Егерь. Опасная Зона. Книга 2

Глава 10

Шёрстка на загривке Красавчика встала дыбом, делая зверька визуально крупнее, а в чёрных глазах вспыхнуло что-то дикое, первобытное.

Это был уже не ручной питомец, а хищник, защищающий свою добычу.

— Эй, парень, — сказал я спокойно, стараясь не делать резких движений. — Это же твоя еда, спору нет. Ты её поймал, ты молодец. Но мне нужна часть мяса для особого блюда, понимаешь?

Рычание усилилось, стало более глубоким и раскатистым. Красавчик прижался к земле, готовый к прыжку, и вцепился зубами в крыло куропатки, потянув её к себе. Его маленькое тело напряглось, каждая мышца была готова к бою. В этот момент он был не милым домашним питомцем, которого я кормил с рук, а диким хищником из глубин леса, для которого еда означала выживание.

Я знал это поведение по собакам из прошлой жизни. Даже самые ручные псы становятся агрессивными, когда дело касается пищи. Инстинкт самосохранения, заложенный миллионами лет эволюции, сильнее любой дрессировки. Особенно если зверь голоден или чувствует угрозу.

— Красавчик, — сказал я твёрдо, не отводя взгляда. Важно было не показать страха или неуверенности. — Я — твой хозяин. Я тебя кормлю, защищаю, забочусь о тебе. И я не отниму у тебя еду целиком. Но часть мне нужна, причём для тебя же.

Горностай не отпускал птицу, рычание становилось всё громче и агрессивнее. Его хвост распушился, как у разъярённой кошки, а глаза сузились до щёлок. Я понимал — если сейчас отступлю, покажу слабость, то навсегда потеряю авторитет в его глазах. В любой стае, даже состоящей из двух существ, может быть только один вожак. И этим вожаком должен быть я.

Медленно, без резких движений, протянул руку к куропатке. Пальцы дрожали — не от страха, а от напряжения. Красавчик попытался укусить, его челюсти щёлкнули в опасной близости от пальцев, но я успел отдернуть руку. Острые зубки прошли всего в паре миллиметров от кожи.

— Нет, — сказал строго, вкладывая в голос всю силу и решимость. — Плохо. Очень плохо.

Татуировки на руках потеплели, словно под кожей загорелись угли. Я почувствовал, как по жилам потекла особая сила. Мысленно направил поток этой энергии на горностая — не причиняя боли, просто… показывая иерархию. Демонстрируя, кто здесь альфа. И в зверя, сквозь невидимые нити связи, потекло моё спокойствие. Мои глаза невольно расширились от удивления, но я лишь крепче надавил.

Красавчик дрогнул, словно получив невидимый удар. Его рычание оборвалось, глаза расширились от удивления. Зверёк отпустил куропатку и попятился на несколько шагов, прижав уши к голове. В его взгляде промелькнула растерянность — он явно не понимал, что произошло, но инстинктивно чувствовал моё превосходство.

В этот момент Афина появилась из-за моей спины, неслышно подошла к растерянному горностаю и игриво наступила лапой ему на хвост. Не больно — просто так, чтобы показать своё отношение к его выходке. Её жёлтые глаза выражали что-то вроде насмешки: не выёживайся, малыш.

Затем она повернулась ко мне и тихо рыкнула — звук был коротким, но многозначительным. В нём читалось: «Я понимаю, что происходит. Я умнее его».

— Да уж, — усмехнулся я, глядя на эту немую сцену. — Понимаю тебя, девочка. Ему бы побыстрее эволюцию пройти, может, ума прибавится.

Подобрал куропатку, чувствуя её вес в руках — ещё тёплая, пушистая. Аккуратно взял её за лапки и повернул к себе грудкой.

Достал нож и сделал надрез, отделил себе крыло и объявил.

— Это моя часть, — объяснил, протягивая остальную птицу горностаю. — А это — твоя.

