Это не наша война (СИ)

Глава 1

Лидия одёрнула корсет с перевязью, набросила на кожаную куртку плащ и в который раз усмехнулась — сколько раз ей приходилось отстаивать перед придворным церемониймейстером своё виденье одежды женщины-воина. Мало того что само понятие шокировало его, так ещё задавало непосильную задачу: попытаться втиснуть этот элемент в классическую патриархальную систему агробарских придворных взаимоотношений. Он даже попытался прочесть нравоучительную речь на тему: женщина — хранительница домашнего очага, женщина — будущая мать, поэтому нуждается в дополнительной опеке и защите, женщина — цветок, прекрасный и удивительный, значит должна смириться с ролью вешалки для тряпок и побрякушек, ещё и надушиться, чтобы все вокруг ходили и нюхали тебя, женщина — дочь, то есть уважающая родителей (что бесспорно), но следующей ступенью идут предки (конечно, уважаю), а дальше — традиции (в общем, всё в комплексе).

Ничего, что пять сотен лет назад тоже жили предки? Так что теперь, ходить голой в угоду им? Времена меняются, и женщине сейчас уже не обязательно терпеть грубости и мерзости, исходящие от якобы сильного пола. Чем он сильнее? Тем, как говорит наставница, что есть, что почесать между ног на досуге? Так любая женщина, загнанная жизнью в угол, на порядок страшнее, выносливей и разумней более широких в плечах тугодумов, тормозов и бездарей. Та же мать за своего ребёнка будет глотку грызть, а мужчине бросить женщину со своим ребёнком — легко, ну, совесть чуть помучает, так что совесть — бесплатный сосед, не требующий жрать, можно и послать куда подальше…

Прочие учителя, дворяне различной степени благородности, сановники тоже были не прочь вставить своё веское слово в «правильное» с их точки зрения поведение и наряд дочери короля. Лидия одно время даже злилась на подобные замечания, но возраст, опыт этих людей, в целом благожелательное к ней отношение, а также боязнь расстроить отца, привели к пониманию, что это — неизбежность, которую просто стоит игнорировать с улыбкой на устах, тем самым показав характер и твёрдость.

Оливия, её ближайшая подруга, и не в пример ей, более учёная в науке лицемерия и притворства, посвящённая в её проблемы, решила позаниматься с ней над выработкой честной мимики, правильной осанки уверенного в своих словах человека, жестах, утверждающих то, что хотят увидеть, и словах, которые хотят услышать… Это оказалось таким сложным! В первую очередь, потому, что, ещё не будучи безусловным враньём, мягкая ложь, тем не менее, расшатывала внутренний стержень человека в этом направлении. Наверное, поэтому Лидия решилась бороться с нравоучительно-наставительным отношением к себе иным способом — принялась активно приставать сама, то есть, попросту сменила линию поведения от пассивной к наступательной. Параллельно подтверждая свои слова действиями: формируя структуру в вооружённых силах Агробара, дотоле им неизвестную, пока ещё не воспринятую всерьёз, но если сложится подходящая ситуация, они покажут, на что способны!

Кстати, отец, при всём показном укоре и шевелении пальчиком у носа (этакий символический жест из детства), с юмором отнёсся к развившей кипучую деятельность дочери. Главное, что глупостями не занимается, как то: несерьёзное отношение к противоположному полу — кувыркание в постели с недостаточно благородным парнем или вообще исключительно одно кувыркание без перерывов на обед, ужин и занятия по предметам, которые должны помочь проникнуться ответственностью будущей королевы; либо отсутствие кувырканий по причине… неважно — какие б они не были, все вредны. В смысле — вредно не кувыркаться. Вот такое, в принципе, понимание недостойности поведения было у Элия 4-го. А постоянный звон железа в покоях дочери, времяпрепровождение в тренировочном зале, бешеные скачки на лошадях, выезды в поле с солдатскими рационами, ночёвка в стандартной армейской палатке — это так, терпимо, ничего странного.

Вот и здесь оно проявилось, пресловутое мужское отношение: очень легко обвинять женщину в падкости на нечто постельно-сладенькое, при этом отнюдь себя в этом не ограничивая. Хотя наука утверждает (Лидия, конечно же, не переставала учиться; при этом предметы изучения — да и сами учителя порой — могли быть довольно странными; но такова уж судьба принцессы, и воля отца), что в этом плане мужчины более зависимы. Женщине порой достаточно теплоты и внимания, противоположному же полу этого явно будет недостаточно. Такова физиология — если яйца стучат в голову, то лучше самому открыть дверь, иначе башку разобьют…

Стоит пожалеть их, бедненьких? Как бы не так! Они наоборот считают, что третья вертикальная нога — это признак мужественности. Любопытное зрелище: голые рыцари с мечами и эрекцией дерутся на ристалище за честь… в общем какой-то самки, и в первую же очередь хвосты себе обрубают — доказывай потом, что у тебя когда-то всё было нормально.

