Это не наша война (СИ)

Глава 3

Руфия перелистнула страницу, но буквы мисского шрифта не желали собираться в слова, слова — в предложения, предложения — в смысл написанного. Она со вздохом откинулась на спинку мягкого углового диванчика, расположенного у окна с видом на сад. Это было её любимое место для времяпрепровождения. Всё рядом: невысокий столик на гнутых ножках с фруктами, сладостями, кувшином сока и кувшином воды на одной стороне, на другой — две стопки книг; первая — учебные пособия и литература для изучения, заданная наставниками, вторая — как ни странно для подобного возраста — четырнадцати лет, если пробежаться по корешкам, художественных произведений развлекательного характера здесь не было, в основном документально-исторические опусы, книги по географии Веринии, мемуары известных людей, жизнеописания и биографии значительных и весомых личностей — и другое подобного толка, совсем не ассоциирующееся с прелестной и хрупкой белокурой девушкой. Но только до того момента, как она поднимала от книги серо-зелёные, совсем не детские, глаза. Очень, очень серьёзная девочка, очень начитанная, очень умная. Её внешнее изящество и очарование моментально отступали на второй план, стоило только попасть под требовательный внимательный взгляд, а стоило услышать голос, то возникало непреодолимое желание деликатно сбежать из опасения не оправдать возложенного вопросом доверия, и где-то там, за углом выравнивать дыхание, ощущая себя полным невежей, неучем, дикарём из самой тёмной глухомани. Такое количество взрослых испытало подобное чувство, что остальные, учась на чужих ошибках, при пересечении с младшей принцессой, использовали подобную тактику: улыбка, молчание и упор на занятость и необходимость спешить. Вступать в дискуссии было себе дороже. Прослыть тупым, не взирая на образования, полученные в известных веринийских университетах, было столь же легко, как даме перед выходом поменять на лице расположение мушки. Да, умела, Руфия, не ставя, впрочем, подобных целей, а исключительно из любознательности, так сказать, не прекращая процесса познания мира, поставить в тупик записных всезнаек и прочих демагогов.

Была, естественно, категория людей, которая не стеснялась общаться с умницей. Это — учителя, что не могли нарадоваться на ученицу, что как губка впитывала любые знания. Впрочем, сильно увлекаться и преувеличивать свои обязанности не стоило — Руфия легко вычленяла нестыковки и попытки воздействия в неких корыстных целях. Кстати, таким образом пострадало несколько ретивых преподавателей. Один принялся несколько иначе трактовать догматы церкви Единого (в странах, в которых была распространена эта религия, появилось и начало бродить новое веяние, будто бы Бог не нуждается в посредниках и институт церкви требует переосмысления и реформы). Стоило Руфии в разговоре с Его Преосвященством Кардиналом Апием 4 «случайно» упомянуть некоторые тезисы, как учителя в сезонной одежде на момент появления стражи с одним местом поклажи выслали за пределы королевства без права возможности возвращения и уведомлении соответствующие службы соседей о подрывной деятельности сего субъекта. В общем, повезло. Придётся побегать, но ведь с «головой» это как-то сподручней. Другого Руфия подловила на попытке проведения некромантского ритуала с вкраплением королевской крови — то бишь, девочке предлагалось увлекательное приключение. Было ли это опасно, безвредно в результате и без последствий в будущем — тем королевские палачи уже не интересовались. Ну и ещё несколько забавных случаев. Понимала ли сама девочка суть происходившего — о том знает лишь исповедник, Его Преосвященство Апий 4. Оценивала ли юмор разоблачений — опять же тайна за семью печатями. Во всяком случае, улыбок она не демонстрировала, а любезности с несостоявшимися оппонентами звучали вполне искренне.

Вообще, стоит заметить, что чувство юмора у неё было, но не открытое, присущее детям и подросткам, не демонстративное и громкое, которое в основном распространенно среди людей, а тонкое и деликатное, скорее относящееся обществу высокородных, но без сопутствующего яда и присущего порой тем злого двусмыслия.

