Я проснулась задолго до первых лучей солнца, когда за окном еще клубились призрачные предрассветные тени. Соломенный матрас, жесткий и неуступчивый, не дарил покоя даже после дней, полных изнурительного труда. Но, как ни странно, даже этих украденных у ночи часов оказалось достаточно. Молодость, не иначе!
Будить мальчишек было еще рано, да и домашние хлопоты могли нарушить звенящую тишину. Поднявшись, я умылась ледяной водой, расчесала свои длинные, густые волосы и заплела их в тугую косу. Взгляд упал на старый сундук, стоящий у стены.
За прошедшие дни я так и не нашла времени, чтобы разобрать наследство, найденное в тайнике отцовской мельницы. Решено, займусь этим сейчас.
Развязав потуже затянутый узел, я углубилась в созерцание содержимого. Новая одежда, пахнущее свежестью постельное белье, полотенца и душистое мыло тут же отправились на кровать — позже я сложу все это и распределю по местам. Оставшиеся предметы я разложила на полу перед собой, погружаясь в раздумья.
Этот котелок… Он предназначен для варки каких-то особых отваров. Не совсем похож на обычный, в котором я варю суп или кипячу воду. Меньше размером, с более широкими стенками, а по краю виднеются вытесанные символы на незнакомом языке. Я отставила его в сторонку.
Открыв шкатулку, я принялась рассматривать ее содержимое. Колечко сразу же примерила на палец — село, как влитое! Мутный бесцветный камень в тонкой оправе приветливо блеснул гранями. Не уверена, что будет правильно носить его каждый день. Слишком много мне предстояло переделать дел этими руками. Украшение будет только мешать, да и само пострадает от мыла, воды, земли и прочего. Стянув его с пальца, я поместила колечко обратно в шкатулку. А вот кулон на шнурке вряд ли помешает, потому его я без раздумий надела и пригладила кончиками пальцев потеплевший камень.
Потеплевший? Нет, видимо, показалось. Он таким и был.
Мешочек с монетами отправился на кровать к остальным вещам. Позже пересчитаю, сколько у меня денег, и подумаю, как ими грамотно распорядиться.
Остались книги, писчие принадлежности, всякие ингредиенты и свитки с записями. Чутье подсказывало, что здесь таится самое ценное — тайные знания, наследие матери.
Как разобраться во всем этом? С чего начать? Я взяла в руки одну из книг и попыталась прочитать хоть что-то. Безуспешно. Буквы были совершенно незнакомы. Но вдруг в голове всплыло какое-то слово, потом следующее. И вот я уже бегло читаю одно предложение за другим. Это было похоже на чудо. Словно кто-то в режиме реального времени вкладывал мысли в мою голову.
Книги оказались старинными травниками и сборниками заговоров, ритуалов, оберегов. Травы, судя по всему, использовались для приготовления лекарств и зелий. Пузырьки содержали различные настойки и эссенции. А амулет был защитным талисманом, оберегающим от зла и неудач. Я чувствовала, как сила матери просыпается во мне, наполняя знаниями и уверенностью. Теперь я чувствовала, что не одна. Что у меня есть поддержка, пусть и из прошлого.
Воодушевившись, я принялась листать содержание книг в поисках того, что может пригодиться здесь и сейчас. Например, было бы неплохо отвадить от себя старосту.
Страница с нужным заговором нашлась неожиданно быстро — будто сама книга раскрылась на правильном месте. Над заголовком стоял чернильный отпечаток пальца как метка: «это все, что есть». Словно мать предугадала, что мне пригодится именно этот рецепт…
Отворот от недруга.
Сделай настой из полыни, зверобоя и корня острого репея. Добавь в него каплю своей крови, читай слова, глядя на пламя: «Не для мести, а для защиты. Не для гнева, а во имя свободы».
Я перечитала строчки вслух, пробуя их на вкус. Внутри отозвалось странным, но приятным покалыванием, как будто тело само узнавало древние слова. За окнами брезжил рассвет. Пора действовать, пока мальчишки спят и тишина еще держится в доме.
Я натянула длинную коричневую юбку и льняную рубаху, надела сверху жилет и вышла в сад. Полынь росла вдоль забора — низкая, жесткая, терпко пахнущая. Зверобой я видела по дороге к колодцу — туда придется дойти, но корень репея… Где он? В памяти щелчком возник запах и вид. Где-то он мне уже попадался…
Вернувшись в дом, я метнулась к куче вещей, принесенных из мельницы, и начала перебирать мешочки с сухой травой. На третьем из них было написано: «репей». Что ж, спасибо, мама.
