Это не наша война (СИ)

Глава 1

— Странная штука — жизнь, разорви меня дракон, — разглагольствовала куча тряпья с торчащим внушительным носом; волосатый овал, соседствовавший с источником звука, недоумённо подрагивал, будто бы дублируя сказанное. — Слышь, кирпичнорожий, ты когда-нибудь раньше мог представить, своим пыльным умишком, отставляя кирку в сторону и царапая задницу о золотую жилу в надежде побороть зуд, что встретишься с самим Худуком? Будешь иметь честь находиться с ним в одной компании?

Сидящий на козлах гном только хмыкнул, поправил съезжавшую набок шапку, когда-то имевшую форму колпака, явно думая о чём-то своём. Рядом с первым овалом появился второй и чутко развернулся в сторону гнома.

— Да-да, разорви меня дракон ещё раз, — с самим! — из тряпичной массы возник указующий перст, намекая на важность данной фразы. Касалось ли это кровожадного дракона или персоны некоего Худука, вряд ли стоило уточнять. Беседа явно велась в одни ворота. — А ты, остроухий, гнома тебе в зубы, что об этом думаешь? — волосатый овал развернулся вглубь фургона. — Молчишь? Ну, молчи-молчи, подушка облезлая. Всё мечтаешь о бабочках и бабушках? Сколько человеческих самок ты поимел и пережил, сколько королевств заселил своими ублюдками…

— Когда уже переполнится ядом твоя гоблинская душонка и усохнет чёрный язык, как осенний лист…

— Ох — ох — ох! Как страшно! Хра-хра-хра, — донеслось довольное похрюкивание, кончик носа — если только можно использовать это слово, ни в коей мере не передающее размеры анфасной части обонятельного органа, пожалуй, даже, вводящее в заблуждение — принялся равномерно раскачиваться, будто маятник. — Осенние листья, нежный ветерок, тёплые звёзды, голые ляжки… Поэт ты наш доморощенный, драконом стукнутый. Пока зарифмуешь, подружка состарится…

Из тряпок возникла патлатая голова, волосатые овалы к которой крепились в местах обитания ушей, а нос, соответственно, носа. Пародийно большие черты лица (в том числе глаза и губы) придавали существу комичный вид. Если бы не мелькавшие в улыбке — совершенно не добродушной — два ряда мелких и остреньких зубов и двух крупных клыков, выходящих за нижнюю губу, это существо смело можно было приписывать детям в качестве живой игрушки. Если у родителей, конечно, крепкие нервы.

— Рохля, а ты спишь?!

— Чего орёшь, жрать охота? — донёсся невнятно-басовитый гул, и в средине фургона заворочалось нечто большое, внушительное, навес жалобно заскрипел и зашатался. — Остановка? Кушать будем, жрать охота?

— Папа твой дракон.

— Че-го?

— Спи-спи, мой маленький. Чем больше спишь, тем меньше жрёшь. Логично?

— Чего, жрать охота?!

— Тьфу ты! — рассердился гоблин — а это был он, глаза недобро сверкнули. — Вон вижу свежескошенное сено. Щас остановимся — пожуёшь.

В фургоне произошло несколько серьёзных манёвров, отчего он опасно накренился на правую сторону. Донёсся недовольный возглас:

— Рохля, прекрати!

— А я чего? Ничего, жрать охота. Только я не коро-о-ва, — пробубнел обиженный голос.

— Ностромо, сворачивай с тракта. Сходим на пи-пи и разомнёмся, — вновь раздался голос пострадавшего от телодвижений Рохли.

— А поесть?

— И поедим, — согласился голос. — К ближайшему постоялому двору ещё ехать и ехать, так что перекусить не помешает.

Гном, не оборачиваясь, кивнул, потянул вожжи, заворачивая игреневого Кыша и гнедого Мыша вправо.

