Дети, сотканные ветром. Часть 3

Глава 10. Последний маскарад.

Каждый шаг давался с трудом. И дело было не в хромоте ушибленных ног, и даже не в ужасе, который породили звуки битвы, развернувшейся впереди. Льву приходилось пробираться сквозь невидимую густую паутину. Неизмеримо тонкие нити налетали на бредущего мальчика. Резали и кололи его. Так всплески злотворных и защитных чар расходились по подземелью, как круги по воде. Без того нестабильное пространство трепетало от мощи великих мастеров.

«И я, словно мотылёк, лечу к сердцу пожара», — поразился собственной глупости Лев.

Сосредоточение боя раз за разом менялось. Троица Миазмов носилась за Кагортой по громадному подземелью. Однако Лев даже помыслить не мог, будто наблюдал погоню волков за добычей. В возникшем световом смерче старуха играла ведущую роль.

Лев не сразу сообразил, в какой многоярусный и запутанный лабиринт угодил. Вспышки чар, пронизывая его насквозь, делились на несчётное количество лучей. Ветхое переплетение из балок и укосин представляло собой множество уровней стеллажей с ячейками, подходящими, дабы сокрыть в себе взрослого мужчину.

Во время битвы ткачи умело использовали конструкцию огромного хранилища. Они «порхали» высоко под сводом, и только погибель способна была опустить их на землю.

Лев с ноющей беспомощностью издали наблюдал за «представлением» и надеялся на то, что хранилище не сложится на его голову, как гигантская башня из зубочисток.

Бой неожиданно угас. Никто больше не сыпал колкости, не кидал призывы о примирение, не раздавался старушечий хохот. Когда замолкло эхо поединка, неживое механическое урчание завладело воздухом подземелья. В глубине хранилища находился освещённый химическим светом пустырь размером с деревенскую площадь. Его украшала лишь тупоконечная пирамида. В минуты смертельной опасности, даже повидавшего два мира, Льва захватила её чужеродность.

«Вот она причина поднятой шумихи», — подумалось трубочисту.

Вероятно, на поверхности древний механизм показывал лишь свою малую часть. Безобразное переплетение ржавых паровых труб впивались в матово-чёрный металл.

«Заставили её работать на варварской энергии».

Озарение кольнуло мозг Льва, а на груди подмигнул янтарь. Непрошеное познание утверждало, будто родная машине энергия позволяла творить ей поистине впечатляющие вещи.

Одно ясно — конечное изделие выходило из машины и занимало одну из тысяч ячеек в человеческий рост.

Затрещали узловатые молнии. Ответом заревело пламя. Это сражение занялось со свежим рвением.

Конструкция стеллажей надломилась и принялась складываться. Цунами разрушения надвигалось на Льва. На его голову посыпались ржавые болты, следом летели тяжеленные балки. Мальчик не успел даже крикнуть, как цепкие пальцы схватили его и бросили в сторону.

Тренировки Вольноступа сказались, Лев машинально выставил над собой щит-перчатку. Ловко перескакивая по ячейкам, на него спикировал противник. Захватив цепкими пальцами парус, Вапула придавил своего помощника к полу.

— Зря ты, Сажа, так часто выходил из котельной, — посетовал вихль. — Ошибка. За дверью всяких неприятностей не оберёшься.

Сквозь прозрачный щит Лев различил гримасу котельщика. В нём не было обычной раздражённости. Впервые на его лице осела жалость, и он обратил её к трубочисту.

— Не суйся близко к ним. Кажись, госпожа наша проиграла.

И в самом деле, когда отгремели рухнувшиеся ярусы, бой не возобновился. На свет пустыря безвольно и неторопливо опускался ворох чёрного тряпья. Среди лоскутов обгоревшей мантии рассыпались пеплом седые волосы Кагорты. Старуха мягко коснулась каменного пола у подножья пирамиды, будто легла на перину, мирно встречая сон. Однако последовавший вздох она наполнила безграничной усталостью и досадой.