И подводя итог своему пониманию взаимоотношений разных полов, Лидия приняла для себя такое решение (по крайней мере, на ближайшее время): да, «отношения» присутствуют и имеют в жизни любого человека (и не только, кстати) немаловажное значение, и она, не будучи девочкой, принимает тот факт, что это действительно важно и приятно в конце концов, но… пока эта игра её интересует меньше, нежели игра в войну и борьба за осознание женщин, как самостоятельных и сильных, ни в чём не уступающих мужчинам личностей. Мужчины есть и будут — эти приставучие пиявки вездесущи, и победа в постели сродни победы над лёгким насморком — меняешь платочки, использованные выбрасываешь, так как сохранять их негигиенично. А вот прославиться, как человек, изменивший общество, или — в крайнем случае — как женщина — полководец — вот достойная цель.

На самом деле, если уж сравнивать череду событий за восемь лет, то не таким уж и сложным казалось то далёкое сопротивление юной Лидии. Не то, что тройной финт парящее облако с последующей фиксацией в шею, доводить который до совершенства можно бесконечно. Как говорила её наставница в боевых искусствах, бывшая наёмница Брада: оседлал скакуна — это не готовая яичница, надо ещё правильно подогреть задницей.

Солдафонский юмор наёмницы был не всегда понятен и абсолютно неприемлем при дворе. Тем не менее, пожилую воительницу не зря побаивались не только слуги, но и благородные — её тяжёлая рука запросто могла отходить по мягкому месту любого «заносчивого засранца», а прямолинейный язык с вычурными портовыми украшениями отправить в обморок каждого слабонервного, имевшего неосторожность косо посмотреть на неё и её любимицу. В Лидии Брада души не чаяла.

Лидия мельком глянула в зеркало. Нет, её не интересовало наличие либо отсутствие недостатков во внешности. Она прекрасно осознавала, что их нет. Чистое, чуть загорелое лицо если и нуждалось в креме, то самую малость, губы сами по себе были алыми, чуть вздёрнутый носик, горделивый разброс бровей над серыми сверкающими глазами, чёрные великолепные волосы, стянутые простой лентой… Она была восхитительна. Но это — констатация факта. Причём констатация, не нуждающаяся в серенадном или цветочном — в любом материально-словесном подтверждении. То, что она производит впечатление в свои восемнадцать на мужчин и не только, для неё секретом не было. Она умела этим пользоваться, она умела быть женственной — и так далее — опять же, у королевской дочери — лучшие учителя. Она знала, что такое мужское восхищение и вожделение, ведь плотские этюды не были для неё секретом — сейчас не пуританские нравы прошлого столетия — и её окружали многочисленные, не всегда достойные, но обязательно знатные юноши. Конечно, в этом внимании всё-таки было удовольствие и некое удовлетворение, словно организм насыщался конфетами, тортами — и прочими сладкими десертами… Но где же основная еда?

Наставница по боевым искусствам, верховой езде, по совместительству телохранительница по имени Брада, приставленная в своё время к юной десятилетней девочке, сделала своё дело. Знаменитые сражения, рассказанные на ночь, великие полководцы и их деяния, воспетые хрипловатым, низким, проникновенным голосом, но, особенно, то всесокрушающее, всеохватывающее азартное упоение дракой, привели к тому, что через четыре года Лидия организовала конно-оружные состязания среди девочек из дворянских семей, через год был создан отряд в пятьдесят сабель (взбалмошные девицы из знатных семей), а ещё через два, из-за огромного количества желающих, сформирован кавалерийский полк в полторы тысячи бойцов с достаточно жёсткой дисциплиной, командным составом, созданном на основе предыдущего отряда плюс добором на вакантные офицерско-сержантские должности наёмниц. Вот такая колыбелька с крепкими яйцами!

Лидия, впрочем, манеру поведения и разговора наставницы не перенимала — всё-таки статус, да и вдалбливаемые с детства уроки будущей наследницы трона — это не просто так. Только порой именно крепкие выражения могут дать точную оценку чему-либо. Но всё-таки лучше мысленно — в прелестных устах принцессы это будет… неуместно.

Как-то принцесса, будучи ещё маленькой, спросила, что значат слова, часто повторяемые наставницей в различных конфигурациях? На что получила исчерпывающий ответ, смысл которого к ней пришёл чуть позже — когда пришлось руководить, управлять и до кровавых мозолей фехтовать.