Зверёк осторожно принюхался к мясу, его носик подрагивал. Постепенно агрессия уходила из его позы, плечи расслаблялись. Он посмотрел на меня виноватыми глазами и тихо тявкнул — звук был полон раскаяния, как у провинившегося ребёнка.

— Всё нормально, парень, — успокоил я его, присаживаясь на корточки рядом. — Инстинкты — штука серьёзная. Они помогают выживать. Главное, что мы учимся их контролировать. Понимаешь? Ты — хороший охотник, но я — твой вожак. Запомни это.

Красавчик осторожно взял свою долю и отнёс её к большому камню, где устроился пировать. Время от времени он поглядывал на меня, словно извиняясь за вспышку агрессии. Да уж, похоже магическая добыча находит отклик в инстинктах хищников на совсем ином уровне.

Сначала мелко порубил мясо крыла ножом.

Достав из рюкзака немного морозной мяты, принялся растирать искровый мох между ладонями. Он превратился в мерцающую пыль, которая покалывала кожу лёгкими разрядами. Затем выжал из мяты сок — капля за каплей, пока не набралось достаточно для густой пасты.

Смешав искровую пыль с соком морозной мяты, получил странную субстанцию — она переливалась серебристыми искрами.

Обильно натёр куски сырого мяса, следя, чтобы каждый кусочек был покрыт равномерно. Мясо сразу же начало слабо светиться, а запах стал необычным — аромат дичи смешался с чем-то электрическим.

— Попробуй, — сказал, подставляя блюдо Красавчику.

Горностай осторожно понюхал приготовленное мясо, и его глаза расширились от удивления. Аромат был действительно невероятным — совершенно не похожим на обычную пищу.

Красавчик принялся есть с явным удовольствием. А я наблюдал за тем, как его шёрстка начинает слабо искриться золотистыми вспышками — признак того, что реагент усваивается.

Получено опыта: 30.

Доев, горностай подошёл ко мне и потёрся мордочкой о ногу. Потом виновато тявкнул и лизнул мою руку — окончательное извинение за агрессию.

— Всё хорошо, — сказал я, поглаживая его по спинке.

В ответ Красавчик запрыгнул мне на плечо и гордо вскинул голову. В его движениях появилась новая уверенность, концентрация.

Афина наблюдала за всем этим с одобрением. Она понимала — стая становится сильнее.

Но Красавчик вдруг резко напрягся. Его маленькая головка повернулась влево, носик начал активно работать, улавливая какие-то едва различимые запахи.

— Что там, парень? — спросил тихо.

Горностай спрыгнул и направился к группе валунов, поросших зеленоватым мхом. Его движения стали более сосредоточенными, целеустремлёнными. После магической пищи его чутьё заметно обострилось.

Я последовал за ним, стараясь не шуметь. Красавчик остановился у самого большого камня и начал принюхиваться к его основанию. Потом тихо тявкнул — он что-то нашёл.

Афина материализовалась рядом с нами, принюхалась и одобрительно рыкнула. Она тоже чувствовала след.

Я начал осматривать камень, ища привычные уже магические метки на уровне груди или плеча. Но ничего не было. Странно. Красавчик явно что-то учуял, а Афина подтвердила…

— Где же ты, красавица? — пробормотал я, ощупывая шершавую поверхность валуна.

И тут взгляд упал на самое основание камня, почти под землёй. Там, где мох переходил в почву, виднелась едва заметная отметина. Слишком низко для обычной метки, почти у самой земли.

Я присел на корточки и осторожно коснулся этого места. Лёгкое покалывание пробежало по пальцам — статическое электричество.

— Хитрая, — выдохнул с невольным восхищением. — Очень хитрая.

Место было выбрано неслучайно. Рысь оставила метку там, где её не смыл бы дождь, не сдуло ветром, но при этом она была достаточно заметна для того, кто знал, что искать. Как волки метят территорию на уровне своего носа, так и она оставляла знаки на высоте своего обоняния — низко, у самой земли, где воздушные потоки слабее, а запах держится дольше.