Настоящих улыбок и искренней радости удостаивались близкие Руфии — отец и сестра. В меньшей степени иные родственники: дядя, двоюродные братья, сёстры — и так далее. Со сверстниками, кстати, теми же братьями, отношения оставались в стадии консервации. Стандартный набор общения: побеги-догони удовлетворял Руфию лишь первые пол часа, потом же горлодёрский палкомахательский досуг её начинал беспокоить, и она тихо исчезала, улыбнувшись напоследок, на этот раз виновато. Потому что ко всему прочему была ещё и деликатной для того, чтобы обвинять кого-либо в недостаточном интеллектуальном развитии и багаже (буде, конечно, вообще такой предусмотрен природой в некоторых созданиях).

Единственное, что оставляло её достаточно равнодушной — это физические упражнения. Нет, конечно же Руфия не игнорировала рекомендации наставника в этом предмете: обязательно бегала, по утрам разминалась, регулярно брала в руки облегчённый, в локоть длиной учебный меч, но того энтузиазма и внимания, которыми гордились коллеги, учитель похвастать не мог. Бледный, пожилой и худой, как щепка, РоКьюзи, аристократ в надцатом поколении, преподавал фехтование отпрыскам многих знатных семейств (к слову, его очень уважала Брада, квадратная и… непонятная дама, гром — женщина; при фантазировании на тему: если бы у меня была такая наставница, Руфию одновременно посещали два чувства: испуг и любопытство). Не лежала её душа к этому то ли в силу пацифических комплексов, абсолютно лишних в том обществе, в котором она родилась, то ли по причине вполне осознанного понимания бесперспективности этого занятия для неё. Наращивать специфическую мужскую мускулатуру, изучать бесконечные способы умерщвления разумного существа — нет, это не для неё, это не главное умение для разумного человека — умение убивать, она как-нибудь обойдётся без этого. В конце концов, есть люди, которые специально развиваются физически, целенаправленно лишая себя общества книг. Крови, кстати, она не боялась.

Вот поэтому деятельность старшей сестры приводила её в изумление, а попытки вовлечь в движение амазонок, мягко, но твёрдо отклоняла. Женщина в её понимании — это не существо с раззявленным ртом несущееся по полю в боевом безумии и мечтающее отнимать как можно больше жизней, желательно изгваздавшись в красной краске. Нет. Женщина — это… А впрочем, над этим рано ещё думать по вполне объективным и вполне осознаваемым ею достаточно ясно причинам — возраст и, соответственно, нехватка опыта. А пока остановимся на том, что она, наверное, женщина мирной жизни в отличие от Лидии. Возможно чуть позже — она это не отвергала, что когда появится свободное время, то уделит внимание идеям сестры. Но в умственно-интеллектуальном, теоретическом разрезе, например, обосновании либо отвергании уже сделанных шагов.

Руфия забросила на диван ноги, поджав колени под себя, вновь обратила внимание на текст… Нет, ещё яблоко съем — может тогда появится желание.

Какое-то такое… ленивое настроение с утра. Смутная тревога, вообще ей не присущая. Хотя довольно бодро позанималась по риторике, истории народов Веринии, математике и философии. Сейчас наступил перерыв. В ближайшем будущем предстояла астрономия…

Вечером предстоит встреча с Его Высокопреосвященством, она выскажет свои сомнения — что он посоветует? Можно было не обращать на настроение внимания, не превращать его в осознанную проблему. Так она ведь так и делает! А вдруг что-то в этом есть? Ведь человек предупреждённый — человек спасённый. Как говорил Оберотти: «Случай рассмотренный — случай известный». Но вот Амариус Шисский иначе подходил к этому: «Во всеведеньи многие беды». Вот только относительно трактовки знаний много споров — уж слишком широк диапазон применения изречения. Говорят, это любимая фраза Ночного короля, — Руфия вздохнула, так как подобное знание, случайно почерпнутое (услышанное) от разговора горничных, совсем не относилось к академическим дисциплинам, заявленных ей отцом и советниками для изучения. Опять мысль завернула куда-то не туда…

Просто… это состояние тревоги, волнения, никак не объяснённого происходящим вокруг, приходит не впервые. Уже почти месяц накатывает на неё с неясной периодичностью желание просто лежать, не шевелясь, желательно в темноте, в крайнем случае, при свете свечи, и смотреть в потолок, исследуя абсолютно изученную поверхность, и думать, думать, грезить, отпуская фантазию в произвольное путешествие…

Что там было? Она самой себе стеснялась устраивать сеансы воспоминаний мелькавших картинок… Это было абсолютно вразрез, как это ни натянуто и отчасти смешно для четырнадцати лет звучит, тому сформированному ею образу! Отчасти Руфия с таким нетерпением и ждала вечер — чтобы поговорить со святым отцом.

