Дети, сотканные ветром. Часть 3

Глава 7. Поединок.

— Я ухожу, — без надежды быть услышанным сказал Лев.

Хоть котельная не урчала в день ярмарки, всё же она никогда не затихала полностью. Трубочисту тут нравилось больше, чем на молчаливых верхних этажах Трезубца.

— Пойду… — без причины добавил мальчик.

Вихль слегка повёл своими ушами. Его полностью занимала небольшая вещичка в руке. Устроившись высоко на связке труб, он напялил очки со множеством разных окуляров. Вместо инструментов он использовал свои ногти — они были острыми и прочными, как отвёртка и ножницы.

— Радостнее в крематорий кладут, Сажа! — проскрежетал Вапула, когда мальчик собрался уходить.

Вихль припрятал предмет и ловко соскочил с труб, где в полутьме растворился бесследно.

— Ау! — окликнул Лев, не зная, как реагировать на исчезновение котельщика.

Внезапно в грудь ему прилетел мешок. Лев успел его поймать, но сразу же с постыдным визгом скинул на пол. Из мешка торчала человеческая кисть!

— Ты точно парень? — вопросительное лицо Вапулы появилось перед Львом.

Вихль свесился вниз головой, обхватив ногами трубу. В широких линзах очков можно было в подробностях рассмотреть его звериные глаза.

— Смазливый да визгливый.

— Любой на моём месте…

Лев внезапно замолчал, когда заметил предмет, выпавший из мешка. Он склонился над щит-перчаткой и с недоверием её рассмотрел.

— Это мне?

— Нет же, Сажа! Под старость лет мне приспичило научиться вашим нелепым покатушкам! — вихль закатил глаза. — Просто не хочу, чтобы на замену тебе Каспар прислал помощника ещё глупее. С нынешней расхлябанной перчаткой однажды ты поймаешь горящий булыжник своим лицом.

Лев, привыкший к злословию котельщика, даже уловил заботу. На мгновение он был тронут.

— Э-э, спасибо. Но откуда вы знаете про неполадки моего снаряжения?

Вихль ехидно оскалился, и в который раз Лев убедился в правоте своих догадок. Все ошибаются, считая соборного котельщика затворником. Вапула не чурается прогулок по Трезубцу, только для них он облюбовал весьма необычные тропы.

«Надо бы завесить шторой вентиляцию над кроватью», — решил мальчик.

— Не вздумай подставляться! — напутствовал вихль. — Даже не помышляй отпуском на больничной койке!

Он в два прыжка вновь скрылся между труб, что вполне означало благовоспитанное вихлевское «до свиданья».

Неожиданности по дороге к арене для Льва не закончились, и следующая ждала прямо за дверью котельной.

Есения с утомлённым вздохом оторвалась от стены. Похоже, в коридоре она простояла долго.

— Привет, — вырвалось у Льва.

— Надо же, ты впервые с зимы заговорил, а не убежал, — княжна скрестила руки на груди.

За спиной трубочиста щёлкнули затворы. Вапула предательски обрубил ему отступление, вихль всячески избегал любых гостей. Впереди же единственный путь преградила недовольная барышня княжеского рода.

— Я в западне, — признался Лев.

Губы Есении едва дрогнули, или же так померещилось в скудном свете.

— Ты пришла за чёрной краской и угольками? — трубочист разбил тягостное молчание. — Я приготовлю их к завтрашнему дню… или же когда выйду из лазарета.

Льву думалось, будто у него получилась хорошая шутка. По крайней мере те, кто ранее напутствовали его на игру, оценили бы. Есения же потемнела в лице.

— Я пришла сказать тебе, что ты дурак! Аскольд не виноват в том, что случилось с твоим другом. Это Часлав подговорил своего родственника припугнуть кого-нибудь из вашей команды. Напрасно ты вызвал на бой лучшего молодого игрока на Осколках.

Новость не ошарашила трубочиста. Хотя ему приятнее было идти на арену с желанием поквитаться. Всё-таки за Аскольдом тянулся долгий список грязных дел, какими он насытил жизнь вьюнов. Непременно найдётся повод для приятной мести.

— Поздно жалеть, — пожал плечами Лев. — Мой отказ от поединка унизит страту Ветра в глазах остальных подмастерьев и гостей Собора.

— Какое тебе дело до вьюнов?! Ты никогда им не был и не будешь.

— Может, ты права. Однако о финале команда вьюнов мечтала много месяцев. Хотелось, чтобы они чуток прикоснулись к празднику.

— Думаешь, им понравится, как Аскольд втопчет тебя в лёд?

— Нет, наверное… Самому не хочется проигрывать. Быть может, если удача не покинет меня, то я удивлю всех, — Лев коротко рассмеялся, желая сбросить собственное уныние. — Пусть весь Собор видит, что вьюны не сдаются просто так. Им по силам закончить этот и следующий год.

Есения выдохнула, отнюдь не с княжеским достоинством. Кажется, Лев не давал ей нужных ответов.

— Какое дело трубочисту до чести вьюнов?!

