Утро в лавке выдалось шумным.
И дело вовсе не в том, что появились новые товары, которые надлежало выставить на полки, а частью укрыть в сундуках из каменного дуба.
Тенью скользила девушка, которую Шину привела в помощь.
Откуда она взялась?
Круглолицая.
Невысокая и плотненькая, неуловимо напоминающая саму Шину. Она и смотрела лишь на нее, пытаясь уловить каждое движение, как… на хозяйку?
Араши перебирала железо.
Мацухито развешивала пучки трав… и именно из-за них, ароматных метелок, заботливо обернутых кусочками шелка, и случилась ссора.
— Не сюда! — Шину топнула ногой. — Не видишь, с них сыплется… на полки клади. А лучше вообще…
Мацухито застыла, прижимая к груди очередной сверток. Глаза ее привычно наполнились влагой, но, как ни странно, слезы она сдержала и тихо ответила:
— Нет.
А Шину, не привыкшая, чтобы ей возражали, застыла.
— Травам… — Мацухито повернулась ко мне, — туда нельзя. Там сыро и темно. Силу утратят…
…а еще в глубине лавки вряд ли кто разглядит их.
— Мне тоже кажется, что на этих полках им будет неплохо. — Иоко во мне дрожала, предчувствуя ссору, а я пыталась переварить эту дрожь и убежденность, что надо подчиняться сильному.
Шину в отличие от нас лавку держала… и не удержала.
Откуда появились эти маленькие глиняные горшочки с плотно пригнанными крышками? Они выстроились на двух полках, плотненько так, прижимаясь друг к другу темными боками. От горшочков исходил едва уловимый аромат масел… и магии.
Я взяла в руки один. Чистый. И следующий. А магией все равно тянет. Шину дернулась было, но… заставила себя улыбнуться.
Что-то происходит. У меня под самым носом происходит, а что — я не понимаю…
— Откуда это?
— Мой знакомый… — Шину забрала у меня горшочек, — умеет создавать притирания… масло ним и масло северной аралии, жир китовый и…
Она перечисляла ингредиенты и протирала горшочек, словно желала избавить его от следов моего прикосновения.
— Отбеливают кожу и волосы делают крепкими. Женщинам нравится…
Понятно.
И… непонятно. Откуда взялся ее знакомый? И почему он, раз уж способен производить чудо-косметику, сам не продает ее? И не нравится мне запах магии… очень не нравится…
Еще откуда у Шину деньги?
Вряд ли подобную партию — а горшочков здесь было с сотню точно — дали под честное слово. Впрочем, тьеринг не выглядел бедным…
— Травы будут отвлекать людей. — Шину, вернув горшочек на полку, сняла сверток. — От них вонь и мусор…
На пол и вправду посыпалась травяная крошка.
— Ничего страшного. У нас ведь есть кому поддерживать лавку в чистоте…
А мне следует уделить больше внимания происходящему здесь. Глаз подмечал новые и новые вещи. Резные кувшинчики, в которых обычно хранили ароматную воду. И звенящие браслеты… и нечто, сокрытое в свертках из алого шелка.
Кисти для лица.
И широкие склянки, наполненные легчайшей рисовой пудрой.
Магазин косметики? Почему бы и нет… если подумать глобально, то выбор места идеален. С одной стороны шелка, с другой — золотые украшения. Лавки старые, известные, а главное, имеющие неплохую клиентуру, которой поделятся если не без удовольствия, то без особых проблем.
С ними конкурировать нечем.
Если не выложим работы Кэед. И шелковые шарфы Юкико. Нефритовые фигурки Араши, которым, быть может, не хватало искусности, но они были весьма милы и необычны.
И почему-то у меня крайне неприятное чувство, что для всего этого товара в лавке не найдется места. Она уже сейчас оставила маленький закуток, а если меня не станет… ее ждет большое разочарование.
Я не сдержала улыбки.
И кивнула Мацухито.
— Не стоит сильно увлекаться… — это было сказано Шину, но Араши тихо захихикала, а Шину, услышав этот смех, вспыхнула.
— В лавке не может быть все и сразу. Лучше взять тот товар, который мы точно сумеем продать, чем. — Она замолчала, явно подбирая слова. — На ярмарке нам повезло… только повезло… а нам надо платить подати… и за разрешение… и рыночный сбор… чиновничий…
— Заплатим.
Не в сборах дело. И теперь я понимала это куда более явно, нежели раньше. Она искала это место для себя. Наверняка были и иные лавки на продажу, но мне, ничего не мыслящей в нынешних рыночных реалиях, можно было подсунуть то, что приглянулось Шину.
Почему она не выкупила лавку сама?
Потому ли, что денег не было? В этом я начинаю сомневаться. Деньги у нее имелись, а если не у нее, то у супруга… не доверяла ему?
Тогда бы не пошла замуж.
Или… дело не в ней, а в старике Юрако, который, сколь помнится, был весьма привередлив к покупателям…
А я?
Меня она считала беспомощной.
