Прежде чем осуждать кого-то, возьми его
обувь и пройди его путь, попробуй его слезы,
почувствуй его боль. Наткнись на каждый
камень, о который он споткнулся.
И только после этого говори ему,
что ты знаешь, как правильно жить.
Далай-лама XIV
Горько вздыхая, Марлин склонилась перед памятником Феликсу.
— Господи, воровать цветы с могил усопших… что может быть бессовестней? — проронила она вслух, осматривая пустой порожек мрамора, где несколько дней назад оставила охапку благоухающих малиновых роз. Пожурив обидчиков, почувствовала себя лучше, правда, поняла при этом, как убог ее скулеж — никто не слышит, красть не перестанет, Феликс (как обычно бывало) не заступится…
Стоило похоронить мужа прямо во дворе. А почему нет? Прямо под катальпой. Они с Феликсом часто отдыхали под ветвями дерева на лавочке с мягкими подушками. Там, в глубинах сада, коричневая кора возвышается на пять метров, коронованная могучей копной сердцевидных листьев, между которых рождаются кремовые соцветия с пурпурными точками.
Разве не идеальное место, чтобы увековечить память о муже?
Однако после кончины Феликса, Марлин решила смотреть на мир глазами путешественника, остановившегося в Париже, дабы увидеть Эйфелеву башню и вскоре уехать. Очевидно, что поддерживать финансовое положение она не сможет и вскоре — потеряет дом.
Как содержать такой дворец? Когда зарабатывать деньги ей не легче, чем глухому сочинять музыку.
На мгновение мысли оборвались. Она резко одёрнулась в испуге. За спиной раздался теплый мужской тенор с ноткой чувственной хрипотцы:
— Вы приходите сюда каждый день, не так ли?
Черное легкое пальто с затертыми рукавами, перепачканные землей коричневые ботинки и самые сочные зеленые глаза, что доводилось видеть, будто свежая мята после дождя. Чистая. Яркая...
Парень смотрел пристально — с тенью легкой улыбки, — а его отросшие светло-русые пряди резвились в осеннем ветерке, пропитанном ароматом луговых трав.
— Чтобы знать, что я часто здесь бываю, нужно самому ночевать на кладбище, не так ли? — зафыркала Марлин, машинально отпрянув.
— Я испугал вас? — Незнакомец сел на скамью и откинулся на спинку, небрежно закидывая ногу на ногу. — Приношу извинения. Не хотел.
— Это же кладбище, нельзя так подкрадываться! Вы бы еще с ножом из-за спины выскочили!
Марлин скривилась и плотнее укуталась в аквамариновый плащ. Леденящий холод отправился на вечернюю прогулку между могил, облизывал кожу, и она мечтала нырнуть под махровое одеяло.
Неужели так сложно заиметь привычку тепло одеваться? Или не ходить на кладбище по вечерам? Незнакомец явно поумнее будет — накинул пальто. Оно выглядело затертым, но Марлин знала: пальто куплено в бутике и несколько лет назад стоило больших денег, хотя теперь скорее напоминает тряпку с барахолки. Будь здесь Феликс, он бы непременно сделал вывод, что парень не так давно — обеднел. Муж вообще любил делать выводы обо всем на свете. Структурировал что угодно: вещи, мысли… людей.
— Я не маньяк, — усмехнулся незнакомец. — Так совпало, что мы навещаем одну и ту же могилу.
— Неужели? Вы дружили с моим мужем? Что-то не припомню.
— Мы никогда не были друзьями, так… знакомые. Скорее даже неприятели.
— Тогда зачем ходите сюда?
Марлин заняла лавочку напротив.
Что-то странное было в выражении лица парня, в его блестящих глазах… Она не понимала — что, но ее тянуло продолжать диалог. Незнакомец вёл себя сдержанно. Тень улыбки не покидала узких губ, окруженных недельной темно-русой щетиной.
— Иногда мы сами не можем понять причину своих поступков, не находите? Возможно, я жалею, что не был приветлив с ним при жизни, а может — хочу ощутить себя живым, смотря на старого знакомого, лежащего в земле, когда черви и жуки поедают его внутренности.
