Пимен кивком дал понять, что Льву придётся разбираться самому.
Яркий вязаный жакет и узорчатый платок на голове выделяли её среди окружающих.
— Как же ты вымахал, милый, — Баба Яра оглядела подошедшего трубочиста. — Неужто зря пирогов напекла, чаяла, ты здесь голодным ходишь.
— От вашего угощения никогда не откажусь. Вы, бабушка, выглядите… хорошо.
— Нынешняя зима меня изрядно потрепала, но настала весна.
Баба Яра прищурилась на слепящее солнце, словно указывая на виновницу её выздоровления.
Лев вовремя опомнился и забрал у старушки её скудную поклажу: дорожную сумку и пахнущий сдобой свёрток. Он по примеру сыновей из благородных родов подставил Бабе Яре локоть, и та благодарно оперлась на него. Так, они вдвоём под пристальными взглядами пассажиров покинули станцию.
Старушка шла бодрой походкой. Похоже, болезнь действительно отступила.
— Вы приехали на ярмарку? То есть… — Лев запоздало прикусил язык, вспомнив о навеки закрытых вратах для милой бабушки.
— Меня пригласили отобедать на местном постоялом дворе. И я подумала, почему бы не проветриться. Попутно не помешает проведать бывших подопечных.
Как правильно догадался Лев, приглашение пришло поздно, и Бабе Яре достался билет лишь в третьем вагоне.
— Как поживают Вий и Клим?
— Они сейчас помогают на ярмарке.
— Я для них гостинцы припасла. Жаль, не повидаемся. Будь добр, передай им свёрток и напомни, что летом я вас всех жду в гости.
У Льва не получилось скрыть, как обрадовали её слова. Приятно знать, что тебя где-то ждут. Хотя после случившегося в Ряженье, трубочист страшился возвращаться в Златолужье. Даже Вий не убедил его в том, что дедушка Есении стёр любое упоминание о детях, замешанных в разрушении скудельницы. Человек в чёрно-белой маске всё ещё находится на свободе. Выцветшие листовки с его портретом и наградой за любые сведения продолжали висеть на фонарях станции.
— Соседушки ждут не дождутся вашего приезда, — беззаботно продолжала Баба Яра. — Да и Проповедника часто застаю в твоей комнате. Скучает, верно.
Они оба усмехнулись маловероятному предположению. Мальчик был благодарен Бабе Яре — она не ругает его за то, что он перестал писать ей.
Когда они свернули к постоялому двору, трубочист набрался храбрости и спросил:
— Бабушка, вы вправду не держите на меня зла?
— Если кто и должен злиться, то это только ты, милый! Выгнала тебя, отправила от себя подальше!
— Я не говорю вам и половины правды, постоянно попадаю в неприятности…
— Я же чахну от немощи, когда вы нуждаетесь в помощи. Оба мы горазды расстраивать своих близких.
Баба Яра успокаивающе погладила плечи Льва, и тот почувствовал облегчение на них. Трубочист словно очутился в саду на «Носу у мельника», его окутала умиротворённость.
За разговором они незаметно дошли до постоялого двора. В день ярмарки уютный трёхэтажный дом забит под завязку. Неподалёку на поляне выставляли дополнительные столы и шатры тем, кто не сумел урвать комнату.
Шумный двор разом утих при появлении Льва и Бабы Яры. Кружки с пенными шапками остановились на полпути до страждущих ртов.
На террасу торопливо вышла улыбчивая женщина с полными щеками:
— Рады вашему возвращению, госпожа. Мы придержали для вас лучшую комнату.
— Премного благодарна, хозяюшка, но я, пожалуй, отправлюсь восвояси на следующем поезде. Старым костям чужие постели в мучение.
— Очень жаль, — расстроилась владелица подворья.
— Знаете, я бы не отказалась с дороги от терпкого кваса. Если, конечно, его, как и при вашей матушке, подают к обеденному столу.