Полчаса спустя, уже на кухне, я варила отвар. Пахло так, будто трава поспорила с дымом. В щель печной дверцы я смотрела на огонь, вспоминая слова заговора. Слегка закололо в пальце, когда я проколола кожу иголкой. Капля крови исчезла в пузырящемся зелье.
Слова шептала едва слышно, но комната будто затаила дыхание. Пламя дрогнуло, как от сквозняка. Буран заскулил снаружи. На мгновение мне стало не по себе. Но я продолжила — и с последним словом почувствовала, как напряжение схлынуло. Огонь успокоился, а воздух снова наполнился тишиной.
По рецепту зелье нужно было вылить под порог дома того человека, которого хотела отвадить от себя — не на землю, а в щель между порогом и досками. Желательно до того, как он встанет.
Но внизу страницы, чуть тусклее, как будто записанная второпях, виднелась приписка от руки:
«Не поливай порог — это только раздражает. Подлей в питье, и будет тянуть в сторону от тебя, как будто ты для него — крапива и перец. Только не передозируй. Доза — с ноготь мизинца. Не больше».
Я поджала губы. Это означало, что придется к нему приблизиться. Встретиться лично. И как мне это провернуть?
Ладно, подумаю позже.
Первым делом — разлить зелье. Остуженное, оно хранило мутный зеленый цвет и горький запах, но мама нашла бы способ замаскировать и то, и другое. Я поискала флакончики — среди моих новых вещей их было полно: темное стекло, вываренные, сухие, аккуратно закупоренные. Я выбрала самый маленький — с резной пробкой и надписью «горечавка» — откупорила, понюхала и, убедившись, что там ничего нет — залила туда свое зелье. Пробка вошла плотно, запах не ушел. И все же, я обернула его в тряпицу и спрятала в потайную щель в очаге.
Потом убрала все, до последней травинки. Полотенце, на котором перебирала ингредиенты — в стирку. Посуда — в ведро с мыльной водой. Остатки трав — в печку, пепел — в сад, под яблоню. Никто не должен был догадаться, что я тут варила. Даже мальчишки.
И когда все было чисто, словно ничего и не происходило, я насыпала в чугунок пшеничной крупы, залила водой, посолила щепоткой серой соли и поставила вариться на медленном огне. Пусть готовится сама — а я схожу за яйцами.
Воздух был сырой, но бодрящий. Над сараем дымилось утро, а на траве еще держалась роса. Буран поднял голову с крыльца, зевнул и потрусил ко мне, виляя хвостом.
— Ну что, новый друг, — сказала я, наклоняясь, чтобы почесать его за ухом. — Думаешь, справимся с этим дельцем?
Он тихо фыркнул, ткнулся носом мне в ладонь. На морде у него было столько участия, что я невольно усмехнулась.
— Наверное, ты бы сожрал этого Гильема без соли, да? Но для этого тебе понадобилось бы узнать всю нашу историю. Придется действовать иначе.
Он толкнул меня в бок, как будто хотел сказать: «я рядом». На душе стало светло, я улыбнулась и пошла дальше.
Курятник встретил меня деловитым кудахтаньем. Я открыла дверцу, отогнала особо бойкую наседку, собрала теплые яйца — шесть, как по заказу. По пути обратно погладила Бурана по хребту. Он проводил меня до двери и улегся на крыльцо.
Я вернулась на кухню, залила яйца холодной водой, поставила вариться. Затем замесила быстрые лепешки на воде и напекла на сухой сковороде целую гору. Пшеничная каша уже булькала, заполняя дом уютным, простым ароматом. В голове прокручивала возможные пути — как попасть к старосте, как подлить зелье. А ведь он наверняка сам нагрянет — не зря же обронил, чтобы подумала об угощении «милого гостя».
А вот и возможность подлить зелье! И почему я сразу об этом не подумала?
Когда яйца сварились, я быстро обдала их холодной водой, чтобы легче чистились, и разложила рядом с тарелками — по два на члена семьи. Каша настоялась, стала густой, как и положено. Разложила ее порционно, поставила миску с лепешками — они получились мягкими, с душистой хрустящей корочкой. И не скажешь, что это самый простой хлеб на воде.
В коридоре заскрипели доски, и скоро в дверях показался заспанный Итан.
— Что на завтрак? — зевая протянул он.
— Доброе утро, — улыбнулась я, терпеливо корректируя его поведение. — Как спалось.