И слепой.
Решившей вдруг совершить подвиг, а ничего глупее и придумать нельзя. И разрешение… у нее наверняка остались знакомые с той, прошлой жизни, которые могли бы помочь с разрешением на торговлю. Не бесплатно, само собой, но…
Я вышла.
Чтобы не видеть, чтобы дать себе время и справиться с яростью ли, душившей меня, и с обидой Иоко, которая совершенно искренне не понимала, как так можно.
Обыкновенно.
В прошлой жизни я точно знала: слабым не место на рынке. И глупым. И если человек позволяет собой манипулировать, то так тому и быть… а чувства его… кто вообще думает о чувствах?
Неприятно.
И видится в этой горечи этакая высшая справедливость. Да, было такое, что я использовала людей. А теперь вот используют меня. И стоит ли падать из-за этого в обморок?
Нет.
А вот проверить, что за чудо-зелье в тех кувшинах хранят, стоит.
Я и не заметила, как рядом оказалась Мацухито. Порой та умела становиться невидимой. Она явно хотела что-то сказать, но не находила подходящих слов, а потому просто стояла и щипала рукав.
— Мне кажется, — я улыбнулась ей, — нам стоит поискать красивые вазы. Или сосуды. Туда можно сложить травы, и они не будут рассыпаться.
Мацухито тихо сказала:
— Она не позволит…
— Эта лавка принадлежит не Шину.
— Она так не думает.
— Это ее беда.
Мацухито вздохнула и, ущипнув себя за руку, надо полагать, для придания смелости, произнесла:
— Она говорит, что вам уже недолго осталось, что… колдун уже забрал вашу душу, а если позволяет ей остаться здесь, то лишь по своей надобности…
Очаровательно.
И ожидаемо.
— А когда вас не станет, то… нам некуда будет податься. И если мы не хотим оказаться на улице… в Веселом квартале, то надо слушать ее… делать, что говорит, — последние слова Мацухито произнесла шепотом и боязливо покосилась на дверь лавки.
И да, за нами наблюдали.
Внимательно.
А ведь все куда хуже, чем мне представлялось. Манипуляции — это одно, тут уж я сама виновата, слишком поверила, шантаж же, как говорится, совсем другая статья.
— Кэед злится… Араши сказала, что скорее уйдет, чем…
— А ты?
Мацухито потупилась и, съежившись еще больше, прошептала:
— Я… не знаю… он… пока ничего не сказал…
Все-таки с некоторыми людьми невероятно сложно разговаривать.
Мацухито бледнела.
Краснела.
Заикалась.
Несколько раз порывалась лишиться чувств и дважды расплакалась, хотя, видят местные боги, ничего-то ужасного в ее истории не было.
Он был целителем. Не сказать чтобы другом семьи, но всяко знакомым ее брата. И некогда держал лавку, пока однажды не покинул город, чтобы…
Зачем, я так и не поняла, но списала на обстоятельства непреодолимой силы. А что, на них почти все списать можно. В общем, уехал.
Исчез.
А потом вернулся, чтобы открыть свою лавку. Или не лавку, а практику, тут я опять же не очень поняла. Главное, встретились они на ярмарке.
И разговорились.
Нет, Мацухито не жаловалась на судьбу… а он рассказывал о стране Хинай, море и дворце Императора, в котором удалось побывать… она — про травы…
…он про семью, с которой не сложилось.
…родители умерли.
…жена тоже умерла.
Детей у них не было и…
Встреча, и еще одна. Прогулки по саду, куда он имел право входить. Воспоминания, пусть и не совсем общие, но объединяющие… и поход в чайную, где Мацухито чувствовала себя совершенно не так, как всегда, а как именно, плохо или хорошо, она не знает.
Она вообще не знает, как быть дальше.
Если Шину станет хозяйкой дома, она наверняка запретит эти встречи. Она уже намекала, и не раз, что Мацухито позорит всех, как будто сама…
— Думаю, — я протянула платок, — нам стоит познакомиться с твоим… другом.
На бледных щеках вспыхнул румянец.
А зря, дружба — это уже неплохо.
Лысый.
Круглолицый, с ушами оттопыренными и полупрозрачными, что, впрочем, не мешало им то и дело розоветь, выдавая гамму чувств, испытываемых господином Нерако.
Пухлые ручки его все время пребывали в движении.
Пальчики шевелились, касаясь то излишне крупного носа, то губ, словно повелевая себе молчать, то дергали за усы, и, верно, вследствие того левый ус был много короче правого. И господин Нерако, зная о том, то и дело ровнял их.
Бесполезно.
Что еще… он был не то чтобы богат, все же это сложно определить с первого взгляда, скорее уж довольно состоятелен, если мог позволить себе халат из темного шелка, расшитый серебряными листьями. Пара гербов.
И массивная цепь, украшенная тремя круглыми кабошонами.
Маленькая шапочка, не прикрывающая лысину.
Перстни.
