Эльфийский бык

Глава 40 О гостях и важности правильной даты рождения для оказания полноценных медицинских услуг

Глава 40 О гостях и важности правильной даты рождения для оказания полноценных медицинских услуг

«Если на прогулке в лесу вы повстречали медведя, то клещей можно уже и не бояться».

«Сто народных примет»

Гости появились с утра.

Софья Никитична встала по обычаю рано. Сколько лет прошло, а она все никак не могла избавиться от обретенной в пансионе привычки. Впрочем, может, дело даже не в ней, а в собственной склонности. Главное, что любила она эти ранние спокойные часы.

И ныне, открыв окно, устроилась близ него, вдохнула свежий воздух, осознав, что пахнет он цветами. Где-то рядом звенели птичьи голоса. И все-то было хорошо, ладно…

Кувшин с молоком стоял на подоконнике.

И записка, выведенная крупными буквами: «Потом приду. Отведу на речку. Данька».

Дорогу к речке Софья Никитична знала, но записку разгладила, с трудом сдержав улыбку.

— Доброго утра, — Яков Павлович заглянул на кухню. — А я боялся тебя потревожить.

— Я рано встаю. То ли привычка, то ли просто…

Софья взяла кувшин.

— Молоко. Будешь?

— Всенепременно… никогда, признаться, не любил. Более того, моя матушка, женщина многих достоинств, полагала теплое молоко — лекарством от всех болезней. Особенно если его смешать.

— С чем?

— В зависимости от болезней. Чаще всего с медом, но случалось, что с давленым чесноком, солью…

— Ты, похоже, отличался завидным здоровьем, если выжил, — Софью передернуло, стоило представить теплое молоко с чесноком.

— Она была уверена, что это всецело её личная заслуга. О чем пишут?

— Данька предлагает прогуляться на речку. Правда, когда именно… у нее нет часов. Яков, я хотела бы помочь им. Её матери и вообще…

— Не спеши, — Яков разлил молоко и протянул стакан. — Если сейчас просто взять и закрыть кредит, возникнут некоторые… вопросы.

— И?

— Софья… моя работа порой требует некоторой душевной черствости.

Софья позволила себе выразить недоверие. А потом и вовсе фыркнула.

— Или хотя бы терпения. Мне нужно разобраться с тем, что здесь происходит. Да, я могу затребовать группу особого назначения. И всех здесь задержат. Начнут допросы. Поднимут документацию. Что-то отыщут… всегда можно что-то да отыскать, особенно, если желание имеется. Но это… преждевременно.

Яков Павлович сам встал к плите. И надо сказать, что с джезвой он управлялся отлично. Запах кофе наполнил кухню, не столько вымещая, сколько дополняя утренние сельские ароматы.

— Кого мы здесь возьмем? Мясо… то есть, низовой сегмент, ответственный за выполнение самой грязной работы. Своего рода расходный материал. А вот те, кто стоят за ними, те, кто получает основной доход с этого мероприятия, те, кто знает саму суть происходящего, они напрямую руки не марают. И потому, прежде чем к ним соваться, надобно запастись…

— Терпением?

— И хорошей доказательной базой, которая позволит на законных основаниях использовать мозголомов. То есть, менталистов. Извините, профессиональная деформация… главное, что если не убрать верхушку, то рано или поздно, но все повториться. Может, не здесь, но мало ли на просторах Империи небольших городков и поселений? Увы, она слишком велика. И это создает у отдельных личностей иллюзию абсолютной свободы и абсолютной же безнаказанности.

— Все равно. Как-то это…

— Посмотри иначе. Эта милая женщина давно существует в подобных условиях и вполне еще продержится недельку-другую.

— Думаете…

— Думаю, нам хватит.

Перед Софьей Никитичной появилась белая чашечка с кофе.

— Увы, булочной я здесь не нашел, но есть вафли и вчерашний батон.

— С маслом, — решила Софья. — В пансионе у нас на завтрак всегда был батон с маслом.

— Скучаете?

— Не то, чтобы скучаю… хотя и скучаю тоже. Теперь понимаешь, насколько спокойное было время. Из всех тревог — невыученные уроки и дорожка, что на чулке появилась.

Кофе был нужной крепости. Батон — еще мягким, а масло — свежим. Себе Яков Павлович добавил ломоть сыра.

Укусил. Вздохнул и сказал:

— У нас гости.

И судя по тону, это совсем не Данька.