Марлин сморщила нос.
Черви, трупы, маньяки… великолепные темы для разговора, ничего не скажешь. Неужели этот идиот думает, что подобное ей интересно? На секунду Марлин показалось, что она рывком вскочит и убежит. Но внезапно поднялся ветер, растрепал золотистые локоны за спиной, и это приятное ощущение легкости смыло мерзкий осадок от слов парня. Порыв окутал ароматом ясеня и сена, со скользящими нотками смолы.
— Имя моей очаровательной собеседницы? — окликнул незнакомец.
— С чего мне называть свое имя? Вашего я не слышала.
Парень хлопнул себя по груди, звонко и театрально, словно поймал инфаркт.
— Где мои манеры? Андриан Вериго. Для вас просто — Андри.
— Марлин.
— Стало быть, Марлин Ларская, — он расплылся в подобострастной лисьей улыбке. И глаза у него были миндалевидной формы: узкие, хитрые. Точно — лис. — Каким он был, ваш муж?
Выдержав паузу, Марлин обратилась к портрету Феликса:
— Сильным.
Андриан засмеялся.
— Сильным? Мог морду кому-то набить?
— Нет… нет, он… не знаю. С ним я чувствовала себя… в безопасности. Обманчивое чувство, как оказалось, да?
— Да, физическая и моральная сила человека могут быть слабы перед смертью… перед, — парень на мгновение запнулся и продолжил: — перед планами других.
— Хороший план: убить человека и свалить, — огрызнулась она и заметила, что на смуглых щеках Андриана проявились красные пятна.
— О, извини… Я хотел сказать, что никто не может быть уверен в завтрашнем дне. В другом человеке. Беда может случиться с каждым, никто не застрахован.
Марлин отвернулась. Слова Андриана пусть и шаблонны — нет, невыносимо примитивны, — однако они растормошили что-то глубоко внутри, будто парень поковырялся в ее сердце ржавой вилкой.
Вот, снова она просыпается в холодном поту, уверенная, что муж рядом. И надеется, что еще спит. Или сама умерла. Лучше так, чем очередное утро рыдать у камина. Притворяться сильной... Вспоминать, как коллеги привели к Феликсу. В морг. Посмотреть на мужчину, которого она любила. Он лежал на холодном железе с опустошенными глазами. Бледный и стылый. Подняв светло-зеленое одеяло, она увидела, как в районе груди мужа зияет багровая дыра с запекшейся кровью. И этот запах… трупа. Нет… смерти. Марлин умоляла следствие вернуть ей пулю. Ту самую. Проклятую. Этот кусок стали был ненавистен и почему-то жизненно необходим, когда она осматривала его, то смеялась, не веря в смерть мужа. Такая ничтожная малявка не могла убить мудрейшего Феликса, не могла убить человека, который спас Марлин и любил! Удар молнии не способен убить бога...
— Что же спасет от беды? — печально спросила Марлин, заглядывая в светящиеся мятой глаза Андриана. Солнце уже заходило за горизонт, и мир обволокло золотистое сияние, красиво отражая в глазах парня блики, словно на зеленом лугу мерцают вкусные бриллиантовые одуванчики.
— От беды? Только смерть, — промурлыкал он, почесывая тонкий нос.
— А от смерти?
— Ничего.
— Очень оптимистично.
Андриан хмыкнул.
— Зато, правда. Хочешь слышать ложь? Заведи льстивую подругу.
— Нет, спасибо, я предпочитаю правду.
— Тогда врага.
— Враг тоже может тебе врать, чтобы унизить.
— А друг будет тебе врать, чтобы возвысить. Да только какой смысл, если это ложь? Враг будет ближе к истине.
— У меня от тебя голова разболелась, — фыркнула Марлин, шаркнула по мрамору ногами и подпёрла коленями подбородок.
— А я рад, что мы перешли на «ты».
