов требуют серьезного технического оснащения, — предположил Карл. — А это стоит денег.

— В городе масса заводов, вокруг него — рудники, а в бюджете нет денег? Рабочие живут в каких-то халупах. Я бываю у своих учеников, поэтому знаю, что говорю. Разве это справедливо? Всего-то и нужно, что оставлять в городской казне хотя бы половину получаемой его предприятиями прибыли.

— Кстати, о жилье для рабочих, оно-то как раз предусмотрено планом реконструкции города, который мы будем обсуждать в горисполкоме. Я еще удивлялась, с чего это Степанов вдруг озаботился этим, а теперь понимаю, откуда ветер дует.

— Да, я как-то трепал языком на эту тему, а предгорисполкома принял мой треп всерьез.

— Не скромничайте, Саша, не скромничайте.

— Странно, что такие очевидные вещи должен озвучивать физрук, — хмыкнул я.

— Тебе бы быть главой города, — сказал Рунге.

— Знаете, есть такой анекдот… Мюллер говорит Штирлицу. Вы ведете себя так, Штирлиц, словно вы второй человек в Рейхе… Ну почему же — второй, скромно проговорил Штирлиц.

Мы посмеялись и я начал собираться. Пора и честь знать. Эмма Францевна сказала, что заседание горисполкома назначено на следующую среду. Что ж, будет любопытно поприсутствовать. Я попрощался с гостеприимными супругами и отправился домой. Севка оказался на месте. Хотел накормить меня ужином, но я решил, что после бутербродов и торта есть не стоит. Спать было пока рано. Можно было поставить фильм на видике, пока я его еще не отдал брательнику, но мне захотелось пообщаться с Перфильем-младшим.

— Отец пишет? — спросил я

— Да.

— Ну как он там?

— Пишет, что здоров. Работает. Шьет рабочие руковицы.

— Я обещал адвоката найти, чтобы занялся пересмотром его дела, — сказал я. — Прости, замотался. Завтра же выясню, что можно для этого сделать.

— Спасибо!

— Мне одно непонятно, что будет с отцом, если ты, как и другие пацаны, вдруг исчезнешь? — в лоб спросил я, хотя, наверное, не следовало так ставить вопрос.

Севка сразу словно окаменел. Зря я это сказал. Ведь не своей же они волей все это затеяли. Как и я не своей волей попал сюда. По сути мы с пацанами товарищи по несчастью, но если так уж вышло, то и решать надо поступающие проблемы сообща.

— Извини, — сказал я. — Беспокоит меня это все. Ты же знаешь, я вам не враг. Я вот, что задумал. Хочу построить за городом что-то вроде пионерлагеря. Место хорошее — две реки и озеро, лес рядом. Летом там будет красота. Можно будет там заниматься спортом и всем, что нравится. Если уж невмоготу станет жить здесь, уходите, но по возможности — не навсегда. Там в этом лагере вы могли бы видится со своими родными. В нем будут для этого все условия. Ну а если никуда уходить не придется, еще лучше. Зачем какой-то Новый Мир, если столько всего нужно сделать, чтобы улучшить Старый. Впереди у страны трудные годы, поверь, я знаю. И помощь таких людей, как вы, ей очень даже пригодится. Вы уже взрослыми станете к тому времени, а я еще не старым буду. Да мы вместе горы свернем, Севка!.. Виноват, Всеволод Всеволодович.

— Да разве мы против, Александр Сергеевич! — словно преодолевая сильную боль, произнес он. — Да мы только об этом и говорим!

— Знаю, — сказал я. — Слышал у Борисовых, как вы толкуете про Риманово пространство и разные там складки. Только почему — тайком? Чтобы вы там ни решили, я все равно на вашей стороне. А так может какая-нибудь помощь понадобится… Я помню, ты обещал держать меня в курсе, ну так не хочется узнавать все в последний момент. Если нет никаких особых препятствий, посвящайте меня в свои текущие дела.

— Хорошо, — сказал Перфильев-младший. — Тогда, если у вас будет время… В общем завтра, после уроков у нас общий сбор…

— Время для вас у меня всегда есть.

— Мы собираемся у вашего брата в доме. Приезжайте часов в пять вечера, ладно?

— Ладно… Договорились.

На этом и закончился наш разговор. Я пошел в ванную, потом сразу в спальню. Нужно было крепко выспаться. Чувствовал, завтра предстоит мне крепкая встряска. Конечно, я немного продвинулся вперед. Вот уже удостоился приглашения на общий сбор этой ватаги. Вернее — напросился. Глядишь, завтра узнаю, что-нибудь полезное. Может, какой-нибудь просвет появится. Хотя бы чуть больше стану понимать этих огольцов. А это не так уж и мало. Вряд ли кто-нибудь из родителей, сестер и братьев, не говоря уже об учителях, и разных там пионерских и комсомольских деятелей понимает их хотя бы наполовину. Хотя я бы сам с удовольствием обменял бы свое нынешнее знание на их полное незнание. И мне бы куда легче жилось. Да вот только от этого знания может спасти лишь амнезия, либо — деменция.