— Просто Вий, Клим и остальные считают меня своим другом.

— Вот оно что! — дёрнула рукой княжна, словно ухватила за хвост пытавшуюся взлететь птицу. — Ты хочешь казаться верным другом, но разве ты не поступаешь иначе? Разве не оставляешь своих друзей, когда достигаешь своих целей?

— О чём ты, Есения.

— Победа над Аскольдом Мироновым сулит небывалые для трубочиста почести. И ты ради этого готов рискнуть собой и блюстителем своей мамы?!

Княжна по-детски топнула ногой. Ей было трудно устоять на месте, узкий коридор сдерживал её.

— Мы с Зорей тоже считали себя твоими друзьями. Мы вдоволь посмеялись над тем, как ты улепётываешь отовсюду, куда бы я ни пришла.

От потока слов Есении у Льва загудела голова.

«Она надумала того, чего нет! — Лев впечатал ладонь себе в лицо. — Правильно говорил Вий: нужно было объясниться перед Есенией. Теперь она сквозь свои домыслы видит во мне какое-то отребье».

— Выслушай меня, Есения! — взмолился трубочист. — Да я полный дурак. Видел же, как на меня смотрел твой дедушка и его окружение. Мне наконец-то объяснили, почему я не могу общаться с княжной.

— Так тебя всего лишь запугали? — Есения услышала то, чего ожидала. — На скудельнице ты не казался трусом. Я разочарована.

Лев не мог понять, радоваться ли ему, что в его безрассудном бегстве от огромной кошки увидели смелость. Или огорчаться тому, что желание защитить княжну сочли за трусость.

— Прости, Есения. За то, что не сказал тебе правду. У меня мало опыта в общении с такими, как ты?

— С особами княжеского рода?

— С девочками. Я даже не знаю, как принято общаться мальчику и девочке у… — Лев прикусил губу и успел ухватить слово «чаровников». — У вас господ. Кроме того, мне кажется, что и ты относишься ко мне иначе, чем к остальным.

— Я?! — тонким голосом спросила Есения.

Её руки безвольно упали. Она не была уверена, хочет ли, чтобы Лев продолжал.

— Спасибо тебе за всю твою поддержку. Долгое время мне было тяжело в Соборе. Ты одна из первых, кто отнеслась ко мне хорошо. Есения, ты мне очень нравишься. И я не знаю, что мне делать со своими чувствами.

Княжна отступила на пару шагов, будто у неё вдруг появились важные дела подальше от котельной.

— В Соборе мало вещей дороже наших встреч. Мне не хватает их, но своим общением я боюсь тебя… запачкать.

Лев неосознанно протянул ладони к Есении, они и впрямь чернели от сажи. Княжна хлопала глазами, крутой нрав её оказался напускным.

— Я плету венок царевичу Ждану, — наконец сказала она, словно открыла заветную тайну.

Лев пожал плечами:

— Всё это знают.

Ему показалось, что он не до конца уловил смысл слов Есении. Однако княжна не стала вдаваться в объяснения и грустно улыбнулась.

— Наверное, я испортила тебе настроение перед игрой? — стыдливо спросила она.

— Вапула сказал, будто настрой у меня гробовой. Так что хуже некуда.

Они оба улыбнулись.

— Мне, наверное, надо было раньше объясниться?

— Угу, — выдохнула Есения. — К твоему сведению дедушка разрешает мне дружить со Смиляной и другими горничными. И если не вляпываться в опасные приключения, то мы не запачкаемся. Нам никто не запретит здороваться по утрам.

Лев повинно склонил голову:

— Обещаю не убегать от тебя. И не вляпываться в разные приключения мне по душе.

— Договорились. Тогда позволь мне проводить тебя до арены. Не беспокойся, там сейчас никого нет. Все доедают торжественный ужин и подписывают щедрые договоры.

До назначенного поединку часа арена действительно пустовала. Как же здорово, когда тебя не тяготит мучительное ожидание, завидовал Лев. Подмастерья нынче выжимают всю радость из торжественного вечера. Смеются за дружным столом и набивают животы.

Лев же отказался от ужина. Проша тайком собрала корзину снеди, приготовленную для званых гостей, однако от одного запаха еды на трубочиста накатывала тошнота.

— Капитанам положено перед игрой сидеть рядом с главной ложей, — объяснила княжна и повела Льва на верхнюю трибуну.

Есения весь путь шла молча и даже лишний раз не смотрела в сторону трубочиста. Льву и в безмолвии было с ней уютно. Он от всей души надеялся, что она испытывает подобные чувства. Но постепенно мальчик начал понимать, что сказал то, о чём предпочёл бы молчать до гроба.

— Знаешь, Есени…

Княжна вдруг остановилась и потянула Льва к полу. Где-то внизу у купола раздавались голоса. На вопросительный взгляд трубочиста Есения шикнула и зажмурилась, будто желала стать невидимой.

— Поздно прятаться, зайчата! — донеслось до них.

От последующего бесстыжего смешка Лев сам пожелал раствориться в пустоте.

