Душа без признаков жизни

ГЛАВА 36. Стас

Если человек долго поднимался по чужой лестнице,

то, прежде чем найти свою, ему нужно спуститься.

Лао-цзы, философ

Стряхнув пепел, Стас еще раз затянулся и выбросил сигарету с балкона, после чего спустился по лестнице к общей вечеринке. Андриан должен был уже прибыть.

С недавних — очень белобрысых — пор Кот приобрел привычку опаздывать. И бог с ним. Но не сегодня ведь! Немыслимо. Опаздывать на собственный праздник!

День рождения друга Стас предложил отпраздновать у себя на квартире. Со всеми старыми друзьями. Места в ней, к счастью, достаточно, отец не пожалел для сына новой шикарной квартиры в несколько этажей, учитывая достижения в бизнесе.

После возвращения из Обители Стас активно работал и отлично преуспел. И не удивительно, на самом-то деле. Он перестал кутить, да и занимается тем, в чем хорошо разбирается: ночными клубами, барами… В голове миллион бизнес-идей! Стас подолгу размышлял о своей жизни, о том, что нужно успеть сделать, до того как уйдет на тот свет.

Возможно, он просто отвлекался от мыслей о наставнице. Стас запрещал себе думать о Гламентиле, ведь ничем не способен помочь, надеялся, что Дариса арестовали и ругал Лилиджой. Могла бы хоть на секунду явиться! Успокоить, сказать: всё обошлось, я жива. Когда Стас оставался один, то бранил наставницу во весь голос, надеясь, что она откликнется. Но она не отзывалась.

В кармане завибрировал телефон. Стас поднял трубку и направился к выходу.

Дан хотел его видеть.

***

Ступив в гостиную отца, Стас прокашлялся. Помещение проел густой дым сигар. Отец не один — со Ждахиным и Кирой.

— Я опоздала на твою вечеринку? Уже бегу, — засмеялась Кира.

— Чтобы не видел тебя там, — прорычал Стас. — Не нужны мне сопливые сцены по Андриану.

— Мои сцены, говоришь? А что насчет его новой подружки, за которой ты ушиваешься? Думаешь, я не заметила, что рядом с ней ты ведешь себя, как кретин?

Грозные мужчины посмотрели на Стаса немигающими глазами, но потом обменялись ироничными взглядами и одновременно затянулись сигарами.

Кира продолжала щебетать:

— Был бы мужиком, уже бы отбил Марлин у него, — закончила сестра, злорадно усмехаясь.

— Вот как? Ствол тебе сильно помог Андри вернуть?

— Да пошел ты, — прошипела она. — Иди дальше дрочи на свою белобрысую подстилку.

— Хватит, — рявкнул Дан, ударив кулаком по подлокотнику кресла, отчего коричневая кожа захрустела.

Ждахин начал исследовать пепельницу с таким серьезным видом, будто в трухе прячутся секреты мироздания.

— Кира, оставь нас, — потребовал отец.

Алые губы сестры слились в одну нить, она вышла с гордо вздернутым подбородком. Стас набрал в грудь побольше воздуха.

— Знаю. Можешь не мусолить. Кира моя сестра, мы должны быть друг к другу терпеливы и…

— Нет, — осек Дан. — Она обнаглела и ее надо наказать. Теперь у меня будет время на воспитание дочери, когда сын взялся за ум.

Подняв бровь, Стас плюхнулся в кресло напротив отца.

— Ты меня радуешь. Трезво рассуждаешь, поручения выполняешь в лучшем виде, а развлечениям предпочитаешь работу.

Отец выпустил длинную струю дыма в пол.

— Блядство, наркотики и плоские экраны меня уже не привлекают, так что много времени для работы.

— Это похвально. Однако…

«Вот оно… — подумал Стас. — То самоеоднако…»

Спокойствие сменилось каким-то уродливым чувством в сердце, оно накалялось, готовилось обжечь...

— Меня не устраивает, что ты делаешь лишь то, где тебе не лень зад поднять. Если я даю поручение, значит, нужно выполнять. Каждое.