Брада, проведшая большую часть сознательной жизни в мужских коллективах, имела своё представление о Настоящем человеке: крепкий, выносливый, целеустремлённый, добивающийся своего несмотря ни на что, смелый (а лучше храбрый) и при этом половой признак не имел значения — женщина при реальном их отсутствии могла быть «с яйцами», а мужчина — при их наличии — соответственно, без.

Кстати, после знакомства и длительного общений с Лидией, Брада несколько расширила значение «правильного» человека. Он должен быть «с головой», то есть уметь думать, оценивать происходящее, принимать единственно верное решение, а не с «оголённой грудью» бросаться на врага. Всё-таки у её подопечной такая грудь, что каждому «блудливому козлу» только помыслившему… надо глаза выколоть… Да и для будущих королей… сохранить этот материнский атрибут.

Брада порой наверное уже жалела о поневоле вложенных в юную голову идеалах и интересах, ведь главная-то её обязанность была — беречь. Легко беречь и превозносить подвиг в словесных баталиях. Трудно сохранить лицо в реальной драке, когда выбивают зубы и сапогом проверяют крепость яиц.

Принцесса, изучившая свою наставницу, словно заменившую умершую мать, легко читала на квадратном, совсем не женском лице все её мысли и чувства. Она относилась к ней очень нежно и внимательно. Можно ли назвать это любовью? Дворцовые трубадуры вкладывают в это слово иной смысл. Наверное, это всё-таки дружба, как бы ни странно это выглядело, учитывая их возраст, статус — и вообще разность (будто поставив рядом эвкалипт и орхидею).

Тем не менее, когда над королевством нависла угроза, она не имеет права отсиживаться в стороне. Тем более у неё в подчинении столько амазонок, рвущихся в бой, желающих показать, на что они способны, доказать самоуверенным самцам, что женщины — реальная сила…

Лидия с затуманенным взором представила, как мчится во главе отряда… мелькают деревья, упоение ветром… впереди битва… поверженный враг, благодарный отец гордится дочерью…

Она решительно покинула покои, стремительно двинулась по коридору. Две амазонки, стоявшие на страже, пристроились за ней, придерживая бьющие по бёдрам ножны.

Возле конюшни, месте сбора Отдельного кавалерийского полка амазонок, стоял весёлый гвалт. Собранная и экипированная для похода полусотня и чуть в сторонке троица так называемых офицеров, а проще говоря, подруг детства Лидии — это те, кто ещё оставался в столице. Основная же масса, почти полторы тысячи сабель были уже выведены за периметр города и ожидали в палаточном городке своего командира. Различные организационные вопросы задержали Лидию в столице.

Она нахмурилась: уговорить отца отпустить её было очень сложно, практически невозможно. Они даже поругались, а король… поднял на неё голос и назвал… самоуверенной соплячкой, — она краснела от одного лишь воспоминания. Но король был не в силах устоять перед её напором (она ведь принцесса, а не дворцовая барышня, воюющая веером и мушками!), и, вырвав обещание быть разумной, дал согласие… А потом вызвал к себе Браду… Такой поникшей, с красным, нет, лиловым лицом, молчаливую и… тихую, Лидия наставницу ещё никогда не видела. И её посетило неизвестное раннее чувство жалости и… тревоги. Потом Брада исчезла по каким-то делам, как сквозь землю провалилась — с того времени Лидия её не видела. На месте сбора её тоже не оказалось.

Амазонки при виде принцессы встали, подтянулись, а троица подружек лишь вопросительно и лениво развернулась. Лидия махнула подчинённым рукой, мол, вольно, стремительно подошла к подругам.

— Где Оливия?

— У себя, — ответила рыженькая, смешливо морща носик.

— Ей плохо, — доверительно сообщила высокая нескладная девушка в берете, её вытянутое лицо, абсолютно серьёзное и немножко грустное, наклонилось к Лидии. — А вы не знали, Ваше Высочество, — сочувственно цокнула языком, — что ваша любимая Оливия нажралась, как поросёнок с каким-то военным, хорошо бы гвардейцем, а то…

— Как? — удивилась Лидия, даже немного опешила. — Когда? Мы вечером расстались, она говорила, что устала… надо собираться.

— Вот так-так, — грустно прокомментировала девушка, глядя в сторону. — Нестыковочка вышла между сказанным и сделанным.

От нахлынувшей злости, Лидия непроизвольно сжала губы и невидяще прищурилась сквозь ответчицу.

