Это не наша война (СИ)

Глава 7

Про ранение он уже забыл. Он находился в том агрессивно-деловом, сосредоточенном состоянии, когда бой с превосходящими силами становится желателен, насколько вообще может быть желанно самоубийство. Он видел только противника, опасного и жестокого, который в случае проигрыша не просто отругает и укоризненно покачает головой, а бесцеремонно расчленит и освежует жертву (особенно популярно было поедание некоторых частей тела отважных воинов — так что к РоГичи, доблестному капитану, уже скорее всего присматривались потенциальные ценители его искусства выживать, так сказать, в гастрономических целях), а после покачает головой, комментируя жёсткое мясо (ведь хороший воин должен быть жилистым и, в принципе, не съедобным). Но о вкусах, как говорится, не спорят, в чужой монастырь со своим уставом, то бишь, меню не ходят, а Ройчи не собирался дискутировать на кулинарные темы — в гробу он видел этих уруков, в самом тёмном месте драконовой задницы, страдающей запором. Пусть это и не их война и правильно было бы обойти стороной это «развлечение», но… Но обстоятельства, желание, так сказать, развеяться, помахать мечом плюс хорошая возможность уменьшить поголовье тёмных, которым не симпатезировали товарищи по лагерю, и он сам.

— Рохля, покажи им коготь дракона и объясни, что они скоро будут с ним делать! — весело воскликнул человек, обращаясь к троллю.

Немногословный тролль осклабился и бросил на землю увесистую дубину.

— А мама говорит, что так делать некрасиво, жрать охота.

По виду Рохли не скажешь, что он намерен прислушиваться в данной ситуации к мнению Худука, которого, кстати, не видно, и он не может повлиять на ситуацию.

А человека это всё забавляет.

— Да ты что! А что ещё не рекомендует мама?

— Ну, — потупился Рохля, — много чего-о. Я всё и не по-о-омню, жрать охота.

— Ну, ещё что-нибудь, — настаивал Ройчи с интересом.

— Громко сморкаться, чесаться, — стал перечислять тролль, загибая пальцы, копируя Худука, — пукать, перебивать взрослых, ковыряться в носу, драться…

— Всё-всё-всё! — поднял руки, сдаваясь, человек, едва сдерживаясь от смеха, повернулся к гному. — Да гоблин его готовит к высшему обществу! Мы-то птицы иного полёта. Что же ты сейчас собираешься делать? — к Рохле.

— Показывать коготь дракона и драться, — ответил даже вроде удивлённый недогадливостью человека. — И пояснил: — Мамы-то нет рядом… И это. Как его, жрать охота, — простодушно завершил, — вы-ы-сшего обчества-а нет.

Ройчи и Ностромо заржали. Может и не очень красиво было отметать таким образом воспитательные потуги гоблина, но уж очень забавно всё это выглядело.

Гном отметил бледность Ройчи и капельки пота, выступившие на лбу. Выходило, что человек не совсем в форме. Но так будет продолжаться недолго. Он покачал головой: единственный выход — ускорить нападение, ибо убрать раненного товарища не представлялось возможным: добровольно он не устранится. Да и им с Рохлей не с руки терять… не самый последний меч Веринии.

Ностромо вздохнул и опять покачал головой, на этот раз восхищаясь сообразительностью человека и… безкомплексностью тролля. Пока Рохля, сняв штаны, демонстрировал урукам своё немалое хозяйство, а жестами показывал, как он ими распорядится, гном повернулся к опёршемуся на меч, стоящему с застывшей улыбкой Ройчи.

— Рой, я хочу пойти на острие.

Это было произнесенно со всей твёрдостью и уверенностью, на которые был сейчас способен гном.

Человек устало усмехнулся.

— Ты рано меня списываешь, — повернул голову на возмущённое гиканье тёмных, очень правильно отреагировавших на его режиссуру — позабыв о гвардейцах, они бешенно нахлёстывали ягиров, направляясь к троице, застывшей у леса. — Поработаешь на добивании. И потом, ты же знаешь, мне легче работать, когда спина прикрыта, — вздохнул, набирая полную грудь, резко выдохнул. — Пошли.

— Ты же не будешь делать глупостей? — спросил Ностромо многозначительно, поведя подбородком в сторону меча.

Ройчи, не задумываясь, ответил:

— Нет. — И серьёзно добавил. — Не тот повод.

Гном смотрел, как человек идёт вперёд, навстречу тёмным и думал, что хоть и рад был слышать подобный ответ от мужчины, хоть и добавил он ему уверенности, но природный скептицизм порой подло нашёптывал: а вдруг когда-нибудь ошибётся двужильный человек?