А потом раздался звонок. До чего нервный мерзкий у него звук.

— Сиди, дорогая, я сам, — Яков Павлович коснулся браслета часов. — Кто там?

Голос его прозвучал весьма раздраженно. Софья Никитична с тоской подумала, что впервые за долгое время она завтракает не в одиночестве. И это ей нравится.

А тут ходят всякие…

Мешают.

— Софьюшка… — окликнул Яков Павлович. — Подойди, дорогая…

На пороге стояли двое. И если Глыбу Софья узнала сразу, то вот женщина в белом медицинском халате, накинутом на белое же платье, определенно была ей незнакома. Лицо её до самых глаз скрывала маска, а вот выше бровей начиналась шапочка. Характерная такая. С чашей и змеею.

— Софья Никитична? — спросила женщина строгим голосом.

— Кто это, Яшенька?

— Это… того… доктор наш, — голос у Глыбы был сипловат, а судя по дыханию, вчерашний вечер он провел весьма плодотворно и теперь нуждался в медицинской помощи куда более Софьи Никитичны.

— А мы здоровы, — ответила Софья Никитична.

— В рамках программы переселения, всем переселяющимся положен бесплатный медицинский осмотр. Не волнуйтесь. Сейчас снимем кое-какие параметры. Возьмем кровь на анализ…

— Нет, — Софья Никитична нахмурилась.

Не то, чтобы крови было жаль. Хотя и жаль тоже. Не так её и много внутри человека, чтобы раздавать всяким там на непонятные анализы.

— Поверьте, у меня большой опыт…

А вот теперь Софья Никитична ощутила ментальное давление. Не сильное. Скорее такое вот, успокаивающее, обволакивающее.

Кровь, стало быть…

А ведь по крови уровень можно определить куда точнее, чем при внешнем сканировании. А главное, его не скроешь. Вот и Яков хмурится.

Думает?

— Не важно! Я не собираюсь раздавать кому-то здесь свою кровь! — Софья Никитична добавила в голос нервных ноток. — И вообще, вы кто по гороскопу будете?

— Козерог, — сказала женщина, явно несколько растерявшись.

— Вот! А мой астролог запрещает мне допускать к телу козерогов! Если хотите знать, медицина вам противопоказана! Козероги — ужасные врачи! Они совершенно бесчуственны. Напрочь лишены эмпатичности!

— Это…

— И луна сейчас в высоком доме!

— Где? — Глыба задрал голову. — Нету никакой луны! Солнце вон…

— Ретроградная Венера вступает в конфронтацию с растущим Меркурием, вследствие чего жизненные силы подвергаются воздействию извне! Вы ощущаете тонкие эманации энергии мира?

— Не-а…

Глыба нахмурился больше прежнего, ощущая одно желание — похмелиться.

— А я ощущаю! Я иду по пути духовного развития! — Софья Никитична позволила голосу сорваться на визг. И тут же поджала губы. — Вот! Вы во всем виноваты! Мое астральное тело встревожено…

И развернувшись, гордо удалилась. Впрочем не так далеко, чтобы не слышать.

— Она… вообще нормальная? — поинтересовалась женщина, кажется, нисколько не заботясь, что может быть услышана.

Какое хамство.

— У Софьюшки сложный характер, — голос Якова Павловича звучал виновато. — Но не волнуйтесь, со здоровьем у нас все в порядке.

— Но у нас инструкции… вы же будете числиться при нашем медицинском пункте, а потому мы должны быть готовы… если вдруг… — кажется, с подобным сопротивлением здесь прежде не сталкивались.

— Нет ничего проще, — Яков Павлович заметно оживился. — Вы можете скачать наши карты. Я дам распоряжение. А осмотр мы проходили в прошлом месяце. Это вас устроит? Центр «Эгида». Знаете такой?

— Слышали… — женщина выдохнула с немалым облегчением. — Очень… хороший центр.

— Софьюшка достойна только самого лучшего! — произнес князь пафосно. — К тому же только там нашелся врач, рожденный в правильный день правильного года…

Гости ушли не сразу. Женщина что-то выговаривала Глыбе, а тот то кивал, то тряс головой, при том болезненно морщась. Наблюдать за ними было довольно-таки любопытно.

— Интересно, — произнес князь.

— Кофе остыл.

— Пустяки, сварю новый… но весьма тебе благодарен. Твоя импровизация выше всяческих похвал. А вот я, кажется, был весьма близок к провалу. Похоже, возраст сказывается…

— На комплимент напрашиваешься?