— Все рецепты я унаследовала в точности до последней буквы. Мы подадим квас на ваше излюбленное место.
Хозяйка двора приглашающе указала на тропинку, уходящую в лесочек. Баба Яра и Лев прошли по ней до крохотного родника, у которого затерялся крепкий стол. Там их ждала недовольная Кагорта.
Лев почувствовал, как поднялись волосы на затылке.
— Ещё немного, и я бы умерла от скуки, — проскрипела глава ткачей.
— Лекари всех Осколков твердят о пользе прогулок на свежем воздухе. Особенно в столь прекрасный день!
— Они о том причитали даже в моём детстве! И где все те зелейники и костоправы, какие родились со мной в один век? К слову, рада, что ты пережила очередную зиму. Тревожилась, будто впредь не отведаю твою стряпню.
Баба Яра присела напротив Кагорты, настрой у неё тоже был не самый доброжелательный:
— Нечего посылать своего Поверенного, дабы убедиться в моей смерти. Взяла бы и сама навестила. Поезда ведь ходят. На удивление, ты по сей день не окончательно разругалась с Маревой дорогой.
— Не доверяю я им.
— Мы обе ведаем иные дороги. Тобой исхожены все тропы вокруг наших краёв.
Две женщины вглядывались в друг друга, словно их перепалка перешла в невербальную фазу. Лев всегда знал Кагорту и Бабу Яру как две противоположности. Однако же теперь воочию убедился, что их различия гораздо велики.
Бледность Кагорты в летний день будто была не из этого мира. Её одеяния черней густых теней в лесочке. Хоть и рассказывали, что раньше Кагорта ходила у Бабы Яры в ученицах, но сейчас выглядела гораздо старше своего учителя.
Молчаливое напряжение разрядила хозяйка подворья, принёсшая три кружки шипящего напитка.
— Дорогие гости, прошу не скромничать. Мы исполним любую прихоть, — сказала она и удалилась.
Кагорта сперва принюхалась к кружке, а после едва смочила истончённые губы. Лев, успев отпить пару глотков, невольно удержал квас в горле.
Кагорта причмокнула и высушила залпом свой напиток.
— У прошлой хозяйки и квас ядрёней делался, — она вытерла рот рукавом мантии, неизменно спрятанной руки.
Баба Яра с сомнением покачала плечами:
— Говорят, старость притупляет вкус. В молодости всё кажется ярче.
— Пусть эти говоруны идут вдогонку за Праматерями! Мы взрастили слабое поколение, и ты со мной не поспоришь. Раньше к воротам Трезубца съезжались толпы, дабы я направила их на путь Ткача. Ныне же большинства мечтателей отпугивает один только вид Распутина, — Кагорта покрутила недовольно кружку. — И они не любят, чтобы квас щипал им десна. Редко встретишь дарование, на которое не будет жалко потраченного времени.
Кагорта взглянула на Льва так, что он пустил струйку обратно в кружку.
— Не сбегаешь ли за питьём покрепче? Уважь старушку, — попросила Кагорта без права на отказ. — Пусть содержательница запишет на мой счёт.
— Неужто та самая Кагорта научилась платить за то, что ей приглянулось?
Кагорта широко усмехнулась:
— Нет у меня никакого счёта! Я много лет в руках и гроша не держала. Те, кто и впредь желает зарабатывать в моём краю, простят мне и бочку вина из каркуновского погреба.
Баба Яра, порывшись в сумке, достала две медные монетки и протянула Льву:
— На бутыль медовухи Главе Собора и леденец тебе. Дабы не заскучал за беседой давних подружек.
Трубочист суетливо взял деньги и направился из лесочка. Ему мягко намекнули о том, что он здесь лишний.
