— Ну-у-у дава-а-ай-ай же-е-е, — слова звучали очень странно, с неким мерцанием, будто эхо в огромном пустом зале, — приходи-ди-ди уже-е-е в себя-а-а-а.
Иногда окончание предыдущего слова перекрывало следующее и приходилось напрягать извилины, чтобы разобраться. А вот с последним всё было очень тяжело.
Голова тяжёлая, словно кто-то заполнил её свинцом. Я честно пытался ответить, что со мной всё в порядке, но не смог вымолвить даже звука. Кто-то склонился надо мной, вот только кроме мутного силуэта я ничего больше не вижу.
— С ним-им-им всё-о-о будет-ет-ет в порядке-ке-ке-ке, — подключился мужской голос. — Успокойся-ся-ся Вика-ка-ка-ка.
Вика? Хм-м, почему мне знакомо это имя? Кто она для меня?
— А-а-а-а!!! — вдруг закричал я от нестерпимой боли.
Казалось, голова сейчас взорвётся! Мой мозг явно решил увеличиться в объёме и разорвать череп изнутри. Но был в этом и плюс. Воспоминания хлынули в сознание одним большим потоком.
В помещении, где я лежал, началась суета, какие-то крики, беготня, всё слилось в единый гул, а затем навалилась спасительная тьма.
Как же хочется пить. Кажется, во рту не было ни капли воды, притом уже очень долгое время. Язык превратился в наждачную бумагу и царапал нёбо, а ещё очень противно прилипал к щекам.
Попытка открыть глаза на сей раз оказалась удачной. Вот только понял я это далеко не сразу, потому как визуально ничего не изменилось, меня всё так же продолжала окружать полная темнота. И лишь слегка скосив взгляд, я смог убедиться в том, что глаза открыты. Сквозь щель под дверью в помещение проникал слабый, едва различимый свет.
А вот попытка пошевелиться, к сожалению, никакого результата не дала. Желание позвать кого-нибудь с просьбой принести попить, так и осталось без исполнения. Какой-то тихий хрип вырвался из моего рта и на этом всё.
Что же такое со мной произошло? Чувствую себя совершенно беспомощной куклой. Так, помню нападение, как я сбил атаку на моторных лодках, затем прыжок на кучу матрасов, взрыв, Вика… Ярослав! Какой-то урод украл моего сына, а меня вырубил ударом в лицо… Но стоп, не может быть, чтобы после этого я чувствовал себя настолько скверно. Нет, это точно невозможно.
Я так и лежал, глядя в темноту над собой, перебирая в голове произошедшие события, но ответа всё не было.
Интересно, где мы? Закончили переезд или вернулись обратно? И спросить-то не у кого…
Внезапно какой-то шорох справа от кровати вывел меня из раздумий. Повернув голову на звук, я попытался присмотреться, но нет, только тьма и ничего больше. Может, попробовать позвать?
— Э-э-э, — прохрипел я, но всё так же без результата, и я повторил: — Э-э-э…
Шорох сделался более отчётливым, кажется, я даже почувствовал движение воздуха прямо над собой. Да, точно, тьма перед взором словно сделалась плотнее, гуще, будто кто-то навис над лицом.
— Э-э-э, — предпринял я ещё одну попытку и на этот раз с положительным эффектом, хотя от внезапного крика, который резко ударил по ушам, едва не лишился сознания снова.
— Живой! Живой, бля! — прогремел мужской голос, полный восторга.
В следующее мгновение этот человек попытался выскочить из комнаты, но в темноте дважды наткнулся на мою кровать и матерно выругался. А секундой позже вообще что-то уронил и зашипел, но вскоре я смог рассмотреть его широкоплечий силуэт, что появился в дверном проёме на фоне тусклого света, будто от свечи.
— Виталь Саныч! — опять прогремел его голос. — Виталь Саныч! Он очнулся!
Какая-то суета теперь уже в коридоре и быстрый топот ног. Кажется, тот самый, едва различимый свет вдруг сделался ярче, похоже, будто кто-то несёт его с собой. И точно, через некоторое время в помещение вошёл наш городской доктор, держа в вытянутой руке керосиновую лампу.
