В доме Люсинды было тепло и пахло сушеными травами. Но я едва это чувствовала — внутри все еще дрожало, словно меня бросило в ледяную воду. Я сидела за столом, сжимая в ладонях кружку горячего отвара, который соседка заботливо сунула мне в руки, и не могла выкинуть из головы жуткий образ Гильема.
— Ты чего, Мэлори? — Люсинда нахмурилась, присаживаясь рядом. — Лицо белое, как полотно… Что стряслось-то? Призрака, что ли, увидела?
Я молчала. Слова застряли где-то в горле, а от мыслей было не по себе. Лишь через минуту медленно покачала головой, не поднимая взгляда.
— Где мальчики? — спросила тихо.
— Так они в огороде, — оживилась она. — Землянику лопают, пока я не вижу, озорники.
Я поставила кружку на стол, так и не сделав ни глотка, поднялась. На ходу кивнула в знак благодарности и вышла во двор.
Солнце било в глаза, воздух был густым от запаха молодой зелени. Я свернула в огород Люсинды, бросив беглый взгляд на черный остов своего дома — обугленные балки торчали, как кости мертвого зверя.
Итан и Мэтти сидели на корточках у грядки, пальцы в алых пятнах клубничного сока, коленки перепачканы землей. Увидев меня, радостно вскочили и подбежали.
Я присела, чтобы оказаться на их уровне, и взяла обоих за руки.
— Нам придется уехать из деревни на какое-то время, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Мы поживем в гостях. А я… я закончу начатое и долечу Аманду.
Итан нахмурился, его ладошка сжалась в моей.
— У кого в гостях?
— У Теодора, — ответила я.
— Но это же не навсегда? — в его голосе прозвучала тревога.
— Нет, не навсегда, — я попыталась улыбнуться. — Просто сейчас нам негде жить. Нужно время, чтобы подлечиться и встать на ноги. Мы примем помощь Теодора… и обязательно отплатим ему добром за добро.
Итан нахмурился еще сильнее, его взгляд стал серьезным, совсем не детским.
— А там… нам не будет хуже? — спросил он.
Я сжала их руки крепче.
— Мэтти нужно начать лечение заново, — сказала мягко, глядя на младшего. — Чтобы он снова мог говорить. Для этого мне надо сварить особый отвар. У Люсинды это не получится — слишком много глаз и ушей вокруг. Нам нужно место, где мы сможем спокойно пережить это тревожное время… и где я смогу использовать свои знания, не опасаясь, что за это накажут.
Мэтти вскинул на меня глаза и неожиданно шагнул вперед, обняв за шею так крепко, что я едва удержала равновесие. Его молчаливая благодарность согрела сильнее любого слова.
— Ну… ладно, — нехотя буркнул Итан, но в его голосе все еще звенело недовольство. — Только все равно… нам нужен свой дом, а не чужой.
Я притянула их обоих к себе.
— Будет, — пообещала тихо. — Обязательно будет. А теперь идите к Люсинде и помойте руки.
Поднявшись, я увидела соседку, стоявшую неподалеку.
— Присмотри за ними еще немного, пожалуйста, — обратилась я к ней. — Я ненадолго.
Она хотела что-то спросить, но, встретив мой взгляд, лишь кивнула.
Я свернула с тропинки и направилась к пепелищу. Обугленные стены моего дома стояли, как немые свидетели того, что мы потеряли. Пахло гарью, пепел хрустел под ногами. Я обошла все с тыльной стороны, и направилась к амбару. Туда, где за дровницей прятался неприметный люк в заброшенный погреб.
Спустившись вниз, я на мгновение задержала дыхание — здесь пахло затхлостью и сухими травами, вперемежку с запахом сгоревшего дерева. Ведьмовские предметы лежали в старом сундуке: засушенные корни, стеклянные пузырьки с мутными жидкостями, несколько потрепанных книг в кожаных переплетах. Все это я осторожно вытаскивала на поверхность.
В сарае нашелся старый холщовый мешок, куда я все уложила. Когда укладывала резную шкатулку, крышка откинулась, и на землю выпал кулон на темном шнурке. Я подняла его и замерла. Когда-то я боялась даже держать его в руках — слишком много слухов, слишком много ненужных взглядов. После обвинений в колдовстве и визита церковников я прятала его так глубоко, как могла.
Теперь же мне вдруг захотелось почувствовать его на себе. Пальцы дрожали, когда я надела кулон на шею и спрятала под платье. Прозрачный камень был прохладным, но от него по коже пробежала едва уловимая теплая волна.
Подхватив мешок, я вышла наружу. Еще раз окинула взглядом пепелище — и повернулась к дому Люсинды.
Когда вернулась, мальчики сидели за столом и угощались теплыми лепешками. Мэтти жевал медленно, все еще испачканный клубничным соком, а Итан, нахмурившись, разламывал тесто на мелкие кусочки, даже не притронувшись к угощению.
— Ну что, готовы? — спросила я, ставя мешок у стены.
Мэтти первым соскочил со скамьи и обнял меня за талию. Итан поднял взгляд и тихо повторил:
— Нам нужен свой дом, а не чужой.
Я подошла и села рядом.
— Я знаю, милый.
— Как это уезжать? — вдруг вмешалась Люсинда, нахмурившись. — А поля? А мельница? Ты ведь теперь хозяйка… и отчий дом у тебя есть, хоть и старый, запущенный — так ведь можно до ума довести. Мы с Жераром поможем.
Я вздохнула, взглянув на Итана, который упрямо отвернулся.
— Люсинда, нам сейчас нам нужна передышка. И время. Потом мы вернемся, и все сделаем.
— Так а посевы куда? — не унималась она.