Андриан хмыкнул и облокотился об темно-синие джинсы, выглядывающие из-под черного пальто. Он то и дело поправлял русую челку, которую хлесткий, сырой ветер перебирал извилистыми пальцами, норовя ослепить.
Марлин подумала, что ей нравится манера общения этого человека. Слишком нравится… Вокруг них сомкнулась в кольцо удивительная атмосфера непринужденности. Ветер затих за его пределами. Или ей так показалось? Может ли кто-то быть настолько вездесущ? О, несомненно, Андриан именно такой! Зазывная внешность, страстный взгляд, плавные жесты — всё это нравилось Марлин. Казалось странным, что она его не помнит.
— Как ты познакомился с моим мужем?
— Разве это важно? — Андриан зевнул и обхватил рукой лавочку, лениво распластавшись.
— Ты сказал, что вы не ладили.
— И зачем же говорить о столь грустном? Поведай мне, как ты встретила Феликса. Истории о любви интересней историй о ненависти.
— Мы познакомились в здании суда, — начала она и осеклась: — только это отнюдь не твое дело.
Господи, как он так легко умудряется меня разболтать? Уже готова выпалить, где спрятаны ключи от дома. Что-то с ним не так...
— Но ты уже начала, свет мой, а я весь внимание.
— А тебе не пора домой? Твоя жена будет волноваться: где ты пропадаешь.
Парень недоуменно вскинул бровь, и Марлин кивнула в сторону кольца на его руке. Андриан рассмеялся, стягивая кольцо с тонкого безымянного пальца.
— Ах, это... нет. Я не женат, — он с размаху закинул украшение в кусты. Послышалось дробное звяканье о мрамор соседней могилы.
Марлин выпучила глаза, не зная, как отреагировать, а парень продолжил:
— Назовем это — маленьким недоразумением. Кольцо даже не золотое. Так... подделка. Нужно было притвориться мужем одной девушки. Но разве я похож на человека, у которого есть жена? — усмехнулся Андриан. — Я один. Женщины у меня никогда не было.
— Неужели? — подразнила Марлин. — Прям ни разу?
Парень вздернул голову к небу, рассматривая пролетающий самолет.
— В этом деле всегда кажется, что чего-то не хватает. Уже потерял надежду проникнуться.
— Успеешь поменять мнение.
Парень загадочно улыбнулся. Поднялся, обошел цветник и подал руку. — Выпьем кофе?
Марлин оценивающе оглядела нового знакомого с ног до макушки и с макушки до ног. Длинные пальцы его оказались испачканы по бокам: чем-то зеленым и голубым. Краска? Он заборы окрашивает, что ли? Андриан сконфузился от внимательного взгляда, спрятал руки в карманы; и Марлин невольно хихикнула.
— Я тебя едва знаю.
— В этом же и прелесть. Новый человек — новые впечатления. Разве мы, одинокие люди, куда-либо торопимся?
Андриан взял Марлин под локоть, как кавалер на торжественном приеме, и она ощутила странные волны палящего жара, затем отметила, что парень выше почти на две головы. Вспомнила, как обиженно завывала перед матерью с вопросом: на кой черт она родила ее такой коротышкой?
— Уговорил.
Андриан прав. Одиноким торопиться некуда, но Марлин так жить не хотела. Может, поэтому, едва зная Крис, уверенно взяла ее к себе? Когда три месяца назад она объявила девочке об опеке, та пошатнулась и упала в кресло, но Марлин заметила, что в голубых глазах замерцали блестки, пальцы сжали обивку, а уголки губ задергались.
«Одиночество толкает на поступки, которые мы даже самому себе не в силах объяснить», — подумала Марлин.
Она боялась остаться одна, но страх стал реальностью. С каждым днем появлялись новые фобии: теперь Марлин боялась темноты, поглощающей ночами, боялась закрытых дверей и пустых домов, ведь даже если она закричит во весь голос… никто не услышит. Она одна.
Бывали дни, когда Марлин сидела на окне своей спальни, часами исступленно смотрела вдаль и курила. Хотя всего год назад — ненавидела запах дыма. Ей безумно хотелось жить дальше, но после смерти Феликса... жизнь потеряла смысл.