Солнце неспешно пригревало, потихоньку уходя с зенита, теряло силу, но не настойчивость. Воздух был залит многоголосым щебетанием и жужжанием суетливых насекомых. Вообще, в пространстве было разлито ощущение такой всеобщей благодати, что всё: от листочка рябины, самой дальней сосновой иголки и труженицы пчелы до свежеобъявившейся странной компании должны были проникнуться этой гармонией и равноденствием.

А компания была воистину странной. Гном распрягал коней. С его действительно темнокожего лица — будто от продолжительного загара или въевшейся каменной пыли в курчавой светлой бороде не сходила улыбка. Мягкими, уверенными движениями он обхаживал животных, довольно протирал пучком травы лоснящийся круп Мыша — что для его народа было довольно непривычно. Невысокий и широкоплечий, сквозь распахнутую рубаху выглядывали покрытые жёстким волосом пластины груди.

Первым из повозки выпрыгнул человек, худой и жилистый мужчина с распущенными длинными тёмно-русыми с проседью волосами. С хрустом потянулся и поспешно помчался к ближнему лесу.

— Ройчи, поаккуратней там! — крикнул ему вдогонку гном. — Не напугай медведя!

— Я такой невнимательный, что действительно могу не заметить мишку, — со смешком ответил тот. — Спасибо, что напомнил, буду аккуратней, — донеслось из кустов.

Сползший с повозки гоблин был закутан по самые глаза в нечто светло-зелёное (совершенно не по его росту), сделал несколько неуверенных шагов и покрутил носом.

— Ну и холодина, три дохлых эльфа мне на ужин, — пробурчал он и, волоча за собой полы одеяния, пошлёпал к дороге. Постоял задумчиво некоторое время, тревожно глядя вдоль тракта в сторону, откуда они приехали.

— Чучело гоблинское, — донёсся от повозки возмущённый крик, — это ты спёр мой плащ?!

Гоблин вздрогнул, очнувшись от мыслей, и плаксиво протянул:

— Вот так всегда: чучело, спёр, моё… А где же высокий стиль, образы? — Развернулся и двинулся к стоянке, наступая при этом — как выяснилось — на плащ и грустно продолжая: — Никто меня не любит… Нет бы сказать: я дарю тебе этот плащ от чистого сердца, он так тебе идёт…

Если бы не знать, о чём речь, можно было и прослезиться, но гневный эльф не собирался поддаваться этим совершенно ненужным человеческим эмоциям, как жалость. Он стоял у повозки, уперев руки в бока, сверкая глазами, в ожидании, когда же плащ вернётся к хозяину. Но тот не торопился, ибо гоблин остановился в пяти шагах, вздёрнул домиком внушительные брови, в чёрных бездонных глазах мелькнула слеза, он шморгнул носом и… высморкался в свисающий рукав.

— Или так, — продолжил он, — после тебя, великий Худук, я не буду его даже стирать…

— Убью!

Гоблин резво выскользнул из одёжки навырост и, ловко увернувшись от свистнувшей возле задницы палки, громко гогоча, скрылся под повозкой.

— Вот дракон зелёный, — причитал чуть не плача эльф. — Мне теперь его только выбросить…

— Листочек, родненький, позовёшь меня, когда будешь выбрасывать, — эльф хмуро посмотрел на умильную рожицу гоблина. — Я так мёрзну ночами… — грустно уточнил тот.

— Да этот плащ мне подарила сама…

— Вот-вот, именно…

Эльф безнадёжно махнул рукой, бросил плащ на повозку, поправил серебристые волосы, лежавшие в идеальной причёске и сцепленные на затылке.

— Здоровяк, пошли за дровами, — обратился он внутрь фургона, проверяя шнуровку рубашки, сместил на несколько миллиметров влево ремень, коснулся ножен — всё на месте.

— Иду-иду, жрать охота!