И тонкой работы очки. Пожалуй, именно они и удивили меня более всего.
— Хиньцы придумали, — сказал господин Нерако, застенчиво улыбаясь. — У меня с малых лет глаза слабы были, а так…
На Мацухито он смотрел с нежностью.
И она, чувствуя это, смущалась.
Розовела.
Вишня в цвету, да и только… и неловкость, которую я испытывала, была, пожалуй, наилучшим доказательством их взаимной симпатии, пусть пока и не облеченной в слова.
— Я прибыл не так давно… в Хинае долго учатся. Мой на ставник, да будет его путь к чертогам Солнца легким, говорил, что спешка невозможна в делах серьезных…
Он действительно уезжал, но не в другой город, как я решила было, а в страну Хинай, учеником лекаря при посольстве, кое задержалось почти на два десятка лет. И там он постиг нелегкую науку лекарского дела, а заодно уж был удостоен высокой чести войти в число учеников хинайского целителя…
Он мог бы остаться.
Ему предлагали.
Хинай велик, а его Император, которого именуют Солнцеликим, ибо сияние силы его ослепляет слабых духом, щедр к подданным, но…
…его душа стремилась домой.
Он устал от бескрайних степей.
И от залитых водой полей, на которых усердно трудились полуголые крестьяне… да и неспокойно стало в последнее время. За Великой стеной, построенной в незапамятные времена, варвары набрали силу и с каждым годом все яростней пытались прорваться… армия Имератора, конечно, была сильна, но…
Да, он был женат.
На достойной женщине из достойной семьи. Хрупкая, словно цветок сакуры, И-Мэй подарила ему пять чудесных лет, но… боги судили по-своему и однажды душа ее вознеслась к Солнцу…
Детей не случилось.
Судьба…
Его горе было велико, а тоска по дому и вовсе стала непреодолима. Ко всему пришло письмо, что отец его стал совсем плох, а матушка и вовсе…
Он спешил, но опоздал…
Его братья не только проводили отца в последний путь, но и разделили наследство. Конечно, господин Нерако был и без того состоятелен, ибо хороший лекарь бедным не бывает, но… место в доме.
И в городе…
Все сложно…
Я знала таких людей, безусловно, талантливых, в чем-то даже гениальных, но при всем том невероятно неприспособленных к жизни. И его растерянность, ранее казавшаяся смешной, едва ли не притворной — тогда я долго не могла поверить, что умный человек может быть настолько беспомощен, — ныне вызывала лишь сочувствие.
Он вернулся.
Он приобрел дом, как ему казалось, хороший, но на деле выяснилось, что в нем неладно… а что неладно, он понять не способен… шумит.
Гремит.
Сквозняки… хотя сквозняки, наверное, из-за трещин.
В стенах.
Крыша тоже протекает, как выяснилось, а соседи вовсе не так тихи и дружелюбны, как его уверяли. И он, честно говоря, подумывает купить другой дом, но сомневается немного, потому как вдруг вновь попадется не то. И он хотел бы открыть практику, но ему сказали, что для этого он должен заплатить двести золотых цехинов посреднику, который выправит разрешение и иные документы, однако это показалось немного дорого, в столице разрешение обошлось бы всего в двадцать…
…ему сказали, что деньги пойдут на взятку, но это незаконно…
…и он, право слово, сомневается…
…а еще хотел бы взять учеников…
…но вот… та встреча, несомненно, была счастливейшим событием в его жизни, которая пусть и была безбедной, однако не радовала…
И если так уж получилось, то господин Нерако спешит уверить меня, что намерения у него весьма серьезны. Он уже немолод, но все равно крепок телом, а потому… и конечно, несказанно рад будет навестить меня… если это прилично… в стране Хинай нравы иные, там женщина благородного сословия или хотя бы состоятельная никогда не покидает дом.
И наставник его полагал, что от этого проистекают многие болезни, но…
Нет-нет, он не против.
И не собирается никого запирать, просто… отвык… от людей и нравов, от того, что никто не понимает, зачем он носит золотую цепь. Синий камень означает, что он постиг врачевание болезней, происходящих с человеком от дурного движения духа. А красный — от возмущения телесных жидкостей. И зеленый, само собой, знак мастера, сведущего в травах и не только… он способен приготовить даже императорский укрепляющий настой, который состоит из семидесяти трех трав, четырех видов тертых костей, рыбьей чешуи и некоторых иных ингредиентов, хранящихся в строгой тайне. И то, что ему дозволено было стать хранителем этой тайны… одним из нескольких, само собой, уже говорит о…
Я покидала чайный дом в состоянии глубокого умиротворения.
Речь ли так подействовала, сам ли господин Нерако, который, как-то вдруг успокоившись, уверившись, что не собираюсь я препятствовать его с Мацухито встречам, ударился в воспоминания, его ли рассказы о далекой сказочной стране, которой уже тысячу тридцать три года правил Солнцеликий, главное, что я вдруг уверилась: все получится.
Как?
Не знаю… как-нибудь…