Глава 12

Захотел как-то эльф очаровать троллиху, говорит: «Какой чудесный вечер!» «И правда», — отвечает та довольно, откусывая ему ухо.

Девчонка не спешила, и Ройчи, ощущая некоторое нетерпение, прислушиваясь к близким и далёким шумам во дворце, вновь обратил внимание на брус, блокирующий вход в покои и с сомнением покачал головой. Запертая дверь — это вроде красной тряпки для быка, повод понервничать и нафантазировать невесть что случайным гостям. А так как события во дворце отнюдь не случайны, и грядёт планомерная проверка и зачистка помещений, то неплохо бы его подопечной поторопиться со сборами, пока её милый носик не прищемили алебарды штурмовой команды, а заодно не проверили на крепость его задницу. Но так как в дубовой крепости своей пятой точки Ройчи был более-менее уверен, а вот пищащее и путающееся под ногами лицо женского пола было неудачным довеском к его боевой форме, а особенно некстати в связи с пробудившейся в самом дальнем и тёмном уголке сознания ответственности.

Несомненно наёмник наговаривал на девчушку, показавшую себя человеком с характером и определённой твёрдостью, тем не менее, на момент гипотетической схватки он предпочёл бы иметь за спиной кого-то из своих товарищей, а не девицу, цитирующую философов и рассуждающую о мече, как негуманном способе убеждения — сквозь задёрнутую штору он успел убедиться в изрядной начитанности своей подопечной, и вскользь познакомиться с некогда твёрдыми, но уже рассечёнными трещиной горя потерь убеждениями.

Он с сомнением рассматривал небедные покои, не очень пышное, но впечатляющее убранство — антураж был достоин знатного лица, и, судя по разным мелочам в виде одежды, не взрослого. Как бы не одной из принцесс покои — он как-то запамятовал, сколько им должно быть лет(а точнее, не очень то и интересовался), но вот старшая будто бы ровесница РоПеруши, да ещё хлещет вино… Вроде не соответствует обстановка этой даме. Младшая? А дракон её знает… Но Руфия чересчур уж уверенно тут передвигается, не договаривает что-то, дракоша несносная, как бы не пройтись по её мягкому месту чем-нибудь твёрдым вроде ладони в воспитательных целях. Ладно, разберёмся.

— Руфия, — негромко позвал.

Шевеление на той стороне прекратилось.

— Слушаю вас, Ройчи, — донёсся прохладный девичий голосок.

Она что, дуется на него за что-то? Небось, за философию невмешательства и нежелание идти спасать мир. Или за представление противников — врагов, как неких насекомых, достойных соответствующего хлопка. Ройчи даже возмутился немного: у него не укладывалось в голове — какого дракона он должен уважать пусть самого достойного соперника, пожелавшего его убить? Будь он хоть трижды император, но если позарился на самое дорогое (в смысле, по деньгам) для наёмника — его шкуру, то он такая же муха, временно жужжащая и считающая себя центром вселенной. Может ему ещё рыцарский кодекс соблюдать?! Ну, там, дать противнику встать, предложить лучшее оружие, благородно подставить голову, лишь бы только того не расстраивать… Ну уж нет! Замышляешь недоброе, значит ты — ходячий труп, просто пока об этом не знаешь.

— Милая Руфия, — начал он мягко — с маленькими девочками, которыми по сути периодически являются все женщины, уже вышедшие из нежного возраста, нужно и общаться соответственно — вдруг оценят, — если вы не против, я хочу сходить на разведку. Недолго, — уточнил он.

— Я так понимаю, — донеслось спустя удар сердца, — вы всё решили, ставите меня перед фактом, и отговаривать вас смысла нет, — констатировала она сухо.

— Что вы, можете отговаривать — мне будет приятно, — не отказал себе в удовольствии подколоть Ройчи.

— Идите, — вновь холодок в голосе.

Что значит женщина: мелкая, а уже норовит указывать и контролировать, при чём делая это одним голосом. Единый, что ли, вложил изначально в них подобное умение?

— Весьма благодарю за разрешение. Это мудрый поступок. Только, пожалуйста, ваше мудрейшество, подоприте чем-нибудь дверь на всякий случай. Не обязательно тяжёлым, достаточно какого-нибудь звонкого или громкого предмета, чтобы я услышал, так как далеко отходить не собираюсь. Договорились?

— Да.

Наёмник пружинисто подошёл к дверям, вновь прислушался: определённо, где-то недалеко кого-то убивают. Но не сразу за дверью — и то неплохо. Аккуратно убрал засов и выглянул.

Мерцающие факелы высвечивали кое-где лежащие тела, тёмными пятнами на более светлом фоне стен выделялись какие-то картины, предметы мебели, рога и головы животных. Было пустынно, если где и прятался кто-нибудь, то Ройчи определить вот с этого места никак не мог. Вообще, обстановка была мрачная, что, конечно же, не очень смущало наёмника — чай не пыточные подвалы, в которых стоило задумываться о смысле жизни, а соответствующее оформление очень способствовало мыслям в нужном направлении.

Он попытался представить, в какую сторону стоит направить свои стопы, когда обратил внимание на труп солдата не из королевской стражи — тот был убит в спину, но что его заинтересовало — это оперение стрелы. Подобное было у Листочка.