Комната начала плавиться от жара…

— Я не выполняю то, с чем не согласен, пап. Ты — делай что хочешь. А у меня появились… некоторые моральные принципы. И цели.

— Нужно совершенствоваться, Стас. Ты этого не делаешь. Если я сказал, что…

Стас перевернул стеклянный стол между креслами.

Стекло треснуло. Звенящая мозаика рассыпалась по комнате.

— Хватит указывать, что мне делать! — заорал он. — Ты всю жизнь пытаешься меня изменить. С рождения я весь неправильный — неправильный от башки до члена. Не тебе решать, каким мне быть! Я не кусок дерьма, чтобы лепить из меня то, что тебе нравится. Чтобы я не делал в угоду твоим желаниям, всё не так. Вода у тебя должна быть льдом, грязь вдруг стать золотом, а плющ — виноградом, но знаешь что? На кусте плюща виноград не вырастет, сколько ни кричи. Ясно? Можешь пристрелить меня, но больше я не сделаю ничего, если не посчитаю правильным.

— Третий стол за месяц, — заметил Ждахин, осматривая осколки. — Может, таблеточки пропьешь, малыш?

— Arrivederci! Хорошего вечера, вам обоим!

Стас кинулся в сторону двери, но отец окликнул его. Не со злостью. Мягко. Этот его тон испугал больше крика.

— Стой, — выдохнул Дан. — Ты прав. Ты уже не маленький мальчик. Я перегнул палку.

Осоловев, Стас нахмурился, затем снова опустился в кресло. Это точно его отец? Его властный отец, не терпящий возражений отпрысков?

В комнате замолчали все. Даже часы. Их тиканье, будто стало тише, притаилось. Во рту странный привкус от затянувшейся паузы. Ждахин весь из себя отстраненный, но Стас знает, что у них с отцом всегда такой вид, когда они смущены ситуацией. Искусственно-равнодушный.

Стаса разбирала злость, но он не понимал, на кого злится. На отца или на себя? Дан — смущенный, кажется, но возможно, Стас себя обманывает — первый разбивает тишину:

— А что за девчонка? Марлин... Красивая?

— Шикарная, — отозвался Ждахин, выпуская дым кольцами. — Работает терапевтом.

«Вы следите за мной?!» — разгневался в мыслях Стас.

Он считал, что отец перестал приглядывать за ним. Но нет. По-прежнему не доверяет.

— Дело не во внешности. Она... не знаю. Другая… И она девушка Андриана, так что не вижу смысла в этом разговоре.

Мужчины переглянулись и засмеялись. Стас сжал пальцами обивку кресла.

— Что смешного?

— О, не принимай на свой счет, — заулыбался Ждахин, отряхивая пепел со штанов. — Вспомнили с отцом себя в молодости. Знаешь, твоя мать ведь не должна была выходить за него. Она была обручена. С очень уважаемым человеком на то время.

Стас скривился, не понимая, как следует среагировать.

— И как вы... Значит, ты похититель невест, отец?

— Не совсем. Виолу я любил давно. С университета. Ох, хара́ктерная она была… Оттого и страстная. Дикая! Это ты в нее, — Дан указал на Стаса сигарой. — Но опасно было лезть к ее жениху. Перышком бы пописали, одним словом.

— И?

— В девяностых его зарезали. Ликвидировалось препятствие, так сказать.

С наигранным удивлением Стас схватился за сердце.

— Поразительное совпадение.

— Подарок друзей к юбилею, — усмехнулся Ждахин и вперился ястребиным взглядом в Дана.

Стасу стало дурно. И негодование, видимо, выразилось в глазах, но он не желал этого скрывать, надеясь больше никогда не услышать подобных историй из прошлого. На него и не смотрели.

— Пробили дорого любви, — подсказал Дан.

Разговор о любви к матери вдруг пробудил в Стасе такую ярость, что он закричал голосом, способным повзрывать лампочки в помещении:

— Любил? Что ты несешь?! Ты избавился от нее! Просто взял и избавился!

— Чего? — удивился Дан и переглянулся со Ждахиным. — Не будь идиотом. Пожалуй, я позволял себе лишнего в злости на ее безответственность, но это не значит, что...