***
— Так и сколько тебе лет? — шелковым голосом спросила Марлин.
Она грела обе ладони о чашку кофе. Пар, исходящий из-под пальцев, разносил мягкий запах капучино с мускатным орехом. От кружки Андриана тянулся шлейф пряного кардамона. Они сидели в кофейне «Сицилия». Недалеко от дома Марлин.
— Какой неприличный вопрос, — укоризненно покачал головой парень и игриво подмигнул. — Двадцать пять.
— А мне двадцать три, — улыбнулась Марлин. Андриан снял пальто, и она отметила, что у парня гибкое телосложение, он прекрасно сложен и обладает тем возбуждающим шармом, который так нравится девушкам. Его приподнятые плечи облегает подбористый оливковый джемпер, а под ним виднеется черная рубашка.
Покойный муж не был настолько красив, как этот Вериго. Но он был крепок, с проницательным гордым взглядом и с царственным изяществом в движениях, обладал благородными чертами лица и решительно привлекал внимание в обществе. Всегда. Ему это нравилось. В отличие от самой Марлин.
— Когда же ты выскочила замуж за Феликса?
— В девятнадцать.
— Шустрая какая.
Марлин пожала плечами, водя пальцем по краю теплой чашки.
Время позднее. Часы показывают полдесятого вечера — стоят в углу: величественные, потертые, с литыми стеклами и массивным пыльным маятником.
Интересно, здесь всегда так пусто? Ни одного клиента. Притом что Марлин около часа не могла налюбоваться старинным английским стилем заведения. Однако — вместо голосов за соседними столами — раздается лишь глухое почикивание стрелок на циферблате.
— Просто влюбилась, — вполголоса заявила Марлин, прикусывая нижнюю губу. Она подняла голову в сторону Андриана. Тот поёрзал в кресле и, улыбнувшись, наклонился через стол поближе.
Парню явно не нравилось, когда кто-то подслушивает его разговоры, так что Марлин тоже склонилась. Хотя кого бояться? Официантов?
Он заглянул в ее серые глаза, и она слегка смутилась.
— Что же, расчет был отличный. Жаль, что Феликс умер.
— Я вышла замуж по любви, а не по расчету!
Марлин возмущенно отпрянула к спинке кресла. Воткнулась лопатками в обивку.
— А ты думаешь, что брак по любви — это не брак по расчету? Расчет есть всегда. Одни надеются заиметь деньжат, другие — внимание человека, или, например, его тело. Ну… или всё сразу.
— Тело стареет.
— Да. Показатель ограниченности ума, не думаешь? Глупый, непродуманный расчет — жениться из-за красоты. С другой стороны — можно развестись.
— Нужно выходить за умных или богатых? Так ты считаешь?
— Полагаю, что любая причина твоего решения имеет под собой расчет. Ты любишь человека за какое-то личное качество. Может, он веселый, а может, умный. Ты хочешь обладать человеком с таким качеством. Это расчет.
— Совсем не веришь в любовь?
— Я этого не говорил. Я сказал, что мы любим людей по какой-то причине.
Марлин обхватила обеими руками горячую чашку. Вздохнула. Она знала, за что любила Феликса, но не знала, почему он мог ее полюбить. И любил ли?
Прошло несколько минут молчания. Андриан поменялся в лице: с его губ исчез любой намек на улыбку.
— Эй, — Он потянул к ней ладони и нежно взял за руку. Марлин содрогнулась. — Не надо так переживать из-за всякой выдуманной людьми чуши. Просто делай то, что тебе нравится, люби того, к кому лежит душа — это и будет правильно. Если тебе не нравится моя философия — не воспринимай ее. Люди, которые не могут чего-то понять, всегда думают, что другие такие же.
— Знаешь… сейчас ты похож на моего мужа, — тихо отозвалась Марлин, крепче сжимая пальцы Андриана.
Парень встрепенулся, съежился в кресле и отпустил ее ладонь. В мятных глазах прошел парад бликов.
