Последний зимний месяц вьюговей в краю Собора славился и метелями, и морозами. Холода до треска берёз хватали рощу лешего. Ветер, мчавший из-за Пелены, вился колючей пургой. Редкие снегопады щедро настилали, и иногда сопка стряхивала с себя излишки, да так, что башня вздрагивала. Фумаролы на её склонах парили, словно облака протискивались из недр земли.
Жизнь вне стен Трезубца выморозилась. Весь скот упрятали в загоны, отапливаемые, как и теплицы, термальным источником. Водяной под толщей льда залёг до весенней оттепели. Даже леший не сумел противиться спячке и вернулся в лоно владетельницы. Ни дикая живность, ни пичужки не нарушали морозный покой края. Лишь порой в сторожке у ворот Собора тоскливо выл Репей под ругань привратника.
Оттого удивительней было видеть такое количество чаровников, вышедших под вечер. Отряд «мусорщиков» во главе с Первышем пробивали путь к каёмке Пелены. Рядом с границей скомканного пространства механизмы на сервомасле барахлили, потому подмастерья, вооружившись лопатами, выискивали в снежных завалах нити рельс.
— И какое лихо занесло к нам трубочиста? — лыбился Первыш.
Его вопрос не нуждался в ответе. Весь Собор знал, что после новогодних праздников ключник занялся Львом с остервенением. Уже два месяца мальчик и часа для передышки не отыщет.
После возвращения в Собор трубочисту дозволили посещать один урок в день. По прошлому совету Бабы Яры он выбирал мастерскую Скобели или занятия учителя Палиши. В оставшееся время Каспар находил работёнку по всему краю. Два месяца в новом году пролетели на одном дыхании.
— Ещё слышал, что ты пропускаешь тренировки, — не прекращая кидать снег, говорил Первыш. — Сдаётся мне, Каспар поставил златой на победу младшего Миронова, раз держит в чёрном теле лучшего игрока вьюнов.
— Не сказал бы, что я лучший, — скромно отнекивался Лев.
Однако Первыш его не слушал, костерил ключника на чём свет стоит.
— Наш урядчик… не щедр на похвалу, — рядом со Львом Матфей пытался справиться с отдышкой. — Если он признаёт тебя лучшим, то так оно и есть.
На красном лице привереды иней покрыл юношеские усы, кончик носа опасно побелел. Как новобранцу мастерской «мусорщиков», ему досталась самая большая лопата.
Закончив тираду, Первыш вновь обернулся на Льва:
— Не забывай, трубочист! В этом году в финал должный выйти старшие росы и сопляки-вьюны! Эгей!
Воинственный призыв Первыш подправил громовой отрыжкой. Остальные «мусорщики», в основном состоявшие из игроков в жаролёд, поддержали своего капитана.
Лев не мог не вдохновиться их рвением. И всё же умом понимал: для победы над следующим противником нужна нескончаемая удача. Вьюны встречаются с командой Леля. Росам же достались непобедимые всполохи Аскольда. Настрой Первыша легко понять: у него последняя возможность одолеть извечного противника. За своё обучение наследник рода Мироновых успел подпортить жизнь не одним вьюнам.
— Едут! — раздалось предупреждение.
Вдалеке у основания башни поднялся угольный дым.
— Налегли, друже! — скомандовал Первыш. — После, как и обещал глава Бор, погреем косточки на горячем источнике!
Когда дрезины подошли к кайме Пелены, Лев и остальные пробили туннель. С высоты снежных стен в человеческий рост запыхавшиеся подмастерья наблюдали за многолюдной колонной.
Сопровождение состояло из смешанной команды разных мастерских. Зодчие и волхвы объединялись для похода за Пелену. Возглавлял их сам глава Бор. Он, как и малая часть мастеров и их урядчиков, облачился в защитный костюм. Лев слышал, будто такой скафандр уберегает от многих «подарков», припасённых в скомканном пространстве.
На одной из дрезин лежали припасы и уголь, на второй — герметичные бидоны. Третья же самоходка натужно тянула тяжёлую ёмкость, в смотровых окошках которой плескалась бесцветная жидкость.