Лев едва не сорвался на помощь, но Вапула приложил к губам костлявый палец. Кулак другой руки он протянул вперёд себя. Мальчик отшатнулся, решив, что вихль замахнулся для удара.

— Бери, Сажа, — приказал котельщик. — И прекращай засорять трубы мусором полых.

Кулак разжался, и на ладони Льва упал знакомый предмет. Вернее, лишь его большая часть навевала тоскливые мысли о прошлом. Компас на ремешке сверкал новеньким стеклом, за которым каким-то образом уместились дополнительные шкалы и стрелки.

— Чуток его подправил, — обелился вихль с небывалой скромностью. — Теперь он кажет вход иль выход.

— Вход куда?

Недогадливость трубочиста вернула злую нетерпеливость вихля.

— Ты же любишь бродить по каёмке миров, — оскалился котельщик. — С ним-то ты не заблудишься.

— Спасибо, — неуверенно поблагодарил Лев за подарок.

На него медленно, но необратимо навалилась мрачная догадка. Вапула с самого начала знал, откуда явился его помощник. Точно уловив приближающие расспросы, вихль отступил под завалы разрушенного хранилища.

— Быть может, свидимся, Сажа. Береги мою котельную.

Кагорта, будто намереваясь возобновить полёт, потянула вверх руку, облачённую в серебряную перчатку. За секундное замешательство Льва Вапула устремился в густые тени, и они укрыли его меж собой.

В то время к поверженной Главе Собора, величающему ткачу, спасительнице Златолужья снизошли три фигуры в масках. К чести Кагорты нужно сказать, что выглядели они весьма потрёпанно. Полынь рухнул ничком, Скобель пошатывалась на ослабленных ногах, и только отец Льва как ни в чём не бывало стряхнул с плеча тлевший жар.

Древняя старуха шелохнулась в их сторону, на что сразу откликнулась женщина в маске Похоти. Скобель подбросила в воздух два металлических кольца, и те впились в запястья Кагорты. Браслеты по дорожке из пространственной ряби воспарили вверх и заодно оторвали от земли свою пленницу.

Серебряной перчаткой хозяйка Трезубца защищала только левую руку, которую по обыкновению прятала ото всех в своих одеждах.

— Прости, — обратилась Похоть к распятой в воздухе Кагорте. — Даже в таком состоянии тебе не нужно оставлять шанса.

— Ерунда, милочка, — проворковала старуха, борясь с выворачивающей кости болью. — Не дело мне валяться в древней пыли, как последнему пьянице.

Она коротко качнула головой вниз, где приходил в себя Похоть.

— Паучиха пала! — провозгласил он, пытаясь подняться.

Его дикому ликованию мешал хрип. Учитель снял маску и сплюнул тёмный сгусток. Похоже, этого добра в его лёгких было навалом.

— Седая Пряха завершила своё затянувшееся плетение.

— Паучиха? — нахмурилась Кагорта. — Как пошло, учитель Полынь. Я есть дерево с распростёртыми над всеми Осколками ветвями. И вы — мои дети, плоды мои, хоть и гнильём тронутые. Встаньте под крону, и я уберегу вас от зноя дня, от хлада ночи. От бури, что грядёт.

— Ты слепа, старуха?! Тебе подрубили корни. Твоё могущество, какое мы не присвоим, растаскают падальщики. Наследие Седой Пряхи согреет её недругов.

— Достаточно! — приказал Вылко. Разбавленный оттенок раздражения примешался к его победе. — Где твоё войско, госпожа? Как долго ты втайне создавала свои ужасные механизмы?

Он обвёл рукой бесконечные пустые стеллажи, уцелевшие после их сражения.

— Моя армия ныне марширует по скомканным пустошам. Осколок за Осколком они скоро пожнут слабое общество… Если, конечно, я не укажу им иную цель.