Что ж, как бы там ни было, пора вставать. Уютный диван — это не самый лучший учитель. И уж точно не советчик, — она мысленно хмыкнула. Скорее — искуситель.

Ей нужно было пообедать. Горничной ещё не было, и Руфия пожелала прогуляться. Вновь улыбнулась про себя, никак внешне это не показывая — нагулять, так сказать, аппетит. Который, — почему она и развеселилась, — был таким: по чуть-чуть всего, необходимый набор веществ. Находилась ли она в относительном покое, испытывала ли физические или умственные нагрузки — порция её была неизменно скромной. Что практически всегда и в больших количествах привлекало её внимание — это фрукты и ягоды. Особенно, яблоки. О, ими бы она и вообще ограничивалась, но вода, крахмал и клетчатка не заменят мясо, молоко, кашу — и так далее.

А вот после обеда вскорости и предстояло погружение в астрономию. Но ещё хватало времени, чтобы почитать книгу.

Всё, решено: прогулка. Она решительно сунула ноги в мягкие туфли и направилась к выходу из покоев. Всё-таки, когда есть план и хотя бы малая цель — всё гораздо проще.

Двигаясь коридором к лестнице, ведущей на необходимый ей уровень, она учтиво здоровалась со встречными дворянами, их детьми и привычно игнорировала стражников, замерших в определённых местах и прислугу. Её слегка рассеянный взор внезапно вычленил изучающий взгляд молодого человека… Это неожиданно привлекло её внимание. Кажется, это Меньи, второй сын РоГичи, семьи, родственной, младшей ветви РоВенци, то ли пятнадцать, то ли шестнадцать лет. Почему так неточно, при том, что она никогда не жаловалась на память, можно было объяснить только одним — большой незначительностью этой информации для неё.

Когда они поравнялись, — краем глаза она всё-таки следила за ним, — он вдруг сделал шаг ей навстречу.

— Ваше Высочество, — произнёс чопорно, поклонился с достоинством… неожиданно взял её ладонь и преподнёс к губам. — Добрый день.

Руфия, не собиравшаяся останавливаться, ограничившись милостивым кивком, поневоле притормозила. Вырывать кисть — это некрасиво. Обратила взор на подростка. Несмотря на внешнюю невозмутимость, она была в замешательстве. За спиной Меньи топталось ещё двое парней помладше, тоже изобразивших соответствующий поклон, удерживая левыми руками ножны своих игрушечных мечей. Или настоящих, но маленьких? Неважно, обращать на них внимание она пока не собиралась. Всё-таки девочки развиваются быстрее, чем мальчишки. Общаться с ними серьёзно ещё рано. А вот Меньи — возможно.

— И тебе доброе утро, Меньи, — ответила размерено, попыталась изобразить улыбку, но с непривычки, на заказ, получилось кривовато. Но, судя по расцветшим физиономиям мальчишек, она поняла, что качество улыбки им не важно. А что важно? Внимание.

Она ощутила себя взрослой и умудрённой няней с выводком детей на прогулке. И тут же последовала защитная реакция организма — желание максимально деликатно, но очень быстро ретироваться.

— Вы помните, как меня зовут! — обрадовано воскликнул Меньи. Его высокий голос не прибавил оптимизма. Он посерьёзнел. — Ваше Высочество…

— Можно просто Руфия, — мягко уточнила она, неожиданно почувствовав, что ей неприятно обращение на «вы».

— Да-да, конечно, Ва… Руфия, — смешался тот, покраснел, но собрался с мыслями, выпятил чуть вперёд челюсть, явно копируя кого-то.