— Я не видел ее с самого детства! Ты не рассказывал мне, где она. Последний раз я видел мать, когда ты ее избил! И, ради бога, поведай мне секрет, отец, каким хреном Люси Вериго захотела быть с тобой, когда я рассказал ей правду об убийстве моей матери?!

Около минуты они молча смотрели друг на друга.

Отец с шумом выдохнул.

— Стас, я не рассказывал, потому что она мертва. Да, по моей вине. Ее убили.

Ноги подкосились. Стас упал обратно в кресло, широко раскрыв глаза.

— К-кто?

— В девяностые годы врагов у меня было много. Слишком много… За поступки нужно платить самому, но за мои — заплатила твоя мать. А когда ты рассказал Люси эту чушь, она сама пришла ко мне и заявила, что сын считает меня убийцей. И не кого-то там, а его собственной матери. Такого цирка я, конечно, еще не видал. Не знаю зачем, но я сказал ей правду. И не представляю, как ты разнюхал о наших с Люси отношениях. — Отец закрыл глаза и покачал головой, по традиции отгоняя любые эмоции на лице. — Прости меня. Я горжусь, что ты встал на другой путь. Ты куда лучше меня. Только… чем бы ни занимался, не забывай: либо ты играешь, сынок, либо сам войдешь в игру пешкой. Не расслабляйся. Как это произошло со мной.

Дан потушил сигару в пепельнице и вышел из комнаты.

Стас закрыл лицо.

Сколько он себя помнит, отец не отвечал на вопросы о матери. Более того — запрещал спрашивать. Где ее искать, Стас тоже не знал. Попытки что-то узнать у других ничего не дали. Виола просто исчезла. Навсегда.

— Не злись на отца за то, что он скрывал это. От твоей матери избавились очень... жестоко. Я помню тот день, когда мы ее нашли. Дан чуть не свихнулся от горя, а он не любит показывать слабость, Стас. Тем более перед сыном, — сказал Ждахин и похлопал его по плечу. — Постарайся понять.

Ждахин вышел следом за Даном. Стас остался один. Он всегда предполагал, что мать мертва и винил в этом отца.

Он и виноват. Ее убили из-за него.

Упираясь лицом в потные ладони, Стас думал лишь об одном: скольким еще людям отец успел загубить жизнь? Делают ли грехи отца плохим человеком самого Стаса? У него ведь есть выбор... Или нет? Он попробовал представить себе выражение темных глаз Дана при виде убитой Виолы и решил, что они походили на выпученные черные глаза тарантула. Поэтому Стас завел паука? Метафора сладкой власти над отцом.

Пальцы сдавили остаток тлеющей сигары в труху. Теперь удушала не пропахшая дымом комната, глотку обхватил не враг, а раскрасневшуюся кожу обжёг не огонь. Стасом овладел гнев.

Опираясь о спину кресла влажной ладонью, он нащупал пол под пятками и отправился в кабинет отца, с трудом удерживаясь на разъезжающихся ногах, запирая слезы за личиной ярости.

Дан прибывал один в своем кабинете. И когда Стас ворвался, — захлопнув за собой дверь так оглушительно сильно, что темное стекло задребезжало, — отец медленно вздохнул. Подумать только! Этот важный кусок льда продолжал спокойно стоять у секретера и водить пальцем по названию старых папок.

Ударив носком по столу, Стас закричал со злобой, от которой трясся:

— Как ты можешь жить, зная, сколько дерьма натворил? Да как ты сам себя выносишь?!

Отец одарил его недолгим взглядом, помолчал, стирая ладонью пыль с полки, затем тихо спросил:

— Знаешь, почему я каждое утро стою на балконе и пью кофе?

Стас зафыркал.

— Потому что любишь пить кофе на балконе?