— Врёшь! — заорал Полынь и оглянулся на товарищей. — Она выторговывает себе минуты, надеется выбраться из петли.

Вопреки уговорам Алчности, среди остальных миазмов проскочило беспокойство. Вылко посмотрел на Скобель, и она ответила на его беззвучный вопрос:

— Кажется, нам придётся терпеть её скверный характер ещё некоторое время.

— В яблочко, дорогуша. Среди занудных марателей чертежей ты всегда оставалась моей любимицей. Лишь мне ведомо, как управлять армией, вышедшей из лона машины наших ненавистных предков. Вы опоздали, и ваши старания напрасны.

— Отчего же, — ответил ей Вылко. — Ты будешь нашим ключом к победе.

— Бред! — взвизгнул Полынь. — Не затем я несколько лет терпел мелюзгу богатеев, дабы наградой мне послужила ветхая старуха!

— Попрошу вас, сударь, — нарочито обиженно сказала Кагорта. — Возраст красит мудрых женщин.

— В тебе не осталось здравого ума, — Полынь дико скалился. — Мы годами водили тебя за нос. Ты потеряла нюх.

— С теми личинами, какие вы напялили сегодня, любые хоть немного толковые подмастерья сравнились бы со Старцами-Ткачами. Но твоё усугубляющее сумасшествие ты не шибко прятал. Как и ваше воркование со Скобель, — Кагорта обратилась на Похоть. — Милочка, я бы в жизнь не поверила, что ты влюбилась в Полынь. Другое дело мрачный статный князь, которому с рождения уготована великая судьба, — она небрежно кивнула на Вылко. — Для тех, кто желает подчинить мироустройство, в вашем треугольнике чересчур много неразделённой любви.

Похоть дёрнула головой, но её опередили. Полынь выдернул из-за пазухи продолговатый предмет, и он звучно щёлкнул в его руках:

— Я знаю, чего ты добиваешься, старуха. Хочешь посеять между нами раздор. Омрачить победу. Как же по-детски. Мы переиграли тебя, смирись.

— О, я ждала вас в гости с того безрассудного зимнего нападения. И с самого начала следила за всем вашим маскарадом. Желала заполучить вас, если не как союзников, то как марионеток. Однако всех обошёл тот, кто был тих всё это время. Киноварный натравливал нас друг на друга. С его подачек действовал надоедливый книгочей. Полагаю, сейчас Киноварный готовиться преподнести Собор своим бывшим хозяевам.

— Тогда ты нам не нужна, — сухо подытожил Полынь. Его вытянутая рука дёрнулась.

Громоподобный звук устремился под свод, где долго скакал в темноте. Миазмов и их пленницу заволокло дымкой. Лев отреагировал на звук выстрела, как бегун на старте соревнования. Он устремился вперёд, преодолевая колючие заросли и груды рухнувших стеллажей.

Лев остановился в десяти шагах от Кагорты, когда перед ней развеялся дым. Старуха ухмылялась, глядя на дрожащую дробь, которая зависла перед её глазами.

— Позорище, — уничижительно бросила она. — Учитель Собора балуется игрушкой полых. Хорошо хоть у кого-то в вашей братии мятежников осталась голова на плечах.

Полынь с яростью уставился на Вылко. За чёрно-белой маской глаза моргнули, и раскалённая дробь посыпалась на пол.

— Возьми себя в руки, Яков, — процедил Двуличие. — Киноварный в самом деле затеял хитрую игру. Похоже, именно по его разбросанным крошкам я угодил в ловушку на рыбной ферме Златолужья.

— Никакая то была не ловушка, — обелилась Когорта. — Просто чулан с коллекцией моего покойного приятеля. У него с годами развилось помешательство на неразумную живность из-за Пелены.

— И ты решила, будто это место подходит для сына Софьи? Не отпирайся! Я видел оковы.

— Тогда я заготовила много чего: цепь в Златолужье, страту Ветра в Соборе. Мальчишка грянул нежданно, как снег за шиворот. Не знаешь, чего ждать от вымеска двух миров.

