Телега мерно покачивалась. Вокруг царила тишина, разбавляемая лишь мерным топотом копыт коня, да стрекотом кузнечиков на обочине. И постепенно, сморенная сытостью и усталостью, я провалилась в спокойный сон.
Открыла глаза от того, что меня громко окликнул старик-фермер:– Просыпайся, девка, прибыли в город. Щас доедем до главной площади, и там тебя высадим.
Я протерла глаза и села. Достала зеркальце и глядясь в него тщательно поправила свой платок – чешуйки с висков, увы, никуда не исчезли и требовали быть прикрытыми. Но хоть зрачки были нормальной формы, и то счастье.
Отодвинув прижавшуюся ко мне собачонку, я пересела к заднему краю телеги и принялась с любопытством глазеть на улочки, по которым мы проезжали.
Ну что сказать, столичный город был идеально-средневековым. Глаз радовали аккуратные, плотной застройки разноцветные домики с готическими крышами.
По ровным булыжным мостовым ехали телеги и верховые. Вдалеке промелькнула парочка богато разукрашенных карет. По дощатым тротуарам шли одетые в средневековую одежду люди.
Женщины в основном в туниках, наподобие моей или платьях схожего покроя. Мужчины в укороченных камзолах, или перепоясанных рубахах навыпуск.
К счастью, мерзости в виде текущих под ногами нечистот, которыми, помнится, отличалось земное средневековье, здесь не было и в помине.
Судя по всему, мы проезжали по предместьям. И не смотря на то, что это был не фешенебельный центр, здесь было очень чисто, симпатично и пахло цветами, корицей и сдобной выпечкой. Эх, сюда бы не меня, а мою младшую сестрицу Василину!
Систер моя, несмотря на совсем юный возраст, когда у девиц на уме только любовь, мальчики и поиск собственного «я», очень уважала жанр фэнтези. Особенно книги про попаданок всех мастей.
А больше всего про попадающих куда-нибудь в средние века. И от большой любви ко мне и к данному жанру регулярно пыталась пересказать мне содержание очередного прочитанного романа.
Я в ответ или затыкала уши, или начинала объяснять, например, почему части фюзеляжа самолетов делают из углепластика, а ненагруженные детали из стеклопластика, а не наоборот.
Тут ее попытки приобщить меня к средневековому попаданству обычно и заканчивались. И вот надо же, именно я, которая никогда в эту чушь не верила, и оказалась в этой фантастической ситуации.
Вспомнив свою сестрицу, за которой теперь и приглядеть некому, я совсем расстроилась.
Марина с утра до ночи работает, или свои креативные шарфы вяжет, и максимум что может, это позвонить Ваське и спросить, как у той дела с учебой. А поинтересоваться, когда ребенок последний раз поел, ей даже в голову не придет – она и сама такая, про еду вспомнит, только если ей под нос тарелку кто-то поставит. Это у них с Васькой фамильное.
Я завздыхала и быстренько смахнула набежавшую слезу – когда же я из этой передряги выберусь? И выберусь ли вообще, ввиду тяжести загаданных желаний… А у меня там Васька осталась неприсмотренная…
Лежащая в ногах собачка вдруг подняла голову и внимательно на меня глянув, негромко тявкнула.
– Вот, Тучка, даже ты понимаешь, как мне хреново… – шмыгнула я носом, совсем раскисая от сочувствия, которое мне почудилось в обычно злобной и неприветливой, собаченции.
Да уж, сочувствие. Рзмечталась…
Собака еще раз гавкнула. А потом преспокойно вцепилась в мою ногу мелкими зубенками.
Особо больно не было, но от неожиданности я по своей привычке заревела дурным голосом.
От моего вопля дремавший на облучке дедок подпрыгнул и дернул вожжи. Лошади встали, телега дернулась, и сложенные аккуратной горкой тыквы дружно посыпались наружу.
Фермерша завопила, костеря на чем свет стоит и своего мужа-дурака, и меня-свиристелку.
Прохожие тут же начали собираться возле телеги, с хохотом наблюдая, как выскочившая из телеги тетка гонится за самой большой тыквой, размеренно покатившейся по уклонистой улочке прочь от телеги.
