Я поднялся на ноги, игнорируя дикую боль в груди от удара медвежьей лапы. Рёбра ныли, дыхание давалось с трудом, но стоять было можно.
Тисков это не отменяло — больное чудовище спереди и стая хищников сзади. Время словно остановилось, каждая секунда растягивалась в вечность. Адреналин бурлил в крови, заглушая боль и обостряя все чувства до предела.
Медведь стоит достаточном для манёвра расстоянии. Слюна капает с пасти, смешиваясь с гноем на морде.
За спиной раздаётся осторожный шорох лап по камню. Стая шестилапых тварей начинает входить в ущелье. Медленно, по одной особи, они просачиваются в расщелину, отрезая мне путь к отступлению. Их глаза горят голодом, но даже они держатся на почтительном расстоянии от хозяина логова.
Положение становится безвыходным с каждой секундой.
Чёрт, думай, думай, думай!
Больной медведь делает неуверенный шаг вперёд. Его задние лапы дрожат — то ли от болезни, то ли от предвкушения. Ещё один шаг, и он окажется достаточно близко для решающего броска.
А сзади шестилапые заполняют ущелье, их когти цокают по каменному полу среди костей. Вожак стаи, самый крупный, осторожно принюхивается, его ноздри раздуваются. Даже он не решается напасть на территории медведя, но терпение у хищников быстро кончается, особенно когда они чуют кровь и голод. Особенно когда они в стае, а хозяин логова ранен и ниже их в эволюционном индексе.
В голове мелькает безумная мысль.
— Красавчик! — мысленно позвал я горностая и послал ему образ. Татуировки обдало жаром.
Зверёк дрогнул, его маленькое тельце напряглось. Секунда — и он создал точную копию себя, которая сорвалась с места, как белая молния.
Одновременно я схватил с земли острый обломок кости и что есть сил швырнул в медведя, заорав:
— ДАВАЙ МРАЗЬ!
Кость ударила зверя в плечо, и эффект превзошёл все ожидания. Медведь взревел от ярости и переключился на новую угрозу. Чудовище рванулось вперёд, забыв об осторожности.
В тот же миг иллюзия Красавчика впилась призрачными зубами в лапу вожака стаи. Зверь взвыл от неожиданности, его стая замерла, не понимая, что происходит.
Медведь несся на меня как живая лавина. Рывок был настолько мощным, что мой нож, всё ещё торчавший в его лапе, не выдержал нагрузки и вылетел, звякнув о камни.
— Афина! В ядро, девочка! СЕЙЧАС!
Кошка растворилась в потоке золотистых искр.
В последний момент я бросился в сторону, прижимаясь к стене ущелья. Медведь, не сумев затормозить на полной скорости, пронёсся мимо — прямо в гущу застывшей стаи шестилапых.
Результат превзошёл все мои ожидания.
Тяжеленая туша больного медведя врезалась в вожака стаи с такой мощью, что раздался хруст ломающихся костей. Оба зверя покатились по усыпанному черепами полу в клубке рычания и брызг крови.
Остальные шестилапые твари бросились на хозяина логова — часть из желания защитить вожака, часть просто потому, что увидели кровь. Ущелье наполнилось рёвом, визгом и лязгом когтей о камень.
И начался хаос.
Больной медведь сражался с яростью безумца, его когти распарывали тёмные шкуры нападающих. Но стая была многочисленной и организованной. Они атаковали с разных сторон, кусая за лапы и бока, изматывая противника.
Я воспользовался ситуацией и подхватил свой нож, но ввязываться в бой с таким количеством диких хищников — явная дорога в могилу.
Красавчик уже карабкался по плечу, его иллюзия исчезла, как только начался настоящий бой. Зверёк дрожал от стресса, но был невредим.
Оглянулся по сторонам, ища путь к спасению. Основной выход был перекрыт дерущимися зверями, но в самом начале ущелья, далеко от места побоища, стена была не такой отвесной. Там, где когда-то обвалились камни, образовался естественный склон из осыпи — крутой, усыпанный острыми обломками, но проходимый.
Не раздумывая, кинулся к нему.
Подъём оказался адским испытанием. Рана на плече пылала огнём, каждое движение отзывалось острой болью, но останавливаться было нельзя.
Камни под ногами осыпались и катились вниз, грозя обрушить всю осыпь. Приходилось хвататься за каждый выступ, проверяя его прочность, прежде чем перенести вес. Острые края резали и без того содранные ладони, но я упрямо карабкался вверх, стиснув зубы.