Впрочем, он легко справлялся с подобными настроениями, отправляя их дракону — это всего лишь дело практики и опыта. Когда ты уже при такой специальности дожил до определённого возраста, это говорит о том, что достаточно знаком со смертью, и пусть специально не зовёшь её в гости, то сомнения по поводу её соседства — всего лишь дань традиции.

Ройчи продвинулся вперёд шагов на десять и спокойно замер с подвязанной к корпусу правой рукой и левой, опущенной с мечом остриём вниз. На его губах блуждала лёгкая усмешка, глаза азартно и нагло блестели.

Уруки стремительно приближались. Они не рассыпались широким фронтом, то бишь, не перестроились в свою обычную атакующую волну, потому что каждый норовил первым добраться до наглых существ, и те, кто раньше свернул с круга вокруг клёна и обречённых людей, тому и быть в начале очереди. Только пятёрка то ли раненых, то ли более благоразумных осталась на месте.

Тёмные кричали вызов, подгоняемые ягиры ревели — этакий накатывающий вал. И вот первый вылетел на человека.

Мужчина из расслабленного состояния мгновенно перетёк в защитную позицию и будто выстрелил, как распрямляющаяся пружина. Скупым ртутным движением ушёл вправо, пригибаясь. Подрезанный ягир завизжал. И завертелась карусель.

Ройчи поднырнул под ятаган следующего, из неудобного положения слева вправо полоснул по боку животного, зацепил бедро наездника.

Упал, перекатился. Острая боль стрельнула в плече, он замешкался, когтистая лапа чиркнула по боку, вогнав в тело звенья кольчуги. Следующая, добивающая лапа окрасилась в красное и, дёрнувшись, ушла в сторону, не завершив движение на голове несносной колющейся букашки.

Ройчи катался по земле, уворачиваясь от топчущихся, брыкающихся ягиров, накалывая, рубя и подрезая всё, что попадалось на пути.

Стремительное движение колонны ягиров застопорилось, часть наездников влетела в сбитых, остановленных соплеменников. Несколько задних успели вовремя свернуть в сторону и теперь объезжали беснующиеся тела. Разъярённые ягиры от боли и паники вышли из-под контроля, некоторые сцепились в яростных поединках, не щадя и своих хозяев.

Человек почувствовал, что ещё чуть-чуть, и у него не хватит сил и внимания контролировать ситуацию — вот-вот случайное движение обезумевших врагов добьёт его, и он заполз под всё ещё подёргивающуюся тушу умирающего ягира. Он чувствовал, как грудь его печёт огнём. Хаос там, условно наверху, продолжался.

Гном и тролль, застывшие наизготовку, вначале, несколько ударов сердца не принимали участия в свалке. Вылетавшие уруки и подраненные ягиры, кроме одного, словно ошпаренного, умчавшегося в сторону, не преодолевали пятишаговую границу.

Ностромо настороженно следил за общей картиной — авось понадобится его вмешательство, Рохля же восхищённо наблюдал за разворачивающимся, раскручивающимся водоворотом из оскаленных рож, клыков, жалобных стонов и воинственных криков — человек дал этому хороший импульс. Сами уруки вряд ли бы ответили на вопрос, с кем они сражаются? А Ройчи будто растворился в этой кутерьме — отследить его местонахождение не представлялось возможным, оставалось только уповать на его ловкость и везучесть.

А потом какой-то шальной урук, ещё не отошедший после падения, вылетел на гнома, и, даже не поняв, что произошло, упал, захлёбываясь кровью. Ещё один, раненный… Ягир пятится задом к Ностромо… Он и не заметил, как сократил растояние до свалки.

И вдруг гном почувствовал, как меч в его руке накаляется. Он в ужасе бросил взгляд вниз и увидел пляшущие язычки синего пламени на кромке оружия, словно загорелась кровь убитых уруков. И инстинктивно отбросил его. Ощущение какого-то первобытного испуга было столь сильно, что гном будто заледенел на месте.

Рохля видел, как его товарищ взялся за работу и уже развлекается. Он очень хотел присоединиться к нему — эти крики, звон оружия, эта драка так сильно его возбуждали, что он не мог устоять на месте, топтался туда — сюда, исторгая из груди басовитые взрыкивания. И уже собирался наплевать на инструкции Худука и человека — в похожих ситуациях прикрывать тыл, и, сломя голову, броситься в бой, как вдруг сама судьба не дала ему нарушить приказ: с его стороны выметнулся целёхонький урук на целёхоньком ягире.

Тролль радостно взмахнул дубиной. Удар был столь силён, что, скользнув по черепу животного, вышиб из седла урука. У самого уха Рохли взвизгнул выпущенный в замахе ятаган.

