Дети, сотканные ветром. Часть 3

Глава 3. Весна на пороге.

В класс залетел влажный ветер. Солнце наконец-то поднялось выше призрачной ширмы, его лучи поблёскивали на сосульках, выросших в проёме обрушенной стены.

Под первым весенним теплом Лев клевал носом, что не осталось не замеченным друзьями.

— Хорошо бы наш трубочист не свалился спросонок, — сказал Вий. — Мог бы не тащиться с нами, а залечь на кухне.

— Я просто задумался, — встрепенулся Лев.

— Ага, твоё звучное сопение распугало всех голубей, — ухмыльнулся Пимен. — Ты среди своих дум дела капитана забросил. Первыш хотел устроить общую тренировку, он намерен натаскать нас как следует. Да только Вольноступ твердит, что пока купол закрыт для жарольда. Старец Могута напрочь заржавел и не уклоняется от комет. Похоже, в последнюю игру мы ему окончательно стрясли механические мозги. Только после того, как глава Бор соизволит провести обследование, выпишут нового судью.

— Вот бы остальные повредить, — размечтался Вий, — тогда игра отменится и нам дадут первое место вместе с Мироновым. И в следующем году мы заберём кубок себе.

— И чем же вечером на летней ярмарке будут заниматься пьяные дворяне? Кто осмелится отобрать у них привычное им зрелище — избиение черни благородными сынами?

— Не шибко ты на себя полагаешься.

— Я не глупый мечтатель, который верит, как в следующем году будет красоваться на льду под обожающими взглядами всего Собора. Кстати, твоя штука будто способна летать только в твоей простуженной голове. И чего я с вами попёрся? Полагал, у вас всё готово.

Клим и Вий копошились у самодельной конструкции, вполне летательного толка. Они подклеивали старые газеты на крылья. Вий, как главный зодчий в этой братии, считал, что его детищу не помешает увеличить парусность.

— Пришёл, потому как замыслил пристроить нашего летуна к своим тёмным делишкам, — обеспокоился кучерявый вьюн.

Сорока не пытался отнекиваться:

— Всё зависит от того, сможет ли твоё крылатое чудо перемахнуть стену Собора.

Вия неслабо задели сомнения друга:

— По моим расчётам, «самолёт» может взлететь с лысины Остапа и приземлиться в окне уборной Кагорты.

— Ну-ну, а я всё жду.

— Ты же знаешь, контрабанда под запретом, — прошептал Клим, словно кто-то мог их подслушать в пустом кабинете посреди высоченной башни.

Пимен покривился:

— Под запретом лишь твоя деревенская наивность, нюня. Давеча я выручил немного грошей, достав флакончик духов для лучшей подружки её миловидности Бажены. Ясное дело, она сама выходец из Зеницы. И что с того? Когда меня поймают за руку, я уже обзаведусь мошной, набитой златыми и полезными знакомствами. В отличие от вас, дуболомов, не собираюсь цепляться за башню зубами. Наша страта редеет, если вы не заметили. Между уходами Якуба и Игната прошло немало времени. Да только за последний месяц нас покинули двое соседей по протухшему подвалу. Хорошо, что они ходили в прихвостнях Захара. Если так пойдёт, старосте останется помыкать одними тараканами у нас в корпусе.

Нападки на вьюнов после полуфинала новой волной прокатились по страте. В очередной раз короткие обесцвеченные волосы Клима и ссадина под глазом Вия тому доказательство. Хотя надо признать, издевательства стали повторяться. Обидчикам не хватает запала и выдумки.

Пимен кривил душой, делая вид, что исключение друзей Захара его не заботило. За врата Собора по надуманной причине мог уйти любой из вьюнов.

— Всё-таки у соборного трубочиста руки на месте, — лодка мыслей Пимена резко поменяла курс к берегам прибыли.

Он деловито разглядывал угольный мелок, обмотанный тесьмой, который вывалился из сумки Льва. Сорока явно раздумывал о возможности урвать барыш, если поставить на поток производство нехитрых подделок. В последнее время Пимен стремился найти всему свою цену. И если даже княжна Коркунова проявила интерес к угольным мелкам, то, возможно, найдутся и другие покупатели.

Лев пожалел, что сболтнул о том, как сильно нравились Есении мелки. Он их готовил тем способом, каким обучила мама. Нарвал у пруда ивовых прутиков, плотно запечатал их в глиняном котелке и уложил в менее жаркую топку на ночь. Под боком, в котельной, печи были в избытке.