— Ну же, зайчата, покажитесь! Весьма грубо подслушивать чужое воркование! — осудил их Полынь.

Выбора не оставалось, и подростки поднялись из-за укрытия. Скобель и Полынь сидели на нижнем ряду как раз напротив человекоподобного автоматона. За решёткой купола новенький Могута выделялся блеском ещё не закопчённым дымом комет. Судя по саквояжу с инструментами у Скобель, мастер закончила все настройки. Автоматон-судья был готов к исполнению своего долга, а значит, последняя возможность отмены капитанского поединка улетучилась.

Подростки безвольно спустились к взрослым, те с интересом их разглядывали.

— Узнай Вольноступ, что его храм боли и пота облюбовали влюблённые парочки, то завалил бы проход на арену, — серьёзно сказал Полынь.

— Довольно. Твои похабные шутки смущают княжну Есению, — предупредила Скобель.

— Милостивая госпожа, я ведь говорю не о них, а о нас, — обелился Полынь. — Уверен, княжна лишь из благородных побуждений сопровождает сударя-трубочиста на бойню. И я надеюсь, что в будущем она так же благородно поможет ему залечить раны.

Лев боялся смотреть на Есению. Казалось, чуть-чуть и она взорвётся, окатив всех гневом.

— Достаточно грубых фантазий, учитель, — приказала Скобель. — Я знаю княжну как благоразумную воспитанную барышню. К тому же, мастер копоти и гари лично поклялся мне, что не позарится на честь ни одной девушки в Соборе.

Несмотря на всю строгость в голосе рыжеволосой женщины, Лев заметил лукавые искры в её глазах. Слова мастера смягчили гнев княжны, а вот трубочист, напротив, почувствовал, как внутри него разгорается пламя.

— Нам ли не знать, что подобные сказочные ночи с приправой из опасности заставляют забыть благоразумие и клятвы, — слащаво пропел Полынь.

— Довольно, — устало выдохнула мастер.

— Нет же, милая госпожа! Я хочу горланить на все Осколки о чувствах, какие переполняют меня! — воскликнул Полынь. — И пусть знает молодое поколение, что ценность жизни исчисляется такими ночами.

— Простите нас, княжна. День ярмарки волнительная пора для учителей и мастеров. Кто-то не рассчитывает свою меру к вину.

— Не стоит, — пискнула Есения. — Вы здесь ни при чём…

— Вино здесь ни при чём! — воспротивился Полынь. — Сегодня я трезв как никогда. Меня опьяняют бушующие эмоции, которые заполняют башню. Я чувствую, как бурный поток приближается к нам.

Учитель оказался прав. Гул топота и весёлых разговоров проник на арену. Скоро её наводнят зеваки, в предвкушении поединка капитанов.

«Вернее, избиение трубочиста», — уточнил в мыслях Лев.

— Тогда нам следует освободить место страждущим, — сказала Скобель. — Хорошего вечера, княжна. Достойного боя знатоку гари и копоти.

— Скорой победы, сударю-трубочисту, — уточнил Полынь.

— На меня никто не ставит, кроме вас, учитель, — напомнил Лев.

— Мнение других — самая дешёвая монета. Ловкость плюс воображение порой эффективней примитивной силы, — Полынь схватил Льва за плечи и легонько потряс их. — К тому же ты ведь не хочешь, чтобы по румяным щекам княжны текли слёзы.

— Вы перешли грань приличия! — вспылила Есения.

Скобель извиняющее поклонилась и потащила Полынь к выходу. Тот напоследок сально подмигнул Льву, что добавило топливо для гнева княжны.

— Что он себе позволяет?! — с жаром вопросила кого-то Есения.

Лев шёпотом пробовал убедить её, что на дураков не стоит обращать внимание. Княжна успокоилась, только когда Полынь и Скобель скрылись из поля зрения.

— Выживи сегодня, сударь-трубочист! — донеслось из коридора.

— Он умеет подбодрить, — прошипела Есения.

Лев неосознанно рассмеялся, и княжна нервно подхватила его смех. Встряска от Полыни будто вернула их к непринуждённым отношениям.

— И что она в нём нашла? — спросила Есения, когда они поднимались к главной ложе. — Не понимает, как женщина столь изысканная и умная может испытывать приязнь к такому мужлану из низов.

Она вдруг встрепенулась:

— Я не говорю, что люди не могут дружить из-за различия сословий. Мастер Скобель заслуживает счастья. Однако я не уверена, что она найдёт его рядом с учителем Полынью. Распускают слухи, будто мастер Юлия сбежала от человека, который плохо с ней обращался. Будто он влиятельный и только в Соборе она нашла защиту.

Надутые щёки княжна сохраняла до тех пор, пока они не дошли до двух роскошных кресел под главной ложей. Дуэль начиналась с того, что капитаны надевали снаряжение без чьей-либо помощи. Старая традиция, о смысле, которой Лев понятия не имел. У Аскольда на доспехах красовался родовой герб. Наверное, они были сделаны по индивидуальному заказу. Доспехи Льва же производили удручающее впечатление, а с новой жёлтой щит-перчаткой он и вовсе будет выглядеть как скоморох.