Обычная территориальная метка, но магическая.

Теперь, когда я знал принцип, поиск стал проще. Магические метки тянулись тонкой цепочкой вглубь леса — все на уровне колена или ниже, каждая в местах, защищённых от непогоды.

— Теперь начинается настоящая охота, — прошептал я, поправляя рюкзак.

То, что началось дальше, мало походило на обычное преследование зверя. Это была игра разумов.

Ветряная рысь больше не пыталась просто скрыться. Она играла со мной.

Первый час я шёл по следу, который казался прямолинейным. Рысь двигалась по звериной тропе, петляющей между старых дубов, и я почти поверил, что на этот раз всё будет просто.

Пока след не привёл меня к обрыву — к самому краю скального уступа, за которым зияла пустота. След обрывался прямо тут, словно зверь шагнул в воздух и исчез.

— Что за…

Я осторожно подошёл к краю и заглянул вниз. Метров двадцать отвесной скалы, внизу острые камни. Даже магический зверь не выжил бы после такого падения.

Красавчик забегал вокруг обрыва, принюхиваясь. Его поведение говорило о растерянности — след действительно обрывался здесь.

— Ложный, — сказал я. — Она нас водит за нос.

Пришлось возвращаться назад, искать место, где рысь свернула с основной тропы. Красавчик методично обнюхивал каждый куст, каждый камень, пока не нашёл развилку, которую я пропустил. Слабое свечение тянулось в другую сторону — к болотистой низине.

Второй след привёл к топкому болоту, где любой сухопутный хищник увяз бы по брюхо. И снова — тупик.

Третий — к густой стене колючих кустов, сквозь которую не пролез бы даже заяц.

После четвёртого ложного следа я остановился на небольшой поляне и задумался. Солнце клонилось к закату, а я так и не приблизился к цели. Но теперь понимал — ветряная рысь не убегает. Она меня изучает.

Каждый ложный след был продуман, каждая ловушка — точно рассчитана. Зверь проверял мои навыки, мою настойчивость, мою способность адаптироваться.

— Она хочет знать, на что я способен, — прошептал, глядя в кроны деревьев.

И тут почувствовал взгляд.

Не видел, но чувствовал кожей — где-то там, среди ветвей, за мной наблюдали. Умные, серебристые глаза оценивали каждое моё движение.

— Афина, — позвал я кошку. — Не ищи её следы. Ищи места, откуда удобно наблюдать за нами.

Кошка понятливо мурлыкнула и начала осматривать окрестности под новым углом. Вскоре она привела меня к высокому вязу, в кроне которого виднелась удобная развилка ветвей.

— Второй наблюдательный пункт, — усмехнулся я. — Сколько же их у тебя?

Афина подошла и мурлыкнула, указывая мордой в сторону ещё одного дерева — сосны, растущей на небольшом холмике. Оттуда тоже открывался отличный обзор на поляну.

— Она нас пасёт, как овец, — понял я. — Водит от места к месту, наблюдая, как мы реагируем.

В этот момент где-то в стороне, раздался лёгкий шорох. Будто кто-то прошёлся по сухой листве.

Я тут же повернул голову, но увидел лишь качающиеся ветки. А Красавчик уже мчался в ту сторону, его белая шёрстка мелькала между стволами.

— Стой! — крикнул, но было поздно. — Да что ж ты будешь делать, ты совсем от рук отбился!

Горностай исчез в зарослях, и через мгновение оттуда донёсся его возбуждённый лай. Он что-то нашёл.

Я побежал следом, продираясь сквозь колючие кусты. Афина неслась рядом, её мощное тело с лёгкостью преодолевало препятствия, которые заставляли меня петлять и изворачиваться.

Мы выбежали на небольшую прогалину, где Красавчик носился кругами, тявкая от восторга. А в центре прогалины, на плоском камне, лежала веточка с несколькими серебристо-голубыми волосками.