По плечу прошёл холодок, потом резко пришла боль, здоровяк обернулся. Рядом встал на дыбы следующий ягир, а вставший в полный рост на нём урук целится пикой. Он не успевал ни отпрыгнуть, ни воспользоваться дубиной, поэтому просто ткнул левым кулаком в морду хищника — прямо по носу. Жалобное щенячье повизгивание и резкий рывок назад были столь неожиданны, что не успели отреагировать ни вылетевший из седла урук, ни получивший касательно по безрукавке когтями тролль.

Следующие несколько секунд Рохля забавлялся таким образом: вырубал дубиной всё, что движется, а если не успевал взмахнуть оружием, пинками отправлял противников в общую кучу. При этом ему особое удовольствие доставляло дёргание ягиров за хвост. Животные так обиженно и резко реагировали на это, столь удачно подставляли под кулак морды, что тролль решил этот приёмчик запомнить и испытать потом…на каком-нибудь драконе.

Тут он заметил, как справа, со стороны, которую должен прикрывать гном, появилась невредимая пара. Ягир сбил с ног тролля, добавив на лице парочку свежих царапин, но добить задними лапами не успел. Рохля, выронивший от удара дубину, вцепился в голень левой задней ноги животного. Схватил и сдавил. Освободил правую кисть, перехватил вскинутую в боковом колющем замахе руку урука. Сдавил.

Он уже не очень соображал, что и как делает. Драка перестала быть весёлым развлечением. Было больно, голова заболела, хотя подобное было нечасто, сердце било, будто огромный молот по наковальне, откуда-то из глубины поднималось обжигающее, ослепляющее бешенство. Только одна мысль удерживала на плаву.

Получив по шлему сильный удар — ятаган соскользнув, перебил наплечник, он оттолкнул от себя врагов и, тяжело ступая и маша руками, будто барахтаясь в воде, двинулся по прикидкам вправо, где должен был находится Ностромо.

К великому облегчению он там и был, застыв на коленях, с упавшим на грудь подбородком, в опасной близости от ягиров.

Рохля схватил безучастного гнома левой рукой за шкирку и потащил прочь, правую же оставил свободной. На всякий случай.

Оставив гнома в кустах — сомнительное, конечно, убежище, тролль вернулся к месту сражения. Дубину удалось отыскать довольно быстро. И он занял позицию, чтобы продолжать останавливать и добивать врагов, двигающихся в его направлении, перекрывая хоть таким образом движение к беспомощному товарищу.

Прежде чем общая куча стала успокаиваться, и тёмные понемногу принялись оглядываться по сторонам в попытке понимания, что произошло, организовываться, Рохля успел добить трёх уруков и двух ягиров.

А потом на него навалились двое пеших и один «конный» тёмные, и ему пришлось туго — более подвижные, нежели он, гораздо опытнее, координирующие свои действия, они бы уже закололи его — несколько болезненных и неприятных ранений в дополнение к предыдущим ему уже нанесли, но опасались попасть под тяжёлую дубину, с неизменной периодичностью делавшей круговой оборот.

Рохля истекал кровью, его безграничная сила, казалось, истекала в землю, он ревел от обиды, что бросили одного здесь, жрать охота. Не видно ни мамы, никого из друзей — где они?! Может уже и нет в живых. А кушать действительно очень хотелось. Откуда-то из тёмных глубин его существа приходило желание, пока только в качестве несильного, но противного зуда — припасть к вскрытой шее ягира и пить затяжными, тягучими глотками красную, пряную кровь врага…

Как-то в одночасье всё изменилось. Ещё какое-то время тролль, практически сослепу — полуприкрытые от напряжения и усталости глаза были залиты потом и кровью, махал дубиной. Но, не услышав горловых выдохов мечущихся вокруг него уруков, подумал, что это очередная хитрость подлых тёмных. То, что он тоже относится к этому цветовому лагерю, Рохлю не смутило: для него к «светлым» относились: мама, друзья и те, кто кормил его и был с ним добр (в основном «мелкие» разумные пугались его, а в таком состоянии сложно быть приятным), остальные же, в том числе основная масса людей, тех же эльфов и гномов без всяких там «а если» и «а может» бесспорно записывались в ряды «тёмных», то бишь, злых существ, не достойных никакого доверия. И то правда — при встрече они так и норовили сделать ему какую-то гадость.

Тролль всё-таки остановился, тяжело дыша, протёр глаза и с изумлением наблюдал поспешное и какое-то паническое бегство врага. Да и то, «ноги» уносило от силы трое на ягирах, уже скрывающихся в пыли на тракте, и четвёрка пеших, рванувших было за ними к дороге. Но вылетевшая из леса стрела сократила их количество до троих. Тогда они резко поменяли направление и помчались к лесу. Правда, до спасительной чащи добралось уже двое.