— Во флягах смеси. Волхвы преобразуют их в редкие вещества, — Матфей на немое непонимание Льва принялся просвещать неразумного трубочиста. Он давно уверовал в необратимую тупость соседа по дому Бабы Яры. — В большой бочке заготовка для лучшего на Осколках сервомасла. И, конечно, припасы, их хватит на седмицу и более.
— Они так долго проведут за Пеленой?
— Чего там сложного. Иди проторённой тропой до бункера. В нём гермодоспехи без надобности. Вот и сидишь седьмицу, наворачиваешь сухари, пока сервомасло обогащается.
Первыш без жалости саданул Матфея в плечо:
— Тебя бы разок прогулять по изломам, сопляк. Жаль, в следующем году меня не будет, чтобы посмотреть на твоё лицо за гермошлемом. Скомканное пространство — самая непостоянная штука во вселенной. Чем дальше топаешь от порога Осколка, тем сильнее припекает. Мир полых своей гравитацией продавливает наши «пузыри». Видят Праотцы, как не хочется наткнуться на братца-полого иль провалиться к ним в гости. И без них на изломах, ой, как боязно. Аномалии, чудища, мороки.
— Чудища, — ахнул Лев.
— А то. Глянь, какой тремор словил глава Бор. Насмотрелся на кошмары за Пеленой. Это вам, сопляки, не на верёвочке гулять в приливы, да мусор полых рассматривать.
Глава Бор отдавал заключительные наставления и приказы. Выглядел он нервно и чуток жутко, однако ко Льву всегда относился дружелюбно.
Заметив «мусорщиков», он поднял руку, на наручах которой теснились циферблаты полдюжины датчиков:
— Благодарствую за труд!
— Пусть будет недолог ваш путь, глава! За башней мы присмотрим! — на правах урядчика ответил Первыш.
— Готовься! — скомандовал Бор и зажёг яркий фонарь на медном посохе.
Провожающие застегнули на путниках шлемы, проверили оставшееся снаряжение и дали добро. Дрезины закоптили и направились в блекло-радужную муть Пелены. По обе стороны от них шли чаровники в гермодоспехах. Как отметил про себя Лев: никто из остающихся с завистью им вслед не глядел.
На морозе призрачная стена осыпалась искрами инея. Пелена обволакивала путников одного за другим, свет их фонарей преломлялся радугой. На той стороне едва виднелись похожие очертания местности, однако бескрайняя безлюдная пустошь вызывала отторжение у Льва.
— Эй, друже! — воззвал Первыш, когда последнюю дрезину накрыла мутная завеса. — Кто позже всех доберётся до бань, тот и отнесёт лопаты ключнику!
«Мусорщики», явно ожидав отмашку, ломанулись к башне, их возгласы рушили морозное оцепенение края.
— Передай Вию: у меня появились мысли насчёт той штуки, — лениво протянул Матфей. Привереда хорошо понимал, что бег по снегу не его конёк, потому делал вид, будто ему не хочется участвовать в глупом соревновании. — К слову, мы прозвали его «самолётом». Ты же так «их» зовёшь?
Они оба подняли головы на почерневшее небо и сочные в мороз звёзды. Крылатый мираж из мира полых не подмигивал им сверху.
— Ага, — ответил Лев. — Так называют их в моём родном крае.
Матфей уже топал к башне. Его манера не заканчивать начатый им же разговор раздражала, а ведь Лев наготовил для него уйму вранья. С последних пор трубочист придумывал себе прошлое без родного мира полых и проклятого семейства отца. Как говорил ему один караванщик: чтобы возвести свою жизнь сызнова, одними мозолями не отделаешься. Лев обязан научиться отменно лгать.
— Б-р-р, — мальчик вздрогнул.
Пот, пропитавший даже тулуп, быстро охлаждался. Льву оставалось мечтать о горячих источниках.
Закинув тулуп на паровой котёл, трубочист пустился по закромам котельной. Вечером, как только большинство мастерских переставали работать, Вапула копошился у верстаков, расставленных по всем углам. Обычно его местонахождение выдавали отлетающие заклёпки и свирепый скрежет зубов.
Вихля трубочист застал на куче угля. При появлении Льва котельщик повернулся к нему спиной. То ли не рад видеть помощника, то ли что-то прятал от него. Судя по налобным лупа-очкам и набору тонких как игла инструментов, чинил он часы.