Фургон зашатался, вначале появили ступни по локоть каждая и, судя по цвету и качеству подошвы, в обуви совершенно не нуждавшиеся, следом — колонноподобные ноги в безразмерных мешкообразных штанах, потом необъятный бочкообразный торс, частично покрытый бронзовой кручёной проволокой (впечатляющий рельеф напоминал мостовую королевства Гринвуд, известного своими каменоломнями по добыче красного гранита), широкие, лопатообразные руки и, наконец… маленькая лопоухая голова с густой тёмно-рыжей шевелюрой, выпяченными валиками губ и… небесно-голубыми, по-детски широко раскрытыми глазами.

— Привет, Худука! — радостно воскликнула массивная фигура, нависнув над мелким гоблином, как крепостная стена над сторожевой будкой. — Я хоро-шо спа-ал, жрать охота, — доверительно сообщил Рохля, скребя крепкими ногтями грудь — звук выходил, как у несмазанной оси крестьянской телеги, едущей на базар. — Мне снилось много мя-аса и ты, мама, — он склонился и протянул руку к гоблину. Тот поспешно отпрыгнул.

— Ну-ну, спокойно, здоровячок. Иди, догоняй эльфа, сожри дракон твой аппетит, а то он снова будет на меня ругаться, — гоблин поднял руки в успокаивающем жесте.

Костерок начал свой неторопливый труд, хозяйственный гном достал припасы для похлёбки: вяленое мясо, крупу, морковь, несколько крупных луковиц, мешочек со специями, сало. Скоро должен был вернуться эльф, отправленный за водой, тролль Рохля тащил большую вязанку сухостоя. Человек сидел у костра, нарезая хлеб. К нему подсел гоблин и, наблюдая за неторопливой работой Ройчи, принялся ёрзать на бревне.

— Что-то хочешь сказать? — понимающе проронил мужчина. Отложил нарезанный хлеб, подвинул к себе мясо.

— Да.

— Ты чем-то обеспокоен? — Ройчи опустил руку и внимательно посмотрел на гоблина.

— По тракту движется что-то недоброе, — тихо ответил гоблин, отведя взгляд от ножа в руке человека и посмотрев в костёр.

— Да? — в вопросе человека не было скепсиса, только желание услышать что-то более конкретное.

— Не могу понять что, — угрюмо ответил Худук. — Но давно такого не чуял, — он поднял глаза и твёрдо посмотрел на человека.

Гном, сидевший недалеко и прислушивавшийся к разговору, сверкнул зубами:

— Может нам схорониться в кустах, как трусливым зайцам?

— Почему бы и нет? — огрызнулся Худук. — Зато заяц, как и ты, могут сохранить зубы, которыми удобно грызть морковку. А также голову, в которую овощ проталкивать.

Гном сердито прищурился на гоблина, но промолчал, посмотрел на человека, который примирительно поднял руки.

— Не ругайтесь. В словах Худука есть смысл, — сказал он и объяснил: — У меня нагрелся амулет, а вы, конечно, знаете, что он подобным образом реагирует на тёмную магию. На её присутствие или… — он прислушался к чему-то, — приближение. Думаешь, стоит спрятаться? Неужели здесь может встретиться нечто такое, что нам не по зубам?

— Да в королевстве Агробар уже несколько лет не было войн! — как-то возмущённо бросил гном. — Колдунов здесь давно повывели, и если они ещё остались, то ведут себя ниже воды. Ко всем расам Веринии — даже тёмным — относятся терпимо. По части религии давно и плодотворно главенствует вера в Единого. С соседями — мир. Дикие кочевники находятся за непроходимыми перевалами, — гном даже немного задохнулся от торопливо выбрасываемых слов. Уравновешенный и хладнокровный в быту и бою, он всегда бурно реагировал на моменты, мешающие готовке и принятии пищи. — Единственный, кто постоянно докучал и докучает Агробару — это морские пираты. Да и те присмирели после того, как король Эрмилиус заложил верфи и создал свой флот, маленький, но зубастый, в команды которых пошло много вольных мореходов — настоящих волков — после указа короля о королевской службе на флоте и прощении прошлых прегрешений!