Вновь совесть встрепенулась раненой птицей. Лев после полуфинала обещанные мелки так и не вручил Есении. Теперь Пимен ими подправлял портреты на газетных листовках, добавлял усы и курительные трубки сударыням, а сударям — дамские шляпки и… выдающиеся тыквы, припрятанные под сюртуками.

— Куда солидней получилось, — довольный Пимен показал всем исправленные портреты.

— Это «Кузнечик»? — содрогнулся Клим, заметив название газетёнки.

— Он самый, — с грустью сознался Сорока. — Думал, урву по златому за месячную кипу. Да только оказалось, что в Соборе без меня промышляют запрещёнными текстами. Подвозят газетёнку так, что чернила не успевают высохнуть.

— Ха, ты просто не учёл, что под Трезубцем вседозволенность слова, — Вий оторвался от работы, дабы наградить друга едкой ухмылкой.

— В моём деле, кустоголовый, без промахов никуда. В Златолужье за продажу «Кузнечика» секли нещадно.

— То-то тебе не сидится на месте ровно.

— Никто ещё не отщипал у сороки перья с хвоста. Ваш покорный слуга всегда вовремя сбрасывал в канаву тлетворную грамоту.

Лев увлечённо повертел дешёвую бумагу. Чернила на ней выводили неровные строки, а простенькие карикатуры и блёклые портреты кривились.

— Чего ежа в сапоге таить, — признался Пимен. — Позабыл, как Кагорта обожает устраивать вольности под Трезубцем назло царю. Не удивлюсь, если «Кузнечика» печатают в одной из мастерских башни.

Лев повертел портрет на замусоленной листовке. Пожилой мужчина на ней, несмотря на подрисованный дамский берет, выглядел знакомым.

«Бывший хранитель царской библиотеки замечен на рубежах Дальних Осколков. СКОЛЬКО ГРАМОТ ПРАОТЦОВ ОН ПРИХВАТИЛ С СОБОЙ!!!»

— Пора! — воскликнул Вий, отвлекая Льва от кричащего заголовка.

Именуемый «самолётом» аппарат представлял собой конструкцию с размахом крыльев в три локтя. Под каркасом, обклеенным бумагой, крепилась фляжка сервомасла и диск со шнурами, тянущими закрылки. Полную его копию Вий держал в руках, тут-то и сталкивались воздухоплавание и чары. Когда вьюн менял плоскость диска в руках, то, по задумке, диск-двойник повторял изменения в пространстве, тем самым управляя летуном.

Подаренный Флором незаконченный аппарат Вий слегка подправил. Для первогодки вполне успешно, да только даже старшим подмастерьям не разрешается испытывать изобретения вне мастерских. К тому же для летуна настолько просторный цех не сыщется.

— Не окажете ли услугу, мастер? — обратился Вий ко Льву и передал ему диск.

— Сочту за честь.

Трубочист достал из мешочка янтарь и начал связывание двух дисков. Последние уроки у Скобель были посвящены этим простейшим чарам, где Лев весьма преуспевал. К тому же Вий был убеждён, что связывание через янтарь будет чище, а значит, управление летуном станет податливей.

Сервомасло в механизме приобрело жемчужный оттенок, а диск слегка нагрелся. Вий и Клим, взяв летуна по обе стороны, потащили его к проёму.

— Ты точно всё предусмотрел? — бросил через зевоту Пимен.

— Сейчас обед, учителя и остальные заняты поглощением надоевших овощей, — проговорил Вий скорее для себя. — Матфей и Ив вызвались ловить летуна внизу. В случае опасности они дадут отмашку. Чары Льва выдались на загляденье. Всё готово!

Пимен пожал плечами и пропустил друзей к обвалу стены. Сквозняк взлохматил шевелюру Вия, и тот ругнулся:

— Эх, направление ветра не узнал!

— Подожди, — Лев вскочил на ноги.

Он быстро сложил из листовки со сбежавшим библиотекарем простенький самолётик.

— Забавная конструкция, — взял на заметку Вий.

Лев кинул самолётик в проём, и он размашисто и плавно пустился в полёт.

— Безупречные условия, — оценил Вий и сощурился от луча солнца, попавшего в глаза. — Эй!

У рощи лешего бешено плясали яркие блики. Именно там ждали летуна Матфей и Ив. Теперь они отчаянно подавали зеркальцем сигнал.