— А что я? — внезапно забеспокоилась та, выставив перед собой руки и делая назад шаг. — Не я была на разливе! — И вдруг улыбнулась. — Не переживай ты так, Лидия, всё нормально. Ну, перепила девица, с кем не бывает. Она же амазонка! Она должна глотать огонь, грызть камень — попрошу заметить, не науки — и сморкаться кислотой, — Лидия невольно поморщилась, — а тут всего лишь бочонок вина…

— Сколько?!

— Но на двоих же, — резонно заметила разговорчивая.

— Ну, всё! Я ей покажу! — сердито бросила принцесса, пытаясь сдержать эмоции и беспристрастно оценить ситуацию, а затем решительно развернулась и направилась к дворцовому комплексу с намерением «проведать» неблагодарную.

Троица подружек тут же пристроилась сзади, а неугомонная в берете догнала и участливо — успокаивающе коснулась руки.

— Лидия, пожалуйста, будь гуманной! Ей ведь так плохо…

— Лана, прекрати! — строго, но уже с улыбкой бросила принцесса. — Сейчас ей будет ещё хуже.

— Я прекращаю, прекращаю. Но у меня есть предложение, — Лидия вопросительно изогнула бровь, не сбавляя темп. — Дабы чересчур не травмировать похмельное сознание, мы её тихонько, чтобы не проснулась и не подняла шум раньше времени, привязываем поперёк коня — и вперёд! Представляешь, как её растрясёт, как ей будет плохо! Бр-р! — Лидия, представив эту картину, невольно передёрнула плечами. — Представляешь, какой воспитательный эффект произойдёт, когда появимся в лагере? Облёванная правая рука принцессы, наказанная за нарушение приказа. Никаких авторитетов! — произнесла с пафосом, а подруги сзади прыснули со смеху, Лидия же улыбнулась, но сама уже переживала, как там эта несносная девчонка? — А будет мало — в том случае, если хорошо сохранится в дороге или нечем будет блевать, так привяжем к столбу — и хлыстом отходим…

— Не-е-е! — радостно подала голос третья девушка, пухленькая, русоволосая. — Её очаровательную спинку уродовать нельзя. Вот попку на колоде…

— Перестаньте издеваться над подругой, — без должной, впрочем, строгости сказала Лидия.

— О, это мы ещё до неё не добрались, — довольно воскликнула Лана. — Ты только отдай нам её на перевоспитание — станет шёлковой и послушной, сама потом спасибо скажешь.

Да, представить Оливию шёлковой и послушной было сложно. Капризная и взбалмошная, но при этом преданная, добрая и заботливая подруга, дочь герцога Ривата РоДизайши, с детства не знавшая отказа ни в чём, так же, как и Лидия, но у королевской дочери при этом всестороннее образование занимало не последнее место в распорядке дня, а Оливию все науки и предметы, не касающиеся охмурения, воздействия и подчинения мужского населения, не интересовали. Чуть позже к этому добавились воинские дисциплины и умения, к примеру, метание ножа, фехтование, но опять же, с наскоку, трудолюбия доводить, дошлифовывать то, что получалось легко и — на самом деле неплохо, не хватало. Такая она была: своенравная, экспрессивная, взрывная, как пружина, но всё-таки умеющая для достижения конкретных целей, сдерживать темперамент. Авторитетов для неё, кроме разве что Лидии, самого короля и отца, не существовало, поэтому мужчины, имевшие неосторожность оказаться поблизости её обаяния, падали к ногам, словно перезревшие плоды. Поэтому никто не удивился, что какой-то военный, попавший в сферу её внимания, составил компанию в дружеском распитии. Небось, молоденький и восторженный — основная категория публики Оливии. Стоит, правда, уточнить, что никакого жёсткого возрастного или сословного ценза у неё не было. Это мог быть и пожилой землевладелец, и прыщавый подмастерье сапожника, и умудрённый ловелас иноземного происхождения — всех она при желании ловко охмуряла и использовала по собственной прихоти — как настроение подскажет: переброситься в картишки, выслушать парочку превозносящих её неземное происхождение сонетов, испытать некую интересную любовно-плотскую комбинацию, в коих по слухам она была мастерица, просто использовать чьи-то колени вместо подушки и трамплина для созерцания звёзд, испробовать в качестве манекена для отрабатывания сногсшибательной (в прямом смысле) любовной речи — и так далее. Сфера импульсивных интересов была чрезвычайно широка. Следует отметить, что как бы порой цинично и собственечески их не использовали, мужчины претензий не предъявляли. Обижаться на прелестницу было невозможно, мало того, глупо, а ещё точнее — невозможно. Обида — фу, моветон, это не из этой истории.