— Чего припёрся, Сажа? — поприветствовал Вапула вполоборота.
— Узнать, не нужна ли помощь в котельной, — сдержанно спросил Лев.
Вихль осклабился:
— Разве кончилась выдумка у ключника? Или тебе пресытил свет ученья?
— Позже мне нужно заняться камином в кабинете Киноварного.
Котельщик на миг задумался:
— До чего чудной хлыщ этот Поверенный. Одежонкой от соборных портных он брезгует, выписывает тряпьё из отдаленья. Камин же заказывает у местного недоучки.
— Никто не против сберечь десяток златых, — как можно небрежней пожал плечами Лев. — На новый костюм.
Вапула оценивающе осмотрел помощника:
— Плох ты ещё брехать, Сажа. Вали к Киноварному, тому есть чему тебя обучить.
Трубочист так и поступил. Сегодня выбор падал между встречей с Киноварным и тренировкой на арене. Лев осознавал, что отдаляется от команды. От друзей. Он даже подумывал бросить жаролёд, так как все мысли его теперь заняты другим делом. Ему сейчас необходимо овладеть хотя бы толикой мощи янтаря, прежде чем покинуть край Трезубца.
Лев теперь напрасно не грезил, рано или поздно придётся бросить Собор.
Стайка девочек-первогодок из рос прижалась к стене на пути Льва. Нет, они не боялись запачкать кремовые платья и белые пелерины. До кануна нового года трубочисту приходилось скрываться от барышень и их навязчивого внимания к его пуговицам. Слухи про причастность Льва к трагическому случаю на пруду просочились даже за врата Собора, несмотря на запрет Глав.
Багряный кабинет обогревал паровой котёл. Широкий камин долгие годы служил роскошной декорацией. Каспар с недоверием откликнулся на просьбу Киноварного об обновлении камина, и тем, что этим нелёгким делом займётся местный трубочист. Ключник всячески отговаривал Поверенного, обличая Льва в недотёпстве и призывая вызвать дельных каменщиков из края Утренних рос. Однако Киноварный остался непреклонным: нечего расточать попусту средства и к тому же дело не торопкое, пусть трубочист капается хоть полгода.
Уже целый просинец и половину вьюговея Лев коротал свободный вечер в кабинете Киноварного. Иногда он разбирал камин в одиночестве, а порой, как сейчас, в стороне за рабочим столом сидел Киноварный.
— Добрый вечер, Лев, — приветствовал Поверенный, оторвавшись от пергамента.
Трубочист сразу приступил к своим делам. Его и Поверенного разделяла ширма, которая улавливала пыль и сажу. Если Киноварный захочет продолжить разговор, то сам даст знать.
На полке камина лежало пособие каменщика для безграмотных, которое выдала госпожа Фронталь. По её картинкам Лев и шёл неспеша. Сегодня трубочист намеревался выяснить суть поломки. Хитроумная заслонка оказалась завалена обвалившейся стенкой дымохода. Чтобы добраться до неё, Льву пришлось разобрать половину камина.
Кирпич и лепнина, которые он снял, заботливо уложены рядом. По наставлению Каспара было понятно, что денег на новый материал не выделят, потому если старый Лев сломает, то его придётся заменить за собственные гроши.
Лев залез на подмости в узкий и душный дымоход. Он поддел киркой кирпич и, к его удивлению, за ним открылась выемка.
— Ох!
На возглас трубочиста Киноварный выглянул из-за ширмы:
— Всё в порядке?
— Я что-то нашёл, сударь. И, кажется, этому не место в дымоходе.
Из выемки Лев вытащил стеклянную бутыль и показал Киноварному. Тот искренне улыбнулся находке:
— Коварно. Так вот откуда россказни о призраках в багряном кабинете.
— Призраки, — Лев едва не уронил бутыль.
— Ах да, ты ведь неопытный печник. Замурованная в дымоход бутыль — месть дурному хозяину. Как только жар в камине спадёт, приток воздуха выдаст из трубы такой загробный вой, что волосы встанут дыбом у последнего смельчака. Надеюсь, я с тобой хорошо обращаюсь?
Киноварный состроил подозрительную гримасу, и Лев хихикнул:
— Да, сударь.