— Так же, как и сегодня, — указала Похоть на выбежавшего мальчика. — Поверенный месяцами натаскивал трубочиста у себя в кабинете. Быть может, он науськивал ему свои планы.

— Не смей!

Полынь уже целенаправленно волочился ко Льву:

— Отчего же? Ты отказался от него, как и от той женщины. Да ты даже не Вылко Инецгой! Всего лишь выеденная оболочка.

— Я ничего не знаю! — воскликнул Лев.

Он решил не отступать перед напирающим противников. Однако его правая нога предательски засучила каблуком по полу.

— Тогда чего ты попёрся за нами?! За отцом?! — вдруг Полынь замер и расплылся в догадливой ухмылке. — Припоминаю. Вы же все вьюны такие: обделённые отеческой любовью. То-то сопляки таскались за мной. За тем, кто проявил к ним крохи сострадания и давал ерундовые советы.

Льву сделалось противно, вьюны очень уважали учителя Полынь. Того, другого, который не выглядел истощённым и старым, чьи глаза до тусклого блеска не были выжжены безумием. За пару часов он будто прожил десятилетие в распутном упадке.

— Хорошо, что никто из вьюнов вас не видит, учитель, — удивительно спокойно сказал мальчик. — Им было бы стыдно за вас.

Полынь изумлённо икнул и рассмеялся. Скобель, не спускающая глаз с Кагорты, в мольбе протянула руку к нему.

— Не изводись, Яков. Вспомни, как тебе нравились уроки с вьюнами.

— Верно. Те забитые полуголодные ребятишки напоминают меня в детстве. А ты! — Полынь указал на Льва. — Ты воистину сын Вылко! Ха! Лицо другое, но держишься, так же как он! Гляди, Двуликий, это же кровь твоя!

— Знаю, — глухо ответил Вылко.

— Единственное наследие, что останется от тебя, если мы не победим сегодня! Надеюсь, ты понимаешь это? И даже такой молокосос окажется в опасности, когда враги поймут, что на верные решения у нас не хватит духа.

— Что ты замыслил, Яков?! — нотка мрачного подозрения проскочила у Вылко.

— Сегодня мы дадим бой. Достаточно с нас пряток! Наверху заперты несколько дорогих сердцу и царской казне гостей. Пусть будут разменной монетой, купим на них время, — Полынь указал на Двуличие. — Ты запросто способен разрушить мареву дорогу. Оборвем связующую нить, пока они не укрепились на станции. Так врагам труднее будет стянуть основные силы для атаки. По скомканному пространству они будут прибывать сюда малыми группами. Мы запросто расправимся с ними.

Полынь сорвался с места и воодушевлено обнял за плечи Скобель.

— Тем часом у нас вовсю будет клепаться армия бездушных машин для убийств. Ты же способна запустить нашу древнюю несушку? Уверен, в Соборе полно сырья для работы. Чем не превосходный план, а?! Да на Дальних Осколках банды с меньшими силами выдерживают осаду царской рати.

Скобель раздражено стряхнула с плеч руки Полыни. В её голосе звучали нотки нарастающей истерики:

— Для себя ты какую роль придумал? Опустошать винную кладовую.

— Я же возьму ту задачу, какая вам не по зубам, — Полынь хищно уставился на Кагорту. — Дайте день, и я разговорю хозяйку трухлявой башни. Она выложить на блюдечки ключ к её войску, которое явно ошивается неподалёку от края Собора.

Кагорта печально покачала головой:

— Ты никогда не мог рассчитать собственные возможности. Даже эта маска легко отравила тебя безумием.

— Ха. Безумия у меня полные закрома, и я поделюсь им с тобой, старуха.

Вылко подступил к своему другу и коротким движением руки приказал Льву оставаться на месте.