Не стоит, конечно, делать скоропалительные выводы, но направление, из которого уходил этот бедняга (хотя какой он там несчастный — в видимом пространстве к мёртвым в основном относились либо прислуга, либо представители дворянства, застигнутые врасплох, так что этот тип наверняка участвовал в показательных казнях, пусть и выполняя приказ), показалось более перспективным, нежели противоположное.

Склонившийся к солдату Ройчи услышал негромкий топот и звяканье железа. Но такое — аккуратное. Вот и дождались, — без особых эмоций констатировал он.

Вдалеке, где-то в сотне локтей появилась небольшая группка вооружённых людей. Трое, нет, четверо. Света факелов было столь мало, что Ройчи даже не пытался определить их принадлежность. Но, оценив их действия, он решил, что это местные мародёры, да ещё и чистильщики — на его глазах из очередных покоев был выволочен совсем ещё мальчишка, видно из прислуги, схоронившийся там до времени, но, видно, что-то не до конца сложилось у него с этим, так как его, не особо церемонясь, после нескольких вопросов, пырнули мечом и оставили истекать кровью.

Видя, что их немного, наёмник решил повременить и не отступать на, так сказать, свои позиции, а понаблюдать за этими торопыгами — авось удастся сделать им неприятный сюрприз — всё-таки ждать эту компанию у покоев и знать, что они поднимут лишний шум, проникая внутрь, было неправильно. А пока он приник к полу, выглядывая из-за убитого, приготовив в руках метательные ножи. Заметить его перемещения они вряд ли могли — далеко и света мало, а он, как ни как, профессиональный наёмник, разведчик, тень — его вторая шкура.

Молодчики методично проверяли помещения: как правило, внутрь заходили двое, двое же оставались снаружи, в коридоре — некто важный в бесформенной хламиде с широкими рукавами, с капюшоном на голове, второй — крепкий мужчина, тянущий два звякающих мешка и с видимым облегчением роняющий их у очередных дверей.

Где-то на полпути к месту нахождения Ройчи у группы что-то пошло не так. Вслед за болезненным криком первого сунувшегося в дверной проём, засуетился важный в капюшоне, при чём когда оный при характерных подвижных пассах руками слетел с головы, стало видно, что это мужчина в возрасте и относится к опасной категории разумных — магам. Ройчи недовольно скривился: люди, владеющие Даром, были серьёзными и непредсказуемыми противниками в силу того, что с первого взгляда всегда было сложно определить направление этой самой магии, а также её границы. Вот у представителей иных рас всё было более-менее классифицировано: эльфы — могут влиять и воздействовать на живое, гномы — на камень, в принципе им присуща так называемая магия земли и ремёсел, у тёмных — понятно что — непосредственное воздействие на окружающих, а особо сильные шаманы могли вызвать потусторонних тварей. Но это так, в общем, естественно, есть и исключения из правил и дополнения, не всё однозначно в магии первых рас — наёмник, по возможности предпочитал не пересекаться с магией — как-то это казалось ему нечестным (хотя и полезным порой), может в силу того, что Дара, помимо искусственно развитых способностей (плюс некоторых специфических возможностей опять-таки благодаря драконовой магии, о которых он предпочитал даже не вспоминать) не имел. Поэтому общение с магической братией у него складывались чёткие: если ты во вражеском лагере, значит первая стрела, нож меч или топор твои — вот таким образом он выделял их. Совсем неуязвимых, по собственному опыту он знал, существ не бывает. Но вот среди полукровок и особенно людей чёткой классификации не было, и можно было нарваться на вполне безобидного погонщика короов, умудряющегося управлять стадом голов в двести на небольшом расстоянии без кнутов и прочей пастушьей атрибутики — и этим способности того исчерпывались, до вполне законопослушного горожанина, при определённом взгляде умерщвляющего собеседника — тот просто переставал жить — и разве с таким грузом ты сможешь сохранить предыдущее, переданное ещё от деда гончарное ремесло? Или, к примеру, известный в одном королевстве граф, силой взгляда удерживающий огромные объёмы воды, при этом не умеющий плавать и панически боящийся глубины. Чего там говорить, в мире достаточно казусных умений и возможностей, тут, как говорится, главное, как они используются: во благо или во вред. И, если убивающий взглядом принял постриг и ушёл в самый таинственный и нелюдимый (по поводу общения с внешним миром) монастырь Упокоения, то пастух при налёте диких на его деревню натравил (именно этот глагол!) раннее вполне безобидных животных на агрессоров, после чего те, кто остался в живых, в ужасе панически бежали прочь — и это при том, что у диких само понятие страха отсутствует напрочь.

Вот поэтому Ройчи и был увешан некоторым количеством амулетов и оберегов помимо самого главного, чувствующего и реагирующего на любые проявления Дара и частично (смотря какое) нейтрализующего его — всё-таки неприятно, когда с тобой помимо твоей воли пытаются что-то сделать.

Если честно, то Ройчи не собирался пересекаться с магами в Агробаре — их тут долгое время искореняли и вытесняли различные ордена Единого, даровитых принимали в свои ряды и частично перенастраивали (и такое возможно). А тут, посреди королевского дворца…

Полыхнуло знатно, вслед за криком из дверей выскочил живой факел, в которого превратился человек. Ройчи поморщился — амулет на груди, дублируя происходящее, тоже накалился — из чего он сделан, наёмник так и не разобрался, но на действия огненной магии всегда реагировал с энтузиазмом.