— Кажется, внутри есть послание. Какую же мудрость нам отправили из прошлого?
Лев достал хорошо сохранившийся клочок и худо-бедно прочитал:
— Приятных снов, старый скупердяй.
Лев впервые услышал смех Киноварного. Вечно сдержанный и серьёзный Поверенный прятал в себе зычный с хрипотой хохот.
— Узнаю почерк. Годами я копался в его схемах и чертежах, — объяснил, успокоившись, Киноварный. — Кто бы поверил, что Фока Строитель — спаситель Златолужья и великий зодчий — горазд на шалости.
Поверенный откашлялся и мановением руки пригласил Льва к своему столу:
— Позволишь мне сохранить бутыль и записку. Подобные кусочки прошлого зачастую несут полезные сведения… Присядь на стул. Пожалуй, хватит нам трудиться.
Они расположились за столом друг напротив друга.
— Так, сегодня ты провожал экспедицию за Пелену.
— Да, сударь.
— Ты, вероятно, не ведаешь, что несколько десятков лет назад мужественные люди уходили в изломанные пустоши и не знали, вернуться ли домой. Их провожали семьи как в последний путь. Что ж, за минувшие годы многое изменилось: мы продвинулись в навигации и защитных устройствах. Теперь вылазка за обогащённым сервомаслом — очередная опасная рутина.
Лев открыл рот и нахмурился. Киноварный привычно понял, что у того созрел вопрос.
— Спрашивай, Лев.
— Сударь, как же Маревая дорога? Ведь её построили давно?
— Почти два века назад невероятной ценой проложена её первая нить. Строительство не заканчивается и поныне. Паутина Маревой дороги служит причиной возрождения и прогресса нашей цивилизации. До неё лишь Храбрые скитальцы являлись связующим звеном между Осколками, не давали погибнуть сообществам на них. Даже богатые и огромные края не способны были прокормить народ, проживающий на них. Без жёсткого контроля рождаемости и потребления вымирали Осколки, которые были куда обширнее Златолужья. И только создание Маревой дороги и становление царского рода позволило объединить чаровников в один народ.
— Кроме… Дальних Осколков?
— Не всем по душе благо и единение цивилизации. В тёмные века множество людей оказались запертыми в подобие огромных клеток. Пороки чаровников уничтожили наследия науки и культуры Праотцов. С каждым новым поколением связь с великими предками терялась.
Поверенный и трубочист словно по команде посмотрели в сторону книжного шкафа. На его полках в полумраке стояло собрание кукол — божков с провинциальных Осколков.
— И тем самым мы близко подошли к теме наших встреч. Помнишь, однажды я говорил, что твой блюститель, возможно, относиться к одному маленькому сообществу?
— Они, как Храбрые скитальцы, путешествовали между Осколками.
— Верно. Только скитальцы остались в памяти чаровников почитаемыми. Их роль после возведения Маревой дороги угасла, однако уважение простого люда осталось. Общество «Сияющего дерева» не нуждалось в каком-либо отношении к себе. Оно не участвовало в борьбе за власть и распустилось совсем незаметно. Причины создания общества — загадка, как и причина его распада.
Киноварный пролистал записную книжку. Её листы заполонили наброски эмблем и гербов с обязательным деревом.
— В хрониках нашего Собора упоминается один волхв. Он прославился защитой дерева Ладо на землях лунси. К сожаленью, его как изменника царской воле бросили в узилище, где он вскоре умер. Ладо же извели, дабы засеять обширный Осколок хлебом.
Грудь Льва кольнуло. Янтарь откликнулся на слова Киноварного.
— К сожаленью, во имя прогресса совершаются чудовищные дела… — хмуро проговорил мужчина. — Тот волхв оказался последним поклонником сияющего дерева. Или же остальные предпочли затаиться.
«Некоторых, как род Инецгоев, прокляли и вычеркнули из всех хроник», — мрачная мысль, свербевшая в голове Льва, не осталась незамеченной Киноварным.
— У тебя созрел вопрос?
— Нет, сударь.
«Пусть род отца остаётся в забвении».
— Мне просто хочется научиться пользоваться янтарём. Нужна ли мне его история?
