Егерь. Опасная Зона. Книга 2

Глава 11

Медведь замер на мгновение, его мутные глаза изучали нас, словно оценивая, стоит ли тратить силы. Массивная голова поворачивалась медленно, неумолимо, как башня осадной машины. Из тёмной глубины пасти капала зловонная слюна, шлёпаясь на древние кости.

Запах ударил волной — сладковато-кислая вонь плоти, смешанная с едким смрадом застоявшейся крови. Я инстинктивно задержал дыхание, но миазмы всё равно проникали, обволакивали горло липкой плёнкой.

Красавчик съёжился в комок на моём плече, его крошечное тельце дрожало так сильно, что я чувствовал вибрацию через ткань рубашки. Острые коготки впились в кожу до боли — зверёк цеплялся изо всех сил, подавляя первобытный позыв бежать без оглядки.

Я знал этот момент. Слишком хорошо знал.

Последний миг тишины перед бурей.

Раненый медведь решал — атаковать или отступить. Такое я уже видел.

В эти секунды всё замирало. Лес затаивал дыхание. Ветер стихал. Птицы умолкали. Даже сердце, казалось, на миг останавливалось, давая хищнику принять решение.

И я всегда чувствовал этот момент кожей.

Медленно, с жутким скрежетом, который эхом отдавался от каменных стен, тварь подняла морду. Мускулы на шее напряглись, вздулись под свалявшейся шерстью. Грудная клетка расширилась, втягивая воздух.

И он издал рёв.

— ГРААААААРРРРРРАААААААААААААА!

От этого рёва кровь застыла в жилах, превратившись в ледяную кашу.

Красавчик не выдержал. Он сорвался с моего плеча с истошным писком ужаса и метнулся в сторону, его белоснежное тело мелькнуло среди костей. Зверёк забился под выступ скалы, прижавшись к камню и дрожа всем телом.

А медведь ринулся на нас.

Скорость была внушительной. Три с половиной центнера больной ярости превратились в живой таран. Земля содрогалась под тяжестью. Древние черепа трещали и взрывались осколками под могучими лапами.

Я видел его искривлённые, жёлтые от старой крови когти — каждый размером с мой указательный палец. Они высекали искры из камня при каждом толчке, оставляя глубокие борозды. Массивные лапы работали как паровой молот, дробя всё на своём пути.

Инстинкт сработал быстрее мысли. Я метнулся влево, к стене ущелья, споткнувшись о черепа и едва не упав. Ладонью уперся в холодный влажный камень, отталкиваясь и ныряя за выступ. Судорожно сжал рукоять ножа.

Но медведь даже не свернул в мою сторону.

Он проигнорировал меня полностью, словно я был пустым местом. Его мутный взгляд был прикован к чему-то другому. К тому, что он чуял как настоящую угрозу.

К Афине.

В этот момент она выскочила прямо на пути медведя.

Её массивное тело материализовалось из воздуха между мной и несущейся тушей. Девочка встала стеной, расставив лапы в боевой стойке. Мускулатура на загривке вздулась буграми, шерсть встала дыбом, делая её визуально ещё крупнее. Массивные лапы упёрлись в каменное дно, когти глубоко впились в трещины между костями.

Жёлтые глаза горели вызовом.

Из горла хищницы вырвалось рычание — низкое, раскатистое, полное первобытной ярости.

Столкновение было чудовищным.

Медведь не замедлился. Он обрушил на неё обе передние лапы одновременно, пытаясь смести препятствие одним ударом. Воздух со свистом рассекли когти, оставляя за собой видимые борозды в пыльном полумраке.

Афина встретила удар.

Она рванулась вверх, подняв морду и подставив свои массивные, укреплённые эволюцией плечи под падающий молот. Удар пришёлся точно в цель — лапы медведя обрушились на её загривок.

И на миг — всего на миг! — она удержала этот напор.

Её сила сработала как противовес невероятной массе. Мышцы напряглись до предела, вздулись под шкурой стальными жгутами.

Я видел, как дрожит её тело от чудовищного напряжения. Как по хребту пробегают волны судорог. Как из пасти вырывается хриплое рычание сквозь сжатые зубы.

И она держала. Господи, она держала!

Лапы медведя замерли в воздухе, встретив невозможное сопротивление. В его мутном взгляде на мгновение мелькнуло что-то похожее на удивление.

Но это длилось всего мгновение.

Сила против силы, но разница в массе была слишком велика.