— Лидия, ты куда? — услышала она знакомый голос и резко остановилась.

Со стороны ворот на верном Храпуне в её сторону скакала Брада. Лидия удивлённо приподняла брови — сзади наставницу сопровождала пятёрка колоритных личностей: зрелые мужчины с бородами, судя по торчащим рукоятям и ножнам, не крикливым серым, из грубой ткани плащам, плюс пятеро заводных лошадей с поклажей — представители гильдии наёмников не иначе, собравшиеся в поход.

— Здравствуй, наставница, — тепло поздоровалась девушка с тяжело спрыгнувшей женщиной.

Троица неугомонных подружек сзади немедленно притихла — суровый нрав вкупе с тяжёлой рукой вырабатывали должное уважение, доброта Брады дальше принцессы, на «вертихвосток» не распространялось. К слову сказать, к рядовым амазонкам, наёмница относилась не в пример благожелательней. Разве что Оливию, втёршуюся к ней в доверие, она отмечала в лучшую сторону, а точнее, не «отмечала» тяжёлой дланью по мягкому месту.

— И тебе не кашлять, дочка.

Брада не любила утруждать себя церемониями, и если позволяла ситуация, опускала титулы и прочую мишуру, мешающую и даже вредящую общению между достойными людьми. Сейчас случай был подходящий, судя по мнению Брады — рядом все свои, и принцесса отметила ещё одно изменение в поведении наставницы.

Раньше она не очень доброжелательно отзывалась о собратьях по цеху мужского пола. Однажды даже, в изрядном подпитии (что, нужно отметить, на памяти девушки было крайне редко), провела доверительно-просветительскую беседу на тему, какие они грубые, хамоватые, наглые, отвратительные — перечень длинный и не благозвучный — пьяницы, дебоширы, хулиганы, мерзавцы (дальше можно продолжать самому в таком же ключе), и что такой милой девушке совершенно противопоказано общаться с подобной публикой, то бишь, наёмниками.

Ясное дело, что девушка к односторонней беседе отнеслась с иронией, ведь всё-таки, если учесть небольшую физиологическую разницу, наставница сама была человеком плоть от плоти из той же среды. Заявленная же характеристика больше подходила злодеям городских трущоб, бандитам с большой дороги, каким-нибудь тёмным расам или диким человеческим племенам из глухомани, типа шалюров, в которых патриархат был незыблем, а женщины находились в самом низу социальной лестницы (на уровне насекомых). Попытка уточнить эти спорные моменты на «ясную голову», как ни странно, удалась, но не совсем. Удалась, потому что обошлось без грубости (словесной), которую девушка в принципе ожидала и к которой морально готовилась. Но сам ответ посеял в душе сомнения уже иного толка, так и не просветив в предыдущих вопросах. «Сможешь ли ты до конца доверять человеку, чьим критерием верности являются монеты? Ты будешь уверена, что дала денег не меньше, чем потенциальный соперник — противник — враг? Может ли человек, продающий руку, но не сердце, быть честным и справедливым? И какого цвета должен быть меч у этого перекати поле, легко и цинично меняющего лагеря в зависимости от обстоятельств?»

Вопросы не однозначные, и ответы к ним не могут быть категоричными. Тем не менее, в будущем, к подобной теме, воочию, Лидия решила относиться с осторожностью. Пока что наёмницы, привлечённые в её отряд Брадой, ничем отрицательным себя не очернили, вполне адекватные, разумные и сильные женщины, превосходные воины и командиры, не то что подруги, не чуждые милым шалостям, вроде гуляния по трактирам с последующим мордобитием и общением с противоположным полом на соответствующие темы, благо из-за деятельности принцессы, амазонки были в фаворе среди мужчин Агробара и, соответственно, желающих отведать общения с воинственными женщинами было море. Но, опять же, сейчас мирное время, когда даже дуэли со смертельным исходом скорее исключение, чем правило.

— Что случилось? Почему не готовитесь к выезду? — нахмурено, что говорило о том, что она чем-то озабочена, спросила Брада.

— Оливия не явилась в место сбора. Говорят, она отравилась…

— Кто говорит? Насколько это серьёзно? Кто присутствовал при этом? — наёмницу интересовали факты, а прочую лирику, вроде дворцовых сплетен или информацию из третьих рук она считала не заслуживающей внимания, причём легко раздражалась, когда подобное преподносилось ей.

Лидия вздохнула.

— Лана. — Виновница испуганно втянула голову в плечи. — Я сейчас иду выяснять достоверность сказанного. Вроде бы пила с каким-то военным. Больше неизвестно.