— Не могли бы вы с Жераром присмотреть? Бывать иногда на мельнице, смотреть, чтоб ничего там не сломали и не растащили.
Она помолчала, потом кивнула.
— Присмотрим, конечно. Но, Мэлори… ты торопишься. Тебе бы успокоиться, обдумать все хорошенько.
Я на мгновение зажмурилась, и перед глазами встал Гильем — харкающий кровью, с безумным взглядом. Теодора все еще не было, и я почти не сомневалась, что Гильем уже мертв.
— Я уже подумала, — тихо ответила я, взглянув на мешок у стены.
В доме пахло теплым хлебом и сушеными травами, но мне чудилось, что этот уют меня отталкивает, вытесняет. Я встала и подошла к окну. Прижала ладони к подоконнику, и принялась вглядываться в дорогу, ведущую к лесу. Сердце стучало неровно, а дыхание периодически замирало, отчего казалось, что здесь нечем дышать.
Люсинда за моей спиной негромко, но упрямо бормотала:
— Поторопилась… Неправильно все это, Мэлори. Неправильно. Вот уедешь — и что тогда? Поля без хозяйки, мельница опять же…
Я не отвечала, лишь поглядывала на мальчиков. Мэтти сидел за столом, молча доедая лепешку, а Итан, нахмурившись, слушал соседку и едва заметно кивал в такт ее словам.
Вздохнув, я прикрыла на секунду глаза. Ну вот зачем она так? Видит же, как старший реагирует…
Снова взглянув в окно, я тут же встрепенулась. Со стороны леса трусил Буран, а за ним, чуть поодаль, шел человек. Я сразу же узнала его.
Высокая фигура, уверенная походка. Теодор.
Я отпрянула от подоконника, поспешила к двери, вышла во двор и направилась ему навстречу.
— Что с Гильемом? — вырвалось у меня, еще до того, как мы сблизились. — Он жив?
Теодор был мрачен. Его взгляд — сосредоточенный, холодный.
— Тебе не о чем волноваться, — коротко бросил он. Потом обернулся к карете, стоявшей неподалеку, и приказал кучеру: — Готовься к отъезду.
Я шагнула ближе, перехватила его за предплечье и заглянула прямо в глаза.
— Гильем жив?
Он молчал несколько секунд, не отводя взгляда. Потом произнес:
— Да. Он жив.
Но по тому, как он сказал, я почувствовала — это может быть неправдой. Не знаю, откуда пришла эта уверенность, но переспрашивать я не стала. Просто отпустила его руку и отступила на шаг.
— Поехали домой, Мэлори, — сказал он тихо, почти мягко. — Выводи мальчиков.
Собирать нам было нечего — все сгорело в пожаре вместе с домом. Я только зашла в теплую горницу, чтобы позвать мальчиков.
Мэтти сразу сорвался с лавки, подбежал и вцепился в мою юбку. Итан же сидел, нахмурившись, и даже не поднял на меня глаз.
— Ну хватит, Итан. Не усложняй, пожалуйста, — тихо сказала я, стараясь, чтобы в голосе не дрогнуло раздражение.
Он шумно отодвинулся, лавка жалобно скрипнула и едва не опрокинулась. Итан встал, мимоходом задел меня плечом и молча вышел.
Я вздохнула, прижала Мэтти к себе и повела его к карете. За нами, с тяжелым вздохом, вышла Люсинда — проводить.
— Ладно, — подытожила она, — Поля и мельница за нашим приглядом будут. Но, Мэлори, смотри, поскорее возвращайся.
— Спасибо вам за доброту и помощь, — искренне ответила я, сжимая ее теплые мозолистые руки. — И… заберите на время козу с курами, пожалуйста.
— Животину-то не бросим, — кивнула Люсинда. — И собаку кормить будем и кота, если явится. Всех под крыло возьмем, не переживай. Хотя петуха твоего шумного, гляди, на суп пустим, если продолжит в три ночи орать.
Я улыбнулась краешком губ и с грустью посмотрела на Бурана. Тот сидел у ног соседки и огромными печальными глазами смотрел на меня.
Теодор, стоявший у кареты, негромко сказал:
— Пса мы возьмем.
— Бурана? — я удивленно посмотрела на него.
— Конечно, — он слегка дернул бровью, будто это даже не обсуждалось. — Пусть будет с вами. Он же член семьи.
— Ну, с ним вам хлопот прибавится, — проворчала Люсинда.
— Лучше уж с ним, чем без него, — отрезал Теодор.
Она кивнула, но тут же взглянула на мужчину с прищуром:
— Лучше бы вы помогли ей отчий дом отремонтировать, а не пользовались случаем, утаскивая девку к себе.
Я в ужасе на нее уставилась:
— Люсинда!
Теодор задержал на женщине ничего не выражающий взгляд. Голос его был ровным, но в нем звенела сталь:
— Я забираю их, чтобы они были в безопасности. Ваш дом вряд ли сможет дать это.
Люсинда будто споткнулась о его слова, но ничего не сказала в ответ. Поджала губы, махнула рукой и повернулась уходить.
Теодор помог мне забраться в карету, и едва я села, Мэтти сразу вцепился в мой подол. Итан же молча устроился напротив, отвернувшись к окну. Бурана достаточно оказалось только позвать — он тут же запрыгнул в открытую дверцу и лег у моих ног, положив морду на лапы.
— Все устроились? — буднично спросил Теодор, забираясь последним. — Отлично, путь не близкий, но к вечеру уже будем на месте.
Кучер щелкнул кнутом, и колеса медленно закрутились, увозя нас прочь из деревни.
Я смотрела, как знакомые крыши и заборы таяли вдали, а в груди отчего-то скручивался тугой узел — казалось, что я уезжаю не только из дома, но еще из своей прежней жизни, оставляя ее навсегда.