Афину отшвырнуло назад, лапы потеряли сцепление с землёй. Она пролетела добрых два метра по воздуху и врезалась в россыпь костей. Череп лося взорвался под её весом. Но она устояла на лапах — все четыре впились в землю, когти прочертили длинные борозды в каменном дне, вырывая искры.

Из горла вырвалось низкое, вибрирующее рычание полное вызова и…

Чистой, неразбавленной ЯРОСТИ.

Губы хищницы задрались, обнажая массивные клыки, между которыми капала слюна. Уши прижались к черепу. Хвост хлестнул по воздуху как кнут.

Медведь развернулся к ней, окончательно забыв про меня. Его глаза горели безумием, а из приоткрытой пасти свисали пенистые нити слюны.

Сейчас!

Оттолкнулся от стены и рванул вперёд, сжимая нож. Целил в бок — туда, где под шерстью должны быть рёбра и межрёберные промежутки. Короткий, резкий удар снизу вверх.

Вложил всю силу в прыжок, весь свой вес, всю отчаянную решимость!

Лезвие вошло.

Сантиметров на пять. Может, шесть.

И…

Застряло.

Застряло в невероятной толще засаленной шерсти, жира и огрубевшей от болезни кожи. Будто ткнул в мешок с мокрым песком. Нож провалился, но дальше уперся во что-то твёрдое.

Медведь даже не дёрнулся. Даже не обернулся. Комариный укус для существа такого размера и в таком состоянии безумия.

— Чёрт! — выругался я сквозь зубы, выдёргивая клинок.

Лезвие вышло с мерзким чавкающим звуком, перемазанное в тёмной крови с зеленоватым оттенком. Запах от неё шёл омерзительный.

А медведь уже атаковал Афину.

Он развернулся с невероятной скоростью и обрушил правую лапу сверху вниз. Целил в хребет — один такой удар переломил бы позвоночник пополам. Воздух со свистом рассекли когти.

Афина метнулась влево так быстро, что её тело будто размылось. Удар прошёл мимо, с грохотом врезавшись в землю. Камень треснул. Волна костяной крошки поднялась в воздух.

И она мгновенно контратаковала.

Развернулась, оттолкнулась задними лапами и прыгнула. Её челюсти раскрылись, обнажая укреплённые клыки. Целила точно — в переднюю лапу медведя, прямо над запястьем, где шкура тоньше.

Челюсти сомкнулись с мясистым хрустом.

Из раны брызнула тёмная и густая кровь. Афина сжала ещё сильнее, вкладывая всю свою силу, и повисла на лапе зверя.

Её ядовитые клыки вонзились глубоко, впрыскивая токсин прямо в кровоток.

Медведь взревел и одёрнул лапу, пытаясь стряхнуть вцепившуюся в него хищницу.

Афину швырнуло в сторону, но она успела разжать челюсти и отскочить, приземлившись на все четыре лапы. Её морда была перемазана в крови медведя. Она облизнула клыки и зарычала — низко, утробно, демонстрируя окровавленную пасть.

Я видел эффект яда почти сразу. Движения медведя стали чуть менее резкими. Он попытался опереться на раненую лапу, но та дрогнула. Мышцы расслаблялись, теряя тонус. Лапа подогнулась.

Но медведь был огромен. Его организм был как гигантская губка, разбавляющая токсин в массе крови, жира и мышц. Одного укуса недостаточно. Нужно больше. Гораздо больше.

Я попытался атаковать снова, целя в ту же рану на боку. Может, если бить в одно место, пробить глубже…

Медведь даже не обернулся в мою сторону.

Он просто качнул корпусом — не целясь, инстинктивно, как отмахиваются от надоедливой мухи.

Я успел заметить движение боковым зрением и дёрнулся назад, пытаясь уйти из-под удара.

Задняя лапа зацепила меня по касательной — не в полную силу, но достаточно. Когти полоснули по груди, удар сбил меня с ног и отбросил к стене ущелья. Я почувствовал острую боль в рёбрах — не перелом, но ушиб серьёзный.

Спиной ударился о камень, голова мотнулась. Из лёгких вырвался воздух.

Удар о камень был чудовищным.

Боли не было — только оглушающий шок и невозможность вдохнуть. Лёгкие не слушались. Рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы, но воздух не шёл.

В глазах потемнело. Мир поплыл и покрылся серыми пятнами.

Сквозь пелену я видел, как медведь продолжает атаковать Афину.

Он обрушивал на неё удар за ударом — неуклюже, но чудовищно мощно.