Подарок.

Или насмешка.

— Она была здесь несколько минут назад, — проговорил я, осторожно взяв веточку. Волоски ещё сохраняли тепло и слабо светились в лучах заходящего солнца. — Наблюдала, как мы ищем её следы у деревьев.

Афина обнюхала камень и покачала головой. Никаких следов, кроме этого очевидного «послания».

— Что ты хочешь мне сказать? — спросил вслух, обращаясь к невидимой рыси.

Ответом стала тишина. Лишь ветер шелестел листвой, да где-то далеко кричала сова.

Я сел на камень рядом с веточкой и задумался. Обычная рысь убежала бы как можно дальше. Но эта — играла. Дразнила. Проверяла.

А что, если она не просто изучает меня? Что, если у неё есть причина не уходить с этой территории?

Похоже здесь находится что-то важное для неё, вот она и водит меня кругами в надежде, что мы запутаемся и отступим.

Красавчик подбежал и запрыгнул, устраиваясь поудобнее. Его дыхание было частым от бега, но в глазах горел азарт охотника.

Я сидел на камне, вертя в руках веточку с серебристо-голубыми волосками, и пытался понять логику ветряной рыси.

— Она не убегает, — проговорил я вслух. — И не прячется…

Красавчик на моём плече встрепенулся и ткнулся мордочкой в шею, привлекая внимание. Я посмотрел в ту сторону, куда он указывал, и увидел едва заметную тропку, ведущую к скальному массиву.

— Ещё один след? — усмехнулся я.

Афина поднялась и потянулась, её мускулы перекатились под полосатой шкурой. В жёлтых глазах читалась усталость, но не от физического напряжения — от бесплодной погони. Даже она начинала понимать, что мы играем по чужим правилам.

— Последний раз, девочка, — пообещал я ей. — Если и этот след никуда не ведёт, разобьём лагерь и подумаем о новой тактике.

Мы двинулись по тропке. Она была узкой, едва видимой, петляла между валунами и зарослями можжевельника. Местами приходилось протискиваться боком между скал, царапая рюкзак о шершавый камень.

Чем глубже мы углублялись, тем холоднее становился воздух. Солнечный свет почти не пробивался сквозь нависающие каменные козырьки, а в тени температура была заметно ниже.

— Странно, — пробормотал я, остановившись перевести дух. — Почему здесь так холодно?

Красавчик беспокойно завертелся у меня на плече. Его маленький носик втягивал воздух, а ушки нервно подёргивались. Что-то его настораживало.

Афина шла чуть впереди, но теперь её походка кардинально изменилась. Она двигалась крадучись, каждый шаг тщательно выверяла, словно ступала по тонкому льду. Голова была опущена, уши прижаты к черепу, хвост едва касался земли. Её мощное тело прижималось к земле, мускулы напрягались и расслаблялись в готовности к молниеносному броску или отступлению. Классическая поза осторожного хищника, который чует опасность.

Я знал это поведение по волкам из прошлой жизни. Когда матёрый волк так прижимается к земле, значит, впереди либо превосходящий по силе хищник, либо западня. И Афина, с её обострёнными магическими чувствами, улавливала то, что пока было недоступно мне.

— Рысь в той стороне? Чуешь?

Кошка утвердительно рыкнула.

Тропка привела нас к входу в узкое ущелье. Две скальные стены вздымались по обе стороны метров на десять в высоту, покрытые тёмным, влажным мхом. Между ними зияла тёмная расщелина шириной в три человеческих роста. Солнечный свет едва проникал сюда, создавая причудливые тени и делая пространство внутри почти чёрным.

Из глубины ущелья потянуло могильным холодом — не просто прохладой от тени, а пронизывающим, влажным холодом, который заставил меня поёжиться. И вместе с холодом шёл запах. Кислый, сладковатый, тошнотворный аромат, который заставил меня поморщиться и инстинктивно отступить на шаг.