Ещё какое-то время он наблюдал за происходящим, пока ситуация не застыла в некоторой незавершённости: участники мародёрствующей команды кроме старика выбыли из строя, а сам же маг, вместо того, чтобы до конца разобраться (ну или хотя бы проверить качество своих действий и удостовериться в гибели противников), с каким-то заунывным плачем склонился над молодым воином и словно бы погрузился в транс. Защищающаяся сторона тоже молчала, говорить наверняка, что они погибли из-за высокой температуры и огня, Ройчи не стал бы. Тем не менее, решив, что особенно таиться сейчас не надо, а стоит пойти (именно вот так — Пойти) и удостовериться в некоторых интересующих и любопытных ему вопросах, а также удовлетворить внезапно возникшие слабые подозрения.

Оглянувшись на двери покоев, за которыми осталась Руфия, он подумал, что в случае неудачно развивающихся событий он успеет прийти к ней на помощь — не очень-то большие тут расстояния. Задерживаться надолго он тоже не планировал — так, глянуть одним глазком на сгоревших заживо людей, так сказать, запеченных в собственном соку — как выразился бы Худук (ну такой вот он, гоблинский юмор). Заодно мимолётно пообщаться с магом — огневиком — оставлять этого неуравновешенного типа поблизости в том виде, в котором он сейчас, глупо и опасно. Расстроенный маг — это дремлющий в коротком сне дракон, который может поглотить неопределённо большое пространство вокруг себя, а, учитывая, что хотя бы на короткий промежуток времени они будут находиться фактически по соседству, то этот потенциальный пожар совсем ни к чему.

Безутешный старикан (когда по его приказу зарезали мальчишку, он выглядел хладнокровней и уверенней) на появление рядом Ройчи никак не отреагировал в силу того, что тот был быстр, острожен и аккуратен и «общение» свёл к минимуму: удар в висок рукоятью ножа. Нечто внутри буквально вопило о том, что следует усилить удар, но сейчас на наёмника накатил один из тех недостойных гуманистических приступов, что, как и аппендикс, являлся атавизмом, и иногда проявлял себя очень некстати. Как правило, он потом жалел о подобной слабости, ибо она позже выходила боком, ведь людская (и вообще, каждого разумного) благодарность — настолько лицемерная категория, что ожидать её — это возможность досрочно состариться. А видеть её якобы в действии — лучше сразу ослепнуть. Тем не менее, старик лёг на раненого (убитого? — проверять недосуг) молодого человека, над которым он ронял свои причитания.

Ройчи внимательно пригляделся к неподвижному телу (обгоревшего он решил не принимать во внимание) — он был выведен из строя метательным ножом. И улыбнулся. Не выходя на как бы открытое со стороны покоев пространство, он приблизился к тёмному зеву входа. Сейчас самое интересное.

* * *

Это был кошмар. Всё происходящее. Вся эта кровь, смерти…

Воспитанница Брады как-то иначе представляла войну — а то, что это именно она, пусть и сама пришедшая в твой дом, сомнений не было. Какие-то чужие, абстрактные земли, народы, противники — какие-нибудь тёмные или варварские племена, ну, или как минимум, несимпатичные ей, причём, исключительно самцы, то бишь, мужчины, а остальные там: женщины, старики и дети с надеждой ждут освободителей…

В душе что-то заледенело, и на окружающее она стала смотреть, будто на некое ненастоящее представление, где действующие лица кривляются некрасиво, замахиваясь друг на друга длинными ножами, добывая друг из друга подсоленный томатный сок…

Лицо застыло, словно маска — она физически ощущала, как окрепла кожа, схватилась, зафиксировалась в некоем среднем, нейтральном положении, в котором даже короткие слова с трудом удавалось выбросить на волю.

Рядом шли люди. Маркиз РоПеруши, открывавший рот постоянно и тревожно — она с раздражением это отметила — заглядывавший ей в глаза. Поднапрягшись, даже попыталась прислушаться, о чём он так долго и выразительно говорит. Оказывается, о вариантах безопасного ухода из дворца и местах в столице, где можно переждать первую бурю и собраться, так сказать, с мыслями и силами…

Какая ерунда! Какая трусость! Они должны, просто обязаны отыскать в лабиринте дворца этого паука, этого лживого старикашку РоАйци, изменника и предателя, загнавшему нож в спину своему сюзерену, найти и покарать!..

О, отец!.. Глаза немного подтаивают, и она ещё крепче стискивает зубы, отчего на щеках надуваются желваки. Ну и что, что некрасиво?! Может, жизнь уже закончена, и такая мелочь, как красота — всего лишь дополнительный комок в могилу.