Глазам тут же сделалось неприятно, но тем не менее терпимо, хотя слегка прищуриться всё же пришлось.
Доктор обогнул кровать, склонился надо мной и вдруг посветил в глаза фонариком, после чего я окончательно ослеп, ну на время, конечно. Он что-то бормотал, зачем-то пошевелил мою голову, затем приложил пальцы к шее, скорее всего, тем самым проверяя пульс.
— Как себя чувствуете, Ваша Светлость? — наконец прозвучал закономерный, ожидаемый вопрос.
— Пи-и-ить, — прохрипел я, но голос был настолько слабый, что доктору пришлось переспросить и поднести ухо практически вплотную к моим губам.
— Ах, да, секундочку, — засуетился он. — Анатолий Саныч, будьте добры, попросите Ирину Леонидовну, пусть принесёт воды и чистый бинт.
— Ага, ща! — быстро ответил тот и тут же скрылся за дверью.
Ну, теперь хотя бы понятно, кто дежурил возле меня. Так, а где Вика? Что-то я не совсем понял, почему здесь Толя… Нет, она же не могла…? Нет… Я не могу её потерять!
— Вика, — прохрипел я.
— Что, простите? — в очередной раз поднёс ухо к моим губам Виталий Саныч.
— Вика, — повторил я.
— Ах, да, конечно же, — почему-то смутился тот. — Она… немного устала, в общем, мы сей момент ей сообщим, что вы очнулись.
Да что вообще происходит? Блин, вопросов целая куча, а я их даже задать не в состоянии. Что с Викой? Почему такая странная реакция у доктора? Где мы находимся? Успели поймать того ублюдка, который похитил моего сына?
— Вот, — в помещение ворвался Толя с эмалированной миской в руках и упаковкой бинта.
А буквально через минуту, ко мне в рот, наконец-то попала живительная влага. Виталий Александрович намочил кусок бинта и вначале смазал, получившимся тампоном, мои засохшие губы, а затем отжал немного в рот.
Вода с большим трудом прошла через пищевод, показалось, будто он склеился. Я хотел ещё, но доктор зачем-то отставил чашку на тумбу.
— Ещё, — попросил я, с вроде как ещё более сильным хрипом.
— Вам это пока вредно, — покачал головой доктор. — Потерпите, Ваша Светлость, для начала необходимо восстановиться.
— Что… Кхм-кхм, — я хотел было узнать, что случилось, но в горле резко запершило, и я зашёлся в кашле.
Валерий Саныч дождался, когда я успокоюсь, затем повторил манипуляцию с водой и бинтом. Стало гораздо лучше, хотя желание было иным: выхватить эту чашку и опустошить её до самого дна.
— Что произошло? — собравшись с силами, я наконец добрался до главного вопроса. — Почему я…
— Так, Ваша Светлость, давайте отложим все разговоры до завтра, — вдруг напустил на себя строгости врач, чем окончательно вверг меня в состояние волнения и паники. — Вам нужно отдыхать и набираться сил.
— Сколько? — спросил я, имея в виду своё пребывание в этом положении.
— Это уже как ваш организм скажет, — неправильно понял меня тот.
— Здесь я… Сколько? — повторил я вопрос, выдержав немалую паузу.
— Ах, вот вы о чём, — в очередной раз смутился тот. — Отдыхайте, Ваша Светлость, все разговоры оставим на завтра.
Доктор быстро развернулся и, прошмыгнув мимо Толи, покинул помещение. Я было попытался его остановить, но ничего не вышло, силы не желали подчиняться. Я даже слабого намёка на необходимые для этого гормоны в крови не почувствовал.
А Виталий Саныч не забыл утянуть вслед за собой и Толю, видимо, чтобы он невзначай не ответил на мои вполне закономерные вопросы. Ну хорошо хоть керосинку оставили.
