Не скажу, что общение с волком давалось мне очень просто. И конечно я не был рад видеть его в нашем с Риной доме. А уж тем более – делить её с ним не только в жизни, но и в постели. Однако, ещё когда она рассказывала мне об особенностях своего вида, я уже задумался о том, как быть со второй её меткой. Не станет ли это препятствием в том, чтобы увеличить нашу семью на пару-тройку котят.
Своих родных я помнил так смутно, что не смог бы описать даже лицо мамы. Но хотел свою большую и крепкую семью. Хотел не только любимую женщину рядом, ради которой если надо в лепёшку расшибусь, но и детей. Много детей. И когда смутные подозрения от того, что во время нашей совместной жизни Рина так и не забеременела, стали оформляться в чёткое предположение, я, не желая тревожить её, связался с её братом и задал вопрос в лоб.
Эннир тогда замялся. Но я попросил его говорить прямо и поклялся, что любая информация не изменит моего отношения к его сестре. И он рассказал всё, что знал. Мне хватило этого, чтобы сделать выводы. Да и помимо них было так много всего…
Он снился ей. Иногда она даже не помнила это на утро. Всё думала, что её метка становится слабее. Но я всегда понимал, что со мной она другая. И когда во сне начинала потираться об меня, тихо стонать и рычать, знал, что это не я там с ней.
Я не ревновал её к этим снам. Ведь это не было её выбором. Она не могла это изменить (вариант избавиться от волчицы я не рассматривал, ведь это было бы предательством части Рины – я бы так не поступил). Но теперь мне нужно было принять решение наяву.
Как бы она ни отрицала, но часть её стремилась к нему. И это её мучило. И чувством вины передо мной. И тем, что она сама это отрицает. Бежит от себя. А я не хотел, чтобы она мучилась. Но Рина упёртая. Её не переубедить так просто. И ни за что она не согласилась бы хотя бы попробовать…
Да. Я тоже не хотел пускать его к нам. Но ещё я не хотел, чтобы она однажды решилась на отчаянный шаг и избавилась от одной из своих сущностей. Не хотел, чтобы мы были лишены возможности иметь детей. И всё же, это не стало бы для меня решающим, если бы волк на самом деле не был так сильно привязан к ней.
Он считал себя самым умным и коварным, а меня – безмозглым идиотом, который поверил, что он променяет Рину на стаю чёрных. Я понимал его план изначально. И даже думал, что так оно будет и лучше.
Нет, я не планировал приводить его к нам в дом и тем более – в постель. Надеялся, что просто его присутствия где-то рядом будет достаточно. Да даже если бы она переспала с ним без меня, я бы понял это. Потому что не мог бы сопротивляться своим чувствам к ней. И думал, что у неё к нему нечто очень похожее. И всё же главным было то, что хоть эти двое даже себе самим твердят, что им друг на друга плевать, на самом деле это не так.
Когда волк метнул тот дротик в Рину на парковке, я было решил, что он и правда хотел её убить. Но потом сообразил, что он был просто уверен, что я успею. Как бы он меня ни ненавидел, но знал, что я никогда не брошу её и смогу защитить.
А потом всё сложилось так неожиданно, но даже удачно.
Хотя, признаться, меня выбило немного из колеи то, что Рина была готова оставить волка истекать кровью и уехать со мной. До тех пор, пока я не почувствовал её боль.
Моя упрямая, своенравная оборотница никогда бы не признала, что ей больно из-за него. Она не хотела, чтобы даже я видел эту её слабость, которой она стыдилась. И ни за что не попросила бы меня спасти его, чтобы не причинить мне боль. Но если больно ей, мне тоже ведь больно. А потому разве мог я оставить его там? И как бы я дальше жил, глядя как она угасает с каждым днём?
Ради чего? Собственной гордости? Собственничества? Разве стоит оно того?
Хотя к нему в реальности, а не во сне я всё же ревновал. Видел, как сильно её тянет. И то, как сильно она сопротивляется, набрасываясь на меня, стоит только оказаться с ней в комнате. Как она пытается оттолкнуть его, будто специально демонстрируя, что она со мной. Видимо, потому что подсознательно сама боится не удержаться. Но волка это только заводило. И когда он предложил присоединиться к нам, я задумался об этом впервые.
Первой реакцией было оторвать ему то, чем он собирается присоединяться к МОЕЙ Рине. А потом…
Я смотрел на неё спящую, закусывающую губы от того, как сильно ей там его не хватает. На него – на крыльце, на нашем диване, на коврике: побитого, слабого, но с упёртостью больного на голову продолжающего находиться рядом с нами. Мне было даже жаль его, когда видел его утром после наших с Риной ночных игрищ. Я бы свихнулся.
И он, кажется, планомерно шёл именно по этому пути. Его глаза горели, он психовал. Я чувствовал его своей силой альфы. Ведь он уже был в моей стае…
Но помимо этого всего я чувствовал его жажду. Волк не любил её. Но лишь потому, что кажется он даже не знает, что это такое. Вряд ли вообще умеет кого-то любить. Оправдывает себя и своё присутствие тут в таком унизительном для альфы положении своими коварными планами, а потом смотрит как побитая собака на неё в этом шёлковом коротком халатике и прячет реакцию своего тела от нас. Будто бы мы все тут слепые и тупые.
