Прошло несколько недель после того, как я сняла проклятие с Аманды. Девочка поправлялась, в доме Теодора стало значительно светлее. Я невольно привыкла к этим стенам, к спокойствию мальчиков, которые чувствовали себя здесь в безопасности, и к самому хозяину дома, который все чаще задерживался перед тем, как уезжать в город и останавливал на мне взгляд дольше, чем позволяли приличия. Но пора было возвращаться.
Теодор твердо сказал, что не позволит мне с детьми жить в развалинах. Он займется восстановлением и ремонтом. Я сначала думала, что это просто способ потянуть время, отодвинуть момент расставания, но спустя две недели он сам позвал нас в дорогу.
Когда колеса кареты загрохотали по знакомым тропинкам, тревога сдавила грудь. Я боялась увидеть запустение и разруху, хотя точно знала — этого уже нет.
Скоро за окном появился мой дом.
Не тот, что я помнила, а крепкий, светлый, словно только что построенный заново. Чистые стены, починенная крыша, свежая краска на ставнях. За оградой — ухоженный двор, в окнах горел теплый свет.
Мы вошли внутрь — и я снова замерла. Там ждала мебель, новая посуда, аккуратно сложенные стопки одежды, а в погребе — припасы на зиму. Даже об очаге он позаботился: сухие дрова были сложены аккуратной горкой. Все говорило о том, что обо мне, о нас, подумали заранее.
— Это… невероятно. Как ты успел столько всего сделать за такой короткий срок? — только и смогла выдохнуть я.
Теодор чуть улыбнулся. В его глазах было что-то такое, от чего у меня предательски защемило сердце. Я хотела поблагодарить, сказать хоть слово, но он мягко, но уверенно взял меня за руку, и я сомкнула губы, тут же ощутив, как они дрожат.
Он наклонился и коснулся моей щеки легким поцелуем. Задержался на секунду, вдыхая запах волос, отчего у меня перехватило дыхание.
— Я не прощаюсь, — сказал он тихо, глядя прямо в глаза. — Тебе нужно это время, и ты его получишь. Но как только ты поймешь, что готова двинуться дальше… Я постучу в твою дверь, Мэлори. Через неделю, месяц или годы — я буду рядом.
И, не дав мне времени собраться с мыслями, вышел во двор. Придя в себя, я поторопилась за ним, чтобы проводить, но его карета уже тронулась с места. Я долго стояла у ворот и смотрела в сторону уже опустевшей дороги. Сердце сжималось так, будто из груди вырвали что-то очень важное.
И тут я вдруг почувствовала теплое веяние за спиной… Словно дыхание. Дом ожил и пустил по своим стенам магию?
Обернулась… и сердце замерло.
На пороге сидел кот. Тот самый — я не могла ошибиться. Именно тот Кот, что отогнал Знающую от моей постели и спас нерожденного ребенка от смерти, обменяв его жизнь на свою.
Горло сжало, глаза защипало, и слезы навернулись сами собой.
— Мам, кот! — радостно воскликнул Итан и со всех ног бросился к порогу.
Мэтти, сияя глазами, кинулся следом.
Кот прищурился, поднялся и, точно дразня, мягко соскользнул вниз и исчез в кустах у двора.
Дети засмеялись, переглянувшись.
— Я думал, он потерялся! — воскликнул Итан.
Я вытерла глаза тыльной стороной ладони и направилась в дом, чтобы хорошенько все осмотреть, а потом приступить к приготовлению обеда.
Вечером, когда мы с мальчиками уже готовились ко сну, у ворот послышался знакомый голос:
— Мэлори!
Я вышла на крыльцо — и увидела Люсинду. Она поспешно поднималась по тропинке, ее лицо светилось радостью. Выбежав к воротам, я отомкнула их и тут же оказалась в крепких теплых объятиях.
— Господи, ты вернулась… — прошептала бывшая соседка, отстраняясь и глядя мне в глаза. — Я уж думала, больше тебя и не увижу.
— Я же говорила, что уезжаю лишь на время, — ответила тихо.
Люсинда тут же принялась осматриваться, комментируя изменения. Заглянула в сарай, посмотрела, что уцелело, и быстро отправилась восвояси. Вскоре привела за собой мою козу, бодро побрякивающую колокольчиком. Следом за ней тащился дед Жерар, везя тележку, в которой барахтались в тряпичных мешках куры. Их соседи все это время держали у себя.
— Вот, твои, как-никак, — с улыбкой сказала Люсинда. — Я берегла их, как могла. Вижу, тут есть запасы зерна, да сена — до сбора урожая точно хватит!
Итан и Мэтти обрадовались козе, тут же кинулись ее гладить, а я только и смогла вымолвить:
— Спасибо тебе, Люсинда. Если б не ты…
Она отмахнулась:
— Не говори глупостей. У каждой женщины в этой деревне может случиться беда. Нужно помогать друг другу и держаться вместе.
Мы уселись на лавку у крыльца, и Люсинда понизила голос:
— Слыхала новость? Староста Гильем… умер. Почти сразу после твоего отъезда.
Я вздрогнула.
— Умер? Но… Теодор говорил, что он жив.
— Был жив. Да недолго, — вздохнула она. — Сначала хворал, потом и вовсе не встал с постели. Господь, видно, все сам рассудил.
Я перевела дыхание, пытаясь осознать услышанное.
— А Раст? — осторожно спросила я.
Люсинда нахмурилась.
— Уехал в город. Но что-то там натворил. Люди болтают, что в драку влез, кого-то покалечил. Сидит теперь, говорят, в тюрьме. Может, и не вернется больше.