Внутри постоялого двора было тесно. Без сопровождения Бабы Яры Льва не замечали, а некоторые будто нарочно не видели трубочиста, даже если тот протискивался у них под носом. Мальчик заказал у хозяйки всё, что ему велели. Карамельную голубку на палочке он запрятал в карман и устроился в уголке, обдумывая, сколько времени понадобиться двум знаменитым чаровницам, чтобы обсудить дела, накопленные за долгое расставание.
Открытые настежь окна и двери не спасали от духоты. В основном трактир набился людьми с достатком и не обременённые титулами. Большинство давно знали друг друга, так почему же не посплетничать, наслаждаясь прохладными напитками.
— Так твой господин не появится, дабы лично поздравить наследника рода? — услышал Лев с соседнего стола. — Недаром молвят, что у Мироновых любовью наделён лишь младший сын.
За небольшим столом, вероятно, собрались посланники семейств Великих и Новых родов.
— Определённо, господина Аскольда не баловали. Его светлость держит старшего сына как замену себе. Да и будем честны… — посланец Мироновых склонился над столом и усмирил голос. — Все знают, что влияние Собора убавилось. Кагорта хиреет. Слыхал, несколько родов в открытую заявили, будто не пустят Поверенного на порог и отдадут детей на обучение в Совет Цехов.
Его собутыльники согласно закивали, но предпочли не высказываться о слабости Собора на его же территории.
Один из мужчин быстро свернул разговор с опасной дорожки:
— Аскольд не только удал кометы гонять, но и в чарах умел. В дуэльном клубе первый после Вольноступа. Лихой бы офицер из него получился. С таким пылким нравом и родством он мигом бы дослужился до царского двора.
— Ни славы на арене, ни лихой жизни на Дальних Осколках не хлебнуть наследнику, — погрустнел самый пьяный за столом. — В придачу этот наглый трубочист омрачил выпуск. Тьфу! До чего же Кагорта распустила прислугу.
Представительные мужчины себя не сдерживали, когда хаяли трубочиста на чём свет стоит. Рядом виновник брани по стеночке выбрался к двери. Вдруг его узнают.
Оказавшись на свежем воздухе, Лев чуть бутыль из рук не выронил. У постоялого двора шумно разгружался караван чуди. Мальчик не сразу понял, что эти подземные путешественники не походили на тех, которые спасли его из колодца у красного дома. У сегодняшнего каравана явно водились лишние деньги: их насчитывалось под два десятка чуди, несколько носилок с товаром, одежда на них пригоже, да и снаряжение поновее. Тем не менее они сохраняли такую же настороженность, как если бы оказались на улицах Санкт-Петербурга.
— Недобрые приливы только мусор принесут.
Лев повернулся на знакомую поговорку. В отличие от Первыша, Часлав произнёс её, насытив презрением.
На террасе в плетёном кресле устроился мужчина. Его манера и облик говорили о дворянстве, по крайней мере, каким его представлял Лев. За креслом с графином в руках расположился Часлав, готовый в любое мгновение наполнить вином бокал дворянина.
— Прошу прошение от лица Собора, ваше сиятельство, — заискивающе обратился Часлав. — Глава Бор утверждал об усиленной безопасности в Краю. И глядите, у нас чуди шастают у врат. Вынюхивают чего.
Дворянин, помучив сподручного неловким молчанием, заговорил:
— Не все чуди обеднели, юноша, когда большинство их шахт… как бы мягко выразиться, перешли под управление царской длани. Тот, что обвешан погремушками, их «барон». У таких, как он, в подчинении не один десяток караванов.
— Контрабандисты… — Часлав едва сдерживался, чтобы не топнуть в гневе ногой.
— Не все, юноша. У кого есть царская милость для торговли между мелкими краями. Не вести же Маревую дорогу на захолустный Осколок из-за одной деревеньки.
Тот самый «барон», шелестя многочисленными украшениями, поднялся на террасу и внимательно огляделся. Дворянин встретил чудь поднятым бокалом вина, и получил взамен короткий кивок. От скудного приветствия щёки Часлава вспыхнули негодованием.