Рохля в изнеможении сел — закружилась голова. Невдалеке он заметил мёртвого урука и, кривясь от бьющих в голове молотков и какой-то полусонной апатии, подивился и даже немного позавидовал мощи удара некоего силача, разворотившего грудную клетку врага чем-то тяжёлым.

Вдоль кромки кустов бежала невысокая знакомая фигура мамы. Подлетевший Худук выглядел не очень, осунувшимся и бледно-бледно-зелёным, что, будь он человеком, его нарекли ходячим трупом. Приблизившись, гоблин коснулся лба тролля, заглянул в глаза, хлопнул по плечу: «Молодец», торопливо прошаркал в сторону почти утихомирившейся свалки.

Рохля даже обиделся: он так старался, сражался, а ему всего лишь: «Молодец»… Но тут же устыдился этой мысли (хотя, в принципе, это не было характерно для троллей: и мысль, и стыд). Проследив за удаляющейся фигурой мамы, он понял, куда торопился тот — искать человека. Закряхтев, здоровяк встал и пошлёпал в ту же сторону — помогать.

Сзади зашелестели кусты, Рохля обернулся и настороженно сжал кулаки — дубину он бросил там, где сидел. Но волноваться не стоило — это появился гном, тоже помятый, без шлема — торчащие в стороны вихры, но с ножом в руке. Передвигался он как-то странно, на полусогнутых ногах да смотрел исподлобья, то есть очень недовольно.

— Что это было? — просипел он. — Какого дракона…

Дальше тролль слушать не стал. Во-первых, с гномом всё ясно и нарываться на словоизлияния — себе дороже, во-вторых, всё, что связано с «драконом», не для детских ушей.

Худук деловито сновал между наваленных тел, ворочал некоторые, некоторые утихомиривал дополнительным ударом, но всем без исключения перерезал глотки.

— Эй, здоровячёк, помоги, — обратился он к подошедшему с дубиной Рохле (всё-таки вернулся за оружием — мало ли, да и чувствуешь себя уверенней), уже не на шутку волнуясь и от этого нервно пританцовывая на месте.

«Переживает», — вынес вердикт тролль и тоже пошёл через место сражения, внимательно разглядывая изобилующие кровью эпизоды. А переживать было с чего — Худук шёл на третий заход.

— Ну что там, нашли? — крикнул сзади гном, закашлялся и разразился очередной негромкой ругательной руладой — что ему совершенно не шло, не взирая на его состояние, да и чем он, конечно, никогда не злоупотреблял в повседневной жизни.

Рохля оказался глазастей, увидев сапожок из мягкой кожи с набойками сбоку. Цвет, естественно, подкачал, но вот размер был точно не уруковский. И точно не ягира. Но вместо того, чтобы приподнять мёртвого хищника, основательно привалившего хозяина сапога, он потянул за оный. Благо обувь легко сошла с ноги, потому что тролль мог и колено выдернуть из сустава — силы-то хватает.

— Что ты делаешь, чучело безмозглое?! — Худук так заорал, что Рохля вздрогнул и отступил в сторону, виновато посмотрел на человеческую обувь в руке. — Хочешь оставить его без ноги?! — продолжал яриться Худук и, упав на колени, ощупал то место, куда уходила нога. — Да он же тебя костылями со свету сживёт… Если жив, конечно… А я помогу… — задрал голову вверх. — Помогай, чего стоишь!

— А как?

— Убери эту дохлятину, — ткнул пальцем в ягира, который, кстати, мёртвым выглядел менее кровожадным, чем при жизни. — Только аккуратнее… — гоблин приподнялся и стал руководить. — За эту лапу… так, молодец… теперь здесь за шкуру… не удержишь?.. за хвост тогда — чай не укусит уже, драконье семя… Не урони на меня…

— Вот это да… — раздался за спинами застывших гоблина и тролля скрипучий голос гнома. — Будто дракон срыгнул.

Худук вздрогнул, не отводя взгляда от открывшейся картины, бросил:

— А ты откуда знаешь?.. Только что оттуда?..

— Эт точно, — согласился гном, даже и не думая спорить. Впрочем, как и улыбаться. Замер рядом с товарищами, будто истукан.

Вид неподвижного человека был как минимум плачевный. Будто укрытый красно-бурой плёнкой распятый трафарет в слипшихся грязных лохмотьях то ли остатках одежды, то ли шерсти, то ли земли. Сито плаща представляло собой некую маскировочную сеть для тёмного времени суток (не от комаров). Тоже касалось и прочей одежды и амуниции — будто всё не на своём месте. Зато нож в руке — не вырвешь. Пока, правда, никто не проверял. Потому как это было достаточно опасно — Ройчи относился к той небольшой категории людей, которые и в своей смерти могли нанести врагу урон. А смерть, как известно, работает не по словесным портретам — заберёт с собой, не разбираясь, свой это или чужой — ей, как и дракону, чихать огнём на такие мелочи.