— Нет. Я пью кофе, смотрю вниз и размышляю. Если сегодня вечером я спрыгну отсюда, насколько быстро я умру? — Дан поправил заточенный кинжал на стене. — Сделать ли эту кружку кофе последней? Тогда мне не придется мучиться от воспоминаний, не придется страдать от бессонницы и не придется видеть перед глазами твою убитую мать... Я не хочу жить. И не ценю жизнь других по этой же причине. Но я всё еще жив. Знаешь почему? Потому что я не могу бросить своих детей. Вы единственное, что я создал хорошего, единственное, чем дорожу. И я сделаю — всё... Всё, что смогу, чтобы уберечь вас от таких же дерьмовых людей, как я.

***

Стас завалился на диван. Он долго сидел в кабинете отца, но, собравшись духом, натянул привычную насмешливо-надменную гримасу и вернулся к друзьям.

Закинувшись виски, он расслабился.

На колени скользнула блондинка, которая прибыла в компании подруг Якова. Стас флиртовал с ней. Больно уж похожа на Марлин, но не пахнет тем сладковато-древесным запахом сандалового дерева и мимозы, исходящим от Марлин последнее время. Блондинка пахла карамелью.

Чем чаще Марлин отказывала, тем неудержимей становилась буря в его голове. Дикий шторм! Казалось, проще убить девушку, чем терпеть эти порывы. Стас всерьез подумывал ее похитить. Снова.

Возможно, в процессе любовного акта она к нему что-нибудь возымеет?

Дружба Андриана удерживала от опрометчивого поступка.

Засыпая, Стас видел ее. Видел образы из прошлых жизней. Давно потерял счет снам или видениям из прошлого, где Марлин рядом с ним, где он может быть с ней. Боялся проникнуться миражами. Боялся поверить в их реальность. В свой бессознательный бред…

Входная дверь открылась. Стас заулыбался, заметив Андриана, зализавшего отросшие русые волосы.

Затем — скрутило живот.

Стас выронил рюмку и выплюнул горькое виски.

Следом за Андрианом зашла Марлин. Обтягивающее красное платье. Глубокое декольте. Стас сглотнул, а когда встретился с ней глазами — резко скинул девушку с коленей. Блондинка взвизгнула.

Поправив рукава алой рубашки, Стас направился к другу, обнял обоих гостей за шею, взъерошил их волосы и воскликнул озорным голосом:

— Мой блудный сын вернулся!

— Уже накачался, Стасик? — Андриан засмеялся.

— Иду с опережением графика, — промурлыкал Стас и повел парочку к бару. — Без вас одиноко. Как же праздновать без виновника торжества, Андрик?

Весь вечер Стас старался не смотреть на Марлин, но когда она танцевала с Андрианом — бросал взгляд неосознанно. Особенно на то, как руки друга опускаются на поясницу девушки. Или ниже... У Стаса начал дергаться правый глаз. Зубы до скрипа сжались. Пришлось уткнуться носом в стакан.

Сегодня Стас не танцевал.

Час. Два. Пол-литра сладкого рома. Алкоголь и ревность — ядерное сочетание. Дурман танцевал самбу в голове, Стасу казалось, что в него вкачали все наркотики мира. Но самое странное и ужасное — с виду он оставался трезв.

— По поводу бизнеса, — вполголоса выговорил Андриан. — Мне нужна помощь с одним делом.

— Что, поднял завод Феликса с позы рака?

— Лучше. Расширился, так сказать, по оквэдам... С проверяющими пришлось повозиться, но в целом — идет как по маслу. Правда, проблемы кое с кем возникли. Из конкурентов. Если бы вот от них еще избавиться... Ну, невзначай...

— Опять за старое? — проворковал Стас. — Ты же весь такой правильный целый год был. Хоро-о-оший...

— Да там по мелочи, — отмахнулся Андриан. — Ну так... поможешь?

— Не увлекайся, Андрик. Мы с тобой оба знаем, что есть шанс встретиться с обиженными нами людьми на том свете.

— Стас Вильфанд решил стать святым?

— Не святым, конечно, но с криминалом покончено. Теперь работаю лишь с легальным бизнесом отца.

Андриан обхватил плечи Стаса и затряс его, демонстративно раззявив рот.

— Атрикс, это всё еще ты? — рассмеялся друг. — Демон-праведник звучит правдоподобней, чем благодетель Стас. Что с тобой сделали в Обители?