— О чём спор? — заинтересованно спросил подошедший эльф, опуская возле гнома бурдюки с водой.

— Можем не скоро е-есть, жрать охота, — жалобно объяснил присевший с другой стороны костра тролль.

— Ну, уж нет! — недовольно подхватился гном.

— Что это с тобой, доблестный Худук? — насмешливо бросил эльф, глядя на гоблина.

— Помолчите немного, — негромко сказал мужчина, невидяще глядя в костёр, в левом кулаке сжимая амулет, висящий на шее. Правая рука непроизвольно напряглась и поднялась в защитную позицию.

На несколько мгновений установилась абсолютная тишина, все напрягались, пытаясь что-нибудь услышать. Пока не раздалось знакомое характерное бульканье со стороны Рохли. Точнее, его необъятного живота. Послышался чей-то смешок. Эльфа? Тролль смущённо потупился.

Ройчи даже не улыбнулся, сосредоточенно повернулся к сжавшемуся, закрывшему ушами лицо гоблину.

— Шаман? — тихо произнёс он.

У костра повеяло холодом. Гном зябко поёжился.

— Скорее всего, — еле слышно пробормотал Худук.

— Откуда?! — удивлённо воскликнул эльф, недоверчиво переглянувшись с Ностромо.

— Это второй вопрос, — человек пружинисто встал. Он был сосредоточен и деловит — никакого волнения или сомнения. — Костёр прячем. Повозку уводим поглубже в лес. Ностромо останется возле коней, а остальные другим путём вернёмся на опушку и будем наблюдать. Мы не знаем, кто это, сколько их, как силён шаман — почует ли нас, остановятся ли, почуяв наше присутствие… Вдруг спешат? Если захотят до нас добраться…Думаю, по лесу с повозкой, да с шаманом вместо гончей точно нагонят. Я бросать наш скарб не собираюсь, — мужчина обвёл глазами друзей. Все были согласны, собраны и решительны, и даже гоблин расправил уши и твёрдо встретил взгляд — в его глазах мерцала ненависть и жажда сразиться. — Ностромо, — человек почувствовал незаданный вопрос, — будешь успокаивать Кыша и Мыша — шаман умеет нервировать животных, а услышишь шум схватки… — помедлил, — присоединяйся, нам лишний топор не помешает, — улыбнулся на облегчение, отразившееся на жёстком лице гнома. Опять посерьёзнел. — За дело! Время уходит сквозь пальцы.

Без лишней суеты компания собралась. Стоянка исчезла. Последним ушёл в стену леса эльф, окончательно затирая колею от колёс и посыпая место следа каким-то порошком.

На тракте было спокойно. Лишь раз в сторону Агробара проехала телега, гружённая мешками, мальчишка — возница клевал носом, а на товаре спал кто-то из взрослых. День плавно уходил на свидание с ночью, но ещё три — четыре светлых часа должно было быть.

Рохле неудобно было лежать: муравьи так и норовили залезть в штаны, листья и травинки неизменно щекотали, безрукавка из телячьей кожи с нашитыми железными бляхами, которую заставил надеть «мама», давила в бок… Или это сосновый корень? Тролль хотел проверить, что ему мешает лежать, но вовремя вспомнил, что Худук запретил шевелиться — они кого-то ждали и находились… как это?.. а, в засаде. Достаточно того, что он, лёжа рядом, сердито зыркал и колол острым локотком, когда у Рохли бурчало в животе. Настроение у «мамы» такое, что лучше было не привлекать его внимание и не сердить. Спасибо Ностромо, отрезавшему ему с собой кусочек мяса. Маленький такой. С килограмм. Как там он, гном? Он хороший. А остальные спрятались недалеко. Рохля потянулся рукой к затылку — чешется. Хорошо хоть снял шлем, красивый такой, но неудобный. Вообще, тролль не очень уважал одежду и всякие штуки, которые нужно цеплять на себя.