Я слишком хорошо знал этот запах — так пахло рядом с логовами крупных хищников. Старые кости, остатки добычи, которые разлагались в тени месяцами. Гниющее мясо, застоявшаяся кровь, моча хищника, которой он метил территорию. Весь этот букет смерти и разложения ударил в ноздри с такой силой, что я невольно зажал нос рукавом.

— Падаль, — выдохнул я сквозь ткань, чувствуя, как желудок сжимается от отвращения. — И много.

Красавчик на моём плече съёжился в комок, его шёрстка встала дыбом. Маленькое тельце дрожало, и зверёк издавал едва различимое скуление — звук чистого, животного страха. Его инстинкты кричали: «Беги! Здесь смерть!»

В этот момент на противоположном конце ущелья появилась ветряная рысь.

Она сидела на каменном выступе в глубине расщелины, её серебристо-голубая шерсть слабо мерцала в полумраке, как призрачное пламя. Даже на таком расстоянии я видел, как её мех колышется в невидимых воздушных потоках. Зверь смотрел прямо на меня, и в её взгляде не было ни страха, ни настороженности, ни паники загнанной в угол добычи.

Только холодное любопытство и что-то ещё. Что-то, что заставило холодок пробежать по моему позвоночнику.

В её серебристых глазах плескалось откровенное… удовлетворение.

— Дело плохо, — прошептал я, и голос звучал не так уверенно, как хотелось бы. Охотничий азарт боролся с растущим чувством тревоги.

Рысь медленно поднялась, изящно потянулась, выгнув спину, и бросила на меня взгляд. Долгий, оценивающий взгляд хищника. В её серебристых глазах мелькнуло что-то, что можно было принять за насмешку или даже сожаление. Словно она говорила: «Ничего личного, но ты зашёл слишком далеко.»

А затем она развернулась — неторопливо, демонстративно — и скрылась в глубине ущелья.

Я сделал шаг, но Афина вдруг вцепилась зубами в край моей куртки, резко дёрнув назад. Кошка напряглась всем телом, её уши прижались к голове, а хвост распушился до размеров ершика для чистки ружья.

— Ты чего? Нет, что за…

Из леса позади нас донёсся топот. Не один зверь — целая стая. Звук копыт по твёрдой земле, треск ломающихся веток, тяжёлое дыхание крупных животных на бегу.

Я обернулся и увидел тех самых шестилапых зверей, которых мы встречали у поляны с козами. Е-ранг, выше двадцатого уровня каждый. Мое сердце пропустило удар, когда осознание ситуации ударило, как молния.

Их чёрная шкура раньше сливалась с тенями между деревьями, делая их почти призрачными. Но сейчас они не прятались. Они охотились.

Три хищника двигались с той смертельной грацией, которая заставляет кровь стынуть в жилах. Шесть лап каждого работали в идеальном ритме, создавая гипнотический танец смерти. Когти бесшумно цеплялись за землю, мускулы перекатывались под тёмной шкурой волнами сдержанной мощи. Их жёлтые глаза горели холодным огнём, а из приоткрытых пастей капала слюна.

Афина рядом со мной напряглась, словно стальная пружина. Её шерсть встала дыбом, от неё исходили волны плохо сдерживаемой ярости. Но даже она понимала — против троих таких тварей мы долго не продержимся.

— В ущелье! Живо! — рявкнул я, хватая Красавчика с плеча.

Адреналин хлынул в кровь, обостряя все чувства до предела. Звуки стали громче, краски — ярче, время словно замедлилось. Горностай пискнул от неожиданности, но не вырывался — он доверял мне.

Мы кинулись вперёд, как загнанные зайцы. Ущелье было достаточно узким — метра полтора в самом широком месте. Стратегически правильный выбор — здесь они не смогут развернуться в полную силу, использовать своё численное преимущество.

За спиной раздался протяжный вой — один из хищников дал сигнал стае. Звук был глухим, вибрирующим, он отражался от каменных стен и накатывал на нас эхом со всех сторон. В нём слышались голодные нотки предвкушения.