— Дали надежду на будущее.

После возвращения Стасу казалось, что он заживет как монах. На деле всё обстояло иначе. Голодать и беднеть — желания нет. Хотя по стопам отца он и шагу не сделает. Андриану вообще всё до лампочки, только бы Марлин к себе пускала.

Кого я обманываю?Мы с ним вернулись с одним и тем же проклятьем…

— Ладно, позже обсудим, — Андриан потер виски и отправился в сторону балкона. — Отойду на пару минут. Что-то я перепил.

Стас воодушевился. Вот она! Возможность поговорить с Марлин. Он оперся о барную стойку, отыскивая девушку в толпе.

Рыжий придурок — в галстуке бабочке на голое тело — подсел к ней на диван.

— Эй, шаромыга, — воскликнул Стас, ощущая, как кровь приливает к лицу.

— Я Дэн.

— Свалил отсюда, Дэн!

Стас пнул его в затылок. Подождал удара в ответ, но не дождался. Парень плюнул под ноги и ушел. Обрадованный, Стас облокотился о спинку дивана и приобнял Марлин за плечи. Запах сандалового дерева отозвался внутри, требуя приникнуть и в страсти им пропитаться, подмешав собственный. Музыка громыхала, перебивала мысли. Стас зашептал девушке на ухо:

— Ищешь себе нового парня? Старый не слишком усердно стволом работает?

— Ге-е-ений шу-у-уток…

— По лицу Андрика не скажешь, что его простили и запустили под одеяло. Скучает по твоему шаловливому язычку?

Пальцы Стаса сползли к женскому декольте, и Марлин саданула в его грудь локтем.

— Мы не спим с Андрианом, — бросила она. — Пока что.

Сердце Стаса дернулось, одновременно с уголком рта.

— Давай поговорим, — он сжал ее ладонь. — Наедине.

— Я и секунду не проведу с тобой наедине. Твое общество уничтожает мой моральный облик.

— Отлично, — ухмыльнулся Стас, — найду тебя, когда выпьешь пару бокалов.

— А почему ты думаешь, что пьяной я захочу увидеть именно тебя?

Марлин поднялась и гордой, но изящной походкой, проплыла до вернувшегося Андриана. Она обняла его.

И припала с поцелуем.

У Стаса екнуло под ребрами. Он прищурился и отвернулся. Наблюдать за лобызаниями парочки до боли не хотелось, а от мыслей стало не хватать дыхания.

Твою же мать, что со мной происходит?

Чьи-то ногти прошлись вдоль живота. К шее прижались носом. Девушка — с цветом волос, как у Марлин — обвила Стаса руками.

— Ты обещал заняться мной, кажется, — прошептала она.

Он обернулся и пригляделся к ее лицу.

Блондинка смотрела темными глазами с возбуждающей животной страстью, но не такой взгляд Стас хотел видеть. И не этой цвет радужек. Она никогда не посмотрит на него двумя серебристыми лунами, что освещают леса Обители. Тем не менее он усмехнулся и повел ее наверх.

***

Блондинка погрузилась в процесс.

Стас закрыл глаза от удовольствия, а когда раскрыл — дверь была распахнута.

В проходе стояла Марлин.

Стас уставился на нее так, будто перед ним возникло стадо репортеров. Нет, хуже… В голове отпечаталась картина, которую Марлин сейчас увидела. Он и какая-то девушка. Оба — голые. Блондинка стоит перед ним на коленях и усердно двигает головой. Его рука крепко держит белые волосы. Марлин смотрит. Стас почти услышал хлопанье ее ресниц.

Сколько она уже там стоит?

Он онемел, застыл в панике и сам не понял, что его смутило.

«Вот надо было тебе зайти, Марлин!» — заорал голос, не выпускаемый, но отчаянно рвущийся из груди. Что-то стиснулось в животе.

Стас всмотрелся в серебристые радужки. Взгляд — яростный, но обиженный — поразил и затянул. Марлин… ревнует? Пульс участился. Стас отстранил блондинку, накинул халат и выбежал в коридор за Марлин, несущейся прочь.