Тёплая кровь стекала по руке, пропитывая рукав. Медвежьи когти прошли глубоко, но это просто мясо, просто боль. Но переживу ли заразу, что попала в мою кровь? Я уже чувствовал начинающиеся приступы лихорадки.
Красавчик забрался мне за пазуху, его коготки впились в рубашку. Зверёк тяжело дышал, его сердечко колотилось как птичье, но он не издавал ни звука — понимал, что нужно молчать.
Под нами продолжалась бойня. Рёв становился всё слабее — кто-то побеждал, кто-то умирал. Казалось, что медведь отобьётся, но мне было всё равно. Главное — выбраться отсюда живым. В критической ситуации боли не существует, есть только цель и воля её достичь.
Наконец расщелина расширилась, и я выполз на поверхность. Оказался на краю небольшого каменного уступа, поросшего мхом. Лес расстилался зелёным морем, а солнце клонилось к закату, окрашивая всё вокруг золотистым светом.
Я перевёл дух, вытер кровь с рук о рубашку и осторожно достал Красавчика из-за пазухи. Горностай был растрёпан, но цел. Его чёрные глазки смотрели на меня с надеждой.
— Ну что, парень? — прошептал я и попытался улыбнуться. — Ты в норме?
Красавчик тихо тявкнул в ответ и лизнул мне палец.
В этот момент я почувствовал на себе чужой взгляд. Снова.
Медленно повернул голову и замер.
На противоположной скале, метрах в пятидесяти от меня, сидела ветряная рысь… В её глазах только холодное, абсолютное удовлетворение хищника, чей план сработал в точности, как задумано.
Она знала про ущелье. Знала про медведя. Знала про стаю шестилапых. И загнала меня сюда специально, рассчитав время так, чтобы все эти хищники оказались в одном месте в одно время.
Но зачем? Какая ей выгода от того, чтобы привести меня сюда?
И тут в голове сложилась картинка, от которой по спине пробежал холодок.
Хищники всегда используют друг друга… Росомаха находит медвежью добычу и ждёт, пока косолапый наестся, а потом доедает остатки. Вороны кружат над местом охоты волков, зная, что им достанется часть туши.
А что, если эта рысь делает то же самое, только наоборот? Не подбирает остатки, а… поставляет добычу.
Больной медведь непредсказуем, его охотничьи инстинкты нарушены. Он может дни бродить голодным, не в силах поймать даже зайца. А рысь приводит ему пищу — неопытных Мастеров, Звероловов, других зверей — всех, кто забрёл в её владения.
Медведь насыщается, а рысь получает безопасную территорию. Никто не решится заходить в места, где живёт такое чудовище. Идеальная защита для её логова.
Симбиоз хищников. Но она не рассчитала то, что жертва окажется умнее, чем ей казалось.
Мы смотрели друг на друга долгие несколько секунд. Два охотника, оценивающие противника.
Потом рысь медленно поднялась, изящно потянулась и неторопливо скрылась между камней.
Адреналин ещё бурлил в крови, заглушая боль, но я знал — это ненадолго. Нужно валить как можно дальше.
Отбежав метров на сто от логова зверя, где всё ещё доносились звуки схватки между медведем и остатками стаи, я почувствовал, как ноги подкашиваются.
Убит Заражённый медведь. 19 — F.
Получено опыта: 1900.
Получен Уровень 13.
Получено Уровень 14.
А это ещё как? Мне дали опыт несмотря на то, что я не нанёс смертельный удар? Или нанёс? Всё-таки задел ему трахею, или яд Афины добил тварь?
Как же сейчас плевать…
Упал на колени прямо в мох, покрывавший землю у подножия старой сосны. Дыхание сбилось, сердце колотилось так громко, что казалось — его слышно на всю округу.
— Блин, — прохрипел я, зажимая рукой израненное плечо.
Кровь просачивалась между пальцев, окрашивая рубашку в тёмно-красный цвет. Но это было не самое страшное. Страшно было то, что творилось под кожей.
Ледяной, чужеродный холод, который полз по венам, как живая тварь. Я чувствовал, как он добирается до плеча, впивается в мышцы. С каждым ударом сердца заражение распространялось дальше.
Стянул рукав и посмотрел на рану.