Наставница задумалась. Как-то слишком уж спокойно всё происходило. Не ругалась на пострадавшую, не издевалась над принесшей известие Ланой, будучи уже офицером «непонятно чего» и имеющей под командой эскадрон «непонятно кого», не умеющей чётко и ясно добывать и преподносить информацию, не укоряла Лидию, откладывающую выступление из-за одного не особо ценного кадра, и ещё много «не».

— Я пойду с тобой, — заявила непреклонно, будто принцесса собиралась запретить сопровождать её. — Ждите здесь, — бросила спешившимся в паре метров от них наёмникам. Один из них, одноглазый, молча кивнул, и все они уверенно повели коней к поилке.

Брада твёрдо и не спеша пошла вперёд. Конечно же, она знала, где покои лучшей подруги принцессы. Рядом справа, чуть сзади пристроилась Лидия. Потом троица подруг — сцену общения Оливии с наёмницей пропускать они не желали. Даже под угрозой выволочки.

На пороге им встретился бледный юноша со скорбным выражением на лице в форме пограничной стражи. При виде важных гостей, выпрямился и учтиво приветствовал лицо королевской крови. Ввалившийся дамский букет особого интереса или хотя бы зачатков румянца у него не вызвал, ощущалось, что ресурсы организма направлены на внутренние проблемы, и стоило девушкам показать спину, как его скрутило в полунаклоне.

Что ж за вино производит подобный эффект? Или может — в качестве иной версии — это случай глубокой аллергической реакции друг на друга общавшихся? Шутка шуткой, но всё это подозрительно.

Картина больной Оливии в постели — это эталон эпизода из дамского романа: любимая всеми главная героиня на смертном одре. Прелестное, полупрозрачное от бледности создание в обрамлении светлых-светлых волос, курчавящихся у лица, тоненькая на безразмерной перине, обложенная подушками нежно-розовых тонов, худенькие кисти недвижно застыли чуть ли не в молитвенном положении, ангельское личико печально, скулы скрывают длиннющие ресницы, оттенённый, будто искусно вырезанный носик, и неожиданно яркие губы — что, конечно же, подозрительно. Тут не штучно произведённые слёзы, тут несколько иные объёмы: тазики, ванночки, горшки. Не ночные, естественно. На любого человека картина произвела бы глубокое впечатление, но не на новых посетителей. У них был очень крепкий иммунитет на неё (в смысле, изображение и актрису).

— Хватит придуриваться, Оливия! — рявкнула Брада.

Наконец-то наставница стала сама собой! Лидия придушила в себе позывы к жалости, и ощутила, как связки собираются продублировать сказанное выше. Сидевший у постели пожилой придворный лекарь, вздрогнувший от голоса наёмницы, укоризненно покачал головой, но пока промолчал.

— Оливия, дрянь такая, — разъярилась пуще прежнего Брада, не видя абсолютно никакой реакции на свою реплику у спящей красавицы (хотя бы мизинчик дрогнул, реснички трепетнули!), — сейчас слуги принесут бурдюк с холодной родниковой водой, и ты узнаешь, что такое ускоренное лечение от любой заразы по методу тёти Брады!

Веки затрепетали и явили миру совершенно безоблачные, чуточку обиженные ясно-голубые глаза.

— Что вы кричите все? — произнесла еле слышно Оливия и поджала губы. — Что вам от меня надо? Мне плохо… — вот-вот, и все почувствуют себя также.

— Эй, кто-нибудь! — крикнула наёмница, обернувшись к выходу, где маячили любопытные лица придворных и слуг.

— Всё-всё, мне уже лучше! — поспешно воскликнула девушка и резко села на постели.

Удар сердца, и из неё словно вышли последние краски, глаза закатились, и она хлопнулась на спину.

— Кажется, обморок, — обронил кто-то восхищённо, будто бы рыженькая.

И тут прорвало всех.

— Оливия, что с тобой?! — эмоционально взывала Лидия. Комок в горле мешал говорить, ей жутко хотелось сбросить показную суровость и хорошенько потрясти подругу за плечи, но… Спокойно, спокойно, она должна уметь контролировать себя, быть сильной и выдержанной — таков долг будущей королевы и главнокомандующего агробарской армии. Но всё-таки это её лучшая подруга!

— Впечатляюще! Молодец! Вот это даёт! Классно получилось! — реплики кудахтающих подружек.

— Вот же яйца всмятку, — хмуро бросила Брада, пересилив себя, чтобы не наклониться и не пощупать пульс бессознательной девице.

Но весь этот гвалт перекрыл неожиданно пронзительный и громкий тенорок лекаря, грудью бросившегося защищать пациентку.