— А он дышит, — пробасил Рохля.

— А вы уже и расстроились… — тихо-тихо, на грани слышимости шевельнулись, еле изломались губы, остальное, правда, продолжало оставаться недвижным.

Худук покрутил головой.

— Слышь, Нос, мне показалось или… — почему-то шёпотом уточнил он у гнома.

— Не пойму я тоже, — также тихо ответил тот и добавил оправдательно: — Кажется уруки мне изрядно вломили, — признался он.

Видимо, его продолжали тревожить последствия странного обморока.

— Эй, придурки, вы долго будете выделываться и обсасывать своего дракона?! — повернулась страшная бордовая физиономия и приоткрыла один глаз — на другой половине лица было пока нечто невразумительное. — Меня кто-нибудь собирается возвращать к жизни?

Гоблин и гном с дружным «ох!» синхронно хлопнули себя по коленям.

— Рыжий, бери больного и неси… — гном оглянулся вокруг и вытянул руку на заросшую травой небольшую полянку поближе к лесу, — … туда.

Ройчи бледнел и скрипел на руках тролля, но молчал. Трогательная это была картина: раненный человек, выносимый огромным троллем с поля боя. Ничего, что ноша была, словно лишённая кукловода поникшая, тряпичная кукла. Зато рыжий верзила был столь осторожен и деликатен при транспортировке, что своими здоровенными, но сейчас мягкими ручищами не повредил бы и пёрышко.

И ещё, пожалуй, никто на Веринии не видел подобной картины!

Худук своими подвижными пальцами начал распутывать ремни, развязывать — разрывать — разрезать рубаху и бороться с остатками одежды Ройчи.

— Нос, Рох, — обратился он к внимательно наблюдающим за его манипуляциями, — вам что, делать нечего? — спросил через плечо.

Гном пожал плечами (будто гоблин мог его видеть) — мол, так устал, что от любого движения развалится. Тролль повторил его движение. Так, за компанию.

Худук встал.

— Поищите лошадей с нашей поклажей. Рохля, — повернулся к троллю, — бегом неси из повозки мою сумку… — видя непонимание на лице рыжего, уточнил. — Ну, ту, с мазями, травами, баночками. Кстати, Кыша и Мыша ты успел отпустить? — уточнил строго.

— Ну да, жрать охота.

— Ностромо, понял, что надо сделать, червяк земляной?

— Чего ты раскомандовался? — скривился гном, потягиваясь.

— Сейчас будешь дождевым, — предупредил гоблин. — Будешь выделываться, как эльфийка после первой брачной ночи, оставлю лечить Ройчи, а сам займусь телегой и драконьим хвостом, — пронзительно уставился своими чёрными глазищами так, что гном торопливо подскочили отрицательно замахал руками. — Быстрее, быстрее! То-то же, это тебе не золото, гуляючи добывать в норах, — бурчал гоблин вслед удаляющимся друзьям. — Эй! — окрикнул вдогонку. — Оружие возьмите, а то шастают тут четырёхногие урукские твари. — Увидел, как Ностромо согласно кивнул, отвернулся. — Ну что, Ройчи, как себя чувствуешь?

Мелькнувшее сочувствие в его голосе было совсем не характерно тёмным. Показалось, наверное.

— Паршиво, — человек вяло улыбнулся. — Но жить буду. — Задумчиво посмотрел в небо. — Бывало и похуже, — посмотрел на гоблина. — Заштопай меня, Худ, — снова улыбнулся. — Знаю, тебе нравится ковыряться во мне иголкой…

— А то, — подтвердил серьёзно тот. — Это уж как водится. Как дракон прописал, — криво ухмыльнулся. — Сам ведь знаешь, как любят тёмные остреньким обихаживать светлых и людей. Моя б воля, поменял местами вам задницу и голову — оно так у вас вернее бы было…

— Ой, прекрати! — взмолился человек, закашлялся, пытаясь сдержать смех. — Добьёшь меня своими грубыми шуточками.

— …бьёшь, например, ногой по яйцам, — не унимался Худук, — а выбиваешь зубы. Не так больно, и красота приходит в порядок, — не улыбаясь, задумчиво посмотрел на корчащегося человека. — Ладно. Увидел я, где у тебя болит, так что готовься, теперь буду щупать.

Человек тяжело вздохнул.

— Ещё одна просьба, Худ, — тот, дуя в руки, посмотрел на него, кивнул согласно, не прекращая своего занятия. — Поаккуратней заштопай — чтоб с девушками у меня было того… всё нормально… По-человечески прошу!