Странная реакция.Зря ляпнула про Феликса.Пора уже жить дальше и не смущать мужчин воспоминаниями.
— Ты сказала, что вы познакомились в суде? — проронил Андриан.
Марлин кивнула и сделала глоток кофе, вдыхая аромат мускатного ореха.
— Тебя судили за вторжение по ночам в мужские мысли? — Он обезоруживающе осклабился и вздернул брови.
— Нет. Меня судили за хранение наркотиков.
Андриан поперхнулся капучино. Закашлял.
Громоздкие часы захрипели и пробили десять ударов.
— Я преступница, — продолжила она. — Веришь?
— Ни разу.
— Угу, — промычала Марлин, постукивая пальцами по столу. — Это у тебя кулон на шее?
— Тему переводишь? — Андриан, по-прежнему ошалелый, усмехнулся и достал из-под рубашки крест. — Подарок отца.
— А что…
— Вернемся к твоей преступной жизни, — осек Андриан. Марлин собралась открыть рот, но парень снова перебил, уже настойчиво: — Хочу услышать, как преступница обаяла сердце судьи.
— Сперва откровенничаешь ты. — Она потянулась за красной салфеткой в металлической подставке. — С твоим отцом что-то случилось?
— Откуда такой вывод? — Андриан залпом выпил остаток кофе и опустил чашку.
Раздался глухой удар о стол.
— Когда ты сказал, что это подарок, у тебя верхние и нижние веки подтянулись к бровям, а взгляд резко соскользнул в пол. Так бывает, когда упоминаешь что-то печально или… винишь себя... А еще ты чуть стол чашкой не пробил.
Андриан закинул руку на спинку кресла, потирая верхнюю пуговицу рубашки — бедняжка уже держалась на одной хлипкой нитке.
— Кто ты по профессии?
— Врач, — протянула Марлин, мастеря оригами лисенка из салфетки. — Если ты о чтении языка тела, то это Феликс меня научил некоторым штукам. Я не особо хорошая ученица… но всё же. А ты?
— Вольный художник, — подумав, произнес парень. — Когда-то занимался своего рода бизнесом, но это в прошлом.
— Вот как? Тогда ты должен подарить мне картину.
— Буду дарить хоть каждую неделю, если пообещаешь приезжать и лечить меня, когда захвораю. Ненавижу ходить по больницам.
Марлин рассмеялась. Ее пальцы зашуршали в кармане, нащупывая черный фломастер для век. Не торопясь, прикусывая губу и размазав зубами любимую малиновую помаду, она нарисовала два глаза и нос. Андриан с интересом наблюдал, пока Марлин не протянула готовое оригами. Парень подхватил бумажного зверька кончиками пальцев.
— Это кот? — Почти пораженный воскликнул он.
— Лисенок, — снова рассмеялась Марлин. — Не похоже?
Андриан не улыбнулся в ответ…
— Ну что ты, — он осмотрел оригами из красной салфетки и убрал творение в карман. — Вылитый.
К ним подоспел неприметный, светловолосый официант и процедил:
— Простите, но мы уже закрываемся.
«Печальней, чем малорослый не статный мужчина, может быть только огромная некрасивая женщина», — подумала Марлин. На фоне Андриана — парень выглядит корявым клопом.
— Разумеется, — она поманила Андриана к выходу.
Подол аквамаринового плаща взвился пиратским флагом, едва они ступили за порог. Сентябрь в этом году выдался холодным, а дожди выпускали залпы почти ежедневно.
Мрак, сырая промозглость и прикосновение беспорядочных ударов острого ветра — всё это разгуливало на улице в поздний час.
Марлин взяла парня под руку и зашагала по мощенной булыжником дорожке. Осмотрелась вокруг. Разбухла, лопнула и разлилась темнота — такая же, как в подвале с закрутками бабушки. Лишь провода искрились, потрескивали на мокрых столбах, а звезды опустились так низко, что, казалось, протяни руку и ужалит огнем.
— Так что случилось с твоим отцом?
Марлин почувствовала, как Андриан напрягся.