Камни под ногами были влажными и скользкими, покрытыми каким-то склизким налётом. Я поскользнулся на одном из них, едва удержавшись от падения. Пахло сыростью и чем-то кислым, отвратительным — гниющей плотью, застоявшейся водой и ещё чем-то неопределимо мерзким. Воздух здесь был густым, тяжёлым, он липко обволакивал лёгкие при каждом вдохе.

Стены ущелья поднимались по бокам на добрых четыре метра, серые от времени и поросшие чахлым мхом. Они нависали над нами, почти смыкаясь вверху, превращаясь в каменный коридор. Света проникало мало — лишь узкая полоска неба далеко наверху, и через несколько шагов нас окутал предательский полумрак.

Я остановился метрах в трёх от входа, прижавшись спиной к влажной каменной стене. Холод сразу пропитал одежду, добрался до кожи. Афина заняла позицию рядом, прикрывая фланг. Она дышала часто, но тихо — как опытный боец, контролирующий себя даже в критической ситуации. Красавчик на моих руках дрожал.

Выхватил нож, ощущая знакомую тяжесть рукояти в ладони. Готовился встретить атаку, прикидывая, сколько времени мы сможем продержаться. Может, минуту. Может, две, если повезёт. Клинок слабо поблёскивал в сумраке ущелья.

Тяжёлые шаги приближались к входу. Камни осыпались под их весом, раздавался скрежет когтей по камню. Я напрягся, сжимая рукоять ножа со всей силы.

Но когда хищники приблизились к входу в ущелье, произошло что-то совершенно неожиданное. Звери резко затормозили, словно наткнулись на невидимую стену. Их массивные тела замерли в каких-то пяти метрах от расщелины. Ноздри раздувались, принюхиваясь к чему-то, что висело в воздухе.

Самый крупный — явно вожак — осторожно вытянул шею в сторону ущелья. Его уши встали торчком, а губа приподнялась, обнажая клыки. Классическая поза изучения неизвестного запаха. Но едва он сделал ещё шаг, как тут же отскочил назад, издав низкое, вибрирующее рычание. В этом звуке я узнал интонации, которые слышал множество раз — предупреждение. Звук, которым хищник говорит сородичам: «Здесь опасно».

Остальные хищники нервно переминались с лапы на лапу. Их хвосты опустились, а в движениях появилась суетливость. Один из них даже присел на задние лапы — поза подчинения, которую я видел у волков, когда те сталкивались с более сильным хищником. Охотничья уверенность улетучилась, сменившись тревожным беспокойством.

Я понял, и мурашки пробежали по коже. В глубине обитало что-то настолько опасное, что даже эти существа Е-ранга инстинктивно его избегали. Похоже на то, как волки широкой дугой обходят медвежью берлогу, оставляя следы далеко от опасного места. Как медведи с уважением покидают территорию, где пахнет росомахой — зверем в разы меньше их, но более свирепым и непредсказуемым.

Иерархия хищников — закон, написанный кровью и инстинктами выживания. И эти твари чувствовали то, что недоступно человеческому обонянию: в каменной расщелине жило нечто, стоящее выше их в пищевой цепи.

Но стая лишь отступила и не ушла — выжидала.

А мы… Мы только что загнали себя прямо в логово.

Чёрт побери, а ведь рысь неспроста привела нас именно сюда. Она что-то знала об этом лесе, о том, что в это время сюда придут хищники. Заманила нас в западню, используя мою же настойчивость против меня.

Нет, неужели…

Холодок пробежал по позвоночнику, а в голове выстроилась ужасающе логичная картина.

Рысь была на утёсе. Она видела всю округу как на ладони. Она знала, где охотится эта стая. И она рассчитала время так, чтобы стая выгнала меня именно сюда, в это ущелье.

Она не убегала от меня. Просто загоняла в нужное место в нужное время.