Весь учебный день прошел в ожидании общего сбора нагуалей, на который я был приглашен. Казалось бы, чего особенного? Мои же пацаны, которых я знаю, как облупленных… хотя, если по правде, — почти не знаю, соберутся потолковать о своих делах. И среди них буду я. Пойму ли, о чем они будут говорить или нгуали мне снисходительно расшифруют свои ребусы? Ладно. Там будет видно. Не стоит пока об этом думать. И без того хватает хлопот.

Следующая неделя, например, обещает быть насыщенной. Между первым и девятым мая в городе должна будет пройти долгожданная спартакиада, поэтому я решил во время уроков сосредоточиться на наших школьных спортсменах. Остальным школярам велел под ногами не путаться, чему они были только рады. Едва прозвенел последний на сегодня звонок, моих пацанов как ветром сдуло. Понятно, покатили в Заречье всем кагалом. Я решил заскочить по дороге в «Гастроном».

Парни же после уроков голодные. Накупил разной вкуснятины, радуясь, что могу для них сделать хоть что-то. Далеко не все из моих ребят каждый день лопают деликатесы. Набив багажник пакетами с жратвой и напитками, ровно к пяти вечера я приткнулся возле забора дома Борисовых. Меня ждали. Выскочили встречать. Я велел разгружать съестные припасы и тащить в дом.

В доме оказалось тесно. Все-таки три десятка человек это многовато. Брательник на правах хозяина растопил печку. Поставил на плиту большую кастрюлю для чая. Чайника на всю ораву бы не хватило. Остальные ему помогали. И вообще я заметил, что у них тут все давно налажено. Видать, как только Борисовы переехали в кооперативную квартиру, дом Володька превратил в штаб нагуалей. Ну и правильно. Не на улице же им все время тусоваться. Да и дом под присмотром. Молодцы, что и говорить.

Привезенные мною яства они быстренько разложили по тарелкам, нарезали хлеб, сыр и колбаску. Разлили по стаканам газировку. Брательник заварил чаю. В общем — начался пир горой. Я тоже к нему присоединился, так как не успел в школе пообедать — Царева затеяла совещание на большой перемене. Так что от остальной компании отличался только ростом и возрастом. За столом серьезных разговоров не вели. Болтали о фильмах, книжках, рассказывали детские анекдоты. Наконец, животы были набиты, посуда убрана и помыта. Судя по напряжению, расстворенному в воздухе вот-вот должно было начаться главное.

— Сегодня у нас присутствует Александр Сергеевич, — заговорил Перфильев-младший, который, как я уже начал догадываться, у них за вожака, пока по крайней мере. — Предлагаю сделать его постоянным участником наших сборов. Голосуем — кто «за»?

Я с любопытством оглядел своих учеников, сгрудившихся у стола. Руку подняли все.

— Вижу — что единогласно, — подытожил Севка и обратился ко мне. — Александр Сергеевич, у нас есть традиция, каждому новичку мы задаем вопросы. Что именно спросить — каждый решает сам. Заранее мы вопросы не планируем. Если вопрос вам покажется слишком нахальным, вы можете на него не отвечать.

— Ничего, я постараюсь выдержать, — ответил я.

— Тогда — поехали! — скомандовал он. — Ну, кто первый?

В комнате повисло молчание. Вряд ли огольцы стеснялись. Скорее — обдумывали вопросы. Наконец, подал голос брательник:

— Сан Сеич, а почему взрослые так часто врут?

Нихренасе вопросец! Если это только начало, что дальше-то будет? Я понимал, что отвечать надо максимально честно. Ведь дело-то не в традиции. Меня явно проверяли. Испытывали на психологическую устойчивость, а может и выясняли насколько я востёр умишком? Ладно, давайте посоревнуемся.

— Я считаю, что взрослые врут по тем же причинам, что и дети, — заговорил я. — Либо ради выгоды, либо для того, чтобы скрыть правду, либо для самоутверждения.

Володька кивнул. Непонятно, устроил ли его мой ответ, но он его принял.

— Ядерная война будет? — спросил Могильников.

О, на этот вопрос у меня был совершенно точный ответ.

— В ближайшие пятьдесят лет точно — нет!

Рано я радовался, потому что тут же последовал вопрос от Константинова:

— А — почему?

Ответить на этот вопрос честно я не мог. Ведь правда заключалась в том, что власти США обманут советского лидера, подтолкнув его к неравномерному разоружению. СССР развалится и необходимость в ядерной войне на какое-то время попросту отпадет.

— Причина все та же. Применение ядерного оружия не принесет победу ни одной из сторон, а вот гибель грозит всем.

Базиль кивнул. Я понял, что выкрутился.

— Сможет ли человечество выжить? — спросил Макаров.

— Как-то до сих пор выживало. Не вижу причин почему ему не делать этого дальше.

— А когда построят коммунизм? — спросил Абрикосов.

— Когда люди перестанут тянуть одеяло на себя.

Кажется, я вошел в раж. Ну давайте, задавайте!

— Почему люди пьют водку и курят?

— Начинается в детстве с подражания взрослым, сами знаете, а потом входит в привычку. Людей привлекает иллюзия свободы, смелости, раскованности — всего того, чего им не хватает в повседневной жизни. А потом наступает похмелье и жизнь кажется еще хуже, и чтобы вернуться к прежнему состоянию, они снова и снова травят себя всякой гадостью, покуда организм полностью не развалится.

— Александр Сергеевич, — заговорил Фирсов. — А на что вы готовы пойти ради нас?