Отец. Только весёлым и жизнерадостным представлялся он ей. Не растерянным и с остекленевшими глазами, а молодой, подвижный, матёрый человечище, при котором жизнь в королевстве запомнится, как время мира и процветания. Она не могла припомнить ни одну недовольную прослойку населения. Тем не менее, нашлись-таки завистники и властолюбцы, возжелавшие вырвать королевскую корону у истинного владельца, будто… Будто в ней заключено счастье! Или молодость, или здоровье…

Кто-то коснулся её локтя. Опять маркиз?! Нет, Деметра. Её боевая сестра. С трудом двигается и шея. Она спрашивает, куда они идут? Откуда она знает? Дядя что-то говорил РоПеруши. Деметра сообщает, что слышит, как за стенами, судя по крикам и звону оружия, происходят схватки, а раз кто-то сопротивляется, то может имеет смысл разведать, что там в конце концов творится — вдруг имеет смысл вмешаться? Тут же вклинивается несносный маркиз с требованием максимально быстро двигаться этим ходом, так как они обязаны вывести из дворца Её Вел… Что за чушь!

Она резко поднимает руку, разом прекращая не красящую никого базарную перепалку, и напряжённо прислушивается к себе. Что-то очень важное мелькнуло на краю сознания, что-то связанное… Разум похож на кисель. Простой и очень вкусный вишнёвый кисель, в котором даже мухе за счастье утонуть. Ну же, думай! Ватные тучи беды на мгновение разошлись, и она увидела…

Сестра! Совершенно одна, беззащитная перед лицом нечисти в рыцарских доспехах. Она и явилась к ней в таком образе: в белом свободном платье с обязательной книгой в руке, и невинным, широко раскрытым взглядом, ищущем в кровавом хаосе защитника. Её, старшую сестру!

— Нужно немедленно найти Руфию.

Всё правильно. Именно так. А потом, когда младшая сестра будет в безопасности, можно будет заняться и РоАйци, этим драконом в обличье овечки.

РоПеруши снова говорит. Будто за её сестрой должны пойти он и… ещё кто-то. А амазонки пусть уводят её прочь.

Она так глянула на него, что он осёкся на полуслове, словно въехал в стену, с лица сошла краска, будто над ним поработал вампир. Они все вокруг могут идти куда хотят, хоть дракону в глотку, если там патокой намазано, а она идёт спасать родного человека!

Повернулась вокруг, пытаясь нащупать ниточку, соединяющую их, лиц королевской крови (такой вот плюсик к магии королевской крови), благо это умение распространялось на дворцовый комплекс — расстояние позволяло.

Вот оно направление: чуточку вернулась назад по коридору, упёрлась в стену. Сопровождавшие, сообразившие, что к чему, бросились искать скрытый выход из этой каменной кишки. Только локтях в семи одна из амазонок обнаружила ложную стену — тонкий, меньше локтя в ширину лаз, зашитый деревом и задрапированный под камень.

Лидия нетерпеливо хотела выбить препятствие, но Деметра твёрдо придержала её — мол, незачем всякой швали светить подобный тайный ход. Может их тут целая сеть, и сдавать её врагам — верх неблагоразумия. И она отошла в сторону, закованная в броню равнодушия, даже не глядя, как соратницы, маркиз и рыцарь пытаются отыскать скрытый механизм открывания прохода, либо пытаясь как-то, максимально безболезненно свернуть преграду с последующим её возвращением на место.

Нетерпение не успело дойти до точки кипения, как выход был открыт. Всё-таки каждый удар сердца приближал Руфию к неизбежной встрече с врагами. На что способны напоенные кровью солдаты страшно было представить. Наставница, конечно, не просвещала на это счёт, но красноречивые молчания в местах рассказов о боевых похождениях говорили сами за себя. И от этого руки начинали зудеть, а сердце, увязшее в груди, тревожно трепыхаться.

Она сразу поняла, где они вышли — этот альков в детстве был одним из её укрытий при игре в прятки, а также местом, в котором удавалось скрыться от глаз надоедливых нянь и воспитателей, когда она возвращалась от отца, занимавшегося делами королевства, в свои покои. На мягком угловом диванчике, скрытом портьерой, очень приятно было полежать и помечтать всего лишь о том, как бы было здорово, чтобы она в одночасье повзрослела, и весь груз обязанностей, учёбы и чуть ли не приказного питания был автоматически снят с неё. Какая она была глупая — то было беззаботное, счастливое время!

Ход, кстати, и находился за спиной дивана и, проникнув в это тайное место, она подошла и глянула в щель портьеры. Коридор как для такого времени (сейчас был час службы) был очень оживлён: туда-сюда носилась прислуга и редкие дворяне и чиновники, в воздухе витала нервозность, близкая к панике, но никаких иных солдат, кроме застывшей неподалёку парочки королевских гвардейцев, а тем более следов борьбы не было — сюда, видимо, ещё не докатилась волна зачистки. Хотя они, несмотря на извилистый путь хода от королевской приёмной, находились до сих пор в центральной части дворца, так сказать, в сердце управления и указотворчества королевства. А идти им надо — Лидия уточнила направление — как она и догадывалась, в левое крыло, где на втором этаже и располагались покои сестёр.

— Идём.

Люди шарахались, испуганно глядя на неё. В чём тут дело, она не собиралась даже задумываться, главное, что ничто не препятствовало движению. А взгляды — это такая мелочь, завязнуть в которой можно лишь при наличии Дара.

Но в зале, предшествующем переходу в левое крыло, их ждала шеренга солдат в ненавистных зелёных туниках и плащах с изображением грифона.