— Знаю, как тяжело принимать поражение, — начал он. — Но пока мы вместе…

— Несколько вельмож не остановят опричнину! — перебила его Скобель. Кажется, она нашла зерно смысла в плане Полыни. Её взгляд метался от зависшей в воздухе старухи до древнего механизма.

— Главный козырь Полынь придержал от твоих нежных ушей, милочка, — недобро усмехнулась Кагорта.

— Верно подмечено, карга. Ты сама им пользовалась большую часть жизни, чтобы втайне готовить свержение батюшки-царя.

— Я не позволю, — тихо сказал Вылко, но его голос пробрал до костей.

Алчность развёл руками:

— Я предполагал, что у тебя не хватит смелости. В ловушке у нас сотни детей влиятельных особ. Почти безграничный ресурс. Конечно, ты зря лишил разума сынка Миронова. Ныне цена ему — бочонок медовухи. Княжну Коркунову же мы сможем обменять на пару поездов, гружённых высококачественным сырьём.

— Отец, не слушай его! — выпалил Лев и тут же прикусил губу. Ему велели не вмешиваться.

— Брось, сударь-трубочист, — отмахнулся Полынь. — Твою первую любовь мы припасём напоследок. Начнём с тех, кто подешевле. Вьюнов не тронем — они не стоят и ломаного гроша. Зато если будут нам помогать, то у них представится случай поквитаться с детишками богатеев, которые превратили их обучение в Соборе в борьбу за выживание. У тебя будет время поворковать с ней. Слыхал, Двуликий? Сынишка у тебя не промах — захомутал невесту царевича. Воистину твоя кровь.

— Не притворяйся бессердечным злодеем, Яков, — Вылко приблизился к товарищу вплотную.

Он был выше Полыни, который без того скрючился, точно на его плечи взвалили тяжёлые мешки. Учитель не выдержал взгляда из-под чёрно-белой маски и опустил глаза в пол.

— Мы придумаем новый план.

— Новый? — всхлипнул Полынь. — Сколько же у нас их было? Я не выдержу ещё пяти лет в прятки под чужой личиной. Да я года не протяну!

— Отныне мы будем вместе, — сказал Вылко. Его обычный бестелесный голос, будто наполнился красками жизни. — Я… Мы убережём тебя и Юлию. Прости, жестоко было посылать вас сюда.

— Это было общее решение, — Алчность поднял маску, и пальцы, сжимавшие ее, побелели от усилия. — Она действительно превращает меня в чудовище…

Полынь отступил на шаг. Вспышка одержимой оживлённости угасла, теперь он выглядел разбитым.

— Хватит вам изливать жалость понапрасну. Говори, что ты задумал.

— Мы уничтожим Квочку. И сбежим заготовленным путём.

— А она? — Скобель кивнула на Кагорту.

— О, милочка, не хочу в дороге обременять вас своей старостью, — приободрилась старуха.

— Заберём её с собой, — ответил Вылко и повернулся ко Льву. — Тебя тоже.

Лев вдруг почувствовал, как тепло разлилось в его груди. Он и не думал, что до этого был точно неживым. Холод подземелья затупил даже боль от порезов и ушибов. Сейчас же, глядя отцу в глаза, он заново учился дышать.

Скобель нахмурилась, но быстро поборола своё разочарование:

— Ты сумеешь перенести пятерых людей сквозь скомканное пространство?

— Не скрою, едва выполнимая задача, — поделился Вылко. — Однако теперь с нами будет янтарь Льва. Он был создан для путешествий между нестабильными мирами.

— Выглядит отличным планом, — подал голос Полынь. — Меня уже тошнит от вони здешней плесени.

Когда Вылко и Скобель повернулись к Кагорте, Полынь вновь напялил на себя маску. Только Лев увидел, как жадная гримаса укрывает покривившееся от боли лицо бывшего учителя.

— Госпожа, вы не против, если мы здесь всё разрушим до основания? — поинтересовался Вылко.