— По-человечески! — перекривлял его гоблин. — Ты меня ещё по-эльфийски попроси, так я тебе устрою тройной кармашек для… червяка — по маленькой будешь ходить зараннее, чтобы вовремя инструмент отыскать, не то, что с женщинами знаться. Ты каждый раз меня об этом просишь, — пробурчал гоблин, согревая ладони одна об другую.

— Пообещай! — настаивал тот.

— Я тебя когда-то подводил? — рассердился Худук.

— Да нет… вроде.

— Я те дам — вроде!

— Ну да, всё правильно — на гоблинок же не тянет…

— Всё, заткнись, сопля драконья! — рассердился гоблин, вытянул правую руку над раненым, и человек, вздохнув, откинул назад голову, закрыл глаза.

Гном шёл и размышлял, почему им так не везёт: вечно судьба преподносит им разные сюрпризы, подобные тому, что произошло вчера и сегодня. С неизменной периодичностью их фигуры притягивают неприятности, связанные с телесными повреждениями разной тяжести. Благо, они пока выкручивались без существенных потерь.

Что же тому виной? Вызывающее поведение? Есть в этом правда — капризный зловредный гоблин в большинстве трактирных и уличных драк — зачинщик либо источник оных. Да, тролль частенько привлекает внимание — не в пользу спрашивающей стороны. Впрочем, и остальные трое, особенно подвыпив, были не прочь побуянить. Но как же без этого? Жизнь-то так многообразна: приятно дать в морду — приятно получить.

Но это всё так, локальные стычки, доходящие максимум до поножовщины. А ведь есть истории, замешанные на серьёзных чувствах, ситуациях с лицами королевских — и подобных им — кровей, и прочими атрибутами, повышающими смертность игроков.

При чём здесь они?! — гном в сердцах сплюнул. Они, по сути, такие себе милашки, что впору картину писать: пример аскетизма, добродетели и здравомыслия. У ребёнка конфетку не отнимут, предел мечтания домохозяек — спокойные, рассудительные, покладистые, ну поворчат при случае ради проформы, зато сытые и при мягкой постели на сеновале хоть к ране прикладывай — вылечат. Ну, рожи занятные, привлекающие внимание. Так пусть каждый посмотрит в зеркало и будет честным перед собой: ночью в тёмном переулке сохранит ли его анфас привлекательность и добросердечность?..

Вот ради этого они и едут в некую относительную глухомань. Чтоб отстали праздные зеваки, гуляки — и прочие дармоеды, графья и князья, от полноты собственной значимости сующие свои хвалёные аристократические жала туда, где им не рады.

Подобные гневно-иронические мысли толклись в голове у гнома, распихивая по полочкам и кладовым туман и прочие разности, поселившиеся там после пробуждения. Или до отключения?

Ностромо чётко давал себе ответ — это последствия магического воздействия, и всё его кряхтение и страдания всего лишь от головной боли, а не от серьёзных ранений. В этом смысле, в отличие от Ройчи, прущего на рожон, он отделался лёгким испугом…

Вопрос: куда делся шаман? Можно сказать, лёгкий, статистический — раз они живы, то проклятому колдуну как минимум плохо и не до них. Второй: где Листочек? Это в принципе понятно: в лесу — в родной стихии, скорее всего пресследует уруков. И самый главный: что им после всей этой кутерьмы делать, как быть? Ибо влезли они, судя по всему, не в рядовую драку, тут попахивает большой политикой и старой, но совершенно не доброй интригой как минимум на уровне королевства. И им, как два пальца дракону в пасть, не дадут спокойно слинять, раствориться в тумане ничегонезнания и ничегоневиденья. Хоть они — попрошу не забывать — попали во всё это совершенно случайно!

Кыш и Мыш отыскались быстро — умные кони, не взирая на шум и гам, наличие агрессивных, полупьяных от собственной кровожадности четвероногих соседей, преспокойно жевали травку в соседнем подлеске, пережидая очередные напасти, случившиеся с их хозяевами. С третьего свиста они молчаливо — на всякий случай (до чего же умные животные! — в который раз восхитился гном) неспешной рысцой примчались к брошенной повозке. Парочка ягиров, устроившихся под кустами чуть левее, удивлённо проводила взглядами потенциальных жертв — но так, вяло — сытым хищникам лень было даже рычать.

Тролль умчался обратно к Худуку с его лечебной торбой, а Ностромо взялся за обтирание коней, запряг, поблагодарил их за верную службу кусочками сахара, неизменно находившимися в отдельном закрытом кармашке. Отправился искать конфискованное военными их имущество: оружие, а также предметы, квалифицированные, как подозрительные с точки зрения среднестатистичекого обывателя — в основном, конечно, принадлежности гоблина сомнительного происхождения: черепки, хвосты, какое-то разноцветное вонючее дерьмо (в данной ситуации гном предпочитал причислить себя к той вышеназванной категории людей, дабы не давать повода думать плохо о гоблине).