Кошка металась между его лапами с невероятной скоростью. Прыжок влево — удар проходит мимо. Рывок назад — когти рассекают воздух в паре сантиметров от морды.

И она наносила укусы.

В ногу — клыки впиваются в икру, вырывая кусок мяса. В бок — зубы скрежещут о ребро.

Каждый её укус оставлял рану, из которой текла тёмная, почти чёрная кровь. Каждая рана несла новую порцию яда. Массивные челюсти Афины, укреплённые после достижения порога силы, работали как гидравлический пресс, пробивая то, что обычная кошка не смогла бы прокусить.

Я видел, как медленно, но верно яд накапливается. Движения медведя становились всё более вялыми. Его дыхание — хриплым и прерывистым.

Ярость толкала его вперёд, заглушая сигналы больного тела. В его взгляде не было ничего разумного — только безумие и желание убить то, что причиняет боль.

И тут он попал.

Афина метнулась влево, но медведь наконец-то предугадал её движение. Его лапа обрушилась сверху не туда, где она была, а туда, где она будет через мгновение.

Удар пришёлся точно в цель.

Массивная лапа придавила Афину к земле всем весом медведя. Я услышал, как она задыхается, как из её груди вырывается сдавленный хрип. Она извивалась, пытаясь вырваться, но вес был слишком велик.

Медведь навис над ней. Его мутные глаза горели торжеством — болезненным и искажённым. Он медленно — почти театрально, наслаждаясь моментом — поднял вторую лапу над её головой.

Когти блеснули в тусклом свете, капая гноем и кровью.

Один удар и всё кончится.

Время растянулось. Каждое мгновение превратилось в вечность.

Я видел занесённую лапу. Видел беспомощно прижатую к земле Афину. Видел, как Красавчик дрожит в своём укрытии, парализованный ужасом.

Во мне что-то сломалось. Не в плохом смысле — наоборот.

Сломались сомнения. Инстинкт самосохранения.

Осталась только ярость.

— НЕТ! — заорал я, и голос прорвался сквозь сдавленное горло хриплым воплем.

Воздух ворвался в лёгкие обжигающей волной. Боль пронзила грудь, но я проигнорировал её. Схватил нож побелевшими пальцами и рванул вперёд, спотыкаясь о кости и проваливаясь в трещины.

Но я был слишком далеко. Всё равно слишком медленный! Не успею!

Вот в этот самый момент всё и изменилось.

Навсегда.

Я почувствовал нашу связь — ту тонкую, почти неосязаемую нить, что соединяла меня с Красавчиком с момента приручения.

Сейчас она вспыхнула.

Эмоции хлынули по этой связи как прорвавшая плотину река. Не слова — чувства в их чистейшем виде.

Моя ярость. Моё отчаяние. Моя абсолютная, безоговорочная готовность умереть, но не дать тронуть того, кто стал мне дорог.

И Красавчик ответил.

Его страх никуда не делся. Он всё ещё дрожал, всё ещё хотел бежать. Но сквозь этот страх пробилось то, что я передал ему через связь.

Решимость.

Крошечный горностай выскочил из укрытия одним молниеносным движением. Его белоснежное тело превратилось в размытую линию, несущуюся вперёд быстрее, чем я мог уследить. Максимальная ловкость делала его почти невидимым — призраком, скользящим между миров.

Прыжок с камня на череп. С черепа на валун. С валуна — на спину медведя.

Зверь даже не почувствовал, как на него забрался крошечный хищник.

А Красавчик уже карабкался по его загривку, цепляясь игольчатыми коготками за свалявшуюся шерсть. Выше, выше — к голове, где болезнь ещё не превратила кожу в броню.

Медведь занёс лапу над Афиной. Когти нацелились точно в череп.

И я понял, что смогу сделать.

Нож был в руке. Бросок — безумная идея, но других не было.

Я не целился в медведя — бесполезно, шкура толстая, а бросок слабый. Целился в ту самую занесённую лапу, где мышцы натянуты перед ударом, где каждое движение на пределе.

Рывок плечом, бросок от груди — коротко и резко.

Нож полетел, вращаясь. Клинок вонзился не в предплечье — туда не пробьёшь с такого расстояния. Он воткнулся в запястье, где сухожилия тонкие и каждый порез отзывается болью.

Неглубоко — на сантиметр, может два, но прямо в сустав.

Медведь взревел, лапа дёрнулась от неожиданной боли. Удар сорвался, когти полоснули по земле в сантиметрах от черепа Афины, вырывая комья грязи и камни.

