Глава 8

Чья-то рука шарила в моём кармане. Ловко, почти неощутимо.

Скосил глаза влево. Потратил немного стихии ветра. Запустил заклинание бокового зрения и увидел, что рядом стоит мальчишка ну с очень подвижным лицом.

Мальчишка так увлёкся моим карманом, что высунул кончик языка и не смотрел по сторонам. Словно пружинки, на его голове во все стороны торчали рыжие вихры. Смешно шевелились уши. Дёргался и морщился острый нос. Веснушки на бледных щеках, казалось, танцевали джигу. Двигались вместе с губами.

Опустошил резерв стихии ветра и воды. Поставил отвод глаз и полог тишины. Выпустил из ладони чемодан. Отвёл руку чуть в сторону и, одновременно с оборотом, схватил запястье негодника.

— Попался, — хмыкнул я.

— Пусти, — дёрнулся пацан.

Он не ожидал такого, но не испугался. Взгляд зелёных глаз не метался в стороны, а смотрел цепко, оценивающе. Необычно для простого мальчишки. Пусть и с задатками Тени Гермеса.

Хорошими такими задатками — всё же я не сразу ощутил его руку в кармане, а охранное заклинание так и вовсе пропустило. Хотя, оно больше от удара в спину защищает, чем от воришек.

— Пусти, не то закричу, что пристаёшь, — прошипел пацан, снова дёргая рукой. — Жандармы набегут.

Он оглянулся по сторонам, но окружающие люди не обращали на него внимания. Смотрели куда угодно, только не на нас.

— Да кричи, не услышат, — ощерился я и, нагнувшись к нему, добавил в голос жути: —у меня на тебя большие планы, парниша.

В своём городе я присматривался к таким ловкачам. Обычно они работают не сами, а на кого-то. На тех, кто занимается более тёмными делами, и карманники для них — малый приработок.

Я хотел выйти на таких людей. Наладить сбыт своих артефактов на чёрном рынке. Но дома так делать слишком рискованно. «Папаня» мог прознать, а у меня сил не так много на тот момент восстановилось.

Здесь же город миллионник, где меня никто не знает, и не нужно оглядываться на «папашу». Так что, мальчонка мне пригодится.

— Кирилл, что ты делаешь? Отпусти мальчишку, — справа от меня возник Тихон. Удивление на его лице сменилось возмущением.

Грехи Сизифа мне в копилку, не надо было включать его в полог тишины. Сейчас же всё испортит.

— Дяденька, он меня похитить хочет! На опыты! — тут же задёргался и заверещал пацан, снова оглядываясь на стоящих рядом людей, но те его по-прежнему не замечали.

— Кирилл, о чём он? — глаза Тихона полезли на лоб, — ты же не ставишь опыты на людях?

— Нет, — хмыкнул я и, оскалившись, прошипел пацану в лицо: — алхимик у нас ты. Опыты твоя задача.

Тихон поперхнулся, а пацан дёрнул руку сильнее. На его лбу, хоть в метро и было прохладно, выступили капельки пота. Глазки забегали по сторонам в поисках выхода.

— Чего вам от меня надо⁈ Отстаньте от ребёнка! — его голос предательски дрогнул.

— Доставай, что стащил, — хмыкнул я и сжал его руку чуть сильнее, — а то сломаю.

— Кирилл, — в голосе Тихона звучало удивление вперемешку с возмущением, — ты чего?

— Ну, — я не обратил внимания на друга и медленно стал выкручивать пацану руку. — Доставай.

Воришка поморщился. Закусил губу. И медленно, словно каждое движение причиняло ему боль, вытащил из кармана вторую руку, а в ней серебряные часы на цепочке и портмоне.

— Тихон, узнаёшь что-нибудь? — я весело указал на добычу мальчишки.

— Часы, — прошептал друг и захлопал по своим карманам, его лицо побледнело, — подарок отца перед… — он бросил поиски и шагнул к пацану. — Ты хоть понимаешь, что творишь? Это единственное, что у меня осталось. Да я тебя.

Тихон замахнулся, его глаза полыхнули злостью. Воришка вжал голову в плечи. Напускная наглость слетела с него, как шелуха. Теперь перед нами стоял просто испуганный мальчишка.

— Ну-ну, тише, — я придержал друга, за локоть и, забрав часы у пацана, отдал их Тихону, — на, держи и не шуми.

Тихон сграбастал вещицу и, злобно бормоча, принялся вертеть её в руках, осматривать со всех сторон, я же вновь посмотрел на мальчишку.

— Как звать-то тебя, ловкач? — спросил я.

— Хорёк, — бросил пацан, с вызовом дёргая головой.

— Похож, — хмыкнул я, — а по-человечески? Ну?

— Славка, — буркнул он и уставился в пол.

— Ты сам по себе, Славка-Хорёк, или старшие есть?