То, что я увидел, заставило меня выругаться сквозь стиснутые зубы.
Кожа вокруг царапин медленно чернела. Не краснела от воспаления — именно чернела, словно гнила заживо. Чёрные прожилки расползались от ран, как корни какого-то проклятого растения.
— Красавчик, — позвал я хрипло.
Горностай тут же соскользнул с моего плеча и оказался перед носом. Его чёрные глазки смотрели с тревогой, а мордочка была всё ещё перепачкана кровью медведя.
— Дружище, я в дерьме по самые уши, — сказал, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё сжималось от тревоги. — Голова кругом. Веди домой, тут недалеко, боюсь я сейчас в таком состоянии, что могу заплутать. Справишься? Ты же запоминал ориентиры запахов как я учил?
Красавчик тявкнул и решительно кивнул маленькой головкой. Затем побежал вперёд, оглядываясь, чтобы убедиться — я следую.
Заставил себя подняться. Мир качался перед глазами, каждый шаг давался с трудом — левая рука почти не действовала, плечо горело огнём, а по телу расползался этот чёртов холод.
Красавчик вёл меня сквозь густые заросли можжевельника и берёзовых рощиц. Маленький зверёк двигался уверенно, явно зная, куда идёт. Его улучшенные чувства работали на полную — он находил самые безопасные тропы, обходил места, где пахло хищниками.
Время от времени я останавливался, хватаясь за стволы деревьев, чтобы не упасть. Дыхание сбивалось, перед глазами плыли чёрные круги. Заражение ускорялось.
Красавчик обернулся, оценил моё состояние и заволновался. Он подбежал обратно, встал на задние лапки и ткнулся мордочкой мне в ногу — мол, держись, хозяин, уже близко.
Наконец мы выбрались к знакомой пещере.
Протиснувшись в щель, я рухнул на пол.
Здесь всё было как вчера — сухо, тепло, пахло нашим недавним пребыванием.
— Умница, парень, — выдохнул я, опускаясь у стены в том же месте, где спал прошлой ночью.
Красавчик довольно тявкнул и устроился рядом, прижавшись к моему боку. В его поведении читалось облегчение.
Достав из рюкзака фляжку с водой, я промыл рану как мог. Вода смешивалась с кровью, стекая на пол. Чёрные прожилки стали ещё заметнее.
Затем достал походную аптечку. Горечь-корень, серебряная губка, обычные травы из безопасной зоны… Всё это казалось жалким против заразы от такой твари, но попробовать стоило.
Сначала съел несколько кусочков серебряной губки — её регенерирующие свойства работают изнутри. Затем приготовил кашицу из растёртого горечь-корня с водой, намазал на рану. Жгло, как в аду, но я стерпел. Поверх наложил измельчённый зверобой и тысячелистник.
В потоковом ядре Афина беспокойно зашевелилась, чувствуя мою боль через связь. Её тревога отзывалась во мне теплом в груди.
— Всё в порядке, девочка, — прошептал я в пустоту. — Лечимся. На пару. Хорошо, что яд в тебя не попал.
Она успокоилась, но я чувствовал, как она готова материализоваться в любую секунду, едва позову.
Горностай тихо замурчал — звук был едва различим, но в нём было столько преданности, что комок подкатил к горлу.
Так… Что-то не то. Словно важную деталь упустил. Я же думал о чём-то, когда вылез наружу… Лихорадка совсем мозги отключила.
Быстро порылся в рюкзаке, пальцы дрожали от слабости. Достал завёрнутый в тряпицу цветок — он всё ещё источал жар, его алые лепестки пульсировали золотистыми искрами, как крошечные сердца.
Огнежар.
Не раздумывая ни секунды, сунул его в рот. Вкус обжёг язык — горький, жгучий, будто прожёвываю раскалённый металл. Желудок взбунтовался, но я стиснул зубы и проглотил.
Эффект не заставил себя ждать.
Сначала внутри вспыхнул огонь. Он побежал по венам, встречаясь с ледяным холодом заражения. Там, где они сталкивались, боль была невыносимой.
Я…
Что ж, да, я кричал.
И кричал так, что горло разрывалось от напряжения, а эхо отражалось от каменных стен пещеры, возвращаясь искажённым, чужим воем.
Тело билось в конвульсиях на холодном полу. Мышцы сводило судорогой, спина выгибалась дугой — вся боль мира сосредоточилась в левом плече, где чёрные прожилки пульсировали под кожей, как живые змеи.