— Раз начали, то доводите до конца, — усмехнулась Кагорта. — Не стану юлить, будто не думала, как уничтожить Квочку. У меня есть пара идей, но зачем вам упрощать работёнку.

Вновь облако из мыслей заволокло голову Льва.

— Более всего машина ранима изнутри, — повторил он вслух. — Я не знаю откуда…

— Не бойся, Лев, — сказал отец. — Янтарь хранит многовековую память, и порой непрошеные знания вырываются из него. Янтарь всегда служил нашему роду проводником в прошлое. Благодаря ему я отыскал маски. И после того, как завладел этим, — Вылко протянул извивающуюся черноту на своей ладони, — подарил янтарь Софьи в надежде, что он убережёт вас.

— Почему же тогда его отдал мне говорящий филин?

Вылко повернулся к Кагорте:

— В плетении хитрых узоров Госпоже Трёхголовой башни нет равных.

Старуха закатила глаза на очередное сравнение с пауками:

— Янтарь пожертвовал мне Киноварный, когда прибежал под тень Трезубца в поисках защиты. В знак верности. У него даже хватило смелости мне соврать, как именно блюститель Инецгоев достался ему. Уверял, будто, когда падальщики принялись рвать на куски проклятый род, он успел завладеть его фамильным достоянием. Спустя время я разузнала, что янтарь он получил от женщины, какую Вылко по глупости привёл из-за Пелены… Кхе-кхе, — крякнула Кагорта от боли. Из-под оков на её руках проступили алые капли. — Понимаю, милочка, тебе неприятно вспоминать про ту полую. Изволь же винить того мужчину, какой спрятал улыбку бьющие дамские сердца за чёрно-белой маской.

— Выходит, я должен быть благодарен Феоктисту, — промолвил Вылко. — Он спас Софью от страшной участи.

— Думаю, скоро тебе представится шанс встретиться с ним лично, — продолжила Кагорта. — Некоторые учёные могли бы заинтересоваться твоей ненаглядной. Особенно плодом ваших молодых утех.

Под пылающим взглядом Скобель Лев непроизвольно сжался.

— Занятный экземпляр, — оценила Кагорта. — Как бы то ни было, Киноварный вывел его мать обратно за Пелену и нарушил тем самым приказ своих хозяев. Впрочем, быть может, уже тогда у запуганного франта имелся долгосрочный план.

«Они всё время врали, — кольнула Льва мысль. — Кагорта, Вапула, Киноварный. Они играли в свои игры».

Вылко, видя болезненную отрешённость сына, сделал несколько шагов в его сторону.

— Осталось недолго, — вполголоса обещал Миазм Двуличия. — Выдержишь?

Шёпот отца привёл Льва в чувства, и он кивнул.

Вылко отступил от сына и указал на переплетение паровых труб:

— Как привести «Квочку» в действие?

— Достаточно будет открыть те два вентиля одновременно, — отозвалась Скобель. — Если чертежи из хранилища Пряного верны.

— Милочка, умоляю, не марай мои уши именем трусливого червя, — покривилась Кагорта.

Вылко посмотрел на Полынь, который будто уже отмахнулся от происходящего вокруг. Подперев ладонями маску, он покачивался из стороны в сторону.

— Поможешь мне? — спросил Вылко у Льва.

Мальчика не пришлось уговаривать дважды. Они выбрали себе по вентилю и по сигналу выпустили скворчавший пар в тело «Квочки». Древняя машина жутко заскрипела, энергия чаровников была для неё не лучшей едой. Скрытые механизмы проснулись ото спячки, притёрлись и вскоре заработали мягче. «Квочка» была готова творить бездушные машины.

Когда пол под ногами Льва перестал дрожать, он шагнул к своему отцу.

— Куда мы отправимся?

— Нужно вывести тебя в безопасное место, — ответил Вылко. — На Дальних Осколках есть хорошие люди, которые мне должны…

— Нет, — взвыл Лев. — Ты хочешь снова меня бросить?