— Старшие есть, — он приободрился и зло сверкнул глазами, — тебе конец. Они узнают и тебя уроют. Понял? Отпусти или я все им расскажу.

— Да-да, — хмыкнул я и снова сжал его руку, от чего пацан привстал на цыпочки и пискнул. — Веди к ним, герой, хочу познакомиться.

— Они не здесь, — заюлил воришка, переминаясь с ноги на ногу. Его глаза снова забегали по сторонам, но моя хватка не ослабевала.

— Где же они?

— На Петроградке, — пискнул пацан, — это я на вокзале работаю. Сегодня.

Название ни о чём мне не говорило. Обернулся к Тихону:

— Ваше благородие, знаете там хорошую кафешку?

— На Петроградской стороне? — Тихон отвлёкся от часов, злобно глянул на парня, а потом кивнул: — «Погребок Крылова». Уютное и тихое место…

— Слышал? Знаешь такое? — я вновь повернулся к пацану, и он закивал, — приводи туда старших завтра в полдень. Скажи, что с ними хотят поговорить.

— Перетереть, — пискнул пацан.

— Без разницы, — хмыкнул я, оскалился и нагнулся ближе к Хорьку. Мальчишка дёрнулся назад, его глаза расширились от страха.

— Видишь перстень у него на пальце? — я кивнул на Тихона, добавил в голос жути и прошипел: — заметил, что нас никто не слышит? Он маг и найдёт тебя где угодно. Особенно после того, как ты пытался его обокрасть. Очень злопамятный тип. Просто псих. Понял?

Пацан стрельнул глазами на Стоева. Тихон как раз поглаживал пальцами серебряные часы и что-то любовно в них нашептывал. Я дёрнул мальчишку за руку, привлекая его внимание к себе, и продолжил:

— Но, если ты сделаешь как надо, то заработаешь. А если обманешь, — я снова покосился на Тихона, — хочешь пойти на опыты? Ты ему подойдёшь…

— Д-да, — часто-часто закивал мальчишка. — В-всё сделаю, ч-честно!

— Беги хорёк, — я разжал хватку.

Мальчишка метнул испуганный взгляд на Тихона и, словно стрела из лука Аполлона, влетел в толпу. Он затерялся так быстро, будто его и не было. Только рыжая макушка мелькнула между пассажирами.

Я выпрямился, ещё раз окинул толпу взглядом. Не нашёл хорька и, довольно улыбнувшись, повернулся к Тихону.

— Молодец, — я хлопнул его по плечу, — отлично подыграл.

— А? — Тихон прекратил нашептывать серенады часам, сунул их в карман и рассеянно на меня посмотрел, — о чём ты?

— Забей, — хмыкнул я и внутренним взором заглянул в свои резервы.

Ох, за что мне эти танталовы муки? Снова медетировать, набирать запас. Ладно, если в поезде начну, то должен успеть восстановится перед экзаменами.

— Кирилл, а где мальчишка? — послышался голос Тихона, — надо сдать его Жандармам.

— Убежал, — хмыкнул я, — отпустил его.

— Отпустил? Ты его хоть напугал, чтобы он больше не воровал?

— Я нет, а вот ты, да, — протянул я, подхватывая с пола чемодан.

— Я?

— Ты, мой друг, ты — улыбнулся в ответ на его недоумённый взгляд, — оказывается, ты опасный человек. Магией балуешься, опыты ставишь на людях. Натуральный псих. Не ожидал от тебя такого.

— Я? — дёрнувшись, повторил Тихон и оправа, блеснув стёклами, соскользнула с его носа.

Он уронил чемодан. Судорожно замахал руками и принялся ловить очки. Они отскакивали от его ладоней. Подпрыгивали. Перелетали из стороны в сторону, пока он не смог прижать их к груди.

— Ты, — хмыкнул я, когда он вернул очки на место, — Ты в зеркало на себя посмотри, когда с часами разговариваешь. Чисто Ганнибал Лектор в молодости.

— Прости, — вздохнул Тихон и, отведя взгляд в сторону, опустил голову. — Просто, они дороги мне. Очень.

— Ну и славно. Хорошо, что мы их вернули, — я хлопнул его по плечу, чтобы приободрить, и развеял заклинания тишины, и отвода глаз.

Гомон толпы накрыл нас волной. За спиной раздался грохот поезда. Он выскочил из темноты туннеля и подкатил к перрону. Зашипели и разъехались в стороны двери, выпустили поток людей.

Удобней перехватил чемодан. Шагнул вперёд и замер.

— Ты чего стоишь и так смотришь? — спросил я у Тихона, заметив его растерянный взгляд.

— Полог тишины? — он покрутил головой по сторонам и указал на свои уши, — ты умеешь его ставить, да еще так мастерски?