Однако очень странное поведение лишь добавило волнения, вопросов и совсем не улучшило настроения. Так, в неведении, я пролежал довольно долго, перебирая в голове все возможные варианты, и даже не заметил, как уснул.
Утро началось с появления доктора. Он бесцеремонно меня разбудил, в очередной раз проигнорировал все вопросы, но хорошо хоть воды дал и в отличие от вчерашнего немного больше.
По всем ощущениям мне стало гораздо лучше, вот только шевелиться тело напрочь отказывалось, я даже носа почесать не мог. Хотя уколы иглой прекрасно чувствовал по всему телу, доктор проверил.
Затем в палату вошла Леопольдовна, которая занялась протиранием моего тела влажным полотенцем. А по завершении «банных» процедур взялась массировать руки, ноги, всячески сгибать их во всех возможных местах и направлениях.
На все мои вопросы она точно так же не дала ни единого ответа. Либо резко меняла тему, либо отшучивалась, и это уже порядком начало бесить.
Ближе к обеду за дверью поднялся какой-то шум. Словно толпа народа пыталась проникнуть ко мне, но их попросту не пустили. А едва всё утихло, ко мне вновь вошёл Виталий Александрович.
Он в очередной раз осмотрел меня, вполне удовлетворительно крякнул, почесал переносицу и присел на край кровати. Некоторое время он молча сверлил меня взглядом, после чего тяжело вздохнул и наконец снизошёл до разговора.
— В общем так, Глеб Николаевич, — произнёс он. — Я сейчас всё вам расскажу, но как только увижу, что вы излишне взволнованы, наша беседа прекратится. Хорошо?
Я молча кивнул и доктор продолжил:
— Вы были тяжело ранены, в голову, — первым делом ошарашил меня тот, — Что-то помешало пуле пробить ваш череп и фатально повредить мозг. Операцию пришлось делать в полевых условиях, сами понимаете, вокруг развернулись боевые действия.
— Я этого не помню, — задумчиво пробормотал я. — Помню взрыв, удар ботинком в лицо и… Ярослав, скажите, вы нашли его?
— Простите, Ваша Светлость, — отвёл глаза в сторону тот. — Преследование ничего не дало, да и не понять было… В общем, люди не смогли взять правильное направление во всей той кутерьме. А сейчас вообще неясно даже, с чего начинать, куда двигаться.
— С Викой что? — сухо спросил я.
— Вы должны понимать, Глеб Николаевич, — снова этот взгляд в сторону и неловкость, которую я ощутил прямо-таки физически. — Ей сейчас очень тяжело…
— Виталь Саныч, вы можете нормально ответить⁈ — разозлился я. — Что вы меня как маленького, ей-богу!
— В общем, Виктория Сергеевна немного не в себе, — снова какими-то закоулками продолжил тот. — Мы несколько раз пытались повлиять на неё, но вы же её знаете…
— Что с Викой⁈ — уже в третий раз повторил я свой вопрос.
— Она интенсивно налегает на спиртное, — наконец выдохнул доктор. — Простите, Ваша Светлость.
— За что? — мрачно переспросил я. — В том нет вашей вины.
— Ну как же, — вздохнул он и всплеснул руками. — Недоглядели… вот…
— Сколько я здесь? И где мы находимся?
— Ну, экспансию на юг пришлось завершить, — доктор всё же озвучил более или менее хорошую новость. — На этом настоял Анатолий Александрович.
— Правильно сделал, — согласился я. — Сколько я уже нахожусь в таком состоянии?
— Почти год, — ошарашил меня новостью тот.
И я в очередной раз лишился дара речи. Некоторое время внимательно смотрел на доктора и надеялся, что он вот-вот расхохочется. Но нет, он совершенно спокойно ожидал моего следующего вопроса, а значит, всё более чем серьёзно.
Понятно, что после такого ранения я долгое время мог пребывать в отключке, но чтобы год⁈ М-да, жёстко.
— Валерь Саныч, пригласите ко мне совет, пожалуйста…
— Нет, — сухо отрезал он.
— Что значит нет⁈ — попытался я нагнать на себя строгости.