Хищник всегда знает свою территорию лучше охотника. А эта рысь была не просто умной — она была гениальной. Она думала на несколько ходов вперёд, как гроссмейстер за шахматной доской. И спланировала всё до мелочей. Каждый ложный след, каждую смену направления, каждую минуту нашей погони.

— Чёрт, — прошептал я, всматриваясь в тёмную глубину ущелья. — Во что мы вляпались?

Афина рядом со мной напряглась ещё сильнее, её ноздри расширились, улавливая множество запахов из глубины расщелины. Она тихо зарычала — низко, угрожающе, и этом рычании звучало предупреждение. Её жёлтые глаза сверкали в полумраке, зрачки расширились до предела, улавливая каждый отблеск света.

И тут увидел…

Множество костей.

Они покрывали дно ущелья сплошным ковром — черепа различных размеров и форм, рёбра, лопатки, длинные трубчатые кости конечностей. Это был настоящий склеп под открытым небом, кладбище съеденных существ.

По размерам и очертаниям я узнавал останки оленей, кабанов, волков… Были тут и кости существ, которых я не мог идентифицировать — слишком крупные, слишком странной формы.

А среди них, заставляя меня содрогнуться, попадались и человеческие останки. Обломки рёбер, треснувший пополам череп с характерными глазницами.

Некоторые были совсем свежими, с ещё не высохшими остатками мяса, сухожилий и шерсти. На них копошились мухи и жуки-могильщики, создавая отвратительное жужжание. Другие кости были выбеленными временем, отполированными до костяного блеска годами дождей и ветров.

Но самое страшное — все без исключения носили следы мощных челюстей. Глубокие борозды от клыков пересекали черепа, как шрамы от сабельных ударов. Даже человеческий череп был проломлен одним точным укусом в затылок — классический медвежий приём убийства.

Это было не просто место кормёжки хищника. И размеры некоторых костей говорили о том, что здешний хозяин охотится на зверей куда крупнее любой рыси. По распределению останков я мог прочесть целую историю — хищник затаскивал добычу сюда для неспешного пожирания, словно в личную кладовую. Характерные царапины на камнях показывали, как он перетаскивал туши.

— Господи, — выдохнул я.

Даже самые крупные бурые медведи не оставляли после себя такого количества костей. Да и кости у них в берлогах в основном рыбьи, иногда — остатки туш, которые мишка не доел.

Красавчик тревожно запищал, его маленькие когти впились в ткань рубашки. Я поднял голову и увидел, что зверёк весь съёжился, прижав уши к голове. Его маленькое тельце дрожало не от холода, а от первобытного, животного ужаса.

Я осторожно погладил его по спинке, пытаясь успокоить.

Афина внезапно застыла и тихо рыкнула — звук был коротким, но пронзительно тревожным. Предупреждение.

— Что? — прошептал я, следуя за её взглядом.

Хруст.

Тихий, осторожный. Звук костей под чьими-то лапами.

Из глубины ущелья доносились звуки. Медленные, размеренные, тяжёлые. Будто кто-то очень крупный и массивный осторожно переступал с лапы на лапу по усыпанному костями дну расщелины.

Шаг. Долгая пауза. Ещё шаг. Снова пауза.

Но в этой походке было что-то странное. Зверь двигался осторожно, словно сам ожидал подвоха. Между шагами я слышал другие звуки — тяжёлое, хриплое дыхание, скрежет когтей по камню, и что-то ещё. Странный, сладковато-гнилостный запах, от которого хотелось зажать нос.

И с каждым звуком источник приближался к нам.

Я инстинктивно сжал рукоять ножа крепче, хотя прекрасно понимал — против того, кто годами собирал здесь такую коллекцию черепов, мой клинок может и будет полезен, но намного ли?

Сердце колотилось в груди так громко, что я заволновался — хищник услышит этот стук за сотни метров. Адреналин обжигал вены, все мышцы напряглись до предела. Рот пересох от напряжения.