— Это всё родовые артефакты, — я приподнял сумку, что бы он её увидел, — потом покажу, не стой, а то опоздаем.

Тихон глянул на меня ещё раз. Кивнул каким-то своим мыслям и заторопился в вагон.

* * *

За шесть лет жизни рядом с Москвой я так и не побывал в метро. Ни разу не проехал на поезде.

Как-то не возникало нужды — личный водитель, автомобили, да и «папаша» считал ниже достоинства рода спускаться под землю. Поэтому ни я, ни мои «родственники» не познали многих благ цивилизации. А зря.

Двери вагона захлопнулись, и поезд рванул вперёд. В лицо через открытые окна ударил поток воздуха. Уши заложило. Мы помчались по тоннелю, словно по гигантской трубе.

Сердце участило свой бег. По телу пробежали мурашки, а в душе поселился восторг. Я прижался лицом к стеклу и прищурился от удовольствия. Мои глаза, забегали по сторонам, чтобы ничего не пропустить.

Мимо проносились станции. Выныривали из полумрака мраморные колонны. Вспыхивала яркими красками мозаика, а лепнина на потолке закручивалась в немыслимые узоры, как будто резчик по камню соревновался с самим Гефестом.

Я усмехнулся. Даже на Олимпе не каждый чертог мог похвастаться такой роскошью, а здесь простые смертные день ото дня топчут это великолепие, даже не поднимая глаз.

Может, в этом и есть главное отличие нового мира от старого? Раньше красота предназначалась только для богов и героев, а теперь она доступна всем. Хотя, я покосился на сумку с артефактами, кое-что всё равно остаётся только для избранных.

Последние три года я создавал разные вещицы. План свалить от «папаши» зрел в моей голове с первого дня после призыва. Но с пустыми руками и карманами начинать новую жизнь не хотелось.

Придержал сумку на очередной остановке, когда люди хлынули к выходу. Внутри что-то звякнуло.

Вот же, никакого уважения к чужому личному пространству. В пору заклинанием вещи защищать, но нет. Только начал восстанавливаться, а силы скоро понадобятся. Хотя, если, только сумку…

«Станция — Академическая», — раздался женский голос из динамиков. Оп, задумался, чуть не пропустил.

Кинул простейший щит земли на сумку, и мы с Тихоном влились в толпу. Как же хорошо, что люди не чуют мою магию.

Нас вынесло из вагона. Протянуло по станции. За спиной остались картины на мраморных стенах. Служащие у турникетов проводили нас взглядами. Эскалатор поднял нас к выходу, и свежий воздух опьянил цветочным ароматом.

— Нам туда, — Тихон махнул рукой в сторону широкого проспекта, где за кованым забором виднелись кроны раскидистых деревьев и возносились острые шпили здания в невиданном мной архитектурном стиле.

Сверкали позолотой купола. Словно маяки, они указывали путь. По стенам, издалека напоминая извивы лабиринтов с монстрами, тянулись сложные барельефы. Выступали белоснежные колонны и полуколонны. Играли бликами солнечных лучей арочные и прямоугольные окна.

— Красота какая, — протянул я, не в силах отвести взгляд.

— Это ампир, дружище, классицизм, — гордо подбоченился Тихон, словно сам построил это великолепие, — Эклектика.

— Ни черта не понятно, — помотал я головой, — но звучит интересно.

Мимо нас промчалась стайка девушек. Их лёгкие, летние платья, пестря всеми оттенками радуги, разлетались у подола. Очерчивали тонкие фигурки.

Следом за девушками, держа чинную дистанцию, прошагала группа юношей в костюмах. Они то и дело поправляли строгие галстуки. Проверяли застёгнуты ли пуговицы на жилетах. Подставляли под лучи солнца золотые и серебряные запонки.

Девушки оглядывались на них. Весело смеялись. А юноши наоборот, приосанивались и делали вид, что не замечают их. Но, стоило девчонкам отвернуться, как парни начинали бросать на них частые взгляды.

Массивные ворота на территорию академии сторожила особая служба — не жандармы и не гвардейцы, а свои собственные охранники. Их новая, как с иголочки, форма отливала синевой. Блестели медные пуговицы и шевроны, а на поясе темнели рукояти пистолетов.

Охранники, расположились вдоль очереди, примерно через каждые десять метров. Их рост позволял переглядываться над головами молодёжи, а широкие плечи и армейская стрижка помогали отличить коллегу в толпе, если попадалась группа высоких абитуриентов.

Охранники смотрели мимо девушек и юношей. Оглядывали улицу за их спинами. Весь их вид выражал готовность защитить отпрысков аристократов от любой напасти.

Но это не значило, что они совсем не обращали внимания на дворян. Вот один из них, как раз отчитывал какого-то крепкого и наглого на вид парня:

— Молодой человек, вы же аристократ! Куда лезете? Или титул уже все правила приличия отшиб?