— Немного…

— А в этой самой «Эгиде»…

— Есть наши медицинские карты со всеми положенными анализами. И подтвержденными уровнями силы.

— Зачем им?

— Интересный вопрос, Софьюшка… весьма интересный… полагаю, чтобы использовать нас с максимальною пользой. Для себя, само собой.

— Думаешь, хотят продать в рабство?

— Не уверен… скорее наоборот. Я совершенно точно уверен, что дело тут не в рабском труде.

— Почему?

— Тебе это и вправду интересно?

— Само собой, — Софья Никитична приняла чашку со свежесваренным кофе. — Или вы тоже думаете, что я — слабая хрупкая женщина, нервы которой подобных разговоров не выдюжат?

— С учетом… некоторой своеобразности вашего дара, да и в целом вашей жизни, полагаю, что твои нервы вполне себе выдержат небольшую беседу, пусть и о вещах не самых приятных. Я тебя не обидел?

— Нет. Как-то вот… знаете…

— Знаешь, — поправил князь. — Все же лучше как-то определиться… постоянные переходы в обращении могут быть весьма подозрительны.

Софья замолчала.

Кофе был отменным. А разговор… в пансионе учили поддерживать беседы. Такие вот легкие и светские, которые помогают вовлечь и развлечь, и заполнить пустоту молчания, если вдруг случиться таковая за столом.

Но это же не то…

Это как кукольное чаепитие, когда вроде бы все есть и даже чай можно заварить настоящий, а оно все одно понарошку.

— Мои родители весьма разочаровались моим поступком… да и до того говорить с детьми было не принято.

— Понимаю. Меня тоже долго не пускали за общий стол.

— Обычная практика, — кивнула Софья Никитична, почему-то очень радуясь, что она не одна такая. — Потом… супруг мой был хорошим человеком, но он считал, что я очень далека от всего того, чем он занимался… да и я не особо вникала. Нам очень быстро стало не о чем говорить. Дети… Павел рано уехал. И в целом он, как и его отец, очень старается беречь мои нервы.

Яков Павлович слушал внимательно.

— В свете говорят обо всем сразу, но это вот… не то. Я уже давно завтракаю, обедаю, а нередко и ужинаю в одиночестве. Как-то и привыкла… однако не собираюсь упускать случая поговорить о чем-то действительно интересном…

— А ты не хотела бы учиться?

— В моем-то возрасте?

— Твой дар… я понимаю, что при уровне пятом-шестом особой нужды учиться нет. Но второй? Если второй.

Софья Никитична позволила себе улыбнуться.

Второй, первый… какая разница?

— И как вы… ты себе это представляешь? — уточнила она. — Я в университете, среди ровесников моего внука? Это… будет довольно эпатажно.

— Да, пожалуй.

— Учителей я нанимала. В частном порядке. Так что поверь, свой дар я полностью контролирую…

— Нисколько не сомневался. Будь иначе, я бы ощутил. И не только я.

Софья Никитична позволила себе кивнуть.

Дар…

Еще одно серьезное разочарование. Будь она мальчиком, все бы порадовались бы, вспомнили великого прадеда… но девочке?

Это почти неприлично, чтобы девочка и с таким вот даром. Потому в семье о нем старались лишний раз не упоминать. Софья и сама привыкла делать вид, что дара этого и нет.

— Так, значит, думаешь, дело не в рабстве, — тема становилась не самой приятной, и Софья Никитича решила повернуть беседу в нужное русло.

И бутерброд взяла.

Еще один… умеренность умеренностью, но в её возрасте есть свои преимущества.

— Несколько причин. Во-первых, место. Весьма неудачное расположение. Все же основной транзит идет на восток. Есть пара зон, весьма сложных для патрулирования, ими и пользуются торговцы. В горах легко затеряться. Там же устраивают и пункты сбора. Так вот, Осляпкино от этих пунктов далеко.

— А…

— Если бы речь шла о десятке-другом человек, то да, можно предположить, что здесь собирают потенциальных рабов, а потом везут. Но… опять же. На десятке-другом хорошие деньги не выручишь. Такие, которые позволяют оплачивать и тот офис, и дома…

— Сотни?

— Сотни… ты видела когда-нибудь сотню-другую человек?

— На ежегодном Зимнем балу?