— Ты здешний холоп, малец? — чудь громогласно обратился ко Льву.
— Я трубочист из Собора, сударь.
На уважительное обращение стеклянные глаза потемнели, словно чудь напряг их, дабы рассмотреть трубочиста поподробнее. Лев даже смог увидеть в них своё взволнованное лицо.
— Хорошо.
Больше ничего не сказав, караванщик направился внутрь трактира. Трубочист же поспешил нырнуть в лесочек.
Лев с бутылкой в руках топтался неподалёку от беседовавших старушек. Баба Яра непрестанно хмурилась, тогда как Кагорта увлечённо что-то говорила. Мальчик ощущал в ушах небольшое давление. Сомнений нет: старушки наложили чары для уединённого общения.
— У меня уже язык иссох! — рассержено воскликнула Кагорта.
Из ушей Льва будто резко вынули пробки, неимоверно захотелось почесать их. Однако трубочист, как верный слуга предпочёл сперва утолить жажду госпожи.
— Способный мальчишка, — Кагорта похвалила Льва, когда тот поставил бутыль. — Жаль, Собор тратит такое дарование на услужение.
— Почему бы не перевести его в страту Ветра насовсем, — предложила Баба Яра.
Кагорта невесело оскалилась:
— Иногда, кажется, будто свой тяжеленный трон я затащила наверх башни, дабы убедить себя в том, что ветер перемен не сдует меня вниз. Время, когда к нам прислушивались сильные мира сего в прошлом, подруга. Деньги от мастерских и щедрых благодетелей лишь скрепляют камни в стенах. Башня ныне стоит не на древних плитах, впившихся в мёртвый вулкан. Трезубец покоится на благосклонности Великих родов, которые когда-то не сумели захапать меня с потрохами. Если я поспособствую некоему слуге, то многие обидятся. К тому же такому заметному парнишке. Ты уже замарала его своим наставничеством. И сам он пошалить горазд. Кое-кто явно его подметил.
Кагорта и Баба Яра оглядывали Льва, и тот, раскрасневшись, потупил взор.
— Понимаю, — согласилась Баба Яра. — С самого основания Собора мы боролись с предвзятостью. Я сдалась, а тебе до победы далеко.
— Боюсь, мои капризы долго терпеть не будут. Не вечно же мне сидеть на Трезубце и морозить усест.
Баба Яра закатила глаза и захохотала:
— Ты непрестанно повторяешь, словно это произойдёт уже скоро.
— Много чего происходит на пути к этому краю, — Кагорте схватила бутыль и встала. — Благодарю за выпивку. Хлебну как-нибудь за твоё здравие, подруга.
Хозяйка пошла напролом через кусты малины. Баба Яра задумчиво смотрела ей вслед. Когда Лев осмелился глянуть в ту же сторону, то в тени деревьев не было ни души.
Пели птички, глухо гулял по лесочку шум с трактира. Вскрытый свёрток благоухал сдобой, и мальчишечий желудок требовательно завыл.
— Ты же с завтрака ничего не ел! — опомнилась бабушка.
Она отбросила мрачные думы и достала на стол снедь. Лев уплетал пироги с позабытым аппетитом и запивал квасом, который, кто бы что ни утверждал, приятно пощипывал язык. Баба Яра не сводила с него взгляда и молча улыбалась своим мыслям.
— Гляди-ка, кто спряталась! — поразилась бабушка.
В пышном бурьяне притаилось многоногое корыто — любимая подмога по дому у Бабы Яры.
— Целёхонькая после стольких лет. Фока и вправду хороший зодчий.
Старушка погрузилась в воспоминания о своём муже. Наверное, всё вокруг напоминало ей о молодости, где была и радость, и горе.
— Бегает ли она ещё… Покажешь, милый, чему научился?
Лев вытер жирные пальцы о штанину, словно они помешают ему накладывать чары. Под рубашкой он едва раскрыл мешочек с янтарем, крошечного касания с ним вполне хватало для приказа. Прищур глаз помогал нацелиться на затаившееся в засаде корыто.