— Вы ещё слишком слабы, Ваша Светлость, — спокойно объяснил тот. — Я отвечаю за ваше здоровье, так что нет. И даже не думайте спорить.
— Ну хоть Толю можете пустить? — я решил зайти с другой стороны. — Посещения ведь мне разрешены?
— Поймите, Глеб Николаевич, — вздохнул доктор. — Мне не жалко, но ваше состояние ещё нестабильно. Вы ведь даже пошевелиться не можете, мышцы атрофированы, и это я молчу о нервной системе и кровообращении. Потерпите немного, мы вас понаблюдаем, и если всё будет в порядке, сможете приступить к делам.
— И как долго это продлится? — спросил я, не отводя взгляда от его глаз.
— Этого я вам не скажу, — покачал головой тот. — Давайте всё по порядку, хорошо? Честно говоря, мы вообще не думали, что вы хоть когда-нибудь очнётесь. Обнадёживало лишь то, что всё это время ваше тело само поддерживало жизнь, без аппаратов, коих сейчас практически не достать. Да вы на себя посмотрите, какие вам встречи?
Доктор на эмоциях поднялся с кровати, прошёл в противоположный угол комнаты и снял со стены зеркало. Через несколько секунд, я уже рассматривал в нём собственное отражение и не мог поверить глазам.
На меня смотрел скелет, обтянутый кожей серого цвета. Глаза ввалились, а скулы… Казалось, они вот-вот прорвутся наружу, настолько острыми они выглядели. Да уж, видок у меня тот ещё, как говорится: «Краше в гроб кладут», но главное — я жив, а мясо нарастёт.
— Теперь вы понимаете, о чём я говорю? — мои эмоции от вида собственного отражения не ускользнули от внимательного взора врача. — О каких советах может идти речь? Да вам восстанавливаться теперь…
— Сколько? — я вынужден был задать этот вопрос, потому как Валерий Алексеевич резко замолчал.
— Не знаю даже, — пожал он плечами. — В моей практике такое впервые. Месяц, может быть, три, а возможно, и все полгода.
— Это можно как-то ускорить?
— Глеб Николаевич, мы сейчас не о ремонте машины говорим, — усмехнулся тот. — Вы должны понимать, что многое будет зависеть от вас и возможностей вашего организма.
— Хорошо, Валерь Саныч, приступайте, — кивнул я. — Что я должен делать? С чего начинать?
Клинок просвистел у самого носа, а тем временем справа приближался ещё один. Кистевым вывертом посылаю саблю в пляс, отбиваю атаку справа, лезвие со свистом рассекает воздух и встречает прямой выпад противника напротив. Звон стали и инерция от жёсткого столкновения передаётся в руку.
Левый противник поднялся на ноги и стремительно приближается. Замах и… слишком широкий, слишком долгий. Я спокойно уворачиваюсь от косого, рубящего удара, снова отбиваю клинок правого противника. Разворот, подшаг, лёгкий наклон корпусом, толчок в плечо и левый в очередной раз летит на землю, при этом едва не запоров правого, на которого и полетел.
Снова поворот корпуса, чтобы пропустить мимо лица саблю того, который атакует с фронта и понимаю, что ошибся. Лезвие замирает прямо у моей шеи, на обратном движении руки.
— Уже лучше, — с кривой ухмылкой произнёс Толя, в чьих руках и находится сабля. — Но где твоя сила? Почему ты постоянно забываешь использовать её во время схватки?
— Не знаю, не получается, — пожал я плечами. — Это как писать и разговаривать на разные темы, притом одновременно.
— Постарайся сосредоточиться, это может спасти жизнь. Ты хоть представляешь, каким преимуществом владе… — заметив моё кислое лицо, внезапно осёкся тот. — Что?
— Ничего, — поморщился я, продолжая коситься ему за спину.
Толя не выдержал, обернулся и тяжело вздохнул, поняв причину резкой смены моего настроения.