Приятно было снова держать мужчину под руку. Сколько она этого не делала? Со смерти Феликса?
— Он никогда не был мне отцом, честно говоря. Они с матерью рано развелись, и я его почти не видел. Этот подарок отец вручил, когда я еще ходил слюни пускал. В года два. А когда было четыре — семейной жизни родителей пришел конец.
— Он ведь умер, да?
Марлин принюхалась. Запах духов с древесной нотой и пряностями струился от шеи и одежды Андриана: полный чувственности, свежий. Парень пах как весенний лес.
— Пять лет назад. На мертвых не сердятся, так что решил достать его подарок.
— Моя мать и отец тоже недавно умерли, — посетовала Марлин, прижавшись к Андриану.
Может пригласить его к себе? Нет… нельзя так сразу.И что значит — сразу? О чем я вообще думаю? О, какой красавчик мне на кладбище попался, заберу и его тоже домой, как Кристину. А нет... нельзя так сразу... завтра заберу. Господи, Мари, ты вменяемая? Каждого встречного с кладбища домой тащишь. Идиотка…
— Много смертей на душу одного человека за короткое время, — прошептал он.
Парень оборвал сплетение их рук, и Марлин ощутила смешанные унылые чувства, будто всё оставшееся тепло выкачали насосом. Но Андриан той же рукой обнял ее и прижал к груди.
— Ты дрожишь. Теплее надо одеваться.
— Я… да, ты прав. — Марлин заметила, что со рта начал вылетать легкий пар.
Но от мороза ли она дрожит?
— А теперь расскажи мне о проблемах с законом и о встрече с Феликсом. — Сквозь ночь сияла его белозубая улыбка. — Интересно же.
Отчего-то вдруг захотелось зашить себе рот иголкой кедровой сосны, высаженной справа от дороги. Только бы не рассказывать этому человеку о прошлых отношениях с мужчинами.
— Когда мне было восемнадцать лет, я встречалась с одним парнем… — Прошли четверть минуты, пока Марлин решала, что именно можно рассказывать. — Он спрятал у меня дома псилоцибин. Оказалось, что этот козел занимается сбытом наркотиков. Потом он что-то не поделил с наркоторговцами, и мою квартиру нагрянула обыскать полиция. И нашли эту мерзость.
— Его решили кинуть. Я понял, — с кислым лицом проговорил Андриан. — Он смылся, а ты попала на крючок.
Марлин ритмично закивала головой.
— Ты же девочка, — прошептал на ухо Андриан и взлохматил ей волосы.
Она сладко вздрогнула от звуков хриплого голоса и заглянувшего под ворот горячего дыхания. В ушах зазвенело.
— А у тебя есть какие-то сомнения на этот счет?
— Я к тому, что неужели ты никогда не рылась в его вещах?
— Не имею такой привычки. — Марлин с шумом затянула в легкие запах недавней грозы. — В общем, мне предъявили обвинения, а Феликс… был моим судьей.
— Так он признал тебя невиновной? — спросил Андриан и тут же хохотнул. — Глупость сказал. Я знаю, конечно, что девушки создания с причудами, но вряд ли ты за него вышла бы замуж, будь это не так.
Они свернули за угол. Мимо изредка пролетали автомобили, шурша шинами и поблескивая фарами. Марлин не замечала ни дороги, ни свист ветра. Разум стремился вытолкнуть все мысли, запахи и звуки, не связанные с Андрианом. При виде его лукового лица в голову приходили золотые идолы. Прекрасные эталонные статуи из музеев. Нет, парень не аполлон — но почти настолько же хорош.
— Если бы не Феликс, я бы отсидела в тюрьме, — проронила Марлин и сглотнула ком в горле. — Я ведь только всё отрицала. Говорила, что их мне подбросили, но не называла имени.
— Не сказала, что это твой дружок? Чокнулась?