— Пояс завяжи! — закричала она.

Халат оказался распахнут, а под ним — обнаженное тело. Картина, возможно, и привлекательная, Стас считал, что собой хорош, но не в этой ситуации. Марлин не успела ахнуть, как он затолкнул ее внутрь другой комнаты и захлопнул дверь, закрыл на задвижку.

— Ты решила поиграть со мной в какую-то игру, Мэри?

— Сам хотел поговорить! Я не знала, что тебе там...

Она запнулась, вырвалась и кинулась к двери, но Стас схватил ее под ребра, дернул обратно и развернул лицом к себе.

— Нет! Раз пришла, будем говорить. Какого хрена ты здесь появляешься, если ненавидишь меня? А может, ты врешь?

— Андриан хочет, чтобы я была рядом! Не всё в мире крутится вокруг твоего члена!

— Ага, и сказать ему, что ты не хочешь идти сюда — просто невыполнимая задача. Не ври, Марлин! Ты прямо издеваешься надо мной каждый раз! И ты бы еще голой пришла, — фыркнул Стас, всматриваясь в глубокое декольте.

— Будто ты не видел мои сиськи, когда приперся в ванную, — выпалила она и невинно захлопала ресницами.

— Я увидел всё, что захотел и больше, оттого труднее сдерживаться. Ты меня провоцируешь! Я не могу просто стоять и смотреть, как вы с Андри сосётесь. И ты это прекрасно знаешь!

— О-о-о… Неужели я задела какие-то жалкие огрызки чувств? Тебя ждут в соседней комнате. Иди! Залечивай душевные раны!

Она дернула коленом.

Боль пронзила между ног. Стас оказался слишком ошарашен ее ударом и стиснул зубы. Марлин продолжила шипеть:

— Сожалею, что помешала. Ухожу!

Ты… Меня... Ударила?!

— Сучка! — закричал Стас и туго взял девушку за волосы на макушке. — Словно из автомата убиваешь каждый раз, когда вижу твою смазливую морду! Ни черта не могу с собой поделать!

Он прижал Марлин к себе, — и, наверное, оставил пальцами синяки на молочной коже, — обхватил ее лицо и приник к ярко-красным губам.

Девушка засопротивлялась. Его рука нашарила застежку на платье и начала расстегивать. Он не сразу понял, как Марлин умудрилась вывернуться, но ее кулак прилетел в нос настолько резко, что Стас услышал хруст в голове.

В глазах на несколько секунд потемнело.

Прикусив губу, Марлин сделала два шага назад. Стас нащупал кровь под носом и косо посмотрел.

— Любишь по жесткому, детка? — вырвалось с его рта: наполовину смешком, наполовину стоном. — Можно устроить.

Стас схватил Марлин за предплечья и толкнул на кровать. Завалился сверху, придавил всем телом и сжал пальцами ее подбородок, не давая отвести взгляд.

Она побледнела.

— Боишься? — выпалил он и приподнялся над девушкой, ослабляя напор.

Не хотел он пугать. Даже после того, как она зарядила кулаком ему в нос. Он желал снова увидеть ту понимающую девушку, которой она была на первом свидании, которой предстает перед Андрианом. Меньше всего он хотел брать Марлин силой, но…

Что остается?

Из кармана платья заиграла музыка. Стас вытянул руку и вытащил телефон. Экран заполнила надпись, впившаяся куском железа под горло:

«Андри».

По спине прополз холод. Стас отключил звук и отбросил телефон.

— Сделай мне одолжение, Мэри, — прошептал он, вдыхая запах сандала и мимозы. Марлин дрожала, и Стас постарался произносить слова нежнее: — Не лезь на глаза. Давай держаться друг от друга подальше, идет? Иного ты не хочешь, а я…

Он понял, что лучше не договаривать и вскочил, после чего вылетел из комнаты. Вернулся к блондинке, выпроводил ее. Оделся. Что-то скрежетало внутри, разрывая легкие и живот. Хотелось выть. Стас вышел в коридор и побрел, думая о том, что снова поступил подло по отношению к другу.