Лидия и не думала останавливаться, уверенно преодолевая расстояние в тридцать локтей. И противник растерялся: офицер, важно вышагивавший за спинами бойцов, не успел выкрикнуть соответствующее приказание, солдаты замешкались сами по себе — всё-таки это была принцесса, а не грязный растопщик каминов. И пока они стояли, мысленно чеша затылки в неких правилах приличия и поведения перед лицом королевской крови и просто красивой девушки, которые, в принципе, уже были сегодня перечёркнуты, Лидия вошла в их неплотный строй, а следом за ней ворвался рыцарь, принесший недобрую весть, уже не стесняясь и круша всё подряд с вполне определённой целью — добраться до командира этого маленького отряда.

И тут её наконец посетило упоение дракой. Не той, где ты возвращаешь сколько надо раз уроненный соперником меч, а другой, когда злость, отчаяние, ненависть приобретают конкретную цель — вот этих солдат, и ты осознаёшь, что чем больше ударов (особенно подлых) ты нанесёшь, тем больше твоих соратников уцелеет.

Нога — в ногу, кусочек бока — удар, толчок в колено ступнёй — больно, но эффективно, с добиванием в смотровую щель…

Они разрезали эту тонкую шеренгу, будто нож масло, и солдаты, ошеломлённые напором, не сумели ответить достойно. Тем не менее, рыцарь — безымянный рыцарь, бросившийся на офицера — остался бездыханным лежать над недавним, таким же, как и он агробарцем, а ныне врагом. И один из двоих стражников, увязавшихся за ними тоже погиб, поймав удар в бок. Остальные же отделались царапинами и неглубокими ранами.

Лидия, ощущая переполняющий её адреналин, практически не задерживаясь, пошла дальше. Сопровождающие — охраняющие, оставив за собой место поединка с павшими и ранеными противниками, поспешили за ней.

Не пройдя и ста локтей, они наткнулись на небольшую группку вооружённых людей в восточных одеждах. Трое впереди с саблями наголо, но один — обоерукий, у второго в другой руке было короткое копьецо, у третьего — свисающее подобие кистеня в петле — все в тюрбанах, с закрытыми шёлковыми повязками лицах, в золотистых одеждах, скрывающих добротные кольчуги и шароварах. За ними в подобной, но значительно богаче по орнаменту, выделке кожаных частей доспеха, качестве ткани и кольчуги, с открытым, спокойным и умиротворённым взглядом, на в принципе мужественном и привлекательном лице сорокалетний мужчина.

Лидия смутно припоминала рассказы о подобных бойцах, да её собственная интуиция подсказывала, что перед ней очень серьёзные и опасные воины, и шансов одолеть их практически нет.

Терять всё равно нечего — именно так было проще думать, она глубоко вздохнула и набрала в грудь воздух.

* * *

То, что он сделал глупость, разрешив девушке добраться до вина, Листочек понял довольно скоро. Её действительно скосила какая-то хворь — внешний вид и частые отлучки в туалетную комнату были тому неопровержимым доказательством. Но вино… Утверждение, что оно даст необходимый лечебный эффект, прибавит сил, эльф подверг (мысленно) сомнению, но — как бы это помягче сказать? Не желая травмировать запретами предмет обожания, он уступил. Но ведь знал, что организм амазонки и женщины обыкновенной ничем друг от друга не отличается, и если оный не кормить длительное время, а после влить сколько-то литров хмельного напитка, то…

Точное количество он не смог бы назвать. Да, недосмотр, но в условиях, приближённых к боевым, когда необходимо проконтролировать много процессов, следить за винным краником было вдвойне сложно. Лично он, фактически незаметно конфисковал две бутылки, ещё три Оливия уронила и разлила сама, отчего в опочивальне помимо спёртого, присущего больничным палатам духа, вони от убитых, распространился и характерный винный перегар. При этом каким-то чудом продолжали находиться новые экземпляры с продуктами виноградного брожения, и прежде, чем эльф успевал отреагировать, юная амазонка профессионально вгрызалась белоснежными зубками в корковое навершие и после смачного чпока солидно прикладывалась к горлышку.

Как вообще этот спектакль обозвать, фантазия Листочка не имела представления. Был бы тут Худук, незабвенный тёмный, он, возможно, оценил юмор ситуации — происходящее скорее было по его профилю, и, пробудив творческую жилку, ему, в общем-то присущую, наверное родил бы нечто подобное: «голая прелестница не отказала себе в удовольствии поправить здоровье на трупах неудавшихся насильников», но у эльфа, воспитанного (всё-таки) на некоем уважении ко всему живому (и не очень), на устах множилось и дробилось одно слово: дракон. То есть, куда ни глянь, негде глазу отдохнуть, а поэтому просто хотелось ругаться.

