Глава 28 Где ведутся разговоры на лавочке
Три девицы под окном…
Многообещающее начало.
Маруся крутила в руках картонную карточку. Красивую, надо сказать. Плотная белая бумага. Изысканная вязь серебра. Аккуратный шифр без излишеств.
Свириденко, никак, дизайнера сменил.
— Пойдете? — поинтересовалась Аленка, высыпав в пакет шелуху. Тыквенные семечки опять Настасья притащила, и тоже в пакете, который на лавку и поставила.
Семечки были высушены и зажарены.
— Пойдем, — Настасья облизала пальцы и вытерла о штаны, после вытащила свою карточку. — Раз уж приглашают… по-соседски… отчего бы и не сходить.
— Опасно, — Аленка потерла шею. — Сегодня вон чего устроили.
— Ты как-то?
— Да нормально я… и огнецвет тоже.
За него Аленка, кажется, волновалась куда сильней, чем за себя.
— Синяки вон только, — она протянула руку. — Но сама виновата. Пыталась вырваться. Нет, ну вот вправду, на что этот идиот рассчитывал-то?
И ребра почесала.
Ребра, видать, слегка ныли.
— А Степка как?
— Да тоже ничего. Очухаться очухался, но пока пластом лежит.
— Я загляну, если хочешь, — предложила Настасья.
— Да нет, я ему отвару дала. Тут пока эта погань не выйдет, легче не станет. Выворачивает его наизнанку. И батя сказал, что дня два еще будет полоскать… ну в лучшем случае. Но сам виноват. Вроде как расслабились, привыкли, что в лесу безопасно…
— А эти где? — поинтересовалась Маруся. — Которые на вас…
— Батя сказал, что есть кому разобраться. Уйти ушел, а вернулся какой-то донельзя довольный. Давно таким не видела… в общем, мутно это все, девчонки. Но если что, Сашка — мой.
— Чего это? — Настасья приглашение, которое ныне доставили нарочным, положила на лавку. Семечки её интересовали куда больше. — Понравился?
— Не знаю пока… я ж так-то с ним не говорила особо… но до дома он меня допер. Представляете? Даже не запыхался!
— Да иди ты!
Настасья с Марусей переглянулись. И Марусе подумалось, что, может, и вправду повезло… правда, какое-то очень уж своевременное везение. И не случилось бы такое, чтоб оно чем иным обернулось.
Нехорошим.
— Потом еще и сеть эту… Серега как увидел, с ножом сунулся, а она только туже затягиваться стала. И вообще… ну а он на Серегу рявкнул, чтоб руки убрал. И так, что Серега убрал. А он никого, кроме бати, и не слушает.
— И дальше что? — Настасья семечки давила пальцами, благо, ныне никто-то не видел и не мог упрекнуть в недостатке девичьей слабости.
— А дальше сам стал разматывать. И вот… — Аленка потерла шею, — размотал. А там и батя пришел. Славка за ним метнулся… ну и вот.
— И что батя?
— Ничего. Молчит… он у нас всегда молчит. Но Серега сказал, что если так, надо дальше его испытывать. Сашку в смысле. Ну, чтоб совсем по правилам и заветам. А батя только хмыкнул. И буркнул, что как бы испыталку не надорвали… но ты ж их знаешь. Если напрямую не запретит… а он не будет.
— В общем, семечек у меня еще два мешка, — заключила Настасья. — Надолго хватит. Марусь, а тебе который по нраву?
— Никоторый.
— Мар-у-у-сь…
— И я им тоже.
— Откуда такая нечеловеческая самокритичность?
— Очень даже человеческая, — Маруся испытывала огромное желание отправить приглашение в мусор. Но идти придется. Не столько ради поддержания добрососедских отношений, которых никогда-то не было, сколько потому, что на вечере этом наверняка будут нужные люди.
Тот же глава отделения Имперского банка. С ним бы поговорить о реструктуризации…
И в целом.
Да и так…
Нападать Свириденко прилюдно не станет. Подгадить, конечно, постарается, но тут уж от них с Таськой зависит, справятся или нет.
— Я просто понимаю, что…
— Мордой лица не вышла, — подытожила Настасья с присущей ею прямотой. — Да и в целом, Аленка, сама знаешь, не везет нам со столичными. По-семейному. Так что пусть себе… живут.
— В коровнике? — Аленка прищурилась.
— Там быки.
— Бычарник не звучит.
