Его. Моя. Луна

ЭПИЛОГ. Эррин

Каждый день из центра я теперь торопилась домой. Работа больше не была для меня самым главным в жизни. Я не перестала уделять ей совсем уж мало внимания или быть менее внимательной и въедливой, но всё же приоритеты в жизни с появлением детей изменились. Даже мои подчинённые замечали, что я стала чуть мягче.

Безусловно, при них по-прежнему старалась себя контролировать. И всё так же отгораживалась от дружеских отношений с кем-то – душой компании не стала. Однако, принимать жёсткие решения теперь было непросто. Раньше мне удавалось делать это хладнокровно. Хотя бы внешне. Теперь же для того, чтобы ввести кому-то из пациентов в сложной ситуации экспериментальный препарат, нужна была поддержка. Хорошо, что теперь рядом всегда было аж четыре надёжных плеча, на которые можно опереться и в этом, и в любом другом.

Я больше не была одна. И мне не нужно было быть роботом, чтобы выжить. Потому что сильными и готовыми решить почти любую проблему были мои мужчины.

К счастью, бывших подопытных осталось уже совсем мало в центре. Особенно сложные случаи, которым пока нельзя было помочь. Но зато мы уже давно работали над тем, чтобы создать настоящую истинную привязку через инъекции – не только по ощущениям и притяжению, но и чтобы все остальные элементы связи действовали – регенерация, возможность иметь детей. Не всем оборотням посчастливилось встретить пару, многие хотели просто связать свою жизнь с кем-то конкретным, а не с тем, на кого упадёт выбор Луны. И пусть я вмешивалась в промысел судьбы, но считала, что это очень полезное исследование. Оно помогло бы избежать стольких проблем…

У меня уже были первые подвижки и первые добровольцы, желающие испробовать действие на себе (естественно, без такого желания никого мы не заставляли, а о возможных побочных эффектах предупреждали сразу). И если когда-то я смогу довести дело до конца, то мир оборотней изменится. Они сами смогут строить свою жизнь, и перестанут быть заложниками инстинктов. Если захотят.

Хотя лично я была благодарна Луне за такую судьбу. И если бы пришлось, прошла бы этот пусть снова. Лишь бы иметь ту семью, что появилась у меня теперь. Каждое утро глядя на безмятежно спящего Нира, я улыбалась своему счастью. Потом переводила взгляд на волка, который мирно посапывал рядом с другой стороны, и улыбалась снова тому, что мы смогли с ним – не без помощи моего любимого ирбиса, но справились, уступили оба и пришли к тому, что есть сейчас.

Тихонько выползая из кровати, я шла в детскую, где бесшумно возились наши дети (ведь мама устаёт на работе, нужно сидеть тихо и дать поспать – так их Нир научил). Обнимала, целовала, окутывая своей неизмеримой любовью и думала о том, что однажды не выдержу и уступлю своим мужчинам в просьбе подарить им ещё детей. Если эти их совсем не доканают. Характеры у обоих такие, что мне-то не по себе.

Вот и сегодня вернувшись с работы, застала картину, только подтверждающую, что рано нам ещё детей. С этими бы управиться.

В гостиной меня ждал волк с накрашенными розовым выпущенными когтями и двумя короткими хвостиками на голове с бантиками. При этом дочь, стоя рядом и высунув язычок от усилий, продолжала натягивать оставшуюся его короткую шевелюру в ещё один тугой хвост так, что у него глаза на лоб лезли, а сын усердно рисовал что-то на его лице фломастером.

– Смотли, мама, у папы усики, – тычет пальцем он ему прямо над губой.

– Класивый папотька, – гладит его по голове дочка.

Волк выглядит несчастным, но не смеет противоречить. Мой грозный альфа… Усмехнулась невольно. Как тут серьёзно на него смотреть?

Тут как раз кстати за моей спиной вырос Нир. Очень удачно. И кажется Адан даже обрадовался этому. Ведь теперь все тяготы отцовства можно разделить на двоих. Мне-то разве что косы иногда заплетают… Хорошо, что регенерация быстрая, и они у меня густые – не сильно заметно выдранных клочков. Но хоть когти не красят и не разрисовывают – уже отлично. Хотя наша полутрансформация детям очень интересна, сами-то пока так не могут. Дочка вот до сих пор так и не обратилась ни разу, но я была уверена, что в этом нет ничего страшного. И Нир тоже. Только Адан иногда паниковал. Потом вроде успокаивался. А спустя пару недель паниковал опять.

Но это его нормальное состояние, когда дело касается детей. Так что я уверенно успокаивала его поцелуями, и не заостряла внимание. Ведь во всём остальном, он наконец-то вроде пришёл в себя. Не заговаривал больше о том, что я могу его прогнать или что он нам может быть не нужен. Теперь мой волк был уверен, что полезен и необходим мне тоже.

О чувствах мы с ним говорили редко. Реже, чем с Ниром, например. Но тоже говорили. И в такие моменты он переставал быть серьёзным альфой или чокнутым отцом, становясь немного жестковатым мужчиной, который жадно требует моих признаний и эмоций. И это его состояние я просто обожала.

– Скажи это, сладкая, – заявлял он, прищурившись и глядя мне в глаза своим тёмным взглядом, пронизывающим до глубины души, возбуждающе удерживая меня горячими сильными пальцами за шею до лёгкой боли.