И Красавчик прыгнул.

Он сорвался с загривка медведя и метнулся к его морде, раскрыв крошечную пасть. Его зубы нацелились в самую уязвимую точку — в левый глаз медведя.

Челюсти сомкнулись.

Медведь ВЗРЕВЕЛ.

Это был не просто звук. Это был ВОПЛЬ.

— РАААААААААААААААААААААУАРРААААААААААА!

Вопль такой силы и агонии, что я невольно зажал уши ладонями, но это не помогло. Звук прошёл сквозь кости черепа, сотряс мозг, заставил зубы звенеть в дёснах.

Медведь мгновенно забыл про Афину. Забыл про меня. Забыл про всё.

Вся его вселенная сжалась до единственной точки невыносимой, ослепляющей боли в глазнице.

Он замотал головой как бешеный, пытаясь сбросить вцепившегося в него зверька. Огромная туша развернулась, врезаясь в стены ущелья. Камни осыпались градом. Кости взрывались под его лапами.

Но Красавчик держался мёртвой хваткой.

Его крошечные челюсти впились в мягкие ткани глаза, разрывая их. Кровь хлынула густым потоком, заливая половину морды чудовища. Медведь взвыл от боли, мотая головой, пытаясь стряхнуть крошечного мучителя.

Один глаз был слеп.

Афина вырвалась, воспользовавшись моментом замешательства. Отскочила в сторону, задыхаясь и хромая на правую переднюю лапу.

Но в её жёлтых глазах горело пламя, которого я не видел раньше.

Жажда крови.

Хищница пригнулась к земле, собираясь в смертельный прыжок. Задние лапы впились в каменное дно. Мускулы сжались, готовясь выстрелить её тело вперёд.

И она прыгнула.

Метнулась к шее ослепшего наполовину, обезумевшего от боли медведя.

Её массивные челюсти блеснули в тусклом свете и впились прямо в плоть шеи, туда, где кожа тоньше, но яремная вена глубоко под слоями мышц.

Из пасти медведя струйками брызнула кровь. Тёмная, почти чёрная, густая как смола. Она залила морду Афины и капала на пол ущелья, забрызгивая камни.

Медведь взревел. Попытался стряхнуть хищницу, замотал головой с такой силой, что её тело подбросило в воздух. Он всё ещё дышал, хрипло, надрывно, но трахея оставалась целой. Яд делал своё дело, но слишком медленно для такой массивной туши.

Афина вцепилась ещё крепче, впиваясь глубже, расширяя рану. Но её сил не хватало.

Медведь качнулся, движения становились всё более хаотичными. Но он всё ещё стоял. Всё ещё был смертельно опасен.

Я уже пришёл в себя и быстро достал второй нож — метнулся вперёд, целясь в ту самую рану, которую растерзала Афина.

Моё лезвие вошло в плоть, но неглубоко — скользнув вдоль раны, лишь расширив её, не достав до жизненно важных сосудов.

Но медведь, даже полуослеплённый, даже истекающий кровью… В последний миг, повинуясь животному инстинкту, он дёрнулся.

Огромная лапа метнулась сбоку — я уловил движение краем глаза, попытался отпрыгнуть, и тело среагировало — почти. Рывок в сторону спас меня от прямого удара, но когти всё же достали.

Три борозды огнём полоснули по левому плечу, разрывая рубашку и кожу, оставляя жгучие царапины от ключицы до лопатки.

Боли не было. Не сразу.

Дьявол!

Сначала был только холод. Ледяной, пронизывающий холод, который тёк в раны вместе с чем-то липким и тёплым. Что-то тёмное, маслянистое, с запахом гнили.

Больная, заражённая медвежья кровь — через открытые раны она потекла в моё тело.

От силы удара меня отшвырнуло назад. Я пролетел по воздуху и рухнул на кости, ударившись спиной о черепа. Один из них треснул под моим весом, другой больно впился в лопатку.

Мир поплыл, закачался. Звуки стали приглушёнными, словно доносились через вату.

Но сквозь пелену я видел, как медведь качнулся. Как его огромная туша накренилась. Афина разжала челюсти и оттолкнулась от его шеи, приземлившись рядом со мной. Рана на горле зверя кровоточила. Красавчик спрыгнул с его головы и метнулся ко мне, тревожно попискивая.

Медведь сделал шаг в мою сторону, его единственный здоровый глаз горел безумной яростью — он стал ещё опаснее.

И что теперь?