— Я… — Марлин ощутила, как багровеет лицо. — Феликс всегда говорил, что я слишком доверяю мужчинам, а еще, что у меня все эмоции на лице написаны… Вот меня и обманывают. Сам он был очень замкнут. Дождаться от Феликса проявления эмоций или чувств было нереально. Я завидовала... Его никто не мог обмануть.
— Нельзя верить людям, душа моя.
— Тогда мне лучше не говорить и с тобой.
Ухмыльнувшись, Марлин попыталась отпрянуть, но Андриан прыснул смешком и прижал ее крепче.
— Поздно. Уже познакомились. Продолжай.
Она почувствовала его руку на пояснице... слишком низко… слишком откровенно. Почему он такой теплый? Жарко, черт возьми! На мгновение мысли оборвались.
— Ну… вот и мне Феликс не поверил. Убедил признаться. Хоть ему и нельзя было этого делать. Его тайными усилиями разузнали о моем бывшем парне. Я созналась и соврала, что мне угрожали.
— Ага. То есть, когда сняли обвинения, он позвал тебя на свидание? — откинув непослушные волосы с ее глаз, Андриан встряхнул Марлин за плечо. — Вот Феликс… совратитель маленьких девочек.
Лицо ее снова запылало от смущения.
— Когда с меня сняли обвинения, я хотела только одного — поговорить с Феликсом. — Она сжала свободную руку в кулак. — Я выследила его после работы. И спросила: «Зачем?» Зачем было мне помогать? Ведь не должен... Не должен он был этого делать! С таким количеством доказательств Феликс мог просто вынести приговор и отправить меня за решетку, но он так не поступил.
— И что он ответил?
— То, что мне было необходимо услышать. Феликс был уверен в моей невиновности.
Марлин остановилась у ворот усадьбы и выскользнула из объятий нового знакомого.
Улица оставалась пустынной.
Тихо. Лишь стрекотание сверчков и звуки трассы за домами будоражили слух. Марлин посмотрела на Андриана, который вдруг стал подозрительно молчалив. Свет от фонарей мерцал в мятных глазах, парень осматривался, словно ребенок, вернувшийся в родительский дом после долгих лет.
Мысли его нырнули в неизведанные глубины Марианской впадины, предоставляя Марлин возможность извлечь их оттуда неким желанным словом, но она — как ни старалась — не могла придумать, что бы сказать.
К глубокому облегчению Андриан нарушил тишину первым:
— Теперь я знаю, где ты живешь, — прошелестел парень, изображая таинственный шепот. — Так что, если не дашь свой номер телефона, то всегда смогу караулить тебя у двора.
— Как песик? — Она хихикнула и достала из кармана сотовый.
После обмена телефонными номерами Марлин в издевательской манере пожала парню руку. Андриан с улыбкой склонил голову и поцеловал ее запястье. На месте поцелуя образовалась мурашка, которая лопнула и разродилась сотней других визжащих от счастья мурашек. Марлин в ужасе оступилась и поспешила домой.
Шагая навстречу двери, обернулась через плечо.
Парень провожал взглядом. Да таким, будто он ее уже раздел, закончил прелюдию и намеревается распробовать.
Марлин захлопнула входную дверь, припала спиной к холодному металлу и медленно сползла на корточки. Отрывисто задышала. Она забыла, когда последний раз так долго общалась наедине с мужчиной, и теперь не могла отделаться от мыслей о близости... с ним. Стоит ли ему звонить?
Приняв ванну с маслом жасмина, она переоделась. Проверила: всё ли в порядке у Кристины. Девочка сладко посапывала, накрыв голову подушкой, и Марлин последовала ее примеру.
Она скользнула под теплое одеяло. Выключила яркую настольную лампу у кровати. С головы не выходила встреча с Феликсом. Марлин помнила каждое слово будущего мужа в тот день:
«Ты думаешь, что я могу отправить тебя за решетку? Девушку, чье сердце настолько большое, что она может так наивно верить людям и так свято лгать?»
Губы мужа растянулись в самую обезоруживающую улыбку. Марлин долго стояла и смотрела вслед своему спасителю. Кажется, в тот день Амур стрелял в нее не из лука, а из танковой пушки.