– Люблю, – выдыхала я в его губы, которые складывались в удовлетворительную усмешку.

Но мне больше не сложно было ему уступить. Ведь сама получала втройне…

А вот сейчас и так и не скажешь, что это тот же самый оборотень. Милый и растерянный.

– Ну и что это такое? – Нир попытался говорить строго, и дети тут же прекратили издеваться над другим отцом. Зато переглянулись.

Ага. У них тут ещё один отец недостаточно красивый… Хотя он-то пока думает, что это они его слушаются…

Адан вон вовсе не может им ни в чём отказать, балует до невозможности. А когда-то говорил, мужика выращу из сына, строгим буду. Может, конечно, и будет, как они немного подрастут, но пока удаётся не так чтобы. Дочь вообще вьёт из него верёвки.

И только меня они слушаются, хотя порой и нет. Потому что «папа Адан разлешил!». На Нира они никогда не обижались, если что-то «не разлешал», подлизывались, конечно, куда без этого, после чего он тоже частенько шёл на поводу. Но проблески здравого смысла у него случались гораздо чаще. К моему неимоверному счастью.

– Отмывайте теперь, – кивнул Нир на волка, который сидел на полу со страдальческим выражением лица.

– Ну так же класиииво, – протянула дочь и очаровательно улыбнулась.

– Очень класиво! – добавил сын, хватая Нира за руку и подводя к волку. – Я только вот тут ещё долисую немножечко, и всё! – сообщил. Ткнув пальцем в щёку волка.

Волк перевёл на меня взгляд с мольбой о спасении, потому что из Нира помощник был так себе. Он уже тоже под очарованием наших детей готов был сам подавать им фломастеры.

– А ну-ка собрали всё и отмыли папу Адана, быстренько! – потребовала тоном, не терпящим возражений. – И потом марш на кухню помогать папе Ниру готовить ужин.

– Мамотька! – раздалось возмущённое в унисон.

Мои дети обожали вертеть своими отцами, как пожелают, а я тут им мешаю.

– Не обсуждается, иначе завтра в стаю не поедем.

– В стаю! – всполошились дети, принявшись оттирать фломастер рукавами, смоченными своими слюнями и выдирая ему банты вместе с волосами.

О Луна! Волк конечно заслужил за свои грехи, но не такого же жестокого наказания! А в стаю…

В последнее время частенько ездили в детский сад. Дети оставались там и до вечера, если мы все были заняты. И не имели ничего против. Очень уж они у нас общительные. Иногда с боем приходилось домой забирать оттуда.

Волк исполнил обещание. И поставил детский сад рядом со своим домом. Добротный, вместительный, красивый, он занимал самое безопасное место, окружённый со всех сторон домами членов стаи. К тому же чёрным полезно посмотреть на детей в таком количестве. Разных.

Безусловно, там была охрана из обеих стай и прайда ещё. И альфа двух стай не забыла заехать и сделать внушение нескольким отдельным личностям, которые были против. Девочка очень старалась обуздать свою силу, но в итоге эти бедняги в день открытия детского сада бежали впереди всех с шариками, расстилали красную ковровую дорожку (и чёрт знает откуда они только её притащили!), а потом лично вскапывали небольшой садик вокруг, драили полы и всё порывались побыть няньками. Да кто ж этих пришибленных к детям-то подпустит.*

В общем жизнь шла своим чередом, стая чёрных исправлялась так быстро, как только могла. А если не поспевали, то их исправляли…

После ужина и гигиенических процедур, я уселась на диване, наблюдая, как сын привычно подходит к Адану, широко раскрыв рот. Уж не известно, почему именно, но массировать себе дёсны, пока растут коренные зубы после выпавших в два с половиной года молочных, он давал только ему. С серьёзным выражением лица и такой сосредоточенностью, будто занимается самым важным делом на свете, волк обработал руки и принялся втирать специальную мазь.

Его сестричка тем временем тоже не теряла времени даром. Забралась на Нира, скидывая носки и подставляя ему пятки.

– Целуй, папа! – болтала ими прямо перед его носом ножками, тогда как сама улеглась на колени головой вниз.

И папа целовал. И голову придерживал, чтобы ей было удобнее. А я наблюдала за этим бедламом и всё ещё не могла поверить, что это настоящее. И что я тут – среди своих неугомонных детей и их отцов, которые не могут им вообще ни в чём отказать.

А завтра у нас выходной, который мы, как и всегда, проведём все вместе.

Дочь снова наденет на Адана излюбленный ошейник с розовым сердечком, который раньше мы не выбросили, а теперь это обязательный атрибут («а за фто я буду дерваться, если без офейника?! И папе так класивее»), и заставит его катать её по всему дому и двору в полу- или полной трансформации. А потом пойдёт учиться у Нира печь какие-то булочки, заляпав всю кухню мукой.

Сын в это время будет стараться догнать волка, обернувшись котиком, а потом смирно ждать подоспевшую выпечку… Ну а я буду помогать то одному, то второму, а вечером уложу обоих детей спать, и мы наконец останемся втроём, без сил растянувшись на нашей огромной кровати, но счастливо улыбаясь. Ну а если сил останется хоть немного, то снова не выспимся.

Правда, вряд ли кто-то из нас будет жалеть об упущенной возможности поспать. Ведь всегда есть дела поважнее…

*Речь о событиях истории Строптивая. (Не)пара для волка*