— Доброе, — он почесал затылок, скосив взгляд на стол. — Нормально. Так что мы есть будем?
— Кашу с яйцами. И лепешки. Иди оденься, как умоешься — за стол.
Он нахмурился.
— С чего эт воду зазря переводить? День только начался, я еще чистый!
Я молча набрала в ведро воды из бочки, плюхнула в нее ковш и передала недовольному сыну.
— Иди на улицу, хорошенько умой лицо и прополощи рот.
— Чего?..
В дверях показался Мэтти, наверное, мы разбудили его разговором. Мальчик сразу же подошел ко мне и крепко обнял, ткнувшись носом в мой бок. Я потрепала его свободной рукой по волосам и вздохнула.
— Пойдем все вместе.
На крыльце нас встретил Буран. Итан бурчал что-то себе под нос, но собаку почесать за ушами не забыл. А вот Мэтти приник ко мне и не последовал примеру брата.
— Не хочешь поздороваться с Бураном? — поинтересовалась я.
Он покачал головой. Итан ответил за него:
— Его ж зимой псина дворовая цапнула. Теперь незнакомых собак наш Мэтти опасается.
— Да ты что!
— Ничего там серьезного не было, — скривился старший. — Она даже кожу не прокусила.
Господи, сколько несчастий пережил этот ребенок за свои короткие пять лет? Дворняга серьезно испугала его, я по себе знала, как сложно справляться с таким вот страхом. Отведя Мэтти от крыльца, я поставила ведро с водой в траву, затем сжала худенькие плечи сына и посмотрела ему в глаза.
— Буран тебе не навредит, милый. Он станет твоим другом и защитником. После завтрака мы с тобой расчешем его косматую шерсть, и ты увидишь, что на самом деле, он совсем не страшный, а очень даже симпатичный пес.
Мальчик растянул губы в улыбке и смешливо поморщил нос.
— А теперь давайте умываться! А то кажа остынет и будет не вкусной.
Спустя пару минут мы вернулись в дом. Мальчишки оделись и вошли на кухню.
— У тебя руки пахнут дымом, — сказал вдруг Итан, принюхавшись. — Ты ночью что-то жгла?
— Это от дров, — ответила я, не моргнув и глазом.
— Еще рано, а ты успела все приготовить…
— Какой ты внимательный, — улыбнулась. — Я встала еще до рассвета и решила печь растопить для готовки.
Он только кивнул и сел за стол, подогнув одну ногу под себя. Не спрашивал, почему я не спала, почему глаза красные. Дети знают больше, чем мы думаем. Но молчат, пока им это удобно.
Мы ели молча, как и всегда. Каша вязала язык, яйца были сладковатыми, лепешки — с коркой, которую Итан откладывала на край. Я собрала эти кусочки и убрала в чашку для Бурана. Когда дети доели, я добавила туда же остатки каши, поломала еще одну лепешку и вынесла на крыльцо. Пес ждал у двери, виляя хвостом.
— На, охранник, — сказала я, перекладывая еду в собачью миску. — Налетай.
Он принюхался, фыркнул и начал есть, а я вернулась в дом. Итан отправился кормить животных и доить козу, а Мэтти помог убрать со стола.
Пока мыла посуду, с улицы донесся глухой рык, потом громкий лай. Миска выскользнула из моих пальцев — не от испуга, а от напряжения.
Я вытерла руки о подол, оставила последнюю тарелку в воде и вышла на крыльцо. Буран стоял у ступеней: шерсть на загривке вздыблена, хвост напряжен. Рядом с калиткой — уже вошел во двор, но остался стоять на месте — высокий, худой мужчина, хмурый, будто солнца не видел с осени. Рубаха на нем когда-то была белой, теперь — серая от времени и пыли. Штаны болтались на костлявых бедрах, а в руке — мешок, перевязанный веревкой.
— Доброе утро, — сказала я, не сходя с крыльца. — К кому пожаловал?
— К тебе, — коротко ответил он, и голос его был грубым как наждак. — От старосты. Сказал, тут помощь нужна.
Я кивнула. Староста прислал работника. Значит, скоро сам нагрянет, проверить, как я справляюсь в роли вдовы.
— Как звать-то тебя?
— Раст, — буркнул он. — С чего начинать?
Я задумалась, взгляд сразу же притянул покосившийся деревянный забор, который можно запросто перешагнуть, без труда попав во двор.
— Забор надо новый сделать, — ответила я, — И будку песику сбить.