— Что вы себе позволяете?! Все вон отсюда! Я буду жаловаться герцогу Ривата! А если надо, то и Его Величеству!

Честно говоря, лекарь несколько переигрывал, как для человека своей профессии, он был чересчур впечатлителен. Ну, это можно списать на общение с Великолепной Оливией — она легко могла, играясь, засорить мозги эскулапа своими речами. Тем не менее, делать было нечего, как с достоинством ретироваться.

Брада правой рукой сдвинула в сторону тщедушного, машущего руками, словно квочка крыльями, лекаря, левой схватила простынь, и всё сооружение из одеял и подушек во главе с болезной неумолимо придвинулось к ней. Склонилась, будто принюхиваясь, прошлась вдоль щеки — да, так здоровый человек не пахнет. Однако, служба и планы требуют определённых действий, поэтому прошептала на ухо девушке:

— Даю время прийти в себя до вечера. Иначе уйдём без тебя. Пропустишь всё веселье и подведёшь Лидию…

По телу Оливии прошла судорога, её выгнуло, она лихорадочно свесилась с кровати и с утробным звуком вырвала желчью.

Немая сцена. Кто где стоял, так и замерли в тех положениях с дурацки открытыми ртами и выпученными глазами.

Очистившись, Оливия подняла измученные глаза на наёмницу; светлые волосы сосульками обрамляли заострившееся лицо.

— Я приложу все усилия…

Было так тихо, что слышалось, как стекающая по короткой юбке наёмницы зеленовато-жёлтая масса хлюпает на носок правого сапога и дальше собирается небольшой лужицей у подошвы на мозаичном полу.

— Хорошо, дочка, — спокойно ответила Брада, правой рукой отряхнула юбку, вытерла ладонь о простынь. — Ты уж постарайся. Главное, что яйца не выблевала, — невозмутимо развернулась. — Пошли, Лидия, на свежем воздухе договорим, — неторопливо двинулась к выходу.

Принцесса автоматически развернулась за ней. Что это было?

Кто-то тронул её за плечо. Лекарь.

— Ваше Высочество, толику вашего внимания. Это очень важно, — затараторил поспешно. Лидия согласно кивнула, думая о своём, взяла его под локоть, они отступили к ширме, отделяющей угол для гигиенических нужд. — Дочь герцога Ривата РоДизайши действительно отравили, — прошептал возбуждённо. — В вино был добавлен специфический южный гриб, определить который можно только по остаточному запаху, — он внимательно смотрел, пытаясь определить, какое впечатление произвела его новость. Сильное. — Я прибыл практически сразу после того, как начались первые рвотные позывы, на дне бочонка ещё оставалось вино, и я почувствовал запах… — смутился неожиданно. — У меня хорошее обоняние… умею его усиливать. — Всё понятно: у разных людей порой пробуждаются интересные магические данные, у лекаря — это нюх. Чего тут стесняться? Лидия кроме наследственной магии крови, и этим похвастать не могла. — Но дело в том, что отрава не смертельна…

— Что это значит?! — воскликнула девушка. — В чём же тогда смысл?

— Я не знаю, — тот виновато пожал плечами. — Последний раз я пересекался с грибом, когда учился в Академии — моему однокурснику подсыпали его в еду, разыграли, так сказать — был он до чрезвычайности вредным, вот и проучил кто-то…

— Разыграли?.. — недоумённо, но несколько успокоено, произнесла, узнав, что отравление не смертельно.

— Да. Но в основном гриб используют, чтобы вывести человека из физической нормы. Ведь симптомы каковы: весьма неприятная слабость, продолжительная рвота и… не только, как следствие, пропадает аппетит, появляется апатия, а на пике отравляющего воздействия, за человеком вообще нужен уход. И пока промыванием желудка полностью не выведутся токсичные элементы, активных действий нет смысла даже предпринимать…

— Сколько длится лечение или восстановление?

— Минимум три дня постельного режима под квалифицированным присмотром.

— Вот же драконьи яйца! — в сердцах бросила принцесса и поневоле покраснела, увидев выражение лица лекаря.

Лидия посмотрела в окно. Солнечная погода обещала продержаться целый день. Сейчас бы ониуже пересекли Западные ворота, а к вечеру, дал бы Единый, прибыли в расположение лагеря. Вечернее построение, на месте ли все, как настроение, и она с подругами (Брада как всегда откажется) раскупорят запасы и оторвутся напоследок перед дорогой, потому что потом будет некогда. Время игр в куклы и солдатики заканчивается… А Оливии не будет?