Мальчик враз постарался выделить нужные ему чувства. Жажду похвалы от Бабы Яры и боязнь неудачи не так легко получилось отсеять. Чувства и воля слой за слоем накладывались в приказ корыту ожить, однако в ответственную секунду в голове Льва будто всё размылось. Тяжким комом ожидание вечера мешало ясности ума.
— Ничего, милый, — успокоила его Баба Яра. — В дни моей молодости чары слагались сложнее. Спустя годы общество пришло к выводу, что облегчение в накладывании приказов пойдёт на благо прогрессу. И это правильно, но Фоке чужды были упрощения даже в мытье полов.
Лев настроился на вторую попытку, под успокаивающий голос старушки. Её присутствие походило на лучи ласкового солнца среди хмурых облаков.
— Вытаскивай чувства из себя, как шерстяные нити из разноцветного клубка. А потом подвяжи их лентой желания. Вот-вот правильные чувства, чуток намерений, и тогда чары будут загляденье.
Янтарь кольнул палец мальчика — импульс проскочил между ним и «сердцем» старого автоматона. Корыто вяло расправило ноги. Баба Яра прохлопала удивительному результату. Кто знает, сколько корыто провело здесь без смены сервомасла. Фока Строитель в самом деле был великим зодчим.
— Здорово, — улыбнулась Баба Яра.
Автоматон, превозмогая ржавчину и старость, перебрался к ногам трубочиста и тот наградил её бодрым похлопыванием. Если подумать, то меньше года назад Лев едва не падал в обморок, завидев самоходное корыто.
Собрав крошки из свёртка, мальчик почувствовал, как потяжелели веки.
— Выглядишь усталым, милый, — посочувствовала бабушка.
— Выдался трудный месяц. Сегодня вечером станет полегче, — сказал Лев, не желая обременять старушку своими невзгодами.
Баба Яра достала из сумки излюбленную свирель:
— После вкусного обеда наступает время доброй музыки.
Старушка покатала меж ладонями дудку, разминая пальцы, и без лишних слов заиграла.
Мелодия Бабы Яры вплелась в шум листвы и песни птиц. Здесь, в лесочке, она не была чуждой, как гомон из трактира или же музыка приезжих артистов. Возможно, именно тут она родилась и сопровождала посиделки троицы основателей Собора.
Лев сперва боялся пошевелиться и тем самым сбить мелодию бабушки. Она играла с закрытыми глазами, и на их краешке заблестела капля. Мальчик отвёл взгляд и положил голову на локоть. Баба Яра всё играла и играла, словно доказывая что-то тем, кто может услышать. И это был точно не Лев.
Кагорте из высокой башни? Или же Фоке из безмолвных мест?
Трубочист не заметил, как оказался на холме с сияющим деревом, где он не бывал так давно.
С первыми успехами на уроках Киноварного Лев перестал бродить по ночам. По словам Поверенного, только создатели янтаря знают, что камню под силу сделать с неподготовленным владельцем. Выжечь мозг, покорить волю, внедрить опасные мысли. Лев предпочёл не выяснять и потому научился отгораживаться в своих сновидениях.
Сегодня же накопленная усталость и тревога подобно полноводной реке прорвали дамбу в разуме мальчика.
Женщина, похожая на Софью Лукину, металась по кромке тумана. Её волнение вкупе с изменившейся атмосферой обеспокоили Льва. Сияние дерева поутихло, вечно безоблачное небо затянул сероватый драп.
Женщина остановилась, заметив гостя.
— Ветер поднимается!
Хоть Лев был далеко от неё, взволнованный голос прозвучал над его ухом. Он прочувствовал всю гамму эмоций женщины. Страх, но также предвкушение.
Вне холма ветер гонял туман, оголяя на миг мутные очертания. Воображение Льва невольно дорисовывало разрушенные дома и жутких существ.