Знать бы еще где доски да гвозди на все это искать, но может работник сам нарубит крепких веток? Лес то рядом. А уж гвозди с инструментами наверняка у кузнеца-Ромула где-то завалялись. Я ведь не всю территорию владений осмотреть успела.
— Серьезная задача, скоро не управиться. За работу, значит, — буркнул Раст, бросив короткий взгляд на пса, что не переставал рычать, хоть и отступил на пару шагов к дому.
— Буран, — сказала я строго, — фу. Ко мне.
Пес нехотя, но подчинился, в последний раз фыркнув в сторону незнакомца. Я погладила его по загривку — шерсть стояла дыбом, как у встревоженной кошки.
— Не обращай внимания, — продолжила я, обращаясь к Расту. — Умный он, поймет, что от тебя вреда не будет. Привыкнет.
— Ага, — мужчина смелее прошел во двор, осматриваясь. — Где инструмент? В амбаре?
Раст смотрел куда-то за дом, и я поняла, что он приметил постройки, до которых я еще не добралась. Пришлось импровизировать.
— Да, вроде как там что-то есть. Но могу ошибаться. Я в доме в основном хозяйничаю, а здесь была вотчина покойного мужа. Пошли, покажу.
Он двинулся за мной, ни слова больше не говоря, и я краем глаза заметила, как Итан выглянул из-за угла дома. Мальчишка был насторожен. Виду не подавал, но решил присмотреть за нами, хотя в случае чего вряд ли смог бы чем-либо помочь.
Амбар находился в небольшом отдалении, за ним простиралось поле, а потом — молодая роща. Он встретил нас запахом подгнившей соломы и пыли. Рядом обнаружилась еще покосившаяся каменная сторожка, которую Раст обозначил кивком головы и коротким комментарием: «Похоже, мастерская». Я откинула засов, распахнула дверь, и мы вошли внутрь. Свет проникал сквозь щели дырявой крыши, рисуя узоры на земляном полу.
К правой стене были приставлены несколько мотыг, грабли, лопата и вилы. В углу нагромождались ведра, вставленные одно в другое, с потолочных балок свисали несколько веревок, нанизанных на вбитые гвозди, а всю противоположную от входа стену перекрывали покрытые паутиной дрова. Вот откуда их Итан таскал! Больше тут ничего не было.
— Там еще мастерская есть, — посмотрела я на работника. — Глянь, может, что нужное найдется.
Раст без слов вышел и направился в нужную сторону. Я тихонько последовала за ним. Двигался он неуклюже, угловато, как будто тело ему мешало, а не помогало, но за ржавую ручку двери взялся уверенно и с силой дернул на себя. Петли жалобно заскрипели, поддаваясь.
Интересно, там правда мастерская или эта развалюшка какого-то иного назначения?
Я подошла ближе, заглядывая за спину мужика. Он угадал! Судя по всему, здесь когда-то располагалось рабочее место кузнеца, но уже очень давно было все заброшено. Тем не менее, ржавые гвозди, молотки, даже топор с обломанной ручкой и куча других инструментов, которым я не могла пока дать определения, теперь значились в моем полном распоряжении.
Раст поковырялся в сундуке с гвоздями, вытащил молоток, подобрал валяющийся рядом топор и, прищурив один глаз, критично его осмотрел.
— Пойдет. Только ручку починить.
— Справишься?
Он кивнул.
— Ну, тогда работай. Забор нужно по той же границе, где старая ограда находится. А будку на глаз сбей, чтоб пес в ней нормально поместился. Веток и столбов придется в лесу нарубить…
— Разберусь, — бросил он и вышел.
Разговорчивостью этот человек не отличался, и даже не смотрел на меня лишний раз, полностью сосредоточившись на своих задачах. Я проводила его взглядом и только потом вздохнула, прислушиваясь к себе. Тревоги в душе не было, уже хорошо.
Итан сидел на пороге, ковыряя ножичком в полене. Кажется, он пытался что-то выстрогать, но пока сложно было определить, что именно.
— Думаешь, не сбежит? — спросил он вполголоса, не отрывая взгляда от Раста, меряющего шагами ограду.
— Не знаю, — призналась я честно. — Не такое уж сложное задание для мужика с руками из правильного места…
Буран, будто услышав, фыркнул и поднялся на лапы. Он не сводил глаз с мужчины, расхаживал из стороны в сторону, насколько позволяла ему длина цепи — не спеша, но с видом охранника, который никому не доверяет.
Душа моя радовалась от этой картины. Не прогадала я с ним, хороший сторож.