Парень ответил что-то неслышно и, под смешки окружающей молодёжи, вернулся в хвост очереди.

— Ничего себе утро и столько людей, — улыбнулся я, разглядывая растянувшуюся вдоль забора толпу абитуриентов. — Думал, аристократы любят поспать.

— Сам не ожидал, — шепнул Тихон. — Хорошо, что простолюдины отдельно поступают, а то вообще не протолкнуться было бы.

— Слушай, — я посмотрел на друга, — а в чём прикол? Типа не смешивать благородную кровь с обычной?

— Вроде того, — кивнул Тихон.

— Да, гордыня у дворян зашкаливает, — протянул я, — грешат и не чешутся.

— И не говори, — хмыкнул Тихон, а потом тихо рассмеялся.

— Чего? — улыбнулся я.

— Да просто, — отмахнулся Тихон, пытаясь отдышаться, — ты, иногда, как скажешь…

— Да вы знаете, кто мой отец? — раздалось откуда-то спереди.

— Будущий граф, здесь все чьи-то дети, — Громко ответили наглецу. — В очередь.

Толпа снова загудела смешками. Кто-то начал хвастаться древностью рода, кто-то парировал количеством земель и предприятий.

— Третий за утро, — хмыкнул напарнику ближайший к нам охранник. — Сезон открыт.

— Ну вот, что я и говорил, понторезы, — качнул я головой в сторону ворот, на что Тихон снова рассмеялся.

Пока я разглядывал раскинувшийся за воротами парк с аккуратно подстриженными кустами и фонтаном, где восседал бронзовый Посейдон, подошла наша очередь.

— Документы, — прозвучал усталый женский голос.

Протянул паспорт, письмо-приглашение, и девушка за столом у ворот, пробежав глазами по списку, кивнула:

— Проходите, — в её голосе сквозила тоска человека, ждущего конца дня, а, может, и конца света.

Мы отдали чемоданы служащему около девушки. Получили номерки. У меня хотели забрать и сумку, но я, решительно отказался. Артефакты находились в спящем состоянии, не фонили на всю округу. Поэтому я сослался на то, что в сумке личные ценности. Оставил её себе и мы прошли дальше.

На территории академии народу оказалось ещё больше. В тени деревьев, прямо на траве, расположились группки абитуриентов. Кто-то смотрел в книги, повторял заученное. Кто-то просто общался, а кто-то, как две девушки у фонтана, практиковались в простеньких заклинаниях. Но это, пока охрана не видела.

Пассы руками прекращались, как только мимо проходил патруль в синих мундирах. Прекращались, чтобы вновь продолжиться за спинами охранников.

Внезапно от ворот донеслись возмущённые возгласы. Зазвенело разбитое стекло, и я обернулся на шум.

Толпа абитуриентов расступалась, пропуская Жорика. Под его глазами разливались два фиолетовых синяка. Отчего Жора с его хмурой мордой стал похож не на кабанчика, а на злую панду.

Следом за ним шагал Неморшанский — бывший владелец моей части духа. Он небрежно отряхивал рукав серого пиджака от осколков, а за его спиной, на земле валялся какой-то медный прибор. Хозяин прибора же, бледный, словно призрака увидел, пятился к забору.

— Смотреть надо, куда прёшь, — бросил парню Жорик, в его голосе зазвенела едва сдерживаемая ярость. Но стоило ему повернуться и увидеть меня, как он втянул голову в плечи и юркнул куда-то в сторону.

Неморшанский же усмехнулся. Окинул нас холодным взглядом и, поправив на лацкане пиджака значок с цифрой 3, прошёл мимо.

Интересно, останется ли его надменность, когда он узнает, что лишился стихии воды? Очень уж мне хочется оказаться рядом, когда это произойдёт.

Я отвернулся от ворот и обнаружил, что Тихон отступил мне за спину и весь скукожился.

— Да расслабься ты, — одёрнул я его. — Думаешь, к тебе сейчас начнут приставать? Прямо на глазах у службы безопасности?

— Э-э-э, — замялся он, — Нет, но всё равно…

— А вот после поступления, — хмыкнул я. — В общаге или между парами — это да. Пристанут.

— Кирилл! — возмутился Тихон. — Это не смешно.

— Ладно, ладно, — рассмеялся я и махнул рукой в сторону здания академии, — пойдём, скоро экзамены начнутся.

Мы добрались до крыльца главного корпуса. Огромные двери заставили задрать голову. Их узорчатые створки терялись где-то под потолком, метрах в шести над нами. Древесина потемнела от времени, но золотая вязь заклинаний на ней сияла, словно только что нанесённая: знаки пульсировали, а в барельефах оживали сцены великих магических битв прошлого.

Вот чародей вскидывает посох, отражает атаку. Вот, волшебница плетёт защитный купол над городом. Вот бородач в балахоне испепеляет орды всадников.