Красавчик метался рядом, его маленькое тельце дрожало. Он пищал, пытался лизнуть мне лицо, толкал мордочкой руку, но я не реагировал. Не мог.
Чёрные прожилки сначала стали тоньше. Потом начали светлеть — с краёв, медленно отступая к центру заражения. Я видел это сквозь пелену боли и пота, который заливал глаза. Кожа на плече горела, будто её прижгли раскалённым железом, но это была хорошая боль. Нужная!
Однако цена была чудовищной. Каждая сожжённая прожилка отзывалась взрывом агонии в голове. Я кусал губы до крови, но тело не слушалось. Мышцы сводило так сильно, что, казалось, кости вот-вот треснут.
И вдруг — тишина.
Боль оборвалась разом, как натянутая струна. Я лежал, обессиленный, и хрипло дышал. Пот стекал с лица целыми ручьями, рубашка насквозь промокла. Красавчик ткнулся холодным носиком в шею, проверяя, жив ли я.
Медленно поднял голову и посмотрел на плечо. Кожа была красной, воспалённой, но чистой. Ни единой чёрной прожилки. Только живая человеческая плоть, горячая от пережитого испытания.
А следом я полез за иглой — рану нужно зашить, обработать ещё раз и туго забинтовать всё это полоской ткани.
Я сидел у догорающего костра, подбрасывая в него сухие ветки. Пламя слабо освещало стены пещеры, отбрасывая дрожащие тени на каменные стены. В груди тянуло, дыхание всё ещё давалось тяжело, но огнежар сделал своё дело. Впрочем, силы ещё не вернулись.
Красавчик дремал у меня на груди, изредка вздрагивая во сне. Его тёплое тельце едва заметно поднималось и опускалось в такт дыханию. После всего пережитого зверёк был измотан не меньше моего.
Вдруг в груди что-то шевельнулось.
Хочешь выйти, девочка?
Ответ пришёл не словами, а ощущением. Беспокойство, желание быть рядом, необходимость убедиться, что с хозяином всё в порядке.
Я усмехнулся, несмотря на усталость. Даже раненая, она всё ещё думала обо мне.
— Ладно, — прошептал вслух. — Выходи.
Потоковое ядро откликнулось, и Афина материализовалась рядом с костром в потоке золотистых искр. Она сразу же подошла ко мне, принюхалась и тихо заурчала — низко, обеспокоенно.
Я протянул руку, чтобы погладить её по голове, и заметил, что раны затянулись. Не полностью — на боку всё ещё виднелась розовая полоска молодой кожи, а на лапе оставались следы от когтей, но кровотечение остановилось. Духовное тело действительно ускоряло заживление, а «невероятная мускулатура» каким-то образом не позволила яду проникнуть в рану.
— Хорошая девочка, — похвалил, проводя пальцами по её шерсти. — Как ты? Болит ещё?
Афина прижалась мордой к моей ладони и тихо мурлыкнула. Боль была, но терпимая. Она больше переживала за меня, чем за себя.
Достал из рюкзака остатки дикого клыкокорня. Листья слегка привяли, но магические свойства сохранились — они всё ещё слабо переливались серебристым светом. Растёр несколько листьев между пальцами и протянул Афине.
— На, съешь. Ты же любишь.
Кошка осторожно понюхала траву, затем аккуратно слизнула её с моей ладони. Её шерсть сразу же заблестела ярче.
Пока она ела, я достал из аптечки остатки мякотника и кровника. Растёр травы в кашицу и нанёс на её раны свежий слой лекарства. Афина терпеливо переносила процедуру, лишь изредка поёживаясь, когда касался особенно чувствительных мест.
— Извини, что больно, маленькая, — пробормотал я, обрабатывая царапину на лапе. — Завтра будет лучше.
Но в середине процедуры руки начали дрожать от слабости. Зрение поплыло, голова закружилась. Последствия отравления всё ещё давали о себе знать.
Афина сразу же это почувствовала. Она подошла ближе и осторожно ткнулась мордой мне в бок, словно проверяя, в порядке ли я. А потом вдруг… легла рядом со мной и перевернулась на спину, подставив живот.
Я застыл, уставившись на неё. За всё время нашего знакомства Афина ни разу не демонстрировала такого доверия. Подставить живот — это высшая степень уязвимости для хищника. Это жест, который делают только с теми, кому доверяют безоговорочно.