Покачиваясь, с опухшим от алкоголя лицом к нам спешила Вика. Скорее всего, не смогла с утра найти выпивку, потому как я запретил наливать ей, а деньги спрятал. Я делаю это не в первый раз, но результат, конечно, нулевой. Хотя нет, чем больше я пытаюсь бороться с её недугом, тем сильнее и чаще она напивается.
Видя это каждый день, в груди всё сжимается, болит и одновременно бесит. Но что бы я ни делал, как бы ни старался — всё тщетно.
— Слышь, тэ, — вместо приветствия завязала разговор она. — Ты чё о себе возомнил, а⁈
— Вика, да хватит уже бухать! — как же я ненавижу эти разборки на людях, и ведь она прекрасно об этом знает.
— Швабре своей будешь указывать, понял⁈ — я тут же получил укол в самое больное место. — Чё ты лезешь ко мне? Это моя жизнь, ты мне никто, понял? Ты не имеешь права запрещать мне!
— Да что с тобой не так⁈ — не выдержал и взорвался я. — Я же о тебе забочусь! Ты посмотри, в кого ты превратилась!
— На хуй пошёл, — с наглой, кривой ухмылкой показала она мне средний палец. — Тебе плевать на меня и на нашего сына. Ты здесь в солдатиков играешь и швабру свою трахаешь! Не трогай меня, урод!
— Блядь, да делай что хочешь! — я психанул, отбросил в сторону саблю и попытался поскорее удалиться.
Потому что ещё пара слов с её стороны и быть беде, скорее всего, уже необратимой. Хотя непонятно ещё, возможно ли что-то сделать сейчас? Полтора года ежедневного пьянства просто так не проходят, а учитывая её генетику… Не понимаю, как такое вообще произошло? Ведь она же сильная, умная, почему, за что?
Наверное, каждый, кто сталкивался с подобной проблемой у близкого человека, думает именно так. Пытаются бороться, терпят или же срываются на скандал, вот только ничего изменить не получается. Бьёшься, словно головой в бетонную стену… Пока Вика сама не захочет измениться, все мои попытки помочь ей обречены на провал.
— Да, давай, вали, придурок! — крикнула она мне в спину. — Ты же только это и можешь.
Я скрылся в казарме, и как только дверь за моей спиной захлопнулась, подчиняясь тугой пружине, уселся на ступени. Прошло не менее пяти минут, прежде чем я смог унять трясущиеся руки, глубоко вздохнул и с силой провёл ладонями по лицу. Вроде полегчало, успокоился.
Толя, словно чувствовал эти моменты. Он вошёл ровно тогда, когда я поднялся на ноги и собирался уже в раздевалку.
— Ну как ты? — задал он идиотский вопрос.
— А сам как думаешь? — грустно усмехнулся я. — Чувствую себя дерьмом. Ведь в чём-то она права…
— Ни в чём она не права, и ты это знаешь, — сухо отрезал он. — Мы ищем его, готовимся к вылазке…
— Толь, мне от этого не легче, — поморщился я. — Всё, давай закроем тему.
— Как скажешь, — кивнул тот и, проходя мимо, похлопал меня по плечу.
С того разговора, с Валерием Александровичем, миновало полгода. Если очнулся я в марте, то сейчас уже заканчивался сентябрь. Погода была ещё тёплой, здесь вообще до середины октября относительно тепло, в отличие от Урала.
Каждый день я посвящаю себя тренировкам, начиная от обычной зарядки и заканчивая рукопашными схватками или вот как сегодня, с холодным оружием. Свой первый шаг я сделал спустя месяц, а затем восстановление пошло полным ходом. Теперь я уже не напоминал пособие для кабинета анатомии, да что там говорить, я даже на прошлого себя уже не походил.
Всего каких-то полгода, а мясо наросло, плечи раздались, даже рельеф наметился. А благодаря интенсивным силовым упражнениям, я теперь смело пожимал руку Савельеву. Если раньше моя кисть чувствовала себя при этом, словно в тисках, то в последний раз я даже оказал достойное сопротивление.
И это всё оказалось тем ещё наркотиком. Ощущать собственную силу, понимать возможности тела, даже развитие ума не приносило мне подобного удовлетворения.