— Гляди, кто-то с сопки спустился!

Вдоль оттаявшей речки грузно двигалась тёмная фигура. Чернота одежды поверх искристого весеннего наста горазда соперничать с чернотой космоса.

— Чего он там делал один?

Вию не пришлось произносить имя, потому как сгорбленный облик Распутина легко узнать даже с такого расстояния.

— Слыхал сказки про древние мастерские глубоко в горе, — осведомил Сорока — лучший хронограф сплетен и слухов в Соборе. — Те, что старее башни. Про них неспроста редко вспоминают. Люди там теряются, и везде расставлены ловушки Праотцов.

Вий фыркнул от недоверия и вдруг схватился за кудри:

— Быть того не может!

Клим потянул за рукав Льва и глупо заморгал куда-то в пустоту неба. Вскоре трубочист сам почувствовал жгучий в желудке испуг. Забытый самолётик готовился завершить своё грандиозное кружение рядом с мастером-ткачом.

— Вспоминая удачливость трубочиста, бумажная штука обязана заехать в лоб Распутину! — решил Пимен, и его слова никто не опроверг.

Однако на подлёте к мастеру самолётик встретил невидимую преграду. Он рухнул на снег и уже там сгорел в фонтане искр.

Раздался всеобщий возглас восхищения.

— Такую защиту витязи чаруют в дозоре на мятежных Осколках! — рассказал Вий. — Зачем Распутину применять их в Трезубце?

— Если бы я был настолько вредным, — решил Пимен, — то не снимал защиту и в постели.

— О нет, — простонал Клим. — Он нас увидит и накажет.

— Не глупи, нюня! С такого расстояния…

Тем временем Распутин слепо направил посох в сторону башни, его навершие ходило вверх и вниз, пока не замерло. Лев мог поклясться, что посох указывает прямо на разрушенный класс.

Внезапно янтарь затрещал электрическим напряжением.

— Бородатое чудище нас выследило! — сообразил Вий.

— Я убираюсь и вам советую! — Сорока ринулся к двери.

Ребята запихнули «самолёт» в прогнивший шкаф и побежали вслед за Пименом. Янтарь перестал трещать, когда Лев упрятал его обратно в мешочек. Ткань, прошитая металлическим узором, оборвала чары Распутина.

Своё бегство вьюны остановили только в холле. Как раз подмастерья выходили из обеденного зала, и затеряться в толпе было проще простого.

— Вовремя у нас урок у Палиш, — сказал Вий, прежде чем они вклинились в страту Ветра, возглавляемую Мерзляком и Захаром. — В бочке я сейчас готов полдня просидеть.

Лев согласился с другом, когда с улицы в холл ворвался Распутин. Мрачней обычного он прорезал скопление детей, как раскалённый нож масло. Даже Гораг Мерзляк, всегда заискивающий перед ткачом, предпочёл проглотить замечание о хорошей погоде. Распутин словно вынюхивал что-то в толпе подмастерьев.

— Ладненько. Идём, мальчишки, — куратор повёл вьюнов в подземелье башни. — Учитель Палиш и так непрестанно жалуется на вас, потому не будьте сегодня такими… какими вы есть.

Вглубь подземелья младшие подмастерья ходят только со своим куратором. Некоторые разветвления древних коридоров опечатаны из-за ветхости, а кое-кто шепчет о гуляющих там призраках или тайных цехах, где испытывают волшбу Праотцов. Пимену больше всего нравилась версия, в которой Кагорта обворачивается в шкуру рыси и гоняется за крысами.

Расхлябанный строй ленивых вьюнов на узкой развилке поравнялся с одногодками огня. Под началом мастера Скобель всполохи выглядели бодрее и дисциплинированнее. Нужный двум стратам коридор суживался и пройти по нему могла лишь одна из них или же обе перемешавшись. Второй вариант неприемлем по дворянским правилам и взволнует родителей всполохов.

— Будьте любезны, мастер, ведите своих подопечных первыми, — Мерзляк склонился перед Скобель, его сальные патлы распались на лицо. — Это будет извинением за то, что мои паршивцы выбили вас из турнира.

Вий, не скрываясь, изобразил рвоту: куратор вьюнов после полуфинала не упускал возможности напомнить всполохам об их обидном поражении. Будто нескладный учитель сам резал лёд в тот вечер.