Мраморные колонны по бокам тоже рассказывали истории. Их резьба закручивалась спиралями, в которых, при внимательном взгляде, можно было разглядеть портреты древних магов.

Я присмотрелся — ни одного знакомого лица. Все картины из недалёкого прошлого. Всего пара тысяч лет. Не вижу никого из древней Греции или Египта. Даже Шумеров или Ассирийцев не видно.

За дверьми нас встретил просторный вестибюль и парящая в воздухе табличка. Буквы на ней вспыхивали и гасли, привлекали внимание.

— Дорогие абитуриенты, проходите в зал магии, — прочитал Тихон и повернулся в сторону, куда указывала стрелка под надписью.

Я прислушался к себе. Резервы восстановились на половину. Для экзамена хватит. Даже на сканирование абитуриентов хватит, что важнее. Сразу намечу тех, у кого есть частица моей ауры.

Двери в зал магии распахнулись, и нас обдало потоком прохладного воздуха. Свет заливал помещение сквозь высокие арочные окна. Солнечные лучи отражались от начищенного паркета, бегали зайчиками по стенам и гобеленам с магическими формулами. Некоторые символы вспыхивали, когда мимо них проходил кто-то из абитуриентов.

В центре зала возвышался Гранометр-Корнометр — вершина современной магической мысли, агрегат для измерения магии. Вернее, его копия, только огромных, промышленных масштабов, так сказать.

Огромный, метра три в диаметре, медный диск покоился на массивных черных колоннах из гранита. В центре диска сверкал кристал кварца. По ободу змеились тончайшие линии гравировки.

Они складывались в замысловатый узор из рун и переходили на медные трубки, которые тянулись вдоль колонн и соединялись с большим механизмом, похожим на часовой. Его стрелки дрожали, дёргались. Готовились в любой момент начать измерение магической силы.

От прибора шло неумолкающее гудение и, как перед грозой, распространялся запах озона.

— Самогонный аппарат напоминает, — шепнул я Тихону, но он, даже не улыбнулся, только шикнул.

Абитуриенты встали полукругом вокруг артефакта. Девушки и парни перешёптывались. Теребили манжеты рукавов. Поправляли одежду. Некоторые, раскрыв рты, с благоговением рассматривали магический прибор. У многих подрагивали руки.

Я едва сдержал усмешку. Даже этот главный измеритель магической силы они собрали неправильно. Перепутали потоки духа и эфира местами. Вот же…

Хотя, не буду строгим. Этот аппарат создали сразу неправильным. Я изучал современную историю.

Не знаю, почему люди утратили знания ранее, но в 1699 году ученый маг Готфрид Вильгельм Лейбниц предположил, что можно измерить энергоёмкость заклинаний.

Он пришёл к этому из-за того, что маги не могут творить волшбу непрерывно. А натолкнул его на эти размышления дым от костра. Топливо прогорело — дым исчез. Гениальный человек на самом деле. Как Ньютон с яблоком.

Лейбниц провёл эксперименты и оказался прав. В итоге он ввёл такие понятия как «Гран» и «Карат» — единицы измерения объема стихий и энергий в ауре человека. А также «Корн» — мера соотношение эфира и духа в ауре мага, ну и других элементов тоже.

Я читал его работы. Они есть в интернете. Считаются устаревшими. И очень зря.

Он шёл в правильном направлении. Точно подозревал, что не дух в центре ауры, а эфир. Дух же это вся остальная аура. Но он не успел это доказать при жизни.

Его исследования продолжили двое ученых магов, ранее бывших боевыми магами-рыцарями. Людвиг фон Кведен и Конрад Бремер.

У Кведена были шансы правильно понять мысль Лейбница, но и он не успел. Бремер убил его на дуэли во время научного диспута, и в тот момент история развития магии пошла не в ту сторону.

Хотя, она и так не туда развивалась. Поэтому, правильнее сказать — магия лишалась шанса свернуть на прямую дорогу.

Сейчас же все измерения ведутся по Бремеру и верны они только отчасти. Меня это не особо волнует на самом деле. Это мне даже на руку — я легко смогу обмануть этот прибор.

Дело в том, что гранометр измеряет объём стихий в ауре мага через создаваемые заклинания. Один гран равен десяти единицам стихии в резерве. Набрал от одного до десяти — первый уровень. Хватает на простейшие заклинания: укрепить тело, ускориться, создать примитивную защиту. Всё слабенькое, на расстоянии миллиметра от кожи.

Набрал от одиннадцати до двадцати — второй уровень. Можно использовать более энергоёмкие заклинания и так далее. Но уровень — это ещё не ранг.

Маг первого ранга владеет только одной стихией. Огонь, вода, земля или воздух — не важно.