— Без причин заточения ростка Ладо в камень, мы не поймём всей его силы, — Киноварный заложил под бровь монокль. — Предположим, Ладо помогает странствовать за Пеленой. Хотя дерево трудно соотнести с навигацией, так как сама его сущность против путешествия. Корни и нужны деревьям, дабы зацепиться за землю до самой смерти.
— Росток можно посадить в любом месте, — проронил Лев.
Киноварный одобряюще закивал:
— Молодец, Лев. Ступаешь по правильному пути. Ты рассказывал о снах с деревом на холме. О тумане, какой мешает увидеть всю долину.
— Леший говорил, будто это росток шлёт мне сновидение.
— Не иначе как сопряжение блюстителя. Мощное орудие имеет собственное излучение. И дабы его использовать, иной раз чаровнику приходиться подстраивать себя под него. Полагаю, тебе памятен посох Распутина. Его неживая и грубая мощь. Верю, нашему мастеру-ткачу, пришлось непросто и довольно болезненно. Яркие сны не самое страшное, что могло тебе выпасть.
«Если бы только там не было той женщины, так похожей на маму», — промолчал Лев.
— Росток Ладо — довольно непростая основа для блюстителя. В учёной братии ходят долгие споры о разумности Ладо. Разум или же сборник хитроумно выстроенных приказов помогает ему сохранять равновесие на Осколке? — Киноварный развёл руки в недоумении. — Одно ясно: Ладо способно накапливать знание об окружаемом мире и приспосабливаться к любым условиям. Твой камень прошёл через века. Только представь, какие сокровища в нём заложены.
Восторженные речи Поверенного едва вдохновляли Льва:
— И как нам добыть то сокровище?
— Тут ты одинок в своих поисках. Я смогу только помогать тебе издалека. Блюститель настроен на кровь в твоих жилах. К сожаленью, овладевать мощным орудием подмастерья учатся на старших курсах и под руководством мастера Распутина. Лучшего учителя не сыскать на Краях под Царской дланью.
Легко было представить реакцию бородатого ткача, когда трубочист заявится к нему с намерением обучаться. Грустная ухмылка проскочила на мальчишечьем лице.
— Несомненно, — согласился Киноварный.
Его рука машинально поглаживала острую бородку, глаза помутнели, и он ушёл в себе, точно в лесные дебри. Наконец, Поверенный медленно, словно черпая мысль из колодца, начал излагать:
— Малоизученные узы лешего и Ладо будет твоей станцией отправления. Ладо находит себе сразу и стража, и связь с миром разумных существ. Лешие обладают малой свободой в своих действиях. Воля Ладо подчиняет его, и раб не мыслит об ином существовании, кроме служения дереву. По моему разумению, ты как чаровник, не обделённый талантом и умом, способен изменить взаимоотношение с Ладо. Привести их от паразитизма к симбиозу. Равноправный союз… Надобно разработать теорию, сверить данные о похожих изысканиях.
Киноварный захлопнул записную книжку и достал свои угловатые часы. Так, он намекал на окончание беседы.
— Довольно поздно. У нас обоих выдались тяжёлые деньки.
— Спокойной ночи, сударь, — пожелал Лев, уходя, как всегда, с терзающей неудовлетворённостью.
— Кое-какой совет напоследок, Лев, — окликнул Киноварный. — Удели внимание снам. Возможно, там скрыта подсказка.
И без того сны Льва были насыщены яркими красками. Каждое утро он просыпался в серой яви. Свет лучины в его коморке многократно тусклее, чем свет, гуляющий по изумрудной листве дерева на холме.
Лев не первую седмицу чувствует себя точно не спавшим. Накопленную усталость и остатки сна трубочист пробовал смывать ледяной водой. Не получалось. Собственное отражение никак не радовало мальчика. Своей взлохмаченностью он начал походить на дворнягу Репья. Сажа на щеках и руках въелась окончательно. Запущенный вид Льва отмечали многие, и даже Вий теперь признавал в нём настоящего трубочиста.
Может, потому от Льва шарахаются в коридорах башни. И причина вовсе не в проказах Аскольда Миронова. К слову, травля и подлости над стратой Ветра поутихли. Вьюны немного расслабились, и без общего врага извне участились склоки внутри корпуса.
Новым утром вьюны в очередной раз схватились с друг другом на уроке Палиши.