Отведя (отнеся, оттранспортировав, оттянув) несущую полную чепуху — кстати и с его участием, помимо целого сонма неизвестных ему персонажей — девушку в прихожую, Листочек с удовольствием сбросил с плеча весомый узел, собранный его красавицей для выхода в люди — неужели у такой богатой семейки, которую она представляла, не достанет средств восстановить всё от утерянных побрякушек, одежды и множества женских средств обольщения до томика дамского романа и немалого арсенала мелкого холодного оружия. Были б тут какие-то семейные реликвии, сильные обереги, талисманы, магические штучки, имеющие ценность для выживания, тогда да, можно было пытаться мозолить спину. А так, имея на плече совершенно «уставшую», в (можно честно сказать) неадекватном состоянии девушку, а на втором полтора пуда невесть чего — как тогда отбиваться от настырных недоброжелателей? Взглядом ломать им ноги? Замораживать высокомерием и щекотать образчиками чёрного юмора? Ну уж нет, так рисковать собой и с таким трудом найденной девушкой своей мечты… Хм, ничего, что она не во всеоружии своего обаяния и прелести — у всех ведь иногда бывают в жизни такие моменты, о которых вспоминать не то что сложно, а и просто невозможно по причине их полного отсутствия в архиве памяти (теоретически то они должны быть, но вот практически — нет). У самого Листочка было в биографии несколько эпизодов, при напоминании о которых он, не склонный к этому, пытался покраснеть и с арбалетной скоростью уводил разговор в сторону, как правило, в пустом трёпе обычно не замеченный.

Хотелось бы конечно, чтобы чудесная амазонка Оливия чуть-чуть помогала ему ножками, но даже в случае отказа в подобной малости Листочек был полон решимости заменить узел с менее ценным грузом на похожий, но продолговатой формы и абсолютно бесценный.

Как там она, его нимфа? — с улыбкой подумал он, завершая последний осмотр покоев на предмет важности оставляемых вещей… и увидел, словно бы собирая окружающее… Всю эту расстановку мебели, предметов, цветовую гамму, углы и овалы, тени падающего света, рисунок окна, собранную гармошкой портьеру, небрежно повисшую хвостом на стуле, бордовое покрывало, сохранившееся на дальнем углу кровати без единой морщинки, столик с прихотливо расставленным вином, полки с небольшим количеством выглядывающих корешков книг, заметные следы женского присутствия в виде вещей и запахов — всего того, что сохранило невозмутимость, несмотря на вешнее нашествие и воздействие, и удержало крупицу хозяйки после пролитой крови и беспардонно натоптавшей тут смерти — всё это вылилось в некий портрет, от осознания возможности видеть который по спине Листочка пробежал озноб удовлетворения. Вот она какая, его амазонка. Пусть это и звучало немного собственнически, но, дракон побери, никто кроме него в этом огромном бесконечном дворце не пришёл ей на помощь, поэтому он с полным основанием имеет право требовать толику её благодарного и милостивого внимания!

А потом неожиданно пришла другая, не совсем последовательная мысль: насколько человеческие женщины непредсказуемы и нелогичны. Допустим, взять тех же эльфиек (чистокровных имеется в виду), действия которых подчиняются сонму законов, прав — обязанностей, норм морали, канонов и правил поведения…

Из прихожей вдруг раздался режущий ухо, пронзительный, какой-то воинственно-агрессивный женский крик, хлопок с последующим стуком осыпающегося стекла и мужской рык раненого медведя, стремительно переходящий в писк обиженного и жалобно взывающего медвежонка. Будь на его месте обычный горожанин, он бы несомненно рванул в противоположную сторону — столь ошеломительную реакцию произвёл так называемый шум на нижнюю часть организма (ослабление в коленях — если ещё кто-то не догадался!)

Удивляться открывшейся картине конечно же стоило, но потом, и хладнокровие, которое эльф подкопил совсем недавно, созерцая и пребывая в раздумьях, не подвело его: он ухватил девушку за плечи и резко потянул на себя. Невысокая и худенькая, в этот раз она оказалась на несколько порядков тяжелее. И только неимоверным усилием оттянув её за локоть в сторону от открытых дверей, в которых маячили совсем недружелюбные, можно сказать смертоубийственно настроенные судя по оскаленным выражениям на лицах и глазам, мечущим молнии, лицам, он увидел, что одновременно с Оливией вглубь прихожей втянул и довольно крупного мужчину, стоявшего на коленях, в волосы и лицо которого впилась его подопечная… из-под пальцев обильно текла кровь, будто… будто руками она размяла анфасную часть головы, словно помидор…

От этого эльфу стало как-то не по себе — за свою, без излишней скромности, насыщенную и яркую жизнь, он не помнил, чтоб кто-то вот так, без специальных приспособлений, голыми пальцами, плавными, будто взбивающими тесто движениями, разбирал голову разумного.

Но, опять же, всё, не относящееся к непосредственной опасности, потом. Ибо у него зашевелились волосы от предчувствия близкого магического воздействия — всё вокруг внезапно наэлектризовалось. И молнии в глазах, как выяснилось, оказались не фигурой речи, а неприятной и очень горячей действительностью.

Пожилой мужчина с всклокоченными седыми волосами и воинственно топорщившейся бородкой вытянул в их сторону руки. Листочек, подчиняясь интуиции, хлопнулся на пол, одновременно сбивая с ног Оливию. Девушка приземлилась прямо на него, больно въехав острым локотком в живот, он тут же перекатился на неё, не взирая на отчаянное сопротивление.