Первая мёртвая лошадь с их вещами лежала совсем недалеко от телеги. Вторую пришлось поискать, и вид её после зубов ягира был ужасен — гном с неодобрением посмотрел в сторону преспокойно разлёгшихся хищников. Параллельно попадалось много интересных и полезных с точки зрения их будущей мирной жизни вещей, как то: оружие и ещё раз оружие, которое всегда имело спрос, а также легко превращалось в сельскохозяйственные орудия. Попадались и хорошие доспехи, почти не пострадавшие, и кошельки, как со стороны тёмных, так и гвардейцев с вышитой чайкой на боку — королевским символом Агробара, плюс собирал стрелы, либо вырезал наконечники эльфовых, которые попадались на глаза. Также набрёл на увесистые баулы, опять же со знаком чайки — то ли вещи РоПеруши, то ли собственность отряда (гном прощупал немаленький плотный мешочек с характерным и радующим слух позвякиванием) — туда Ностромо решил не сунуть нос — чревато. Всё интересное и полезное он сбрасывал в повозку — потом разберутся: агробарцы отделят своё, а остальное… В хозяйстве всё пригодится. Ещё удалось приманить несколько испуганных уцелевших лошпдей.

За этим занятием его и застал Листочек. Эльф был мрачен. Впрочем, в последнее время он частенько был такой, когда дело касалось пускания крови. В голове у него сломался предохранитель, отвечающий за равнодушное отношение к смертоубийству. Ну, это, как выразился Худук — кстати, предлагавший свои услуги психоаналитика — излечимо, достаточно повисеть на дыбе и почувствовать запах подгоревших собственных пяток, а если ещё удалить абсолютно лишние, через одного, зубы, сделать количество пальцев чётное, причём не только на руках и ногах, и выдавить всего лишь один глаз, как отношение ко всему живому и разумному поменяется кардинально. В оптимистичную сторону.

Но на всякий случай Ностромо всё-таки спросил:

— Что-то случилось?

— Да нет, — эльф наклонился, поднимая тяжёлый урукский шлем, взвесил в руке, хмыкнул и забросил в повозку, — всё нормально. Ушли только троица на ягирах. И то, один со стрелой в спине — выживет ли. Остальные мертвы, — эльф помолчал. — С той стороны, — кивнул на поваленные деревья, был секрет из двоих уруков… — потемнел лицом, — и мёртвая пожилая крестьянка… с коровой.

Он стал помогать гному. Правда, сама идея хозяйствования ему была неинтересна. Но понять необходимость тащить те или иные вещи он мог. Всё-таки занятие какое-то — всё не убивать.

Листочек внезапно встрепенулся, услышав подозрительный звук. Это утробно зевнул один из ягиров, перевернулся на другой бок. В мгновение ока эльф схватил лук, и пару ударов сердца спустя хищники получили по стреле: один в шею, второй — в глаз.

— А то будут потом терроризировать близлежащие сёла, — будто оправдываясь, проронил он, доставая нож и направляясь в сторону корчащихся животных.

Гном вздохнул и продолжил то ли мародёрствовать, то ли собирать законную добычу. С какой стороны посмотреть. Пожалуй, помимо того, чтобы отдать им их личные вещи, стоит показать собранное агробарцам. Вряд ли они будут вырывать что-либо из рук своих спасителей. А будут — придётся поговорить… серьёзно. Если, конечно, ещё кто-то из этих невезучих гвардейцев на ногах.

Ностромо задумался: если у них не будет живого свидетеля лояльности к короне Беруши, то у них могут появиться большие неприятности. Первый же патруль, любое воинское подразделение либо лица, облечённые властью, при осмотре, естественно, обнаружат залежи оружия в многозначительных пятнах крови и различные фрагменты амуниции… королевских гвардейцев и… уруков… Круто! Умирать они (сам гном и компания) будут долго и мучительно.

Поэтому, когда эльф вернулся и резко бросил: «Надо поторопиться, — прищурился вдоль дороги. — Могут нагрянуть гости», гном был не прочь последовать предложению.

Картина, открывшаяся за поворотом, говорила о том, что они что-то пропустили. Худук, красный от злости (вполне нормальное, нужно сказать, его состояние) — если можно так назвать светло-зеленокожего гоблина, налившегося дурной кровью, стоял, уперев руки в бока, набычившись. В шаге от него сзади возвышалась тяжёлая артилерия в виде тролля. Правда, огромная фигура Рохли не несла никакой агрессии, скорее… любопытство. Да-да, рыжий здоровяк с интересом прислушивался к ругательствам, используемым конфликтующими сторонами в качестве цементирующей основы своих словесных аргументов.