Звук почёсывания прозвучал неожиданно громко, и Рохля испуганно покосился в сторону Худука. Облегчённо выпустил воздух и неожиданно замер сам, прислушался. Не пели птицы, перестали шуршать животные, и даже насекомые и растения, казалось, замерли. Вспомнил напряжённое лицо «мамы», и это ему не понравилось. Посмотрел на дорогу.

Приближался отдалённый гул, нарастал, словно шум прибоя, и вот на дороге появились всадники. Но какие! Эти четырёхногие никак не походили на лошадей. Вытянутые головы с развевающимися клоками гривы, приплюснутые морды, мускулистый корпус и крепкие, но короткие ноги или, вернее, лапы, болтающийся нервно хвост. Эти ездовые животные были скорее из породы кошачьих. Хищники. Различных оттенков: от относительно белого до грязно-серого. Наездники — кряжистые фигуры напоминали гномьи, только с втопленными в плечи небольшими головами. Были они в чёрных одеждах: доспехах и плащах, почти все с накинутыми на головы капюшонами, а у кого нет, виднелись шлемы с загнутыми вниз по бокам рогами. Сзади на широких крупах животных были прикручены внушительные баулы.

Ровные ряды наездников растянулись по всей ширине дороги. Пронеслась крытая повозка за кольцом охраны, которую тянула шестёрка животных; на подножках, лицом наружу с обнажёнными кривыми саблями застыло до десятка воинов.

Внезапно нечто нарушило равномерное движение колонны. Один из стоявших на повозке охранников на ходу ловко прыгнул на спину одного из свободно бегущих рядом животных, резко рванул гриву и, грубо расталкивая соплеменников, что-то яростно крича, выскочил на обочину. За ним устремилось до двух десятков молчаливых всадников.

Рохля напрягся: чёрные стремительно вытянулись к тому месту, где у них была стоянка. Он с товарищами прятался метрах в двадцати от места их остановки и около пятнадцати от входа в лес, поэтому ему хорошо была видна морда (по-другому не назовёшь) предводителя, когда тот, слетев со взрыкивающего четырёхногого хищника, сам упал на четвереньки и, низко опустив голову к земле, вынюхивая, стал наматывать круги, ругаясь на мешающих ему и затаптывающих следы бойцов. Те поспешно отъехали чуть назад, к дороге.

Покружившись, следопыт замер, повернул голову в сторону леса. Лицо у него было неприятное, можно даже сказать, страшноватое — решил про себя Рохля, уводя взгляд от вывернутых принюхивающихся ноздрей, горящих красными угольками провалов в местах расположения глаз, ротовой щели с мелькающим быстро тонким язычком — и вообще, всего изъязвлённого, будто покрытого коростой лица. Понятное дело, что тролль и помыслить не мог, что он боится — подобное чувство одолевало его только когда попадал в беду «мама» Худук. Да и наблюдал он, как охотник, ведь смотреть прямо в лицо потенциального врага было опасно, и юный тёмный, зная это, по касательной отслеживал передвижения на поляне.

Немигающий взгляд пошёл вдоль кромки леса, приближаясь к месту, где прятались они, и Рохля вдруг почувствовал скользнувший вдоль хребта по спине озноб, словно сыпанули снега. Понимая, что лучше совсем опустить глаза, не смотреть, остановить сердце, не выдавать себя, потому что это существо может чувствовать и взгляд и слышать дыхание сквозь любую преграду… Что-то легло на затылок троллю и непреклонно прижало голову к земле. Рохля облегчённо закрыл глаза и провалился в темноту…

— …Здоровяк, просыпайся! — сквозь вату донёсся знакомый голос. — Вот это организм, чтоб тебе приснился добрый человек. А добрый человек, как известно хуже разбуженного дракона. Рохля!

— А?.. Встаю.

Тролль зашевелился, выбираясь из кустов, расправляя затёкшие мышцы, удивлённо хлопая глазами. Ему вспомнился страшный сон.