Жар нарастал, где-то потрескивала ткань, уступая неумолимому огню, на спину будто сыпанули углей из костра. Перед глазами мелькнул какой-то безумный, панический взгляд девушки в никуда, губы двигались в непонятном алгоритме, но расслышать не было никакой возможности — наваливавшийся на уши шум то ли скакнувшего давления, то ли находящегося на грани возгорания пространства не давали для этого ни единого шанса. И опять подчиняясь некоему импульсу, благо всё было рядом, не сказать, что под рукой, скорее — под губами, он склонился к ней с осторожным, каким-то несмелым поцелуем…

Тело под ним утеряло напряжение, как будто сняли тетиву и свернули до следующего раза — девушка расслабилась и успокоилась, во всяком случае, дыхание её, которое он ощущал на своей щеке, стало более размеренным и умиротворённым. Но вот жар, который был до этого практически невыносим, казалось, продолжал нарастать, а само по себе ощущение брикета торфа в печи очень неприятно, к тому же, немаловажна боязнь того, что вот-вот всё полыхнёт вокруг.

Листочек протянул руку к бедру, о которое что-то или кто-то бился, и наткнулся… на разбитую физиономию страдальца, побывавшего в руках Оливии. Нащупал воротник куртки, обжигаясь о металлические вставки, благо на руках были предусмотрительно надеты перчатки, неимоверным усилием потянул на себя дёргающееся тело. Не совсем здраво, но в принципе подумав об этом, Листочек решил использовать этого неудачника в качестве дополнительной защиты на пути двигающегося к ним огня. Он подтянул его и даже чуть приподнял, заставляя стать на колени это хрипящее, кашляющее существо, таким образом увеличивая «тень» от жара, когда несчастный всё-таки вспыхнул…

Красиво расходящиеся в стороны, пульсирующие щупальца огня, будто крылья или какой-то световой плащ, тёмная искажённая маска лица… Листочек обоими ногами оттолкнул пышущее жаром тело, и несколько ударов сердца, пронзённый болью существа, отупело наблюдал, как у живого факела появились ноги, и он, спотыкаясь, слава дракону, исчез в дверях.

С ушей слезла вата, но облегчения это всё равно не принесло, потому что слух заполнил крик боли, затем горестный возглас и полный ярости рык. Прихожая, заполненная дымом, от которого выворачивало наизнанку, превратилась в мышеловку.

Эльф наконец-то очнулся, так как в дверь норовили проникнуть ещё какие-то вооружённые и, судя по рёву, абсолютно невменяемые. Листочек, будто на тренировке, чуть облокотился и отработал бросок левой рукой. Правая из-за неудобства положения, никак не могла дотянуться до меча, а успеть сейчас собрать лук — об этом не могло быть и речи, поэтому, крутнувшись в другую сторону, он по свисту и звяканью ощутил, что чудом избежал встречи с кровожадным железом, практически наугад бросил ещё один нож и последний, третий, оставил наготове.

Что-то рядом тяжело грохнулось, по звуку вроде соприкоснувшись с предметом мебели — то ли тумбой, то ли креслом. Наконец-то привстал, прислушиваясь — сейчас он слуху больше доверял, нежели глазам, зачерпнувшим дыма, отправил в полёт на громкий голос последний нож и на ощупь стал разматывать тетиву. Он ещё повоюет — дали б время собрать лук. Но, дракон его побери, как же не хочется подыхать в этих вонючих, тесных помещениях с последующим (он был уверен в этом) надругательствами над его бездыханным телом!

Когда стрела легла на место, он немного облегчённо вздохнул и подвинулся в сторону, пока не упёрся спиной в стену, так и замер, прислушиваясь к окружающему и вяло размышляя о последующих действиях, ибо вспомнилась фраза Худука: «Как уже мне надоел этот Агробар!» Рассудок твердил: надо уходить, а пятая точка, самый главный измерительный прибор неприятностей по методе тёмных, на которой он сейчас не совсем удобно расположился, так и вообще вопила: «Вставай и сваливай. У тебя это благодаря эльфийским штучкам непременно получится!» Но… но он не мог бросить Оливию… А её, кстати, вообще не было слышно. А от дверей, вне видимости взгляда доносились горестные стенания, словно кто-то плачет по убиенному родному человеку. Так ли это, проверить у эльфа не было пока сил. Ещё пару ударов сердца, и он встанет, и очень многим после этого уже не повезёт.

Тут эльф насторожился: звук причитаний прервался, будто его выключили. Или как-то определённо воздействовали на того человека. В наступившей тишине Листочек скорее ощущал, нежели услышал осторожные, крадущиеся шаги — так передвигаться мог очень хороший профессионал — разведчик, и он чуть оттянул тетиву, готовясь к моменту неожиданного появления, кажется, одного разумного, — увидеть сидящего эльфа на полу сразу было очень сложно, значит и он может быть сюрпризом. Главное для начала, чтобы непрошеный гость был действительно один, а не, к примеру, ещё ловко скрывающий своё передвижение искусный маг с непредсказуемым даром или иная сволочь…

— Эй, Лис, опусти лук — сделаешь во мне дырку, потом не залатаешь, — раздался неожиданно знакомый, весёлый голос. — Меня тебе не жалко, так хоть себя пожалей — Худук ведь без соли и чеснока съест…

От облегчения эльф шумно выдохнул, на уста влезла глупая улыбка. Раз Ройчи рядом, значит им ничто не страшно. И господа — заговорщики, если они конечно в разуме и ещё не пьяны от содеянного в прямом и переносном смысле, могут начинать паковать узлы и разбегаться куда глаза глядят, с единственной поблажкой: бежишь и не падаешь — значит живой.