— Ещё раз говорю, мы не нанимались чистить эти конюшни…

— Подбирай слова, тёмный, — вскипел РоГичи — а это был он, бравый капитан, — когда говоришь о королевских солдатах, павших смертью храбрых…

— Вот-вот! — не собирался уступать инициативу гоблин. — Вам бы геройски зубы дракона чистить. Заодно и желудок с кишечником…

— Ма-а-алчать!!!

Рохля довольно поцокал языком. Худук, от неожиданности отпрянувший и решивший, что его могут обвинить в трусости, нахохлился более прежнего и сделал два шага вперёд. Солдат, подошедший к странной компании вместе с капитаном, невольно бросил руку на рукоятку меча.

Ясно было, что РоГичи вследствие опыта, должности и особенностей характера и темперамента был человеком достаточно терпеливым. Что ж поделать, если день у него сегодня не задался (и то, можно сказать ему повезло в отличие от большинства подчинённых), и броня терпения истощилась, когда он носился вокруг клёна и терял своих воинов одного за другим.

— Зарубаю! — ещё раз брызнул слюной багровый РоГичи.

В его глазах мелькнули опасные огоньки. Видно было, что с жизнью он распрощался чуть раньше, а вот как проститься со смертью — забыл. Терять ему было нечего. Ну, естественно, кроме вот этого, стоящего сзади солдата и ещё одного раненого под клёном. Или был ещё кто-то?

— Успокойтесь, — раздался тихий голос.

Человек всё это время совершенно безучастно сидел чуть в сторонке, прислонившись к боку мёртвого ягира и расслабленно смотрел куда-то в сторону леса. Обнажённый по пояс, забинтованный, с привязанной к боку правой рукой, он выглядел колоритно. Впрочем, данная характеристика относилась, пожалуй, ко всем участникам сцены.

— Мы поможем законной власти Агробара, — он повернул голову и уставился холодным взглядом на капитана. Поморщился, увидев, что тот как-то ошеломлённо впился глазами в татуировку на левой стороне груди. — Немного.

РоГичи вопросительно поднял голову.

— Снесём павших гвардейцев в одно место, Рохля и Ностромо вам помогут, — кивнул на здоровяка и гнома, держащего под уздцы флегматично жующего Кыша.

— Но… — тот растерянно указал на повозку с торчащими над бортами железками.

Ройчи понимающе кивнул, задумался.

— Разгружайте, — твёрдо сказал он. — Такое количество вещей повлияет на нашу мобильность, — внимательно посмотрел на гнома, тот вздохнул и согласно кивнул. — К тому же нам как-то нужно будет разместить раненых. — Капитан вопросительно заломил бровь. — Если есть хоть один шанс из десяти, что светлый маркиз будет жить… — человек кашлянул и поморщился, пошевелив раненым плечом, — мы его возьмём, — твёрдо закончил. — Определять этот шанс будет гоблин.

— Но… — гнев, изумление, растерянность — всё это промелькнуло на лице капитана, вылившись в отвалившуюся челюсть.

— Никаких споров, — Ройчи тихонько, но непреклонно качнул головой из стороны в сторону. — Только Худук способен оценить наличие либо отсутствие жизненных сил. Мало того, благодаря особой чувствительности, — человек сделал многозначительный акцент на слове «особой», — он может значительно увеличить шансы маркиза… — Ройчи устало опустил голову, вздохнул. — Нос, — посмотрел на гнома, — вы сейчас с Рохлей проведёте Худука и светлого капитана к… раненому РоПеруши, — РоГичи гневно сверкнул глазами, а Ройчи невозмутимо продолжил, — а после, с помощью гвардейцев свезёте павших, допустим, под клён, после чего в подлеске нарубите веток и прикроете их, — поднял руку, останавливая возмущённую тираду капитана. — Согласен, это всё символично, но у нас нет времени на достойное погребение. Велика вероятность того, что недалеко могут прятаться крупные силы уруков. Тем более, — он поднял глаза на эльфа, — я так понял, что всадники ушли? — Листочек согласно кивнул. — Времени у нас ничтожно мало, быстро делайте своё дело, и будем уходить. — Поднял голову на застывшего мрачно РоГичи. — Дойдём до ближайшего поселения, и вы отправите людей, чтобы они сделали всё, как надо. И мы расстанемся. Без претензий. Надеюсь. Всё, идите.

Худук, прежде, чем идти, бросил злобный взгляд на удаляющегося капитана, шедшего с прямой спиной, будто кол проглотил, и бросил человеку:

— Не скажу, что мне это нравится, погладь меня дракон против шерсти… Но тебе, надеюсь, виднее.

Человек молча прикрыл глаза. То ли устало, то ли согласно. Когда он снова их открыл, гоблин склонялся над кем-то — отсюда не видно. Но вариантов было не очень много.