Второй ранг открывает доступ к двум стихиям. Можно сплетать их вместе, создавать что-то сложнее. Обычно одна стихия ведущая, а вторая помогает. Ну и так далее.

И вот тут на сцену выходят заклинания. Дело в том, что современные люди пользуются магией не как я — свободно черпаю из источника, смешиваю и запускаю, — а через схемы и шаблоны, которыми и являются заклинания.

Правильный порядок движений и слов, при должной концентрации, приводит в действие ауру и забирает стихии с энергиями. Забирает столько, сколько предусмотрено шаблоном.

Как следствие, ауры у таких магов дырявые. Они не умеют сжимать и расширять каналы. Регулировать мощь. Поэтому у них заклинаний огненного шара несколько десятков. Под разный объём энергии.

Вот к этим дырам в ауре Гранометр и подключается. Вторгается в ауру и выдаёт точные измерения. Кстати, он считается чем-то вроде детектора лжи — обмануть невозмож…

— Прошу всех подойти ближе! — прервал мои размышления громкий голос. — Начинаем проверку магического потенциала.

Вперёд выступил полноватый мужчина в строгом тёмно-сером костюме. Он шуршал бумагами в папке, а его лысина блестела в солнечных лучах.

— Итак, — его голос эхом разнёсся по залу, а сам он поправил очки и утёр лоб платком, — начинаем вступительные испытания. Каждый подходит к диску и демонстрирует любое атакующее заклинание. Прошу без самодеятельности. Покажите себя с лучшей стороны.

Первым вызвали Аббатова Ивана. Щуплый паренёк в очках судорожно сглотнул и побрёл к диску. Удар огненным кулаком. Кристалл слегка засветился. Диск чуть крутнулся и на нём загорелась руна.

— Уровень огня второй, ранг первый, — объявил результат распорядитель. — Поздравляю. Следующий.

Потянулись Абрамов, Аверин, Агеев. Фамилии слетали с губ экзаменатора одна за другой. Ребята выходили к диску. Били и уходили. Толпа абитуриентов медленно редела и выстраивалась в подобие очереди.

Я оказался где-то в середине. Стоял и ждал, время от времени поглядывая на Тихона. Я оставил ему сумку с артефактами на хранение, и он, прижав её к себе, с решительным видом юного охраника маялся почти в самом конце очереди.

Ничего, ему ещё повезло. За его спиной переминалась целая группа студентов с фамилиями на «Щ», «Э», «Ю» и «Я».

Распорядитель продолжал монотонно зачитывать список. Очередь методично уменьшалась. Ребята у диска старались показать что-то впечатляющее, но в рамках дозволенного.

Я внимательно наблюдал за проверкой. Хоть и не нашёл никого в зале с моей аурой, но всё равно интересно.

Большинство абитуриентов показывали первый-второй уровень и первый ранг. Простенькие заклинания, одна стихия. Второй ранг, встречался реже.

Когда буква «Н» подходила к концу, сквозь толпу начал проталкиваться какой-то паренёк. Он останавливался у каждого студента и требовательно спрашивал фамилию.

Его тёмные волосы блестели от воска. Приталенный костюм тройка идеально сидел на худощавой фигуре. Ни одной складки, ни одной торчащей ниточки. Явно личный портной пошил, ну, или, на заказ.

Нет, всё-таки личный портной. Вон квадратный камень с гербом на перстне — знак княжеского рода.

Парень приближался. Экзаменатор как раз перешёл к букве «О». Вот-вот назовут мою фамилию.

— Эй, ты, — окликнул меня княжич, вытягивая шею, — как тебя там?

Помню, похожим способом я собак в молодости подзывал. Так или свистом. Забавный парнишка. Он понимает, где находится? Или величие рода затмило взор? Хотя, о чём я. Успел в поезде пообщаться с благородной братией.

— Ты глухой что ли? — парнишка добрался до меня и положил руку мне на плечо, — я к тебе обращаюсь.

— Руку убери, — бросил я, даже не поворачиваясь, — иначе сломаю в трёх местах.

— Что! — взревел пацан и попытался меня развернуть. Но я устоял, а его рука сорвалась, и он сделал полуоборот, при этом выпалив: — смерд я… княжич Осокин.

— Тут все равны, а смерды раньше поступали, — хмыкнул я, не оборачиваясь, — ты месяцем ошибся, блаженый.

В толпе раздались робкие смешки, но тут же оборвались. Осокин выскочил передо мной. Его лицо налилось кровью. Руки дрожали, а зрачки расширились так, будто он употребил настойку из мухоморов.

— Т-ты, — на его губах пузырилась слюна, — уб-бью. В-выпорю н-на конюшне.

— Любишь пороть трупы? — я посмотрел прямо в зрачки-блюдца и усмехнулся, — Извращенец что ли? Фу, таким быть.