Скобель не снизошла до слов и едва обозначила поклон. Гораг Мерзляк даже подобному жесту обрадовался и вдобавок нагородил в голове похабных мыслишек.

Если бы на Льва так взглянула рыжехвостый мастер, то трубочист предпочёл бы провалиться в недра котельной, где бурлят подземные воды. Зато стоящая за Скобель Есения прошила его холодным взглядом. Княжна у своего куратора, вероятно, обучается не только чарам над механизмами.

Всполохи, игнорируя само существование страты Ветра, отправились по нужному коридору. Как только золотистые локоны исчезли из виду, Лев получил болезненный удар в ногу.

— Ты чего?!

— Эх, братец. Долго будешь её избегать? — шепнул Вий. — Ты же обещал поговорить с ней напрямую.

— Ну, как бы… никак не выдалась возможность.

— Она говорила, что раза три приходила в котельную. И однажды явственно слышала за запертой дверью, как ругался котельщик и что-то громко ударяло по стенам.

Синяк на бедре Льва засвербел:

— Вапула снова кидался углем.

Так, котельщик напоминал о своей нелюбви к гостям.

Мерзляк подгонял стаю подростков, и Вий, закусив губу, замолчал. Он был первым, кто заметил разлад между княжной и трубочистом. Вьюн не уставал повторять о плачевных последствиях общения с дворянами. Однако то, что его друг отмалчивается и прячется за дверью от княжны, Вий считал низким поступком.

Да самому Льву было тошно от себя. И если что-то могло отогнать от трубочиста сон, так это воспоминание о холоде в красивых глазах Есении.

Мерзляк довёл вьюнов до зала с «тихими» ваннами и передал их местному урядчику. Он выглядел повеселевшим, когда махнул вьюнам на прощанье:

— Свидимся после водных процедур или же сами доберётесь до корпуса. Только не суйте нос в другие цеха. Захар, с тебя спрос!

Староста зло оглядел страту, давая понять, что коль ему влетит, то и остальным несдобровать. Если он надеялся на устрашение ребят, тогда пора бы ему от слов переходить к действиям. Трон первого среди вьюнов давно пошатывался под Захаром.

— Учитель Палиш захворала, — сухо объявил урядчик. — Воды натаскаете сами, поотмякнете там часик, а затем приберёте за собой. Проверю за каждым. Чего неладного учую, то из этого заплесневелого погреба вы до утра не выползете.

Для полного понимания урядчик хрустнул кулаком. Вот у кого Захару стоило бы поучиться.

Под куполом в скудном освещении располагались в несколько кругов три десятка герметичных баков. Неспроста «тихие» ванны находились глубоко в подземелье, к тому же в настолько защищённом зале. Помимо солнечного света, сюда не проникают многие излучения скомканного пространства. Этакий кусочек стабильности, в самом плохом её значении для чаровника. Как подмечал Лев, многим подмастерьям здесь не по себе. Вьюны, подобно стае волчат, делаются раздражительными. Дай лишний повод, и они покусают.

Лев подобным не страдал. Каждый раз, спускаясь к «тихим» ваннам, он вспоминал родной мир. Пресность мира полых окружала его всю жизнь.

В полумраке каждый вьюн натаскал в свой бак солёной воды. Урядчик непрестанно поторапливал. Лев разделся и запрыгнул в бак последний.

— Трубочисту стоит почаще сюда наведываться, — усмехнулся урядчик, закрывая люк над головой Льва. — Хоть от сажи отмок…

Голос старшего подмастерья оборвался вместе с остатками света. Лев будто полетел во тьму и тишину.

«Наверное, так происходит с последним вздохом в жизни».

Практика в «тихой» ванне, по словам Палиши, помогает в предотвращении искристой болезни и также обостряет чувствительность к чарам. Где-то среди баков запрятан источник чар, и только умелые подмастерья старших курсов способны уловить его узор.

Лев попытался расслабить тело, солёная вода создавала обманчивое чувство невесомости. Ванны обогревались паром до температуры человеческого тела, так что не примёрзнешь ко дну. Внутри бака по задумке отсутствовали звук, свет и запах. С последним сплоховали — кисловатый запашок навсегда въелся в чугунные стенки.

— Терпимо, — пошмыгал носом Лев.