Зачем пытаться, если Марлин дерется в ответ? Но ее ревнивый взгляд был таким… искренним.

Из комнаты, где он оставил Марлин, донесся вопль. Стас резко обернулся и вцепился пальцами в дверную ручку.

Закрыто.

Он покрылся холодным потом от звука женского голоса за дверью: такого острого, что им можно глотку перерезать. Голос Киры. За ним — крик Марлин.

***

— Кира! Она закрылась с Марлин в комнате! — заорал Стас, увидев поднимающегося по лестнице Андриана.

Сам он — колотил в дверь ногами. Нещадно. Дерево трещало. В ярости Стас выкрикивал ругательства.

Оба парня обезумили от ужаса и с грохотом пробились в спальню. Стас огляделся. Стеклянные двери балкона — распахнуты настежь. Холодный ветер проник в помещение и хлопает занавесками.

Сестра держит пистолет. Марлин свисает над асфальтом, держась за поручень балюстрады. Падать — семь этажей.

Стас не понял, как именно Марлин оказалась падающей с балкона. Два варианта: либо Кира ее столкнула, либо напугала пистолетом, и Марлин попыталась перебраться на другой балкон, но не рассчитала свои таланты в паркуре. Кира ударила ее по правой руке. Марлин вскрикнула и повисла на левой. Пальцы соскальзывали, и держалась она на их кончиках.

Содрогаясь, Стас представил, как Марлин падает и разбивается.

Он и Андриан бросились к балкону, но сестра повернулась и навела на них пистолет.

— Брата родного убьешь? — возмутился Стас. — Брось пистолет, дура!

— Кира, умоляю тебя, — взмолился Андриан приближаясь. — Она ни в чем не виновата. Я! Я тебя обидел! Не она!

Пока Кира отвлеклась, Марлин смогла забраться обратно, скатилась на пол и вжалась в перила балкона. Всё-таки не зря занималась скалолазанием.

— Прошу, отпусти ее. Ради всего, что было между нами, родная.

— Ты ее любишь. Меня никогда не любил, — сказала Кира, пробуя каждое слово на вкус.

В медных глазах горели костры. Безумие. Голос насмешливый и подрагивал, словно в судорогах.

— Я никогда больше не увижусь с ней, хочешь? Обещаю! Только отпусти ее, умоляю! Я… я не люблю ее, ты же понимаешь. Я не способен любить. Не ты, не она — в этом не виноваты. Дело во мне…

— О, не стоит скрывать своих чувств, Андри, но тебе стоило бояться моих… С днем рождения!

Звук выстрела взорвался в ушах.

Марлин сдавленно закричала, закрывая рот. Стас сглотнул. Оглянулся на Андриана. Друг держался за грудь, ноги его подкашивались, между пальцев скользила алая кровь. Андриан упал на колени с пустыми стеклянными глазами.

Взгляд его обратился к Марлин. Она поджала губы, захлебываясь слезами, и их общая боль разодрала Стасу горло, ослепила и вывернула наизнанку.

Андриан рухнул на пол.

Кира отвела пистолет в сторону.

Стас ринулся к Марлин.

Нет, нет, нет! Только не ее!

— Хорошо вам потрахаться на том свете! — криво улыбнулась сестра, нажимая на курок.

Стас вцепился в Марлин на последнем слове.

Кира выстрелила.

Боль пронзила плечо — внезапная и режущая, — она потянулась щупальцами по телу. Пуля попала. Но не в Марлин. Из глотки вырвался крик. Стас обернулся на сестру, продолжая закрывать собой съежившуюся Марлин — она громко рыдала.

Кира выронила пистолет. Стасу показалось, что сестра одними губами попросила прощения.

Марлин вырвалась из объятий и поползла к Андриану. Она стиснула голову друга ладонями, роняя слезы на смуглую кожу. Дрожащими пальцами нащупала его пульс. И истошно завопила, царапая ногтями собственные руки.

Держась за кровоточащую горячую рану на плече, Стас не чувствовал боли от разорвавшей его пули.

Он осознал, что Андриан — мертв.