— А где?.. — Рохля повёл руками вокруг, не в силах найти подходящие слова. — Мне приснилось? — обратился к «маме».

Худук внимательно смотрел на огромного тролля как… как взрослый и опекающий дитё родитель. Не было — как ни странно — в его глазах ни капли злости или насмешки, ибо известно, что гоблины по части злобного озорничанья первейшие, а издевательство над разумными — их призвание.

— Что, маленький? — сочувственно спросил Худук и бросил осторожный взгляд по сторонам — где остальные? Эльф стоял на дороге. С наложенной на тетиву стрелой. А Ройчи, видимо, ушёл за гномом и фургоном. — Тебе было страшно?

— Ну-у, — смутился тролль, — не зна-аю, жрать охота, — опустил глаза. — Я подвёл вас? Уснул? — тролль так расстроился, что видно было, как сквозь дублёную кожу проступил румянец.

— Нет, всё нормально, — твёрдо ответил Худук и погладил по голове присевшего перед ним на корточки Рохлю. — Если бы что-то произошло, ты бы нас не подвёл, — тихо и непонятно пробормотал про себя гоблин.

— А что-о это было, жрать охота? — тут же воспрял духом тролль. Ещё он хотел спросить, когда они будут кушать, но боялся потерять благорасположение «мамы», которое ему очень нравилось, и которого порой очень не хватало.

— Это, здоровячок… — гоблин задумчиво посмотрел на трогательно склонившееся к нему, не очень-то симпатичное по человеческим да и гоблинским меркам, где-то даже неприятное внешне существо, улыбнулся своим мыслям и продолжил, — была смерть.

Взгляд гоблина в мгновение заледенел, пугающе почернел, что Рохля помимо воли отшатнулся, но он тут же понял, что это не его касается, и вновь придвинул башку к «маме», ведомый твёрдой рукой, ухватившей за загривок (кстати, знакомое воздействие на его голову — недавно такое было, надо вспомнить). Порой его удивляло, как много силы в такой маленькой «маме». Но об этом он подумает потом, а сейчас Худук хотел сказать ему что-то очень важное — это было не очень часто, поэтому стоило хорошенько послушать, жрать охота.

— Это была смерть. Но такая, которую ты можешь — и должен! — глаза «мамы» ещё страшнее расширились, такое воздействие тролль вряд ли забудет, — давить!..

— Худук! — донеслось со стороны дороги. — Кончайте обниматься. — Или вы наделали в штаны, и нам нужно подождать, пока вы постираетесь? Заодно мой плащ сполоснёшь, который ты испоганил.

Гоблин ещё несколько мгновений заботливо смотрел в глаза тролля, потом его лицо будто потекло: губы скривила ухмылка, глаза прищурились, сдавились мешками век, и в них, как обычно, заплясали бесенята. Он потянул тролля за ухо, заставляя встать, развернулся к дороге.

— Зачем же стирать, белоручка эльфовская? Что-то ни разу не видел тебя за этим занятием, дракон тебя прополощи и выплюни. Я слышал, у эльфов есть какой-то секрет очистки одежды, не снимая её, — Худук влез в повозку, вызывающе посмотрел на хмурящего светлые брови эльфа. — Продай секрет? — доверительно наклонился к Листочку. — Или давай дам тебе поносить свои штаны… Хра — хра — хра! — ловко увернулся от оплеухи и перебрался через мешки к сидящему на козлах хмурому человеку. Спросил совершенно серьёзно: — Куда едем?

— Туда же.

— Думаешь?

— Им не до нас. Они спешат.

— Да… — задумчиво протянул Худук. — Целая орава уруков… Да с шаманом.

— Девять подшаманов не забудь, — угрюмо уточнил человек.

Гоблин согласно кивнул.

— Давно я не видел этих мерзких тварей. Даже дракон ими брезгует. Как они оказались… безнаказанно в этой… цивилизованной местности?

— М-да, вопрос.