С запахом он свыкнется, но с тишиной…

Лев разбивал её частым дыханием и громким боем сердца. Он достал янтарь из мокрого мешочка, который загодя бросил в ванну. Нынче опасно оставлять блюститель без присмотра. «Зеница и Виселица» не единственная, кто ищет возможность досадить капитану вьюнов, а пропажа янтаря сулила трубочисту смертельную беду.

Мальчик задвигал ногами, и всплески волн даровали спасительные звуки. Только нужно взбалтывать воду в меру, а то местный урядчик, услышав малейший шум, мог наказать мытьём баков. У Льва сегодня не было сил оставаться после уроков, потому он довольствовался слабым волнением воды, которое убаюкивало…

Дождь щекотал.

Сперва мальчика озадачили странности со слухом. И уже после того, как принялся выбивать из ушей пробку, он заметил изъяны в зрении. И причина не в глазах, а в том, что они видят. Цвета иноземного пейзажа внушали страх. Разум воспринимал всё в округе как что-то чуждое.

Мальчик обратился в свою память, дабы узнать, как выглядят его родные земли. Тошнотворный испуг разлился по телу, когда он не вспомнил простой истины: кто есть он сам?

Память подвела мальчика, однако инстинкты захватили его мысли: «Здесь опасно, мир вокруг умирает!».

Слух не возвратился, потому он поздно заметил высокую фигуру. Обернувшись, мальчик отскочил в сторону и забился под ближайший валун. На него надвигался вал из великанов. Будь слух при мальчике, то он услышал бы многотысячное шествие издалека. Его гулкий топот, бескрайний шелест и тяжёлое молчание.

Высокие существа отчасти походили на мальчика. Человекоподобные тела облекали цельные доспехи, настолько плотно, что казалось, они и есть кожа. Головы покрывали угловатые шлемы без намёка на лицо. Вероятно, прорези или линзы для глаз послужили бы слабым местом в защите.

Судя по всему, воины брели по безжизненному ландшафту долгое время, многие расстались со своим оружием. Их шествие походило на исход. Великаны двигались прочь с надеждой, что где-то впереди их ждёт спасение. И, похоже, надежда вот-вот иссякнет.

Марш обречённых тёк по неплодородной слякоти, не замечая притаившегося мальчика. Возможно, ему бы удалось остаться незамеченным, но вдруг он различил среди сотен ног деревце, которое утопало в волнах грязи, поднимаемой идущими существами. Не помня себя, мальчик бросился к ростку и укрыл его своим телом.

Долгое время он дрожал, свернувшись в клубок. Ждал тяжесть поступи, облачённой в доспех. Пусть его растопчут, лишь бы деревце выжило в мёртвом мире.

Он осторожно поднял голову. Воины склонились над ним, и великое удивление читалось в их позах. Вокруг мальчика и деревца собиралось много зевак. От всеобщего внимания стало хуже. И когда безликие головы начали резко поворачиваться назад, мальчик вздохнул с облегчением. Лишь на миг.

Толпу внезапно охватил ужас. Кто-то падал на колени, кто-то пытался убежать от надвигающейся беды. Побег — гибельная затея. Многие в толпе обречённо застыли на месте, и через их ряды не пробиться.

Сквозь множества высоких фигур мальчик увидел, как поднимался горизонт. Вскоре вздыбленные поля и горы заслонили светило. Разум боролся с тем, что видели глаза.

Дрожь пришла с опозданием, и мальчик понял, что трясётся только его тело. Умирающий мир угрюмых воинов разрушался в тишине и безмятежном холоде.

— Так ломается Вселенная.

Темнота выскользнула в открытый Вием люк, и Лев устремился на свет. Недолго думая, кучерявый вьюн отвесил другу хлёсткую пощёчину, за которую тот будет благодарен до гроба. Эхо мальчишеского визга гуляло под сводом зала, когда трубочист вспомнил всё.

— Спрячь блюс, — шепнул Вий.

За его спиной ошеломлённо замер бледный урядчик. Ему бы не понравилось, если под его началом один из подмастерьев сошёл с ума. Из многих баков торчали головы остальных вьюнов.

Рядом из своего саркофага выполз сонный Пимен:

— Кошмар, что ли, приснился?

— Мне… нездоровится, — выдавил из себя Лев. — Могу я уйти в лекарский корпус?

Урядчик не возражал. Лев вправду собирался встретиться с Василисой. Позже. Сейчас она не ответит на его расспросы.