— Люди на лёгкой стадии искристого недуга способны навредить себе и окружающим, — учитель, как всегда, морщила нос, будто учуяла неприятный душок. — Их судьба незавидна. Даже обычная прогулка по набережной Златолужья представляет для них смертельную угрозу. Не задумываясь, они могут зацепиться за скол в пространстве и непроизвольно выплеснуть оттуда энергию. При подобной стадии таких людей отправляют на стабильный Осколок, где они проводят остаток жизни.
— Тюряга для тронутых, — сказал в пол Захар. Староста всегда занимал последний верстак, чтобы незаметно посапывать или же отвешивать похабные замечания. — Эй, нюня, тебе туда путь заготовлен.
Вий и Лев обернулись, гадая, кому обращались слова.
Захар уставился в спину Клима. Прибитая поза давала понять, что тот понимал смысл придирок старосты.
— Отправляйся сам, пока не сбрендил, как папаша, — продолжал давить Захар.
— Что за чушь он городит, Клим? — нахмурился Вий.
Робкий вьюн молчал, его губы подрагивали.
— Ой-ёй, даже дружки не знают, почему внук владельца фермы трётся среди вьюнов, — лыбился Захар. — Учитель, прошу слово!
Палиш на просьбу старосты дала неохотно разрешение.
— Мой старший брат летом батрачил в Кленовом долу. Он слыхал про то, как там один «искристый» дом взорвал.
Учитель согласно закивала:
— Я изучала происшествие в том Краю. Жуткий и до чего же глупый случай. Один самоучка, довольно-таки способный, возомнил себя ткачом. Он пренебрёг всеми симптомами. В итоге его вспышка разрушила дом и убила несколько человек. Сам же недоткач мучился в образованном им изломе больше дня, до тех пор, пока из соседнего края не приехал витязь.
— Что же сделал тот витязь? — вырвался вопрос у Вия.
Лев, глядя на Клима, понял, что не готов услышать ответ. Робкий вьюн вжался в обшарпанную столешницу.
— Выход один — умертвить, — сухо отрезала учитель. — Искристую болезнь не повернуть вспять. Предать смерти и последующему позору, дабы другим не повадно было. Недаром царский указ запрещает самообучение чарам. И всё же находятся неграмотные деревенщины, коим не даёт покоя слава ткачей. Итак, хватит на сегодня. С завтрашнего дня у вас начнутся занятия в «тихой» камере.
Палиш покинула кабинет, словно искала эту возможность с начала занятия. Вьюны вяло засобирались, после обеда их ждала грязная работа в мастерских. И только староста казался довольным собой. Его настрой передавался подхалимам.
— Чего уставился, слуга? Все должны знать, что если нюня заискрится, то нужно бежать от него подальше.
— Искристый недуг — это не зараза и не передаётся по родству, тупица, — выдал с соседней парты Пимен. — К тому же Клим поспособнее тебя в учёбе. Я бы держался подальше от вас, остолопов. На урок Палиши вы лишь спать приходите.
Клим благодарно посмотрел на Пимена. Тот редко называл его по имени.
К нарастающей ссоре присоединились близнецы Гур и Лир.
— Если хочешь дальше преспокойно дрыхнуть на уроках, то не задирай Клима или кого другого из страты, — посоветовал Гур.
Захар картинно задрал нос и развернулся спиной ко всем. Вероятно, он думал, что своим поведением показывает всем, что ему безразличны угрозы. Однако остальная страта сочла его действия как попытку бегства.
Льва радовала новая роль команды в страте. В последнее время она стала костяком отпора от Захара и его подхалимов. Большинство вьюнов тянулись к ребятам, и влияние старосты уменьшалось с каждым месяцем.
Стыд вновь напомнил трубочисту о пропусках тренировок.
— Вечером катаем на пруду, — Вий наскоро нанёс удар по совести Льва. — Первыш говорит, нам каток нужнее. Слаженность рождается в постоянных тренировках.
— Холодина же, — фыркнул Пимен.
— Есения и Зоря изъявили желание испробовать свои новые лезвия, — предупредил Льва Вий.
— Раз Первыш верит в нас, так нечего его подводить, — встрепенулся Пимен.