Руфия ощутила зарождающийся глубоко внутри смех. Нет-нет, Меньи она ни в коем случае не хотела обидеть, при всей его угловатости и — как бы это назвать — детскости, что ли, просто…

А просто смешно разве не может быть? Между прочим, Уритайя, великий философ и мистик древности писал, что смех — величайшее открытие человека. Со следующим его тезисом, говорящем о том, будто благодаря изначальному неравенству и было рождено чувство юмора, она не была согласна. Нет. Именно Бог вкладывает толику смеха в каждое своё дитя. Чуть больше, чуть меньше, очень много, совсем мало…

Торжественный голос Меньи вернул её в коридор. Она обратила внимание, что прохаживающиеся вокруг люди замедляют движение, дефилируя рядом, напрягают слух, вытягивают шеи, стараясь не пропустить ничего интересного. А мальчишка важничает, надувается самодовольно. И это её расстроило. И даже немного разозлило. Вместо того, чтобы в тишине и покое, наслаждаясь чудесными деревьями, кустами, цветами, приводить мысли и чувства в порядок, она…

— …Я знаю, Руфия, какой у вас плотный график занятий… это оттого, что вам в будущем предстоят…

Девочка мысленно вздохнула: прекратить словесный поток не было никакой возможности. Или умения? Вот он, ещё один пробел образования. Она изобразила ещё одну улыбку. Это так просто ведь: уголки губ идут в стороны и чуть вверх. И всё. Необходимо практическое занятие у зеркала. Подняла правую руку в жесте внимания — остановки. Парень замолчал и изобразил внимание.

— Что, Руфия?

— Меньи, ты что-то хотел сказать?

Парень на мгновение растерялся, ведь, как ни крути, он и до этого не молчал, но потом сообразил, что она имела в виду.

— Я хотел сказать, Руфия, что в паузах между занятиями могу взять на себя обязанность развлекать вас беседой в любом укромном и удобном Вашему Высочеству месте, — он мотнул величественно подбородком, осознающий и демонстрирующий всю серьёзность своих намерений.

От подобной перспективы у Руфии закружилась голова. Променять любимые книги и минуты волшебного уединения на… на вот такое общение?! О, ужас!

Лёгкая паника посетила её. Воистину, сегодня день обновления чувств и ощущения мира! А представив Меньи, добросовестно исполняющего обязанности соловья в изголовье её любимого дивана, она поняла, что приклеенная улыбка стремительно тает. Что было абсолютно недопустимо. Человек её ранга не имеет права не контролировать чувства.

— Вот что, Меньи, — она приблизилась к парню на максимально допустимое приличиями расстояние, понизила голос, — я сейчас очень занята, а вот после трёх ударов колокола перед вечерней службой жди меня в саду под моими окнами. Мы поговорим, — пообещала она, имея ввиду совсем противоположное мечтам парня.

Меньи, естественно, ничего не знал о её мыслях, слова воспринимал буквально, расцвёл, повторно подхватил кисть принцессы и влажно к ней приник.

Руфия напряглась, но виду не подала. Она всё расскажет этому… мальчишке. Деликатно — не деликатно — как получится. Ей подобное внимание ни к чему. К случаю вспомнила Лидию — та в ситуациях с неприятными ей людьми и отношениями не очень церемонилась. И никто её не попрекает, что она ведёт себя не по-королевски. Или всё же критика существует? Нужно поинтересоваться. Как говорил Аято, великий судиматский полководец и впоследствии император, основатель династии: «Победа над собой — половина победы над противником».

Придётся-таки пропустить астрономию. Для пользы дела. А как? Сказаться больной и тихонько спуститься в сад… В конце концов, чуть позже она всё это расскажет Его Преосвященству. Пусть он её ругает — хотя это абсолютно не в характере святого отца.

Приняв такое решение, она кивнула Меньи и его друзьям, круто развернулась на сто восемьдесят градусов, и направилась в свои покои. После такой многообещающей беседы срочно требовалось успокоительное чтение. Например: «Виды магических животных». На диване.