Но и текущие дела никто не отменял. Я очень многое упустил, пока находился в состоянии овоща, и пришлось пожертвовать сном, чтобы хоть немного наверстать. Ну а вместе с тем никто не отменял и настоящие проблемы, и вопросы, которые так же ежедневно требовали моего участия.
Если в первые дни после выписки я спешил домой, то сейчас вообще не горел желанием туда возвращаться. Возможно, есть доля моей вины в том, что Вика стала такой. Ей требовалось моё плечо, моя поддержка, а я бросил все силы на дела и управление. Но ведь мы жили так всегда…
Её постоянное пьянство быстро отбило у меня желание ложиться в постель рядом с ней. Приятного в этом мало. А в последнее время она ещё и мыться прекратила, и это стало последней каплей. В общем, я переехал в соседнюю комнату, но Вика отчего-то решила, что я завёл себе любовницу.
Честно говоря, в последнее время всё чаще об этом думаю. Мне двадцать лет и мужское естество дымит по утрам так, что никаких сил терпеть нет. Но достаточно беглого взгляда в спальню Вики и запаха, что доносится оттуда, как всё меняется, а в душе́ остаётся только злость и обида.
Поиски сына я не бросил, к тому же прекрасно помнил, какую именно фразу произнёс тот человек, который его похитил. Золотова, тварь! И скоро я приду за ней.
Да, она действовала чётко в рамках договора, и перемирие закончилось ровно в тот момент, когда мои люди завершили операцию в Китае. Вернулись далеко не все, но основной состав всё же смог добраться до дома. Даже не представляю, что им пришлось пережить.
Леший появился в моей палате сразу же по приезде в Волгоград и в тот момент я уже самостоятельно мог занимать сидячее положение в кровати. О своих приключениях он мне, конечно же, рассказал, чем очень хорошо помог скоротать время. И эти истории достойны того, чтобы по ним написали книгу.
Ко мне вообще много кто приходил, в отличие от Вики. За весь месяц она посетила меня лишь дважды, и от этого было вдвойне обидно. Даже Кристина появлялась намного чаще.
Но как только я смог самостоятельно передвигаться, сразу покинул лазарет. На восстановительные процедуры ходить пришлось ещё пару месяцев. А вот помимо них я взялся за интенсивные тренировки под руководством Толи и вскоре быстро улучшил собственное физическое состояние.
И вот теперь мы снова готовили малый отряд, только на сей раз для проникновения в Лоно, и я ни на мгновение не сомневался, что мы сможем это сделать.
Произошло ещё кое-что, можно даже сказать, очень странное. Хизмэи ушли. Они оставили в управлении своих лучших учеников, возвели их в сан Хизмэя и покинули поселения. Я не удивлюсь, если связь с ними поддерживается по настоящий момент, но тем не этот поступок выглядит крайне подозрительно. Похоже, культ в очередной раз что-то задумал и ничем хорошим это явно не пахнет.
— Ваша Светлость, — слегка поклонился часовой на выходе из военного городка.
В ответ я коротко кивнул и выбрался в город, который развивался гигантскими темпами. Правда, развитие его больше походило на деградацию, но всё познаётся в сравнении. Если брать в расчёт прошлую жизнь, то мы семимильными шагами двигались к средневековью, но по отношению к соседям, смело могли считать себя самым прогрессивным обществом.
И для деградации человечества была масса причин, одна из которых — Хизмэи. Отчего-то они всеми возможными усилиями сдерживали возврат к старым технологиям. Уже никто не удивлялся слову «ересь», которое с завидной регулярностью применялось к прошлой цивилизации. Людям вбили в голову, что всё то зло, что произошло с миром, именно из-за этого. Хотя непонятно, каким образом всё это связано?
В общем, если судить по их проповедям, чтобы познать счастье, человечество должно вернуться к истокам. Минимум технологий, максимум труда, желательно тяжёлого. Ну и самое важное — не забывать бить поклоны Инай, и как можно чаще восхвалять её любовь к нам, никчёмным, глупым людишкам.