— Быстро же настрой у тебя меняется, — подметил Гур.
— С дворянами связываться себе дороже, — предостерёг Вий.
— Гляжу, что после Ряженья ты перестал соблюдать собственное правило, — не унимался Пимен.
Сорока не единственный, кто заметил шрам на плече Вия. К тому же из самого Златолужья до него дошли слухи о стычке детей и опричников. С тех пор Пимен зарёкся узнать у Вия о погроме скудельницы. Кучерявый вьюн же стойко переносил расспросы. Как заверял он Льва: лучше забыть ночь Ряженья и молить Праотцов, чтобы всё рассосалось само собой.
— Я не претендую на княжеское приданое, — объяснил Пимен. — Сорока высоко не летает. Но вдруг у ваших подружек есть подружки-дочери фермера иль фабриканта средней руки, тех самодовольных болванов, что кидали в меня грошом за газету. Эй, чего вы глядите как на прокажённого? Будто сами не задумывались, сколько милых сердцу барышень вокруг вьются…
Ступор приятелей вызвал у Пимена нервный смешок:
— Эх, рановато начал ваше просвещение. Жаролёд выдавил всё из ваших черепушек. Ничего, через годик вы у меня выпрашивать будете коробку сладостей и красивую безделушку. Ведь Собор — это кладезь завидных невест, а Кагорта — первая сваха на Осколках, — заговорщицки прошептал Пимен. — Половина богатых папань не отправляли бы сюда дочерей, если бы не мечтали обзавестись выгодными связями.
Дурашливая речь Пимена затронула потаённые струны в душах четырнадцатилетних подростков. На щеках Вия, к удивлению Льва, заделался румянец.
— У тебя есть шоколад? — резко спросил Клим.
— А у тебя есть четвертина златого?
— Д-дороговато, — посмурнел робкий вьюн.
— Наше предприятие по поиску редких в Соборе товаров связано с множеством рисков, — похвалился Сорока. — Оттого и цена такая.
— «Ваше»? — засомневался Клим.
— Перед вами всего лишь шестерёнка отлаженного механизма… Хотя могу узнать у главного о поблажках вьюнам.
Пимен достал из сумки плетёный футляр, в котором спал трёхногий ёжик, и приложил к уху. Сонный комок иголок недовольно захрюкал.
— Да-да, Хлюпик, ты прав. Пропащее дело давать скидки кочаноголовым деревенщинам.
Устроенное Сорокой паясничество разрядило обстановку после ссоры со старостой. Даже Клим от дружеских колкостей расслабленно улыбался. Когда-нибудь он захочет рассказать о своём отце, но до тех пор от прошлого горя его укрывает стена из приятелей.
В окружении друзей Лев размышлял о месяцах после нескончаемых дум об отце. Его жизнь превратилась в бурный поток забот, однако среди неё есть то, от чего возникает тёплое чувство, способное согреть в последний месяц морозной зимы. В Соборе он задержится как можно дольше.
В холле дворца творилась присущая предобеденному времени неразбериха. Галдели по углам компашки подмастерьев, сновала прислуга. Мастер Трёхрук чесал затылок над двумя автоматонами, застрявшими под лестницей.
— Опять чудище впустили! — Пимен, поднимая над головой футляр с ежом, спрятался за Климом.
У доски с объявлениями жалобно скулила дворняга, прижимаясь к ногам привратника. После ярмарки Репей не чувствовал себя уютно во дворце. Его хозяин расклеивал листовки на доску под язвительные замечания Полыни. Учитель, как и трубочист под окончание зимы, выглядел обросшим и запущенным. Шлейф перегара всюду следовал за ним.
— Глядите-ка, вьюны, — обратился Полынь к подошедшим ребятам. — Похоже, позёрам невдомёк, что Ряженье давно закончилось.
Вий притянул Льва ближе к доске. На листовках были изображены три человека в масках и громадная цена за сведения о них. Если женщину в красивой маске он не знал, то остальные были хорошо знакомы. Одним был тот, кто стрелял в привратника, другого же ребята повстречали на скудельнице. И осознание того, что они действуют заодно, вызывало ужас у Льва. Собор отныне не казался безопасным местом.
— Пусть всё рассосётся само собой, — взмолился трубочист.