Кряхтя и хромая на покусанную ногу, я стряхнула завалившие меня головки сыра, и полезла из повозки. Ступив на твердую землю, размяла ноги и принялась рассеянно оглядываться по сторонам.
И застыла, в прямом смысле открыв от удивления рот, и напрочь забыв про укушенную ногу.
Не веря глазам, я рассматривала ворота в длинной стене метрах в двадцати от меня. Обычные средневековые ворота – высокие, обитые толстыми металлическими полосами, с зарешеченным смотровым окошком в правой створке.
Такие сплошь и рядом можно увидеть в старинных церквях европейских городов.
Вот только по арке над этими замечательными воротами шла надпись из трех золотых букв, вид которых заставил мое сердце радостно подпрыгнуть – М А И.
МАИ!
Я схватила за рукав первого попавшегося прохожего и ткнув в надпись, спросила:
– Что это за место?
Мужичок опасливо покосился на мое полное восторга лицо, и пробормотал:
– Дык, академия энто. Магии тама учатся. Ты штоль тоже хочешь учиться, девка? Так нужно магию иметь и экзамен пройти.
Я выпустила его рукав и блаженно заулыбалась – академия! Академия, которая называется МАИ! И если я получу в ней работу преподавателя, я выполню половину своего желания.
– А что означает МАИ? – я снова цапнула мужичка за руку.
– Дык, магическая академия Имберсаго. – он вырвал свой рукав из моих пальцев и сбежал, нырнув в толпу возле телеги.
«Магическая академия Имберсаго» – просто музыка какая-то!
Я с уважением посмотрела на собачонку, по-прежнему сидевшую в телеге и делавшую вид, что она тут вообще не причем.
Затем вытащила свою котомку, и решив не прощаться с хозяевами телеги ввиду их большой занятости тыквами, решительно направилась к воротам. Взялась за тяжелое кольцо возле окошка и громко постучала.
Несколько минут ничего не происходило, а когда я снова протянула руку, чтобы еще раз громыхнуть кольцом, оконце неожиданно распахнулось и передо мной нарисовалось круглое серо-зеленое лицо.
– Чего надо? – прорычал клыкастый рот.
Я икнула от неожиданности, а рот продолжил:
– Если поступать, то поздно спохватилась – экзамены давно закончились. В следующем году приходи. – И попытался захлопнуть окно.
Рискуя пальцами, я быстро сунула руку в проем и придержала дверку:
– Я не учиться. Мне нужен ректор – я преподаватель.
– Ничего не знаю – не было указов. А господин ректор уехал. – и опять попробовал закрыть окно.
– А когда вернется? – зеленолицый толкал дверцу со своей стороны, я со своей, и никто не хотел уступать.
– Не докладывал. – зеленолицый надавил еще сильней, и все-таки захлопнул окно, чуть не отрезав мне ладонь.
– Я приду завтра! – прокричала я, прижавшись лицом к дверям.
– Приходи, если не шутишь. – донесся гулкий ответ и звук удаляющихся шагов.
На следующее утро я снова стучала в ворота.
– Чего надо? – все та же серо-зеленая физиономия, и вопрос тот же самый.
– Ректора.
– Нет его.
– Когда будет?
– Не докладывал. – и окошко захлопнулось.
Я погуляла по близлежащим улочкам, рассматривая и изучая, и после обеда опять стучала в ворота академии.
– Чего надо?
– Ректора.
– Нет его…
С упорством и точностью кукушки в часах я трижды в день приходила к растреклятым воротам и спрашивала ректора.
Зеленолицый, кажется, уже ждал моего прихода – стоило протянуть руку к кольцу и стукнуть, как он тут же распахивал оконце и с нескрываемым удовольствием рычал свое неизменное «чего надо?».
Я пыталась разговорить его, задавала вопросы о других административных лицах, могущих решить мой вопрос. Я даже льстила и отвешивала комплименты – бесполезно.
С неизменно довольным видом мне выдавали один и тот же ответ об отсутствии ректора и указов…