Она вспоминала его слова. Взгляд, цвета ореха, серьезный и строгий… Казалось, за возможность увидеть снова благородную улыбку, которая так редко освещала его лицо, можно было кого-то убить.
Следующие несколько недель Марлин в любое свободное время приходила в здание суда — тайком следила за Феликсом. Конечно, хотелось подойти и как взрослый человек позвать судью выпить кофе, но когда она решалась, ноги сами уносили прочь. Как можно дальше. Если не на край света, то хоть на край России, на худой конец — на край города.
Прошел месяц.
Конь, на котором восседало желание заговорить с Феликсом — никак не трогался. И вот когда Марлин уже решилась, когда вонзила шпоры в его трусливые бока, душу скрутило в три зигзага от увиденной картины.
Феликс заключил в объятья некую молодую особу с черной шевелюрой, обнял за талию и поцеловал. Она не увидела уже, в какой именно манере он целовал девушку. С нервными слезами на глазах Марлин выбежала прочь из места, где надежды разлетелись вдребезги.
Однако тем же вечером взяла листы бумаги, ручку и написала Феликсу… письмо. Кто-то другой бы погоревал и забыл, вылил стенания на бумагу и сжег, или напился до потери пульса. Но не Марлин! Она отдавалась мужчине без остатка. Обжигалась снова и снова, но влюбившись, весь опыт вдруг переставал иметь значение.
Она изложила свои чувства, собрала все бесхарактерные и трусливые части натуры, запихнув в долгий ящик. На следующий день вручила письмо лично в руки Феликсу. Тот посмотрел широко распахнутыми глазами, но ответить не успел. Марлин улизнула на улицу, точно хорек в норку.
Спустя несколько дней — поздним вечером — она спустилась со ступенек медицинского университета и направилась в сторону аллеи.
За спиной раздался автомобильный гудок. Марлин не обернулась. Ей показалось, что в раздумьях она просто сошла на дорогу, но гудок требовательно раздался вновь.
Тогда Марлин остановилась. Гневно прижала плечи к голове, а затем — резко повернулась.
Вдоль дороги за ней ехал белый мерседес. Она покрутила водителю пальцем у виска, и хотела было покрыть самыми дурными словами, но звуки голоса превратились в невнятное хрипение, сердце рухнуло вниз, а внутри всё треснуло…
Из автомобиля вышел он… В черном костюме и при своем истинно царственном величии. Как всегда.
Марлин сжалась в комок.
— Что вы... делаете здесь? — выдавила она, судорожно поправляя блузку и волосы.
Феликс приблизился и всмотрелся в серые глаза: скорее пытливо, чем ласково.
— Кажется, я болен, доктор Марлин, — прошептал он, пощекотав горячим дыханием.
— А… я… не доктор, я… только учусь, — Марлин думала, что потеряет сознание. — Вы сказали… б-болен?
— Да, — Феликс странно сощурился, его голос зазвучал ниже. — Всё время думаю о тебе… маленькая преступница.
Марлин не смогла ничего ответить. Она застыла и дышала так часто, словно запыхавшийся ребенок, который не мог связать трех слов. При виде Феликса: слова просто забылись. Мир перестал существовать. Присмотревшись, она заметила, что Феликс едва сдерживается, чтобы не расхохотаться, и пришла в себя.
Ясно: он так шутит.
Феликс внимательно оценил ее реакцию. Из-под очков в золотой оправе карие глаза поблескивали какими-то особенными искрами.
— Скрасишь мой вечер совместным ужином в ресторане?
Она захлопала ресницами, но без раздумий схватилась за вытянутую руку судьи.
— Кстати, подумываю вставить твое письмо в рамку и повесить в спальне, знаешь… как приятное личное достижение, — Феликс улыбнулся. Той самой улыбкой…
Марлин открыла глаза.
Звук уведомления вырвал из сонных грез.
Взяв в руки мобильный, она прищурилась. Свет экрана щепал глаза после пробуждения, но Марлин разглядела текст входящего сообщения:
«Думаю о тебе… Андри».