— Лев, выслушай меня. Нет жизни в моём… нашем существовании, — маска на лице отца пришла в движение. — Мы всегда в бегах. Прячемся в тени и выходим лишь затем, чтобы уколоть сильного врага. Мы тешим себя надеждой, что рано или поздно ослабленный великан споткнётся и рухнет наземь. И видят мои предки, всё чаще я думаю, что смерть заберёт меня раньше.

— ТОГДА МЫ ПРОДОЛЖИМ ПУТЬ СКВОЗЬ ВРЕМЯ С ДРУГИМ НОСИТЕЛЕМ.

Безжизненный голос пробрался под кожу Льва. Сухая рука отца легла на плечо, но в ту же секунду он отринул её, словно тепло сына обжигало.

— Не позволю, — прошептал Вылко. — Лев, я… мы…

В движениях отца мальчик угадал намерение отвернуться. И стыд. Лев удержал отца на месте. Он подавил желание сорвать с него маску, потому что знал, какую боль могут причинить могущественные блюстители.

— Осколки памяти режут меня, — сказал Вылко распрямившись, будто нашёл в себе силы продолжить. — Однако же твоя мама и наше общее время с ней кажутся мне чудесным сном. И теперь у меня есть ты. Мой сын…

— Вместе мы справимся, — закивал Лев. — Ты же меня всему обучишь. Если я стану таким же сильным, как вы, то нам не нужно будет прятаться и притворяться другими людьми.

— Да, — выдохнул Вылко. И Лев был уверен, что он улыбается. — На Дальних Осколках мы все сможем найти покой на время. Он необходим нам, чтобы восстановить силы.

Вылко оглядел своих товарищей. Скобель прислушивалась к каждому их слову, а Полынь неуверенно топтался на месте и что-то бормотал.

— Я не хочу быть вновь один, — слетело из-под чёрно-белой маски.

Лев лишь беззвучно повторил слова отца.

— Сперва же завершим дело, — сказал Вылко. — Ступай. Рядом с машиной станет небезопасно… Яков, пожалуйста, не дай разрушению «Квочки» перекинуться на всё подземелье.

— Будет сделано, друг, — откликнулся Полынь.

Лев отошёл к Скобель и Кагорте, хотя ему очень не хотелось находиться среди них.

— Его речи умаслят и покойника… — прошелестело бормотание бывшего учителя, когда их пути пересеклись.

Подходя к «Квочке», Полынь вдруг покачнулся, и Вылко успел его подхватить. Долгий миг они находились в объятьях друг друга.

— Скоро всё закончится, — сказал Вылко другу.

— Знаю, — ответил Полынь и хихикнул. — Ведь сейчас ты не сумеешь поймать моих крошек.

Ниоткуда взявшийся в подземелье ветерок взлохматил затылок Льва.

— Посмотри на меня, трубочист.

Мальчик бездумно повернулся на Кагорту, когда прозвучал выстрел. Мягкий и влажный. Лев даже не дрогнул плечами, что-то схватило его тело, заморозило на месте. Он видел только печальное лицо Кагорты, и её тонкие губы беззвучно сложились в одно-единственное слово.

Какой толк в извинениях, ведь время не повернёшь вспять?

— Зачем?! — взвизгнула Скобель.

Кагорта рухнула на пол вслед за сторожившей её женщиной. Скобель скинула свою маску. Прекрасное лицо исказилось до неузнаваемости, изящные длинные пальцы рвали рыжие волосы. Лев и остальные вьюны так любили смотреть на их покачивание.

Женский вой быстро перешёл в тихий скулёж, и Лев расслышал за спиной разговор. Лёд сошёл с его позвоночника, и он обернулся.

Двое мужчин всё так же стояли, обнявшись. Но теперь Вылко без сил повис на своём друге.

— В твоих речах яд, — говорил Полынь. — Это ты отравляешь мне ум!