Я сочувствовал ему. Пусть он был отморозком. Но я знал, что он за неё подохнет, если будет нужно. Ведь уже пошёл на сделку со мной, лишь бы обрести призрачный шанс видеть её чаще и показать ей, какой он весь крутой альфа. А прежде позволил ей уйти ко мне из того ангара, чтобы спастись, когда она едва не отказалась от его метки. Да и думая, что я её брат, он не стал убивать меня. И я был почти уверен, что это лишь бы ей боль не причинять, хотя он в таком не сознается. Но если учитывать, что он из стаи чёрных волков, то это вообще верх благородства.
А ведь Рина – не обычная оборотница. Её может пожелать не только альфа чёрных, но и любой чокнутый, кто прознает про её дар и возможности. И какая бы она у меня ни была умная и сообразительная, всё же она самочка – хрупкая по сравнению с нами. А значит, её всегда нужно защищать и держать в поле зрения.
И вот тут я начал думать о том, что если однажды меня не окажется рядом, то вряд ли кто-то ещё станет защищать мою Рину так же, как стал бы я– даже ценой своей жизни. У всех её охранников и заступников есть чем рисковать. И только мы с волком привязаны к ней намертво. Тогда почему бы не использовать и этот шанс?
Всё же я должен обеспечить её безопасность. А тут такой вариант.
Не буду лукавить, что мысль использовать волка и прогнать маячила в моей голове, хотя я её никогда бы не озвучил, в отличие от Рины. Но если у нас правда появятся дети, то как можно лишить оборотня возможности общаться со своим ребёнком? Это было бы жестоко даже для чёрных волков, а в моей голове и вовсе не укладывалось.
Вот и выходило, что нужно либо принимать как-то волка и пытаться научить его правильно относиться к Рине, чтобы он не причинил ей вреда, а потом жить долго и счастливо большой семьёй. Либо уж тогда выпроваживать его сразу, и лишиться возможности завести милых таких котят…
Какой-то ну очень непростой выбор. Который осложнялся ещё и тем, что Рину волк бесил прямо. В обычной жизни.
В душе не бесил. Это я заметил.
И вопреки доводам разума, глядя на то, как она выгибается в его руках и подставляет грудь для его поцелуев, я возбуждался сам. Может так работает наша связь, что если хорошо ей, то удовольствие испытываю и я? Но в тот момент ревности не было. Было желание присоединиться и сделать ей ещё лучше, чем есть.
Чем я, собственно, и занялся. После того, как удостоверился, что он не напал на неё и не заставлял.
А вот утром, увидев её белоснежную горную львицу (в жизни их не видел, даже не знал раньше, что бывают вообще такие), осознал, что решение принято за нас. Рине было некомфортно в любом другом виде, кроме своей пумы. Она скучала по ней. И эта её тоска чувствовалась всегда, когда она обращалась. Теперь же пума вернулась. После того, как мы оказались вместе втроём. И это может значить только то, что теперь всё правильно. Что так и должно было быть. Что так и задумывалось Небом. Или Луной. Неважно, кто во что верит.
Главное, что Рина обрела себя.
А мы, оборотни, привыкли всегда больше доверять своим зверям, чем доводам разума. Поэтому хотя я вовсе не представлял себе такую вот совместную жизнь, всё равно твёрдо решил, что сделаю всё, чтобы наша странная семья могла существовать. Ведь эти двое так и продолжат рычать друг на друга при случае. Хотя справедливости ради, возможно, именно этого и не хватало Рине в наших отношениях. Уж очень у нас всё ровно и гладко. А я же вижу, как ей иногда прямо хочется прицепиться и порычать. Так не на что. Зато теперь у неё поводов – хоть отбавляй.
Даже усмехнулся.
Удивительно складывается жизнь…
Попав в лабораторию, я мечтал всего лишь выжить. Такая малость казалась тогда невозможной. Увидев её, мечтал о ней так долго, что казалось, прошла вечность, прежде чем встретил её снова. Решив остаться рядом с ней вопреки всему, мечтал, что однажды она меня заметит и разглядит, а потом полюбит. И это тоже временами казалось невозможным, хотя я верил искренне. Теперь я мечтаю о детях, но и подумать не мог, что чтобы обрести полноценную семью, нужно прежде принять в неё вот этого волка. Хотя вряд ли меня бы устроил кто-то другой… А тогда какая уж там разница? Пусть этот будет. С ним хотя бы понятно, как себя вести.
Я даже руку его протянутую пожал в знак того, что он теперь с нами, хотя и не представлял, как мы теперь будем жить-то так.
И тут Рина обернулась. Оказалась между нами красивая такая, стройная, обнажённая… Меня как током ударило, и он прошёлся по всему телу лёгкой вибрацией. Мы с волком синхронно шагнули к ней и оба замерли. Я на него старался вообще не смотреть. Он на меня – тоже. Зато от неё взгляда было не отвести. Её глаза сияли просто. Я никогда не видел её такой спокойной и гармоничной. И засмотревшись, не заметил, как она оказалась рядом, обнимая меня и толкая на постель спиной.