— Зато правда, — Настасья пересыпала семечки из руки в руку и выглядела задумчивой. — В последнее время как-то мне неспокойно… такое вот поганое чувство, что того и гляди вляпаемся.
— Так уже ж, — Маруся сунула приглашение в карман. — По самые уши.
Тоже забота…
Идти надо, а в чем?
В джинсах на званые вечера ходить не принято. Платья… где-то были, да не те, что подходят к случаю. На чердаке разве что поискать, там, может, от бабки осталось еще что, неперешитое. Или вот шторы еще сохранились, которые прежде в парадной зале висели, из золотистого атласу. Надо будет тетку Анну попросить.
И девчонок.
Глядишь, сообразят чего, сообразно классике.
— Не-а. Это другое, — Настасья покачала головой. — Главное, понять не могу… и на картах расклады делала. Показывают, что гость на пороге. А от того гостя беды большие. Еще валетов четверка сразу выпадает, такого ж ни разу не было…
— Сидите? — тетушка Анна шла со стороны реки, и в лунном свете волосы её отливали характерною прозеленью.
— Сидим, — призналась Маруся. — Вот… на вечер пригласили. Посвященный выступлению мировой знаменитости. На скрипке играть будут…
— И чего не так?
— Да… все не так. А девчата где?
— Купаются, — тетушка пожала плечами.
— Ты их предупреди, чтоб к магам особо не лезли, а то мало ли…
Тетушка фыркнула и глянула этак, примеряясь.
— Который по нраву пришелся?
— Никоторый, — привычно уже отозвалась Маруся. — Просто вот… столичные они. А от столичных одни беды.
— Император — мой, — на всякий случай предупредила Аленка. — Если кто сунется, не погляжу, что твоя родня, мигом косы зеленые повыдираю.
— Да кто ж поперек тебя сунется-то, деточка, — тетка Анна говорила успокаивающе. — Только рады будут… ты лучше скажи, Аленушка, с кем это твой отец в лесу-то встречался?
— Понятия не имею.
— Встретила на опушке, так от него крепко молодецким духом тянуло… — тетка Анна прищурилась. — Если отправлю кого погулять, поглядеть, кто там лазает, возражать не станете? Сами понимаете, девки в самой поре. У иных и вовсе последнее лето…
— Понимаю, теть Ань, — отозвалась Маруся, чувствуя укол совести. — И… извините, что так получается… что тут…
— Не спеши, деточка, — тетка Анна рученькой махнула. — Богам оно виднее, как все сладить. А в лес я кого из девочек отправлю… молочка вон пусть снесут. Пирожков… одичалого мужика лучше всего на пирожки брать. Только с начинкой покумекать надо. Одни больше мясное жалуют, другие — сладкоежки… вот мой Петрович, он с яблочным повидлом любит…
Так и ушла, рассуждая о пирожках и мужиках.
— Знаешь, — Настасья заговорила далеко не сразу. — А вот теперь мне как-то и спокойнее стало, что ли…
— Тогда хорошо, — Аленка поднялась. — Пойду я. Завтра к роднику надо будет, огнецвет высадить. Где только достали, сволочи. Они же ж в наших-то краях еще когда повывелись. Но ничего, теперь-то я не позволю…
И ушла.
А Маруся осталась. И Настасья, которая прилипшие пленочки с пальцев слизала, а шелуху в пакет высыпала.
— Ответ пришел, — сказала она тихо. — Из имперской канцелярии… по жалобе. Проверку отправляют.
— И?
— И от этого мне вдвойне неспокойно… как будто вот… что-то сдвинули мы этой проверкой. И может плохо быть. Всем.
— А что еще писали?
— Что князя какого-то целого выправили. Правда, от этого князя ни слуху, ни духу… — Настасья вздохнула. — Свириденко тоже наверняка предупредили.
— Думаешь, от этого и приглашение?
— Не знаю. Но раньше он нас не звал. Может, хочет договориться? Я про этого князя почитала… пишут, что принципиальный очень. И если вдруг из-за него… что делать станем?
— Понятия не имею, — Маруся снова вытащила приглашение.
Через три дня уже.
И значит, отправили его в последний момент. Почти оскорбление…
— Договариваться со Свириденко… — Маруся поняла, что не будет с ним договариваться. — Бесполезно. Обещать он горазд, да только эти обещания все… их ведь и держать надо. А он… найдет способ все перевернуть и нас же виноватыми выставить. Поэтому…
— Играть спектакль о примирении пред столичным князем не станем, — подытожила Настасья с чувством глубокого внутреннего удовлетворения.