— Не сдавайся… Яков, — просил друга Вылко. Его голосу что-то мешало. — Спаси остальных… Твоё время не пришло, в тебе остались силы бороться.

Сухая рука отца с красными бусинками на коже поднялась к зелёной маске и нежно стянула её с Полыни.

Лицо учителя было оттиском алчного оскала. Постепенно оно начало преображаться. Сумасшествие сменилось удивлением, а затем — неверием. Он непонимающе посмотрел на дымок, вьющийся из дула его пистолета.

— Что произошло? — спросил Полынь, бледнея. — Это не я!

— Нет, не ты, — выдавил Вылко.

— Не моя вина!

Полынь поспешно уложил Вылко на пол и отскочил от него, как от огня. Загнанно озираясь по сторонам, мужчина зацепился за Кагорту, напрасно пытающуюся подняться из пыли.

— Смотри, старуха, что ты натворила! — завопил Полынь.

— Бедный заблудший мальчишка, — сказала грустно Кагорта. — Вы сами выбрали свой путь, и ваши ошибки только ваши. Здесь и сейчас погибает свобода чаровников. Глупые детишки, почему вы раньше не пришли ко мне, не воззвали о помощи? Теперь мы, изорванные друг другом, ждём, когда явится наш главный враг.

— Что мне делать? — не унимался Полынь.

— Квочка, — слабо сказал Вылко. Он с трудом оторвал голову от холодных камней. — Покончи с ней.

— Да… да, — Полынь обрадовался наваленному на него делу. — Я уничтожу её, друг. Прости…

Полынь оглядел всех:

— Простите меня!

Никто не отозвался на его мольбу. Скобель впала в молчаливый шок, Кагорта чаровала над своим телом, приводя его в порядок. Тогда Полынь встретился взглядом со Львом.

— Прости и ты меня. Я не желал того…

— Торопись, Яков, — из последних сил приказал Вылко. — Я чую противников.

— Верно, Вылко. Ты всегда был прав.

Чуть замешкавшись у распростёртого тела друга, Полынь ринулся к открытой «пасти» древней машины. Со стоном боли он напялил свою маску и нырнул внутрь машины.

— Лев… — слабо позвал Вылко.

Мальчик, преодолевая невероятные усилия, приблизился к мужчине в чёрно-белой маске и склонился над ним.

У его отца оказались голубые глаза.

— Лев. Сын мой, — поборов булькающий кашель, произнёс Вылко. — Я вновь подвёл тебя… Темно. Здесь так темно.

Лев впопыхах достал янтарь и зажёг свет.

— Софья, — сорвалось изумление из-под маски. — Ты здесь, любовь моя.

— Папа, — позвал Лев.

Он желал сказать, что тоже видел в камне женщину, похожую на маму. Янтарь мягко подмигнул, и мальчик замолк. Может быть, им вскоре удастся встретиться.

— Софья, прости меня. Я оставляю сына одного посреди врагов… Как тебя тогда…

Свет в голубых глазах мерк, падая на дно бездонных колодцев.

«Квочка» задрожала, и вместе с ней всё подземелье.

— Папа? — тихо позвал Лев.

Янтарь в его руке угас. Мальчик подумал, что более никогда не сумеет вдохнуть свет в свой камень.

— Нужно уходить, парень! — окликнула Кагорта. — Дурень Полынь не славится аккуратностью.

Она крякнула, когда новый толчок повалил её на пол. Не только у Льва ноги отказывались слушаться.

Маленькая площадь с пирамидой начала оседать. Фонари в последней агонии налились ослепительным светом перед тем, как взорваться. Подземелье погрузилось в свою истинную и абсолютную темноту.

На ум Льва непрошено пришли слова Полыни. Для мира и вправду естественна непроглядная тьма. Жизнь и свет — вещи, которые приходят на мгновение.

— Вот и спаситель всего царства явился, — сквозь грохот донеслись слова Кагорты. Она была огорчена.