— Береги себя, — предостерегла женщина. — Ветер перемен способен сломать тысячелетнее дерево.
Лев вспомнил, что недавно о буре упоминала Кагорта.
— Уберечься от чего?! — воскликнул он. — Что должно скоро произойти?!
Даже с такого расстояния заметно, как опустились плечи женщины.
— Мне не ведомо, ведь я заперта в камне, — обречённо глас словно пронзил Льва. — Я лишь знаю, что музыка закончилась.
Лев оторвал голову от стола. За ним потянулась слюна, и мальчик поспешно вытер лицо. Полусонный, он ошарашенно огляделся, у родника прибавилось народу.
— Простите, госпожа, если мы своим чавканьем портили вашу чудесную мелодию! — бодрый тон принадлежал караванщику.
Сам караван в полном составе затесался под кронами лесочка. Чуди решительно набивали свои животы.
— Будет вам, любезный, — засмущалась Баба Яра. — Рада скрасить обед смелым странникам и сон моему подопечному.
— Да, молодой сон и богатым салютом не прогнать!
Чуди громогласно рассмеялись, расхваливая крепость сна трубочиста.
— Милый, когда окончательно прибудешь в явь, подожди меня у выхода со двора, — сказала Баба Яра. — Попрощаюсь с хозяюшкой и отправимся на станцию. К сожалению, пора отправляться домой.
Баба Яра неспешно прошла сквозь ряды чуди, принимая лестные отзывы за душещипательную игру на свирели. Похоже, Лев проспал что-то прекрасное, раз суровые чуди оказались тронуты.
Брякнули металлические ожерелья, караванщик направился ко Льву.
— То-то ты мне странным для трубочиста показался, — сказал чудь, присаживаясь за стол. — Ученики знаменитой госпожи заметны издали. К таким стоит присматриваться с пелёнок.
— Ко мне? — Лев глупо разевал рот. Он не до конца понимал, намёки караванщика. — Боюсь, мне не удастся вылечить даже насморк. Да и создать новый Собор мне не хочется.
Лев попытался пошутить, однако чудь оставался совершенно серьёзным.
— Мне, честно говоря, было отрадно за гибель старого Златолужья. Мы, молодые чуди, тогда считали мор — справедливой карой для чаровников. И на Собор мне наплевать. Твоя госпожа не дала гонять чудь по подземельям точно крыс. И вот это никогда мой народ не забудет. Так что, если у тебя возникнут дела с моим караваном, то мы дадим тебе скидку. Как говорят: заводи дружбу с чудищем смолоду, дабы, когда он заматерел, не откусил тебе голову.
Чуди поблизости загоготали. Они начали придумывать, какими способами трубочист мог их побить. Караванщик же не выглядел шутником, и у Льва возникла мысль.
— Буду рад с вами подружиться, — начал он. — Хотел бы узнать у вас про других моих друзей из народа чуди. Где мне найти караван Валорда?
Чуди поблизости разом замолкли. Сам же караванщик поменялся в лице, но вскоре вернул прежнюю хмурость:
— Фу, что за манеры?! Малец, этим именем в приличном обществе лучше не бросаться.
— Простите, я…
— Отребью с таким именем самое место где-нибудь в Лихогорье. Правильно, парни?
Чуди позади согласно закивали. Наверное, они бы продолжали кивать до тех пор, пока лицо у Льва не прояснилось. Мальчик вовремя догадался, что ему грубо намекнули о нужном направлении.
— Милый, как бы нам не опоздать на поезд! — донёсся голос Бабы Яры.
— Мне пора, — Лев встал из-за стола.
— Ага, малец. Обращайся. Наши ноги коротки, а пути далеки. Лучше так, чем быть запертым в жестянке, которая пробивает границу слипшихся миров.
Лев для вида согласился с главарём каравана. Сам он считал путешествие в первом классе поезда куда приятнее, чем брожение по тёмным подземельям.