— Пожалуй. И представь, что их нужно где-то разместить, кормить, а потом и доставить за пару тысяч километров. Не допустить побега, как и утечки информации. А чем дольше цепочка доставки, тем больше в ней слабых мест. Это просто противоречит всякой разумной логистике.

Софья Никитична задумалась.

— Да и мы с тобой, Софьюшка, не слишком в рабы годимся. Староваты, чтобы на нас кто-то позарился. А они позарились… если бы дело было в имуществе, никто не посылал бы эту, с позволения сказать, медичку да еще с сопровождением. Нет, им нужны мы… и вот это уже навевает на совсем нехорошие мысли.

— Какие? — Софья Никитична сделала еще пару бутербродов. Что-то подобные разговоры нервировали.

И пробуждали аппетит.

— Скажем так… была мысль, что дело не в людях… в целом, уж простите за каламбур. Как бы парадоксально ни звучало, но в разделанном виде человек стоит куда больше, нежели в исходном. Сама посуди, сердце, пара почек, печень, которую можно разделить на доли, что увеличивает стоимость. Костный мозг. Сами кости. Кожа. Роговица… благодарю. Сыр, к слову, гадостный.

— Органы…

Софья Никитична почувствовала себя до крайности неуютно.

— Это объяснило бы и наличие медицинской программы. Взять кровь, провести полное исследование. Создать альтернативную базу. И центр, где проводится изъятие и хранение. Органы одаренных, к слову, на черном рынке на порядок дороже обычных. А некоторые — на порядки. Я не целитель, но мне объясняли, что сила как-то позволяет нивелировать проблему совместимости. То есть, фактически отпадает нужда проверять саму эту совместимость.

— Откуда такие познания?

— Работа, Софьюшка… какого только дерьма, уж извини, не приходилось встречать. Органы одаренных очень редко попадают на рынок. Все же мы куда более живучи… но думаю, и органами неодаренных они бы брезговать не стали. Если появился спрос… с логистикой опять же проще. Не надо везти толпу людей с охраной, достаточно курьера и небольшого стазис-чемодана. А вот медицинский центр понадобится стационарный, с хорошим оборудованием и какой-никакой инфраструктурой, чтоб персоналу всякая дурь в голову не лезла. И тут уже Осляпкино вполне подходит.

— Вы… ты это серьезно?

— Предположение и то начинаю сомневаться.

— Из-за нас?

— Возраст, Софьюшка… ни ты, ни я на роль доноров не слишком подходим. Хотя… тут я не уверен. Но что-то подсказывает, что все еще сложнее. И что завязаны в этом очень и очень многие люди… вот только доказать причастность некоторых будет непросто.

— Справимся, — решительно заявила Софья.

— А мне думалось, что ты испугаешься…

— Неужели?

— Я очень старался.

— Недостаточно, — Софья Никитична отставила чашку. — Но как бы то ни было… я думаю, нам стоит прогуляться.

— К реке?

— Для начала к реке. А там… там видно будет.

Уйти не удалось.

Не сразу.

Как-то вот пока остатки завтрака убирали. Пока князь посуду вымыл, а Софья Никитична подобрала для прогулки подходящий наряд. Помимо розового спортивного костюма имелся еще лиловый. И фисташковый. Мастерку последнего украшала серебряная корона. А лиловый радовал глаз золотыми вензелёчками. И с ним отлично сочетались серьги с александритами.

Зато к фисташковому были кроссовки.

Белые.

Впрочем они подходили и к лиловому… и выбор мог бы затянуться — случались с Софьей Никитичной приступы нерешительности — когда б не голоса во дворе. Благо, тот был общий, а окно открыто.

— А я говорю, что шарится дитё целыми днями без присмотру! Того и гляди, сгинет где… ох, сердце болит, прямо-таки разрывается.

Софья Никитична выглянула в окно.

И переоделась весьма поспешно. Прихватила шляпку и темные очки, последние — на всякий случай. Все ж нервы у неё не бесконечные, а сила что-то растревожилась после душевных бесед. Так во двор и вышла.

Князь уже был внизу.

Как и Данька, которая за князя спряталась.

Еще была уже знакомая женщина в темном халате с розами, да пара иных, в костюмах.

— И что здесь происходит? — громко поинтересовалась Софья Никитична. Собственный голос показался до отвращения визгливым.

Но такой и был нужен, если все замолчали и уставились на Софью Никитичну.