— Ого! — товарищ появился в дверном проёме и удивлённо цокнул языком. — Славно ты ту повеселился. А то притворяешься скромнягой.

— Когда это было? — вяло отреагировал эльф, с радостью следя за знакомой фигурой, осторожно двигающейся к нему. — Скромность — твоя прерогатива. Я же предпочитаю роль героя.

— Разве что героя — любовника, — хохотнул про себя Ройчи, останавливаясь над ним. — Если бы все чумазые печники у нас были героями, то и дети со временем в большинстве своём приобрели соответствующий цвет кожи, — протянул руку для помощи. — Ты счастье своё нашёл? Или то, что я вижу вокруг: разрушения, следы огня и мертвецы — это и есть идеальная обитель эльфа?

— Не нужно юродствовать, — сухо отреагировал Листочек — напоминание о беспорядке и смертях изрядно портило ему настроение.

— Вижу, и ты не изменился под воздействием огня. Всё тот же неунывающий, склонный к авантюрам при виде женской юбки герой — любовник. Но только присмаленый слегка.

Красноречие товарища Листочек проигнорировал. Тут такая тонкость: чем больше слов скажешь, тем больше точек воздействия на тебя. У Ройчи сейчас очень удобная позиция. Желает поработать языком — пожалуйста, можно ведь сделать определённый вывод: значит, он соскучился по нему. А может, не нашёл во дворце достойного собеседника. По практике своих приключений — путешествий с Ройчи, эльф знал, насколько извилисты порой были пути его товарища.

Вместо бесполезной пикировки, он сделал три шага в сторону к странно притихшей и совершенно неподвижной девушке, при виде которой у него болезненно ёкнуло сердце. Поспешно наклонился и коснулся шеи. Размеренный стук сердца.

Фух! Она просто… спит. Бедняжка!

— Это и есть… предмет твоего восхищения? — к чести Ройчи стоит сказать, что насмешки в его голосе не было, только любопытство. Он с интересом смотрел на мирно спящую амазонку, мило подложившую ладошки под щеку. — Однако и замордовал ты её.

— Это уже случилось до меня! — возмутился уязвлённый эльф. — Я всего лишь пытался вывести её отсюда.

— Смотрю, вы далеко продвинулись, — пробормотал человек, следя за действиями товарища — тот, присев на корточки, пытался привести её в чувство лёгким похлопыванием по щекам. — Ты уж сразу возьми розги и всыпь — думаю, это будет сильное средство для пробуждения, — он задумчиво тоже склонился к девушке, принюхался. — Человеческие самки тебя не доведут до добра. Мало того, что твои избранницы попадают в неприятные ситуации, так они ещё могут изрядно употреблять. Согласен, очень удобный ход: любовница и собутыльник в одном лице. В первом случае мы, твои добрые друзья, естественно, помочь не можем, зато во втором, ты — перестанешь нуждаться в наших услугах.

— Неправда, — отрицательно качнул головой эльф. — Мои пассии особых неприятностей мне не приносят.

— Ну-ну, — значительно и с сомнением в голосе протянул человек, а затем чересчур согласно кивнул головой. — Возвращаясь к вышесказанному: если уж эльфийки не в силах реализовать твои постельные фантазии, людские женщины — как мы поняли — тебе противопоказаны, то у меня появилось верное решение этой задачки. Обрати-ка, друг мой Листочек, свой благосклонный взгляд на чудесных представительниц народов гоблинов и троллей. Твой воспалённый мозг, мне кажется, именно они могут удовлетворить. Но если и тут мы потерпим поражение, то, что ж, остаётся единственный беспроигрышный вариант — дракониха!

— Твоя буйная фантазия тебя до добра не доведёт, — фыркнул эльф, беря на руки Оливию.

— Это как понимать? — прищурился Ройчи. — Ты мне угрожаешь? — шутливо приподнял брови — он был уверен, что эльф в этой полутьме, если только соизволил бы глянуть в его сторону, точно бы увидел и оценил столь тонкую мимику. Но тот был занят иным: прислушивался к невнятно бормочущей девушке. Бредит?

Но тут же выяснилось, что высокородный реплику человека не пропустил мимо ушей.

— Больно ты мне надо со своими глупыми комментариями и бесполезными советами. С обиженной драконихой, раз такой умный, сам разбирайся, — и с намёком указал подбородком на свои вещи — мол, помоги. При этом он проигнорировал узел девушки — не до него, пусть потом ругается и дуется, лишь бы выжила. Тем более, в гневе некоторые дамы столь прелестны, что для вызовы соответствующего чувства, пожалуй, стоит напрячься.

— Куда нам, простым смертным, — грустно бросил человек, — не та весовая категория, — Ройчи подхватил котомку товарища, наклонился к убитому, на ощупь пальцами прощупал его, извлёк метательный нож и срезал кошелёк. — Вот высокородные со своими манерами и тысячелетними традициями в самый раз будут по вкусу зубастой самке.

Человек неслышно, будто тень, скользнул к выходу, выглянул, обернулся, кивнул, и эльф пристроился в арьергарде, нежно прижимая к груди такое послушное сейчас хрупкое тело.

Загрузка...