— Наверное, лучше переодеться, пока арена пуста, — Лев указал на стёганку, дожидавшуюся на кресле.

— Угу, — кивнула Есения, не уловив намёка трубочиста.

Лев подождал неловкий миг и начал робко снимать китель. В стёганку лучше залезть в белье.

— Ой, — встрепенулась княжна краснея. — Тогда я, пожалуй, пойду поищу Зорю. Увидимся после игры.

Есения, перескакивая ступени, пустилась вниз навстречу прибывающим болельщикам. Её прыгающие золотые локоны оставались перед глазами трубочиста, даже когда он залез в стёганку. С тёплыми мыслями об их цвете он сидел наподобие трона в ожидании поединка, не обращая внимания на заполнявшуюся арену.

— Вижу, тебе доставляет удовольствие смотреть на всех свысока, — сказал Аскольд, и его голос выбил Льва из мечтаний. — Блаженствуй, пока тебе благоволит удача. Обычно так высоко слуги забираются лишь затем, чтобы поднести вино.

Аскольд бодро взошёл по ступеням, притянув за собой восхищённые взгляды барышень.

— Дело не в высоте, — ответил Лев и удивился собственному спокойствию. — И это всего-то неудобный стул. Прикраса и не более. Если на него сядет жалкий человек, то он им и останется.

Расстёгивая сюртук, Аскольд замер. Его точёное лицо прорезала усмешка.

— Если хорошенько отмыть трубочиста, не окажутся ли его волосы русыми? Твои слова так похожи на то, что любит твердить мой отец. Не удивлюсь, если ты окажешься его вымеском.

Лев и Аскольд не желали наделять друг друга лишним вниманием, но трубочист уже не мог отвести взгляд. Спокойный тон, с которым говорил всполох, словно крючок, зацепил его мысли.

— Тогда стало бы понятно, откуда у тебя та дорогая вещичка. Явно подарок твоей матушке… Сядь на место, не дури!

Лев не заметил, как вскочил на ноги. Аскольд, не глядя на него, обвёл руками арену:

— У нас ещё будет время пустить друг другу кровь. Как никак сегодня ты частичка высшего общества. Под его светом не принято попросту махать кулаками. Опозоришь себя и Кагорту как хозяйку торжества.

Он без стеснения скинул китель, оголив торс. Лев был рад, что переоделся до наплыва болельщиков. В стёганке его худоба хоть как-то сопоставима с крепко сложенным телом Аскольда.

— Не желал оскорблять твою матушку. В конце концов, побрякушка, которая досталась ей каким-то образом, принесла мне много неприятностей. Ты покалечил моего приятеля, пусть он и до того был дураком. Дворянину не должно спускать с рук обиду, которую наносит ему простолюдин. Даже тому, кто заслужил покровительство двух могучих старух.

Аскольд усмехнулся и послал приветствие куда-то в толпу. Она отозвалась нестройным ликованием.

— Если Баба Яра не высовывается со своей улочки, то Кагорта давно навела на себя недовольство властьдержателей, — продолжил всполох, когда подгонял стёганку. Он отвернулся от собственных болельщиков, чтобы они и по губам не прочли его дерзкие речи. — Их век прошёл. Ныне лишь богатство и власть преумножают богатство и власть. Таким выскочкам, как они нет пути наверх. Даже глядя на тебя, я в этом убеждаюсь. Не будь у тебя припрятана за пазухой тайна, как далеко бы прошли вьюны? К твоему сведению перед каждой игрой капитан может затребовать проверку блюстителей у другой команды. В жаролёд не допускаются сверхмощные игрушки.

Лев похолодел, и его точно притянуло к себе кресло.

— Правильный выбор, слуга. Сегодня я не намерен доносить на тебя наставникам. Уничтожу тебя на льду, несмотря на твоё жульничество. Тебе необходим последний урок, что преподаст Собор.

С ложи донёсся смех. К ней вышли сборище самых щедрых покупателей и званых гостей. Вёл их глава Бор, позади всех пристроился Феоктист Киноварный. Лев понимал, что от Поверенного ему не стоит ждать прилюдного подбадривания. И всё-таки присутствие доброго к нему человека возродило уверенность трубочиста.

— Вот где наши виновники торжества! — указал на капитанов глава зодчих. Бокал вина в его руках был не первым. — Аскольд, будьте добры, оденьтесь. Давкой из барышень мы разрушим хлипкую репутацию Собора.

— Как будет вам угодно, Глава, — сказал Аскольд. — Позвольте облачиться в остальной доспех. Чем скорее мы начнём поединок, тем быстрее закончится это утомительное представление.

— Да, сударь Миронов, — поддержал подвыпивший гость. — Хотелось бы поскорей выбраться из холодного погреба к знаменитым баням Трезубца.