— Да вот, представители социальной службы, — Яков Павлович погладил Даньку по голове. — Проявляют некоторую озабоченность…

— Поступил сигнал, — сказала правая из женщин. Они в целом были весьма похожи, что обличьем, что слегка брезгливым выражением лиц, но эта стояла чуть впереди и, судя по всему, полагала себя старшей. — Что несовершеннолетний находится в опасности.

— Разве? — Софья Никитична поглядела на Даньку.

— Не в данный конкретный момент времени. В целом. Что девочка большую часть времени предоставлена сама себе. Что её мать манкирует родительскими обязанностями. И не уделяет должного внимания вопросам воспитания и безопасности ребенка.

— Сама дура, — буркнула Данька, но очень и очень тихо.

— Насколько понимаю, — мягко перебил женщину Яков Павлович. — За девочкой присматривает её старшая родственница.

— Я болею! — взвизгнула женщина, запахивая халат. — Я встать не могу! Лежу целыми днями… сил никаких нет… в спину колет…

— Видите, её здоровье не позволяет осуществлять…

— Наше позволяет, — Яков Павлович, верно, ощутил, что терпение у Софьи Никитичны на пределе. Этак и очки не спасут. Хорошо хоть загодя нацепила. — Как раз вчера мы имели беседу с матушкой девочки.

— Явилась… шляется по ночам, — не удержалась женщина в халате. — Где только ходит…

— Работает…

— Знаю я эту работу! Тварь…

— Так вот, — Яков Павлович сделал вид, что не слышит. — И мы заключили соглашение…

— Как⁈ — этот визг заставил поморщиться.

— Обыкновенно. Моей дорогой супруге одиноко. Она всегда хотела детей… и конечно, мы, как люди благородные не могли пойти мимо и не помочь, тем более ситуация разрешилась к обоюдной выгоде. Моей Софьюшке будет не так скучно, а девочка…

Кажется, услышанное женщинам не понравилось.

Они обменялись взглядами.

Нахмурились.

— Кстати, у меня и соглашение имеется… — Яков Павлович вытащил какую-то бумагу. Когда только успел? И протянул её соцработницам.

— Оно не заверено у нотариуса…

— Сегодня заверим.

— Вот когда заверите, — начала было та, что пониже. — Тогда и подадите заявку на определение… общения там, присмотра… а пока мы изымаем ребенка.

— На каком основании.

— По совокупности причин.

— В таком случае, я попрошу вас изложить эту совокупность в письменном виде, — теперь голос Якова Павловича звучал иначе. Дар и тот притих, успокаиваясь. — С тем, чтобы я смог отправить данный документ, скажем, в Петербуржское отделение социальной опеки, дабы получить некоторые разъяснения по правомочности ваших действий…

Одна женщина дернула другую за рукав и что-то зашептала. Вторая явно хотела возразить. Но затем кивнула…

— Денег не отдам, — почему-то сказала та, в халате, и торопливо нырнула в дом. Громко хлопнула дверь.

— Мне жаль… — тон у социальной работницы изменился. — Что знакомство вышло таким… понимаю, что выглядит все несколько неприглядно… но мы обязаны реагировать на сигналы. Тем более такие… нам давно уже жаловались, что девочка фактически беспризорница. Мы проводили беседы с матерью не раз и не два… но увы, безуспешно… алкоголь…

— Врут все. Мама не пьет…

— … меняет людей. Алкоголики умеют притворяться. И даже казаться вменяемыми, но… реальность такова…

— Врут!

— Тише, дорогая…

— Дети склонны защищать родителей. Даже никчемных… но…

— Пока девочка будет под нашим присмотром, — Яков Павлович тона не изменил.

— Есть человек… весьма достойный… состоятельный, серьезный, готовый удочерить ребенка, — произнесла соцработница с придыханием.

И Софья Никитична радостно подпрыгнула и в ладоши захлопала.

— Яшенька! Какая чудесная идея!

Кажется, подобной реакции женщина не ожидала.

— Да, дорогая, но… это ведь не так просто?

— Мы можем взять их под опеку! Это же чудесно! — Софья Никитична постаралась, чтобы её услышали не только две эти дамочки, но и вся улица. — Мы будем помогать! Оберегать! Это просто… просто великолепно! Я уже прямо чувствую, как мне становится лучше! Я оживаю!

Женщины переглянулись.

— Извините, — сказала старшая из них. — Я должна…

— Да, да, сообщите там… кому надо, что никакой нужды нет усыновлять, удочерять! Мы и сами можем!

Софье Никитичне достался взгляд, полный ненависти. Но женщина улыбнулась и кивнула, а потом, вытащив сотовый, отошла.