— Кирилл Орлов, — раздался голос распорядителя и тут же оборвался. Толстяк глянул на нас, заметил неладное и засеменил к нам, — Что там происходит⁈

Надо отдать должное Осокину. Он сумел взять себя в руки. Приступ бешенства прошёл так же неожиданно, как и начался.

— Орлов, — протянул он ехидно, его глаза заблестели, и он громко произнёс: — проигравшие войну, да? Позорно утратившие своё имя. Позор с таким рядом стоять, — его лицо скривилось. — Никогда не буду за тобой, понял? Ты хуже смерда, лишённый имени.

Громкий вздох пронёсся по толпе вокруг нас. Абитуриенты зашевелились, зашептались.

Осокин ухватился за единственное, чего аристократы боялись больше обвинений в трусости и бесчестных поступках — за лишение имени. Когда род лишался главы и прав на фамилию.

Неимоверный позор. Такие рода становились отверженными. Изгонялись из высшего света. Доживали свой век до смерти последнего члена (обычно, бывшего главы, потому что остальных забирали в подчинение), а их фамилия становилась приставкой к имени другого рода. Сам же род считался угаснувшим.

Что ж, не хотел я так о себе объявлять. Это помешает моим планам на начальной стадии, а она самая важная. С такой репутацией сложно наработать полезные связи в среде аристократов. А как мне без них ходить по приёмам и искать свою ауру? А вдруг из академии выгонят?

Да и вообще, я никак пока не хотел о себе объявлять, но придётся. И придётся сделать это красиво, так, чтобы выбить из головы присутствующих слова Осокина.

— Повторяю, что здесь происходит? — толстяк распорядитель, наконец, добрался до нас и, часто-часто дыша, встал рядом.

— Он…

— Ничего особенного, — перебил я Осокина и улыбнулся, — просто я решил уступить свою очередь княжичу.

— А, — замешкался толстячок, утирая лысину платком.

— Раньше бы так, — презрительно бросил Осокин, шагнул к Гранометру и обернулся: — запомни, ничтожество, ты тут никому не ровня.

Он сплюнул на пол и решительно прошел к прибору. Воздух загудел от заклинания. Огненный кулак с усилением стихией земли врезался в диск. Кристалл вспыхнул множеством оттенков красного.

— Второй ранг, — озвучил толстяк результаты прибора, — огонь на третьем уровне, земля на втором. Поздравляю, — распорядитель добавил в голос торжественности, — отличный результат для вашего возраста.

— Сам знаю, — бросил Осокин и вальяжно, выпятив грудь, пошёл назад.

Его ноздри раздувались, словно паруса элитной яхты. Подбородок опустился только один раз, когда он сплюнул мне под ноги.

Вот же петух. Смех, да, и только. Идёт в суп и не подозревает.

Я шагнул к Гранометру и обернулся к толпе. Кольцо главы рода приятно холодило кожу под рубашкой. Ждало своего момента.

— Эй, любитель трупов!

Мой голос прокатился по залу. Заставил всех замолчать. Десятки глаз уставились на меня. Стали перебегать на замершего Осокина.

— Да как ты…

— Заткнись и смотри!

* * *

Николай, ранее утро, угольный вагон.


Сознание вернулось неожиданно, будто его включили в розетку. Только что он лежал без чувств. Ничего не слышал. Не ощущал даже ветерка. Как глаза открылись, и разглядели чёрные от угля борта вагона.

Николай с трудом поднялся на ноги. Покачнулся и, схватившись одной рукой за край борта, стал себя ощупывать.

Дырки от пуль на одежде имелись, а на теле затянулись.

«Чудеса, — подумал Коля, — как так? Даже не болит ничего».

Додумать ответ он не успел. Желудок скрутило спазмом, и Коля согнулся напополам.

Боль покрутила немного, заставила застонать, и его вырвало чем-то похожим на желчь. Тут же стало легче, и Коля смог выпрямиться.

«Да что такое, — возмутился Николай, — почему это я чувствую?».

Ответов снова не было. Коля подозревал, что Кирилл смог бы ему ответить, но и нового господина тоже рядом не наблюдалось.

Бывший гвардеец Уваровых-Орловых постоял немного у борта вагона. Не дождался повторения приступа и принял решение двигаться дальше.

Он ухватился руками за борт. Подтянулся и, перевалившись, спрыгнул на перрон.

— У, чёрт угольный, — раздался голос сзади, — в сторону.

Коля прижался к вагону и обернулся. Мимо него прошёл мужик в робе грузчика с лопатами на плече.

Внезапно Николая обуяло странное наваждение. Его взгляд прикипел к воротнику мужика, где виднелась шея, а рот наполнился слюной. Окружающий мир потускнел, а шея грузчика поманила за собой.

Николай зарычал и медленно двинулся следом. Он нашёл глазами, где под кожей пульсировала ярёмная вена. Ему казалось, что он её даже различает. Вон она — синяя, желанная. Манит, обещает наслаждение.