— Ого, девочка, ты чего это… — выдохнул я.
Она посмотрела на меня жёлтыми глазами, полными беспокойства, и тихо мяукнула. Не рыкнула, не зарычала — мяукнула, как обычная домашняя кошка, которая просит ласки.
Я осторожно коснулся живота. Мех был мягким, тёплым. Афина прикрыла глаза и замурлыкала — громко, успокаивающе, словно пыталась утешить меня своим урчанием.
— Да уж, ха-ха, — хрипло рассмеялся я. — Если даже ты так себя ведёшь, значит, мои дела действительно плохи.
Она повернула голову и внимательно посмотрела на меня. В её взгляде читалось понимание. Похоже видела моё состояние, чувствовала заразу и пыталась по-своему поддержать.
Почесал её за ухом, и хищница ещё громче замурлыкала, подставляя голову под руку. Её урчание наполняло пещеру тёплым, уютным звуком, немного успокаивая натянутые нервы.
— Спасибо, подруга.
Красавчик проснулся от звука и сонно поднял голову. Увидев, что Афина лежит рядом, зверёк слез с моей груди и осторожно подошёл к ней. К моему удивлению, кошка позволила устроиться у неё на боку и даже начала его вылизывать, как котёнка.
Я смотрел на эту картину и чувствовал, как что-то тёплое разливается в груди. Они заботились друг о друге.
Веки вдруг стали тяжёлыми, мысли путались. Огнежар изгнал заразу, но организм всё ещё восстанавливался после отравления.
— Караульте, — пробормотал, ложась на бок. — А я немного отдохну…
Очнулся уже глубокой ночью от холода.
Костёр догорел, в пещере царила почти полная темнота.
Попытался сесть и с облегчением обнаружил, что боль в груди почти ушла. Осталась лишь тупая, ноющая слабость, словно после тяжёлой болезни. Рана на плече перестала пылать огнём и начала затягиваться. Огнежар действительно спас мне жизнь, а магические травы творили чудеса.
Красавчик сопел у меня на груди, крепко спя. Афина лежала в оговорённом месте — умница. Её уши изредка поворачивались, улавливая звуки ночного леса.
— Как дела, девочка?
Мысленно проверил её состояние через нашу связь. Раны заживали, боль отступала. К утру она будет в гораздо лучшей форме.
Я откинулся на каменную стену и посмотрел в темноту за пределами пещеры.
Охотничий азарт полностью покинул меня. На смену ему пришла холодная, трезвая ярость.
Меня обвели вокруг пальца.
Ветряная рысь не просто переиграла меня — она провела за нос, как новичка. Заставила поверить, что я охотник, а сама всё время была кукловодом. А потом спокойно загнала в ловушку, используя других хищников как инструмент.
Стратег высочайшего класса. Разум, способный планировать на несколько ходов вперёд.
И она почти победила.
Если бы не Огнежар, который отдала Ирма…
Потери были колоссальными. Бесценный реагент потрачен. Я сам едва держусь на ногах. А самое главное — что мои знания егеря в этом мире требуют невероятных изменений. Честно сказать, очень сложно было принять это. Тот факт, что накопленный опыт придётся подстраивать. Это уже работало как рефлекс, мозг сам выдавал мне картинку…
Неверную картинку.
Здесь живут не просто магические звери. В мире Раскола могут встретиться даже создания с разумом, равным человеческому, а то и превосходящим его — это уж точно. И если я хочу выжить в этом мире, мне нужно думать по-другому.
Эта гордая, независимая рысь преподала жестокий урок. Показала, что я всего лишь человек, а она — хозяйка своего леса. Пыталась меня убить — поведение хищника, загнанного в угол, мы были слишком напористы.
Я взглянул на Афину. А ведь моя девочка тоже почти лишила Барута жизни, и это после приручения. Злиться ли мне на дикого хищника? Абсурд, она не человек и действует инстинктами, пусть и сильно развитыми. Но если угомонить эту рысь… Надавить своей волей и приручить — она подчинится, ведь я так уже делал. Под действием знаков Звероловов питомцы становятся верными соратниками.
— Да, это мы к тебе пришли, понимаю. Но не уйду, уж извини, красавица, — тихо прошептал я в темноту.
Где-то вдали прокричала ночная птица, и звук её голоса эхом отозвался в скалах.