— Именно.
И Свириденко о том знать должен. Он ведь не дурак. И Марусю изучил ничуть не хуже, чем она его. А то и лучше. Что из того следует?
Что гадости ждать надо, но вот какой…
— Может все-таки дома отсидимся? Отправим бумагу, что занемогли…
— Надо, — Настасья покачала головой и поморщилась. — Надо, Маруся… такое вот… если не пойдем, погано будет. И если пойдем, тоже погано… но тогда-то и знать не будем, отчего.
— Тут… — Маруся семечку взяла. — Вопрос еще, как идти… с сопровождением…
— Маму Васю?
— Нет. Ей волноваться ни к чему.
— Вдвоем не вариант… — подумав, согласилась Настасья.
И Маруся кивнула.
Нет, времена ныне не те, чтоб девицам молодым на вечера нельзя было являться в одиночестве. Можно, но… как-то это до сих пор не принято, что ли.
Вызывающе.
Выйдет, будто она, Маруся, условностями пренебрегает… и Свириденко это отметит, заметит и донесет до нужных ушей. Да еще так, что малость эта обернется большими проблемами.
— Сабуровых… — Настасья поморщилась. — Тоже нельзя брать. Может, на это и расчет? В лесу не подловили, так на званом вечере… они ж молодые, будут из себя выводить. Или подольют еще какой погани. А если контроль потеряют, то…
Маруся кивнула.
— Магов? — предложила она. — Попросим? Столичные… с такими не зазорно являться. Да и Свириденко не станет нерв трепать, если…
— Если поверит, что столичные. Слышала, чего Петрович рассказывал?
Маруся хмыкнула.
Не услышать было сложно. История весь Подкозельск облетела, успев обрасти преудивительнейшими подробностями.
— Так это Севрюгин. У него мозгов и раньше-то было немного, а теперь и последние чувством собственной значимости вытеснило…
Маруся потянулась.
Почему-то стало жаль, что она этого не видела… очень жаль.
— Да… — задумчиво протянула Настасья. — Надо… звать. Легче… становится, если представить, что они тут. Не так… муторно.
А это аргумент.
Определенно.
— Вот завтра и позовем. Только… тетка Аня права.
— В чем?
— В том, что не с пустыми руками идти надо. Пирожки…
— Пирожки не успеем. Мы ж не они, чтоб от так… — Таська щелкнула пальцами. — Но блинов могу.
— Сегодня уже были.
— Так были толстые, а я налистников накидаю. С молоком и вареньем. Яишенку опять же.
Мысли были здравые.
В целом.
Хотя оставалось некоторое чувство неправильности…
— Я вообще слышала, что в столице есть такие мужики, которым платишь, и они тебя сопровождают. Для приличий.
— Таська!
— Что? Можно подумать, ты на сосне одни лишь сельскохозяйственные ведомости читаешь.
Её правда.
Не одни.
— Денег нет, — сказала Маруся на всякий случай, чувствуя, что уши краснеют.
— Так… то в столице деньгами, — у Таськи как всегда был свой аргумент. — А у нас провинция-с… мы с большего натурой.
— Тась… вот в твоем исполнении это как-то совсем пошло звучит. Получается, что мало того, что пойдем хрен знает куда, так еще и в сопровождении продажных мужчин. Которые ко всему продастся должны за блины с яичницей.
— Скажи еще, что у меня блины плохие…
Маруся хмыкнула.
И рассмеялась…
И Таська тоже.
— Ты… — толкнула она локтем. — Только им не говори… и вообще, чур темненький — мой. Или он тебе нравится?
— Нет.
— Точно? Ушастый так-то тоже ничего такой… хотя и пооблезлый. Аленке надо сказать, чтоб принесла чего, а то с такой рожей решат, что больной…
Вот же…
Дал бог сестру.
Хотя…
— Семки, — напомнила Маруся, протягивая руку. — Вот… может, в этом и задумка? Опозорить нас перед всеми? Показать…
— Мелковато… хотя опозорить он будет только рад, но поверь, Свириденко задумал что-то помасштабнее… на чем поедем-то? Из транспорта только Петровичева «Нива» осталась. Ну или трактор. Но на тракторе являться совсем уж эпатажно будет.