Киноварный говорил, что под мощный блюститель чаровнику придётся подстраивать. Сейчас янтарь не просто врывался в реальность хозяина. В ванной мальчик сам словно перенёсся в иное измерение, с чистой чужой памятью.

Только одно существо в Соборе способно было понять Льва.

— Эй! Леший?! — плутал мальчик среди голых и влажных в оттепель берёз. — Проснись же наконец! Ты мне нужен!

Лев начал отчаиваться, когда заслышал трескучий скрип над головой. Из дупла старенькой берёзы неторопливо вылез сторож рощи. Мальчик запоздало вспомнил о воспитанности и дал древесному старику время размять задубевшие от спячки конечности. Вид леший имел облезлый.

— Чего разорался-то? Горим, что ль?

— Боялся, ты проспишь весну, — попробовал пошутить Лев в большей степени, чтобы успокоить себя.

Леший прокряхтел и свесил ножки с ветки. С перерывами на стариковскую зевоту трубочист выложил всё, что с ним произошло. Как же он истосковался по их откровенным разговорам.

Рассказ Льва опечалил старичка, и он задумался на долгие минуты. И неясно, что происходит в его деревянной голове. Совещается ли леший со своей покровительницей или просто отключается от избытка дум?

— Недобрая ваша связь, — наконец произнёс он. — Память Ладо и чаровников работают по-иному. Если ты забиваешь чем ни попадя черепушку свою, то владетельница ведает о минувшем зверьков, птиц и даже плюща на каменной башне. И воспоминания она взращивает в земле. Корни её — это вековая мудрость и память, объединённая с землёй, водой и воздухом на отколотом куске почившего мира.

— Мира, в котором я сегодня побывал? — Лев встряхнул головой. — То есть тот, чью память я видел.

— Много ты требуешь от того, кто по весне мхом обрастает. Вы же там, за каменными стенами, все сметливые. Огонь и молнии приручаете. Иль не чета вы предкам? Тем, которые тебя напугали.

— Праотцы… Они не очень-то походили на теперешних чаровников. Я им по колено буду.

— Забыл, что память ростка иная, к тому же лишённая корней? Да и сам-то ты не блистаешь умом.

— Ну да. Восприятие могло исказиться.

Лев понуро попинал сугроб. Леший уловил его настроение:

— Выкладывай, чего надумал?

— Может ли росток показывать не древнюю древность, а, к примеру, воспоминания пятнадцати лет назад? И желательно, чтобы я не слетел с катушек.

— Хм, будто я знаю, на что годен росток, измученный вами, осквернителями. Ладо только и может знать, на что способно другое Ладо, — леший оглядел трубочиста, будто видя его впервые. — Эх… Опережая уйму твоих глупых просьб, скажу: когда наступит тёплая ночь весны, приди ко мне, и я открою мою владетельницу. Твой росток пора познакомить с ней, соединить их знания. Моя владетельница познала неокрепшие умы детей осквернителей многих поколений. Прониклась их опытом. Глядишь, она сможет передать знания ростку о том, как не превратить твои неокрепшие мозги в труху.

— И тогда я смогу научиться владеть янтарём на всю мощь, используя другое дерево Ладо!

— Знал бы ты, дитя, как глупы слова твои, и насколько проста в твоём понимании связь двух Ладо. Хотя твой росток гораздо древнее моей владетельницы. Найти бы её сверстницу…

— Мне нужно найти лешего старее тебя. Такое возможно?

— Глупое дитя осквернителей! Да для лешего я едва ли не младенец. Однако твоя задачка и впрямь тяжела. Тебе необходим охранитель времён, когда мир чаровников разлетелся на осколки. Слыхал, ваши предки много Краёв изгадили. Под корень извели своих Ладо, подобно тому дереву, замурованному в стеклянной могиле. Если повезёт, моя Владетельница найдёт в своей памяти знания о древних ладо, когда их общая вязь корней простиралась сквозь миры.

Льва нехило обрадовала открывшаяся возможность и куда сильнее напугала.

«Бери знания отовсюду, как говорила мама, — подбодрил он себя. — Пусть это будет даже разумное дерево и старичок с ветками вместо волос».

Леший словно перестал замечать Льва и подставил лицо под тёплый ветерок.

— Мне надобно тепло солнышка да талая вода, а не допрос спросонья.

— Тогда я пойду. На всякий случай проверю голову у лекарей. Такое чувство, будто мозг сварился, как каша в котелке.

— Откуда взяться снеди в дырявой посуде?