Звонить будет.

Подробностей разговора Софья Никитична не слышала. Но вот выражение лица соцработницы весьма быстро менялось. Мелькнуло раздражение. И сгинуло. Сменилось недоумением. Обидой даже. Страхом. И вновь раздражением.

Софья Никитична взяла липкую ладошку Даньки и тихо сказала:

— Не бойся, дорогая. Никому я тебя не отдам.

— Ситуация… сложная… — женщина вернулась. — Неоднозначная… и не стоит торопиться… думаю… необходимо все тщательно взвесить… принять решение, руководствуясь интересами ребенка.

Все-таки в пансионе давали хорошее образование.

Иначе у Софьи Никитичны в жизни не получилось бы так вот улыбаться, душевно и почти искренне.

— Конечно, — прощебетала она. — Все будет в интересах ребенка! Я всегда мечтала о девочке! Маленькой прелестной девочке… Яшенька!

— Да, дорогая?

Софье Никитичне подумалось, что ей определенно нравится, как это звучит.

— Мы должны позаботиться о наших девочках!

— Несомненно…

— И вывезти их на море! Бали? Или Мальдивы? Хотя туда лететь далековато… а на Лазурном берегу слишком шумно. Дорогая, вы ведь имеете дело с детьми? — Софья Никитична взялась за посеребренную пуговку на пиджаке соцработницы и потянула на себя, заставляя женщину сделать шаг. — Вы ведь знаете их? Детей?

Та кивнула.

А вот капелька силы, совсем крохотная, неуловимая, заставила женщину поежиться. Она даже сама не поняла, откуда взялся этот подспудный страх.

— И вы скажете, куда лучше вывозить детей на отдых? Испания? Греция? Или все-таки Мальдивы…

— Я… думаю… — она чуть побелела. — Об этом пока рано говорить…

— На перспективу, — пуговицу Софья Никитична отпустила. Не хватало, чтобы инфаркт приключился. Лишнее внимание им ни к чему. — Вы не представляете, до чего сложно в сезон найти приличную виллу на Мальдивах. Вечно понаедут всякие там, разберут…

— Не хочу я на Мальдивы, — произнесла Данька, когда женщины убрались. Как-то вот быстро и без споров. Точнее младшая о чем-то спросила, а старшая ответила, жестко и зло даже. По выражению лица было ясно, что её просто трясет.

Страшно?

И эхо страха будет гулять по крови долго. Впрочем, Софья Никитична не виновата, что эта особа набрала в себе столько тьмы. Будь она чище, и сила бы растворилась в миг.

— Там и вправду ничего хорошего… — отозвалась Софья Никитична. — Природа, конечно, красивая. Море, берег… но в остальном — тоска смертная.

Хлопнула калитка. И двор опустел.

А вот дверь на Данькину часть дома так и осталась запертой.

— Идем, дорогая…

— Мама не пьет!

— Знаю. И уверена, что твоя мама — лучшая из всех возможных… для любого ребенка его мама — самая чудесная… — Софья Никитична подтолкнула Даньку. — Иди, там, помнится, еще печенье вчерашнее оставалось. А мы сейчас…

— Ругаться будете?

— Что ты, дорогая, — Яков Павлович усмехнулся. — С Софьюшкой, пожалуй, и император ругаться не станет…

— Это да, — Данька кивнула. — Сильная…

Вот ведь.

А Софье казалось, что она идеально эту силу контролирует. Впрочем…

— Как я понял, их способности отличаются от обычных, — миролюбиво заметил князь. — Но все же попрошу тебя быть… осторожнее.

— Просто не сдержалась.

— Да? Я… вообще-то на будущее… все же терпение — не самая сильная сторона людей с…

— Я весьма терпелива, — возмутилась Софья. — Но эта женщина… эти женщины… что они себе позволяют!

— Выполнять приказ. Мне куда интереснее, почему они так быстро ушли, — Яков Павлович отер пот со лба. — Жарковато сегодня…

— Побоялись связываться? — предположила Софья Никитична.

— Скорее уж знают, что надолго мы здесь не задержимся. А девочке, сколь понимаю, деваться некуда. Вот и решили не накалять обстановку на пустом месте. Лишние жалобы — это лишнее внимание. А внимания им очень хочется избежать. Так что неделя, может, и две…

Что ж, на две недели у Софьи Никитичный терпения, пожалуй, хватит.