Аскольд начал молча снаряжаться. Лев последовал его примеру, но сперва не заладилось — слова самовлюблённого богатея задели за живое. Как только гудевшая кровь в голове утихла, стал различаться гул арены. Лев не заметил, когда в подземелье спустился весь Собор и его гости. Множество глаз смотрели на него, оттого волнение зашкаливало в нём. Пальцы онемели.

— Не торопись, Лев! — донеслось до трубочиста. — Затяни хорошенько крепления.

Вий, Клим и Пимен стояли в проходе. Им было не место среди дорогих гостей и отпрысков знати, но ребята рискнули пробрались к верхней ложе, чтобы подбодрить своего капитана.

— Арена тебя подождёт, капитан! — сказал Сорока. — Пусть зеваки растянут удовольствие.

Их глупые, весёлые лица вызвали смешок у Льва. И в самом деле, пришедшие сюда люди всего лишь наблюдатели. Этот вечер принадлежит ему. Хотя бы наполовину.

Щит-перчатку Лев защёлкнул последней. Её даже не пришлось настраивать, что добавило жутких мыслишек:

«Как Вапула сумел подогнать её по размеру? Нужно всё же развесить колокольчики над вентиляцией».

Перчатка выглядела ношеной, однако не была расхлябанной, как прежняя, доставшаяся от Игната. Солидная тяжесть и замысловатое плетение корпуса были признаком добротности и дороговизны. Только вот из коричневых доспехов её потёртая желтизна выделялась.

— Итак, начнём наш поединок! — усиленный голос главы Бора, заставил притихнуть арену. — Капитаны готовы? Замечательно. Пусть начнётся же… О, барышня Бажена.

Вьюны расступились в проходе, давая дорогу Её миловидности. В руках она держала свёрток. Лев ненароком глянул на Аскольда. Всполох удивился, и его губы безмолвно произнесли имя девушки. И тем глубже тень легла на его лицо, когда Бажена остановилась напротив Льва.

— Глава, позвольте преподнести дар капитану Ветра, — попросила красавица. — Его плащ прохудился.

Развернувшийся спектакль весьма позабавил Бора.

— Что ж пусть будет так! — возвестил он. — Хотя ему ни к чему излишняя парусность. Трубочисту нынче как никогда нужно быть быстрым!

По арене прокатился смех. К удивлению Льва, объектом насмешки оказался не он, кое-кто из зрителей указывал в сторону его противника. Сам же трубочист не осмеливался повернуться на Аскольда.

Бажена умело отстегнула старый плащ Льва и накинула на него новый. Запах её духов вскружил голову, а тёплое дыхание раздуло жар на щеках трубочиста.

— Так куда лучше, — закончив, сказала Бажена.

Изумрудная ткань выделялась так же ярко, как красный плащ Аскольда. Бажена, прежде чем покинуть капитанов, поглядела с усмешкой на бывшего воздыхателя.

— Ох и зря, — послышался шёпот Вия. — Он разорвёт Льва на показ своей ненаглядной.

— Капитаны, сойдите под купол для поединка, — прозвучал приказ Бора.

Лев по пути вниз неловко засунул за пояс новый полуплащ. Они с Аскольдом спускались по разным проходам. Со всех сторон на Льва сыпались язвительные колкости, шутливое подбадривание. Он старался не вникать в их смысл. Все, от кого он желал услышать доброе напутствие, уже их сказали.

Калитку купола перед ним открыла Василиса.

— Спасибо, — поблагодарил её трубочист за помощь и молчаливость. Он и без её подсказки понимал, кто в Соборе глупейший дурак.

Коньки врезались в лёд, и Лев рванул с места. Напряжение осталось где-то позади.

По центру катка красовался нарисованный круг размером с треть купола — поле боя капитанов. Красно-сине-зеленые границы, внутри которых должен остаться только один.

Когда Лев услышал от Дыма правила поединка, то ему в голову пришла рыцарская дуэль. Ведь бита в форме «черпака» хорошо подходила для кровожадных разборок за прекрасную даму.

— Не беспокойся, Лев, — обнадёжил тогда лунси. — Касаться капитанам друг друга не позволено. Заключёнными в кругу вам придётся уворачиваться от всех девяти выпущенных комет.

— Звучит не так страшно, — повеселел Лев. — Есть простор для двоих, и если не забывать поглядывать по сторонам, то останется лишь дождаться, пока кометы потухнут.

— Не было подобного случая, — просто сказал Дым. — В круге остаётся либо один, либо никого. Подо льдом спрятана установка, притягивающая кометы по примеру планеты. Только в несколько раз сильнее. Чтобы ни случилось, они будут стремиться в круг… Будет тяжело.

— Справимся, — прошептал Лев разгоняясь.

Перчатка Вапулы откликалась на жесты без залипания, казалось, она читала мысли мальчика. Лев ощущал подобное облегчение, когда из новых мозолящих ногу сапог перелезал в домашние тапочки. И, похоже, перемену заметили другие. Пока мальчик раскатывал коньки и примерялся к перчатке, от него не отводил взгляд Лель.