Я помолчала. В груди стало легче — будто сама жизнь разметала тех, кто мог угрожать мне и детям.
Люсинда хлопнула меня по руке:
— Ты не одна, Мэлори. Я помогу. Что нужно — скажи, хоть с хозяйством, хоть с малышами.
Я кивнула, едва сдерживая слезы.
— Спасибо! Думаю, через несколько месяцев тебе предстоит принять у меня роды…
Она посерьезнела и кивнула.
— Не переживай, не ты первая, не ты последняя. Я за свой век не одно дитя на этот свет за руку вывела.
Первые ночи в новом доме я спала тревожно — прислушивалась к каждому шороху, боялась услышать характерный стук упавшего факела на крышу или увидеть тень Знающей, пришедшей по мою душу. Не ясно, откуда взялись эти образы, ведь все плохое уже было позади… Просто я подсознательно хотела быть готовой к любой беде.
Но со временем тревога рассеялась, и я начала замечать странные перемены.
Когда входила в кухню, в печи будто сами собой разгорались огоньки, и сухие поленья вспыхивали без моего вмешательства. В воздухе появлялся теплый, уютный запах — либо хлеба, либо душистых трав, а на душе становилось легко и беззаботно.
Я открывала окна — и какая бы ни была погода на дворе, в дом проникала лишь свежесть и легкий, пахнущий летом ветерок.
И главное — здесь я больше не чувствовала того изнуряющего бессилия, которое мучило меня в чужих стенах. Наоборот, каждый день силы мои становились все крепче, а по венам бежала магия, наполняя до самых краев. Я знала: это место подпитывало меня, исцеляло, наделяло мощью, какой я никогда ранее не испытывала.
Мальчики бегали по комнатам, смеясь и радуясь каждой новой находке, а я ловила себя на мысли, что все изменилось: наш дом действительно оживал.
Ведь это было настоящее ведьмино жилище. Все это время оно чахло, разрушалось, умирало без хозяйки, теряло силы, рушилось и пустело. Но стоило мне переступить порог — он воспрял. Если бы я узнала об этом раньше, если бы мамочка оставила мне какую-то инструкцию или намек… Но все хорошо, что хорошо кончается. В итоге я добралась сюда, заселилась.
Теперь дом защищал меня, мальчиков и будущего ребенка. Я чувствовала это так ясно, словно у стен этих и впрямь была душа.
Жизнь потекла в привычном русле.
Я наняла работников, для помощи с посевами, и с первым урожаем отдала долг фермеру за волов. Чувство облегчения и спокойствия охватило меня — долг, который давил месяцами, наконец был закрыт.
Участок, где стоял когда-то дом моего мужа, а теперь зияло пепелище, я продала тому же фермеру. Он намеревался построить там пекарню, и даже предложил мне впоследствии поставлять туда муку. Конечно же я согласилась — тихий, надежный источник дохода, как ни как.
На вырученные от продажи деньги я купила стройматериалы и наняла рабочих. Мы с ними пристроили к дому еще несколько комнат: сложили вторую печь, ванную, две детские — для будущего. Изначально в доме была только одна большая спальня, которую мы разделили шкафом, но я знала: мальчикам, а потом и третьему малышу, нужны будут свои пространства.
Строительство проходило более чем комфортно — дом сглаживал все неровности, принимая в свою вотчину новые помещения. Магия дышала в каждом уголке, работая на всю мощь.
Появились козы — я начала варить сыр и творог, изготавливать сметану и масло. Дети помогали мне: Мэтти старательно возился руками с продуктами, а Итан учился читать и писать, и я с удовольствием давала им уроки прямо на кухне, за обеденным столом.
Бурану построили замечательную будку, и теперь он с большим энтузиазмом охранял двор, бегал за мальчиками, а иногда даже пытался гонять Кота. Этот удивительный зверь так и остался «сам по себе». Он приходил, когда хотел — мог днями занимать подоконник на кухне, но потом куда-то пропадал, не появляясь на глазах неделями. Я не пыталась его «приручить», просто дарила заботу и любовь, когда он позволял это делать.
Жизнь постепенно вошла в ритм, наполненный уютом и спокойствием. Все стало налаживаться, словно сам дом способствовал этому, радуясь моему присутствию.
Прошло четыре месяца с того момента, как мы заселились сюда. Живот мой округлялся, рос, тяжелел, и я знала, что скоро придет мой срок. Люсинда согласилась принять роды, что успокаивало меня, ведь я доверяла ей полностью.
Когда наступил час, все прошло удивительно спокойно. Я ощущала вокруг себя магию, которая питала меня и сглаживала боль. Малышка родилась крепкой, с розовыми щечками и небесно-голубыми глазками. Я почувствовала такой прилив любви и нежности, что сердце едва не выскочило из груди от счастья. Я держала ее, приложив к груди, гладила маленькие ручки, целовала пальчики и не верила, что она действительно здесь, рядом со мной.
Мальчики стояли рядом, их глаза сияли гордостью и восторгом. Итан тихо улыбался, а Мэтти, прижавшись к моему боку, нежно гладил малышку по голове.
— Это ваша сестричка, — сказала я тихо, с трепетом наблюдая за их реакцией. — Ее зовут Амелия.
— Как цветок? — оживился Итан. — Я видел, их продавали на рынке! Такие красивые…
Он снова посмотрел на сестру, сглотнул и осторожно провел кончиком пальца по ее щечке.
Я улыбнулась, прижимая к себе дочь, и впервые почувствовала, что наша семья действительно обрела свое место.