— Спасибо вам, лекарь, — наконец повернулась она к мужчине. — Я надеюсь, вы не оставите мою подругу в столь трудный для неё час, а окажете всю возможную и невозможную помощь.

— Что вы, что вы, Ваше Высочество, это мой долг, — закивал головой тот.

— Не волнуйтесь, Корона оценит ваши действия по заслугам. Но у меня к вам одна просьба, — посмотрела внимательно, понимает ли мужчина, кто к нему обращается, а то складывалось впечатление, что ему не терпится вернуться к больной, а весь этот разговор — досадная тому помеха, долг выполнил — сказал, а теперь… Как говорится, у каждого свои игры и свои куклы. — Не сообщайте о сказанном мне больше никому во избежание, так сказать, кривотолков. Кому надо и когда будет надо, я скажу сама. Договорились?

— Да, Ваше Высочество, — казалось, лекарь проникся.

Выйдя во двор, Лидия глубоко вздохнула, зажмурилась и подставила лицо выглянувшему солнцу. Загадки загадками, а погодка действительно чудесная.

— Что думаешь? — спросила Брада. От неё не очень приятно пахло, но не отправлять же наставницу переодеваться, когда она стоит, её ждёт.

— Как ты сказала, так и сделаем. Не думаю, что Оливия пойдёт с нами, — поджала губы с сожалением. — Поправится, вряд ли потом догонит: день — два постоим в лагере, а потом скорым маршем к границе — не хочу отстать от королевского войска. Хотя может оставить пятёрку бойцов? — посмотрела на наёмницу.

Та покачала отрицательно головой.

— Не стоит распылять силы. В преддверии войны просыпаются и вылазят из всех щелей разные недобитки с кашей вместо яиц, расправляют крылья, которые давно пора свиньям скормить… Учти, что основная масса частей агробарского гарнизона уйдёт на запад — уже сейчас многих перебросили в сторону Вербара. Хотя, мне кажется, это не очень умно, — добавила тихо. — И, несмотря на усиленное патрулирование, на дорогах станет опасно. Шестеро молодых девушек — лакомый кусочек. Стоп! — властно подняла руку. — Вы уже многое умеете. Но главного испытания ещё не прошли — кровью. Имею в виду не царапины, вывихи, порезы, а настоящую, обильную, страшную, с мясом и костями — так, чтобы яйца морщились от боли, кровь, — квадратное лицо наёмницы было достаточно внушительно и впечатляюще.

— Хорошо, — легко согласилась Лидия, — больше никого не оставляем. Тем не менее, до вечера подождём…

— А как же мы? — обиженно спросила Лана. — Мы давно готовы к выходу…

— Мы? — перебила принцесса и улыбнулась, несмотря на нехороший осадок, связанный с Оливией. — Или несколько повозок с бочонками отборного шисского, отдыхающих в трактире у Западных ворот?

Лана потупилась неожиданно, заинтересовавшись носком сапога. Русоволосая Карина залилась краской — да так, что ярче проступили веснушки. А рыженькая Деметра переводила с одной подруги на другую понятливый взгляд, а потом, не изменяя себе, звонко прыснула, довольная их смущением.

— Поступим так. Раз уж готовы к выходу, Лана возьмёшь десяток амазонок — поведёшь свой обоз плюс загрузишь на них дополнительный запас наконечников к стрелам, болтов арбалетных, несколько палаток…

— Нет, — коротко бросила Брада и уточнила. — Пусть волокут вино, а дополнительное имущество и оружие захватим мы. Не доверяю я им — начнут пробовать ещё в дороге.

— Согласна, — Лидия без улыбки посмотрела на Лану. — Часть вашего сюрприза рекомендую потребить сразу до моего прибытия, потому как потом остальное я реквизирую на нужды отряда, — лицо Ланы недовольно вытянулось. — Предупреждаю: на марше никаких попоек. Максимум — чашка на ночь для хорошего сна для не заступающих на дежурство. Всё ясно? — мягко, но так, что Лана невольно подтянулась, спросила.

— Да, Ваше Высочество.

На губах Брады мелькнула чуть заметная улыбка — будет из девочки толк.

— А как же я? — вклинилась в паузу недоумённая Карина.

Лидия, несмотря на проснувшееся командирское настроение, не смогла сдержать улыбку — столь непосредственна и ярка палитра эмоций на лице подруги Ланы: удивление, обида, растерянность. Они действительно были практически неразлучны: в жизни, в быту, в спарринга, в постели.

— А что, я не говорила, что ты пойдёшь главной обоза? Будешь следить за её, — кивок в сторону Ланы, — поведением.

— Ура, — Карина повисла на шее подруги, и они закружились.