Арена недобро засвистела, они заждались представления. Аскольд уже стоял в круге. Там же находился Вольноступ.

«Пора», — без нервозности догадался Лев. Лёд застудил все его страхи.

— Жду от вас честного поединка, — сказал Вольноступ, когда Лев заехал в круг. — Тычки и подножки будут мной мигом наказываться. Уяснили?!

Аскольд раздражённо фыркнул, вопрос наставник обращал именно к нему.

— Уж если трубочист посмел вызвать на бой капитанов, пусть не пеняет на то, что с ним обходятся жёстко. Вы же знаете, наставник, порой капитанские поединки заканчивались смертью.

— Потому я отменил бы право вызова всяким несмышлёным пацанам.

Гневные слова Лев правильно счёл в свой адрес.

— Смертельные случаи в наше время редкость. И всё же люди не перестают калечиться. Вчера у них были слава, народная любовь, деньги, а сегодня они могут лежать на льду с перебитым позвоночником. Вы ещё молодые, у вас жизнь впереди. И, несмотря на все различия, на льду вы должны уважать друг друга. Понятно вам?!

— Да, наставник! — разом ответили капитаны.

— Когда я выйду за купол, то начнётся бой. Следите за дыханием и лучше вам обзавестись глазами на затылке.

Когда Вольноступ направился к выходу, игроки принялись разгонять кровь в теле.

— Не слушай стариков, которые забыли свою молодость, — сказал Аскольд. — Кем бы ты ни родился, жаролёд способен дать настоящее признание.

Льву пришла в голову абсурдная идея, будто наследник Великого рода имеет в виду кого-то другого, а не трубочиста.

Механические старцы выпрямились в полный рост, в их руках вспыхнуло адово пламя. Кометы зло урчали, им не терпелось на волю.

Первые секунды очень опасны, предупреждал Дым.

Арена грянула оглушительным рёвом, и кометы устремились в круг.

Аскольд первым сорвался с места и раскрыл щит. Лев же потратил драгоценный миг на глупое любование трёхцветным пламенем комет. Только их приближающийся рык вывел его из ступора. Лев повалился на колени и прикрыл голову щитом. Первоначальная высокая траектория комет уберегла его от столкновения, но не от хохота с трибун. Большинство ждали, что Лев от страха прижмётся ко льду.

— Это только начало, слуга! — забавлялся на ходу Аскольд. — Гляди, какая красота!

И вправду, творившийся хаос походил на грандиозное представление. Хаотичное, ослепительное и невозможно громкое. Купол заполнился дымом и вспышками. За кометами без того сложно уследить, теперь же глаз едва их различал. Хорошо хоть слух не подвёл. Гул усилился, и значит, кометы возвращались.

Теперь не получится отлежаться на льду, пара комет метили по ногам. Аскольд одну из таких ловко перепрыгнул, и болельщики наградили его оглушительным одобрением.

Лев набрал скорость, катаясь по кругу, и держал щит наготове. Его короткие рывки помогали вовремя уходить с пути шара, несущего боль. Тактика, выбранная им и Дымом работала.

Жаль недолго.

Аскольд выскочил перед самым носом, уйдя от столкновения Лев в последнее мгновенье, заметил вспышку сбоку. Повезло: комета по касательной прошлась по щиту.

В сумбурных метаниях Льву вдруг почудилось, будто устройство подо льдом не только притягивает огненные шары. Будто само время замедлилось под влиянием её гравитации. Первыш и его дружина с начала поединка затянули весёлую песню. Лев успел десяток раз упасть и встать, а «мусорщики» даже не дошли до второго куплета. Только кометы ничем не угомонить. Они порой не долетали до сетки купола, невидимая сила их разворачивала обратно в центр круга.

Дым верно учил Льва: с утратой первоначальной мощности кометам суждено летать над кругом восьмёрками. И чем реже они будут врезаться в купол, тем чаще капитанам придётся уклоняться от них.

Громкий выдох Аскольда и всеобщий стон арены подсказали, что лучшему молодому игроку на Осколках тоже приходилось нелегко.

«Всё же есть шанс», — смекнул Лев.

К этой же мысли пришёл и противник. Вскоре Аскольд стал чаще оказываться на пути. Если трубочист выбрал тактику выживания в круге, то всполох желал уничтожить противника как можно быстрей. Раз за разом он перенаправлял кометы во Льва, и того спасало лишь везение.

Лев перешёл к границе круга, чтобы видеть противника. Аскольд не отставал. Его погоня ограничила манёвренность трубочиста. Мальчик понял, что рано или поздно всполох загонит его под огненный удар.

Арена воем требовала действий, они не рассчитывали на долгий поединок.

— Хорошо катаешься! — окрикнул Аскольд. — Зря ты не хотел жить спокойно, слуга!

Лев оглянулся, ища опасность, которую подготовил для него Аскольд. И увидел, как комета едва не влетела во всполоха. Тот чудом увернулся, резко затормозив. Ледяные брызги из-под его коньков окатили лицо Льва. Будь у него закрытый шлем как у Мироновых, то он бы не ослеп на миг. Лев вслепую прикрылся щитом, и это спасло его от серьёзных повреждений.