Николай стал наращивать темп. Спина мужика приближалась.

— Ты пьяный что ли? — откуда-то выскочил ещё один грузчик и толкнул Колю в грудь, — не видишь, сейчас поезд пройдёт?

— А? — сознание Коли прояснилось, и он увидел, что стоит на краю платформы прямо перед рельсами, по которым вот-вот прогромыхает товарняк.

— Б, ёж те в рыло, — выругался грузчик, отступая назад и задирая голову, — с опохмела что ли? Снова Иваныч бухариков на уголь нанял?

Коля не знал, кто такой Иваныч, но и, что другое ответить не успел. Его живот заурчал так громко, что заглушил звук товарняка. А тот уже ехал мимо.

— Пойдём, — грузчик махнул рукой и заспешил в сторону какого-то здания, — покормлю тебя, а то ты лапти откинешь на работе.

Коля не различал окружающего мира. Всё тонуло в какой-то дымке. Он, даже, не понимал, как выглядит человек, за которым он шёл. Только одна мысль помогала функционировать — его обещали покормить.

Они где-то прошли. Что-то скрипнуло. Куда-то зашли, и перед Колей оказалась пластиковая тарелка с перловкой, в которой неискушённый взгляд смог бы опознать редкие кусочки тушёнки.

— Ешь, — буркнул мужик, но Коля его уже не слушал.

Он накинулся на еду.

— Да ложку возьми, — возмутился мужик, — эй, ты чего⁈

— Ещё, — прохрипел Коля, протягивая покусанную тарелку.

— Сам возьми, — бросил мужик, и выскочил из комнаты.

Только сейчас Коля заметил, что находился в подсобном помещении. На стенах висела городская одежда рабочих, а по центру стоял грубый самодельный стол из досок в окружении двух лавок.

Взгляд Николая тут же прикипел к облезлой кастрюле на столе.

Он цапнул её. Притянул к себе. Заглянул внутрь и принялся доедать остатки перловки.

Каши становилось меньше. Мир расцветал красками.

«Дела, — протянул Коля, когда его состояние вернулось к обычному: его не тянуло ни на кого броситься, желудок не требовал еды, а мысли стали ясными. — Что это было? — проговорил Николай вслух».

Ответов снова не было, потому Коля философски пожал плечами. Сделал на носу зарубку, что кушать теперь надо вовремя. Желательно по расписанию, и оглядел себя.

Кожа рук оказалась чёрной от угля. Камуфляж тоже больше напоминал костюм трубочиста, чем военную форму.

«Хорошо, что под слоем грязи не видно крови, — подумал Николай и его взгляд метнулся к городской одежде рабочих. — Помыться бы».

Душ нашёлся в соседнем помещении. Рядом с выходом. Коля, как мог, смыл с себя черноту. Обтёрся чужим полотенцем и принялся подбирать одежду по размеру.

Коля купил, потому что оставил вместо вещей пять рублей, джинсы, жёлтую футболку и тонкую куртку плащовку. Оделся. Натянул на ноги свои старые берцы и вышел из подсобки.

Вопросов в его голове оказалось слишком много, чтобы обращать на них внимание. Коля не мог подобрать ни одного ответа. Он понял одно — ему надо к Кириллу. Новый господин расскажет, что происходит.

Потому Николай быстро покинул грузовой вокзал. Миновал какой-то пустырь и, поймав такси, домчал до ближайшего от приюта Наденьки отделения Имперского Банка.

По сторонам коля не смотрел. Окрестности не рассматривал. Он сосредоточился лишь на двух вещах. Оставить денег сестре и добраться до Питера. Даже таксист не наседал с разговорами. Сразу понял, что клиент не из болтливых, и вёз бывшего гвардейца молча.

В отделении банка Николай снял с карты все деньги. Немногим больше тысячи рублей. Распихал купюры по карманам и заспешил к приюту.

«Чуть-чуть осталось, — думал он на ходу. — Сейчас увижу Надюшку, поиграю с ней немного, оставлю денег нянечке и в Питер, решать проблему. — Тут в голове Николая появилась новая мысль: — а вдруг, Кирилл сможет помочь Наденьке? Он же смог оживить ме…».

Коля резко оборвал мысль и скользнул обратно за угол.

«Это как? — подумал он, — неужели Юрец узнал? Проследил за мной? — Коля сглотнул и перевёл дыхание, — да нет, может, показалось?».

Коля присел на корточки. Осторожно выглянул из-за угла и посмотрел на дорогу.

Ничего не изменилось.

Боевой автомобиль гвардии Уваровых-Орловых расположился напротив входа в приют. А у дверей в само здание стояли двое гвардейцев и один из них как раз повернул голову в сторону Николая.

Загрузка...