Быстрее… Афина.

Сила 13+1+1+1+1+1+1+1+1= 21

Достигнут второй порог характеристики Сила.

Улучшен пассивный навык: Невероятная мускулатура (F+)

Эффекты улучшения:

Укрепление челюстного аппарата: Челюсти становятся массивнее, клыки — длиннее и толще.

Времени рассматривать улучшения нет. Так, значит 21 нужно, у меня осталось 9, ловкость или поток? Магия или физиология? Ловкости против такого медленного существа и так достаточно, чёрт, рискую!

Поток 5 +3 = 8

Достигнут первый порог характеристики Поток.

Навык «Ядовитые когти и клыки» улучшен.

Ядовитые когти и клыки (F) — слабо действующий замедляющий яд. Ослабление мышечного тонуса — яд расслабляет мускулатуру, снижая силу ударов и скорость движений врага.

ЕСТЬ! Но… Едва успел.

Из густой тени в глубине ущелья медленно, словно кошмарное видение, выдвинулась огромная морда.

Сначала я увидел глаза — два мутно-жёлтых огня размером с чайные блюдца, в которых плескалась злоба и болезненная агрессия. Зрачки были широкими и лихорадочными, как у бешеного зверя. В их глубине читалось не просто голод — там была ярость и боль, делавшая хищника ещё опаснее.

Потом в полумраке блеснули зубы — кривые, покрытые зеленоватым налётом клыки, между которыми висели лоскуты гниющей плоти. Смрадная слюна капала с пасти на каменное дно, и там, где она попадала, камень покрывался тёмными пятнами.

А затем из тени полностью вышел её владелец, и мой мир…

Дрогнул.

Зверь был огромных размеров, но его вид внушал… отвращение.

Стоя на четырех мощных лапах, он был ростом мне по грудь. Когда-то тёмно-бурая шерсть теперь свалялась клоками, местами вылезла, обнажая покрытую язвами кожу. От его тела исходил тошнотворный запах разложения, смешанный с кислой вонью болезни.

Звериный кодекс: Заражённый медведь.

Эволюционный ранг: F .

Уровень зверя: 19.

А та стая уровнем выше уже в ужасе чуть отступила от логова.

Но я зажат в тиски.

Медведь остановился метрах в пяти от меня и медленно склонил массивную голову набок. Он демонстрировал болезненную агрессию. Его взгляд метался, он то и дело оскаливался без причины, а задние лапы нервно переминались с места на место. Болезнь явно поразила не только тело, но и разум хищника. Или его так изменил раскол?

Зверь рычал — низко, гортанно, звук походил на бульканье воды в засоренной трубе.

Кровь в жилах превратилась в лёд.

Медведь сделал ещё один неторопливый, но агрессивный шаг вперёд. Его когти со зловещим скрежетом царапали каменное дно. Массивная пасть приоткрылась, и оттуда повалил зловонный пар.

Но зверь не спешил нападать. Что-то его настораживало — может быть, незнакомый запах, а может, инстинктивное чувство опасности.

Расстояние между нами сокращалось с каждой секундой.

Четыре метра.

Три с половиной.

Медведь принюхивался, его ноздри раздувались, голова поворачивалась то ко мне, то к выходу из ущелья.

В этот момент, когда смерть буквально дышала мне в затылок, я понял три вещи.

Первая: у меня есть лишь призрачный шанс победить это доисторическое чудовище. Мой нож, моя ловкость, помощь питомцев — всё это было каплей в море против такого противника. Но медведи для меня медленные, если учитывать пройденную эволюцию. Этот зверь — зверь силы, а ещё он… Болен.

Вторая: ветряная рысь была не жертвой в этой истории. Она была охотником высочайшего класса, который использовал не только собственную силу, но и интеллект, хитрость, знание территории и даже других хищников как инструменты для достижения цели.

Третья: настоящей добычей в этом лесу с самого начала был…

Я.