Удар опрокинул на лёд. Парус потянул за собой, от боли и потери координации Лев не смог убрать тягу. Когда щит-перчатка сама сложила крылья, мальчик увидел перед собой нарисованные цвета трёх страт Собора. Он поднял голову и не сразу осознал, что находился за кругом.

Все кометы рухнули вниз и неподвижно дотлевали. Ничего не мешало красоваться Аскольду Миронову и принимать всеобщую похвалу.

— Всё кончено, слуга, — обратился он к поверженному сопернику. — Признаюсь, победа досталась не так легко, как я думал…

— ГРЯЗНАЯ ПОБЕДА! — могучий глас громыхнул по арене, и её ликование сошло на нет. — Что и следует ожидать от плода рода Миронова!

Зрители с недоумением озирались по сторонам. Никто не заметил, как новенький автоматон Могута потянулся, точно пробудившись ото сна.

— Какого беса, машина себе позволяет? — вспылил Аскольд.

Из-под корпуса механического старца сочилась тёмная масса. Декоративные детали отпадали сами собой.

Лев вертел головой, выискивая на трибуне Дыма. Уж он-то знает, что за чертовщина происходит после капитанского поединка.

За куполом среди онемевших зевак началось движение. Несколько мужчин, похожих друг на друга, ринулись к входу в купол, который оказался заперт. Один из мужчин достал из своего саквояжа непонятное устройство и кинул его в калитку. Чары гулко ударили, но металлическая сеть купола всего-навсего покрылась волнами.

— Кто ты такой?! — Аскольд с презрением обратился к ожившему Могуте.

— Я БОЛЕЗНЬ, ПОЖИРАЮЩАЯ ЭТО ОБЩЕСТВО! — неземным голосом ответил тот.

Человек снял фарфоровую маску старца, и за ней оказалась другая. Лев охнул, это чёрно-белое лицо преследовало его во снах. Он повернулся на трибуну, чтобы прокричать о помощи.

Вольноступ как раз отпер калитку и с парой крепких мужчин спешил на лёд. Тогда мир и поглотит тьма…

— Полагаю, вам будет спокойнее закончить честный поединок без зрителей, — предложил Миазм.

Его голос и бешеный стук собственного сердца убедили Льва в том, что он ещё существует. Мальчик вслепую с трудом справился с креплением нагрудника и скинул мешающий доспех, чтобы достать янтарь. Маленький огонёк занялся рядом с ростком. Лев испытал огромное облегчение, ведь он не ослеп.

Держа в ладонях огонёк, трубочист осветил место вокруг себя. Всё тот же лёд.

— Нет нужды прятаться, Лев, — донеслось из мрака. — Я не причиню тебе зла.

Лев не поверил и на всякий случай заскользил в противоположную сторону. Он уже хотел встать на коньки и нестись в поисках выхода или Вольноступа, как вдруг его прижали ко льду.

— Не трепыхайся, — тихо велел Аскольд. — И затуши свою безделушку, пока он не заметил её.

Лев подчинился.

— Мятежники, — шептал трубочист. — Они снова проникли в башню.

— Знаю. И это не какие-нибудь бунтовщики с Дальних краёв. Не каждый мятежник способен сотворить пространственный карман. Распутин говорил о такой волшбе. Вероятно, нам не выбраться отсюда самим.

— Почему?

— Пространство преломляется и все дела, — неуверенно ответил Аскольд. — Откуда мне знать, я не особо любил слушать учителей. Однако я точно знаю, что бежать к выходу бессмысленно.

— И что делать?

Чуть помедлив, Аскольд зло процедил:

— Дадим бой.

— Обойдёмся без лишнего сопротивления! Я вас вижу!

В десяти шагах от ребят пламя радугой взвилось над Миазом.

— Попался! — усмехнулся Аскольд.

Тело Льва пронзило множество игл. Лёд под ним дрогнул, и трещины устремились к человеку в маске. Острые глыбы подобно медвежьему капкану захватили Миазма. Огонь хлопнул и потух.

— Это его задержит, — прохрипел Аскольд в полной темноте. — Повезёт, если ноги заново срастутся.

Кажется, всполох наврал про свою плохую учёбу. Он чаровал сродни опричникам на скудельнице. Вот только, когда Лев вскочил на ноги, то Аскольда, вцепившегося в него, пришлось поднимать. Чары вымотали его.

— Неплохая работа, — мрачно похвалил голос Миазма. Совершенно не похоже, что сейчас он испытывал какие-либо неудобства из-за увечья. — Особенно для подмастерьев Огня, которые глупо презирают чары с другими стихиями.

— Тот, кто проводит время на льду дольше, чем за верстаком, знает силу воды, — Аскольд вежливо поддержал беседу, сам же потянул Льва в сторону от голоса.

У них же есть коньки и лёд под ногами. За ними скорость. Лев слабо зажёг янтарь, и они понеслись куда глаза глядят.

Высоко в небо взвился огненный шар. Он осветил огромную пустоту, и Лев понял слова Аскольда о том, что они сами не выберутся из темноты.

Не было купола, как и не было трибун. Пол, состоящий из лоскутов льда, камня и земли, занимал пространство в десятки раз больше, чем сама арена. Миазм нарочно показал, что бежать им некуда.

Аскольд рухнул на лёд. Льву вздумалось будто и его ноги дрожат от бессилия и страха. Однако всполох вновь применил чары. Угловатая ледяная стена укрыла их от взора преследователя.

— Прошу, не бегите, — убеждал Миазм. — Я не причиню вам вреда.

— Послушай, трубочист… Лев, — шептал Аскольд. — Не знаю, какого беса ему надо от нас. Этот тип уничтожил половину улицы на Оплоте. Он держит в страхе не один Край. Нам нужно одолеть его, пока он не причинил вред тем, кто нам дорог.

Его губы дрогнули. Неужели имя Бажены едва не слетело с них?

Лев согласился с Аскольдом. Есения и вьюны на арене. Коснулась ли их тьма?

— Как нам победить? — спросил Лев, вжимаясь в ледяную стену.

— Отвлечёшь его?

— Зажгу янтарь на всю мощь. Ослеплю его.

Лев помнил, как подобный трюк провернула Есения на скудельнице. Тому барсу не очень он понравился.

Аскольд воодушевлённо похлопал по плечу Льва. Трубочисту происходящее казалось бредом, ведь они улыбались друг другу.

— У нас нет времени для игры, — предупредил Миазм. — Лев, выслушай меня…

— Вперёд, Лев!

Аскольд вытолкнул трубочиста из-за стены и тот поднял над головой камень. Он пропустил через янтарь весь свой страх, и гулкая тьма отступила.

Миазм закрыл руками глаза от колющего света. Заслышав приближавшийся стук коньков, он взвил вокруг себя пламя, однако Аскольд принял его на раскрытый щит. Всполох влетел в противника, словно отрабатывал силовой приём на тренировке. Бой чаровников перешёл в рукопашную возню под стать кабачным дракам.

— Не делай этого! — вдруг взмолился Миазм.

Лев мимолётно подумал, что Аскольд победил, пока не увидел, как чёрная материя обхватила голову всполоха.

— РОД МИРОНОВЫХ ЗАСЛУЖИЛ КАРЫ!

Поднятый в воздух Аскольд визжал и тряс коньками. Силы быстро иссякли в нём, и он повис будто на виселице.

Сияние янтаря затухало, внутри трубочиста всё сжалось от ужаса.

— Хватит! — заорал Лев и бросился на Миазма.

— Хватит! — вторил ему мужчина в маске.

Лев колотил кулаками по руке убийцы. Тьма бурлила на свету янтаря, тогда мальчик вдавил камень в щупальце, и та отпустила Аскольда. Всполох безвольно упал на лёд.

— Прекрати, Лев! — послышался голос Миазма.

Мальчик со всей злобы продолжал вдавливать янтарь. Тьма надулась и лопнула. Брызги попали на правую руку Льва. Зашипел металл, запахло палёным мясом. Лев повалился на пол и еле скинул перчатку. Чёрные капли жгли кожу, даже холод льда не погасил боль. Льву казалось, будто его мучения продлятся вечность.

Миазм схватил его руку и накрыл своей. Сухой и бледной, как у мертвеца. Боль ушла, и Лев от бессилия повалился на лёд.

— Глупые мальчишки. Почему вы не слушали меня, — Миазм отступил от трубочиста. Всю злость в словах он обратил на себя. — Очевидно, и в роду Мироновых есть храбрецы.

Сквозь слёзы Лев видел, как мужчина склонился над Аскольдом. Неподалёку безумно мерцал янтарь, но мальчик не успеет схватить его, даже если бы ноги слушались.

— Жизнь теплится в нём, — Миазм прощупал пульс Аскольда.

— ЖАЛКОЕ ЕЁ ПОДОБИЕ. ЛУЧШЕ, ЕСЛИ МЫ ЗАКОНЧИМ ЕЁ.

— Прекрати, — ругал он сам себя.

Миазм подошёл к янтарю и потянулся, чтобы подобрать его с пола.

«Давай бери его! Возьми и страдай», — зло ликовал Лев.

Янтарь предупреждающе мигал, но когда его нежно сжали пальцы Миазма, свет сделался мирным.

Мужчина подошёл к телу Аскольда, которое изгибалось в судороге. Лучи янтаря проникли в голову подростка. Дрожь прекратилась.

— Я сделал всё возможное, — сожалел Миазм. — На большее ни одни чары в мире неспособны. Пусть он найдёт в разрушенном разуме осколок, где построит свой крошечный мир. Где будет счастлив.

Маска обратилась на Льва:

— Мне нужно многое поведать тебе.

— Нет! Нет, я не хочу слушать! — не помня себя кричал Лев. — Ты нас бросил! Ты бросил маму!