Дети, сотканные ветром. Часть 3

Глава 11. Раны.

Лев не помнил, когда пришёл в себя. Вернее, сомневался, что терял сознание. Вроде бы он утопал в громогласной темноте, а через миг его окружила тишина и мягкий свет походных лучин.

По обгоревшему остову трубочист понял, что лежит в зале, где Вий и Клим помогли злобному библиотекарю разобраться с человекоподобной машиной.

Подстилом ему служил чей-то форменный китель. Вокруг осторожно выхаживали множество людей в такой же одежде. В шёпоте городовых Лев различил сдерживаемое ликование, кто-то поговаривал о награде. Неподалёку сидела Скобель, застыв, словно каменная статуя. Один из мужчин в строгом костюме проверял на ней оковы.

Шуршание одежд и тихие разговоры разом прекратились. Стук трости крошил возникшее безмолвие.

— Я не нашёл учителя Полынь. На разбор завала уйдут месяцы…

Голос Киноварного задумчиво замолк. Лев зажмурился, без особого старания пытаясь отсрочить внимание к себе.

— Господин Беляев, соизвольте со своим отрядом подняться на поверхность первыми, — вновь заговорил Киноварный. — Будьте добры, доставьте неизвестный артефакт в мой кабинет. Тело же следует надёжно скрыть от взглядов подмастерьев и прочих любопытствующих, которые вскоре наполнят край Собора. Один из запасников льда подойдёт для этой цели.

«Тело отца… — мысль возникла в пустой голове мальчика. — До чего же прекрасная пора была секунду назад. Благословенное забытьё».

Вдруг Скобель ожила и рухнула на колени. Охранявший её мужчина потянулся за оружием, висевшим на защитном жилете.

— Не прикасайтесь к его маске! — взмолилась Скобель.

Её жалобный вопль успокоил кромешника. Даже Льву стало ясно, что человек в состоянии Юлии Скобель способен причинить вред только себе.

— Прошу, не трогайте его лицо, — без слёз рыдала женщина.

— Уверяю вас, госпожа Юлия, никто не притронется к маске, — пообещал Киноварный. — Вылко Инецгой заплатил сполна, пытаясь подчинить её великую силу. Мы убережём многие жизни, уничтожив маску с последним хозяином.

Его слова успокоили Скобель, и она вновь погрузилась в своё бездонное горе. Где-то рядом заскрипели носилки, и несколько человек направились с ними к выходу. Киноварный продолжил говорить лишь тогда, когда замолкли их шаги:

— Следующим поднимется отряд сопровождения Главы Кагорты…

— Пф-ф, — презрительно фыркнула старуха.

Лев не удержался и повернулся на её голос. На удивление, он был рад тому, что седоволосая женщина не погибла под завалами. Сейчас она выглядела бодрее, чем у «Квочки», и оттого нахальнее. Её окружали около полудюжины городовых, которые нервничали, несмотря на кандалы и несколько устройств, прикреплённых к Пряхе. Ими командовал мужчина неподалёку, явно кромешник. Обаяние Кагорты на него не действовало пугающе. На локте он будто убаюкивал серебряную перчатку хозяйки Трезубца, посчитав её оружием. Левую руку Кагорты кто-то любезно обмотал шелковым шейным платком. Из присутствующих мужчин лишь одному подходил подобный дорогостоящий убор.

— Отринь уже своё раболепие, негодник, — проскрежетала старуха. — Никакая я тебе не Глава. Признайся: кому ты решил поднести дары. Меня своим старым хозяевам, а Собор царю? Или же наоборот?

— Наверху, госпожа, вас ожидает сопровождение до Златолужья. Сегодня же вы предстанете перед судом Государя. Его Волей с Собора снимается любая неприкосновенность и независимость за то, что в стенах Трезубца проросла тайная преступная организация.

— Брехня! — театрально воспротивилась Кагорта. — Это был всего лишь кружок по интересам.

— Во благо Праотцов, сыскалось мало любителей создавать армию безжалостных машин… Увидите госпожу.

Приказ направил в путь братию, окружившую Кагорту. Та, в свою очередь, вволю покрыла каждого из них отборными ругательствами. Эхо брани долго не стихало в древних залах.

Киноварный тем временем не унимался и выстреливал одним приказом за другим. В тайном подземелье оказалось чересчур много прохлаждающихся городовых. Лев с усмешкой заметил, с какой безропотностью законники и агенты тайной службы слушали наставление Поверенного.

Какие бы вещи сейчас ни происходило с самим Собором, в них Киноварный не ограничивался советом. Кагорта оказалась права: рыжебородый щёголь заранее выносил план по захвату Трезубца. И, судя по всему, у него всё получится без осечки.

Лев вновь закрыл глаза, надеясь, что про него забудут и он уснёт в холоде подземелья. Раствориться во сне. Когда ему подумалось, будто мольбы его услышаны, над ним склонились. Душок палёных волос и резкий запах медицинской перевязки не глушили лёгкий аромат духов.

— Нужно вытащить тебя отсюда, Лев, — сказал Киноварный.

Он показал знак, так как сразу две пары крепких рук оторвали мальчика от земли и уложили на носилки. Молча они добрались до подводного подъёмника. Молча ждали, пока он вернётся с поверхности. Киноварный хорошо сладил с чарами страты Воды.

Двое городовых нервно переступали под скрипучее пение, с каким толща воды сжимала корпус подъёмника. Киноварный оставался невозмутимым, словно они вновь едут со Львом на поезде из Златолужья. Только сейчас в полутьме он всячески обделял мальчика вниманием, и вместо франтоватого сюртука на нём висела одна разорванная сорочка. Облик у него был точно после нападения дикого зверя.

— Вероятно, в наш край прибыл поезд, забитый под завязку возбуждёнными служителями Опричнины, — поведал Киноварный. — Не стоит их дразнить. В особенности если они осведомлены о случившемся с их передовым отрядом.

— Да, сударь, — подал голос один из городовых. — Господин Белов упоминал в своём инструктаже.

— Мы как никак сейчас в средоточии знаний и учений Осколочного мира, — скромно улыбнулся Киноварный. — И как гласит мудрость одного отдалённого Края: повторение — есть мать учения.

Городовой пристыженно потупился. Зря, ведь, как верно догадался Лев, напутствие предназначалось лишь безразличному ко всему трубочисту.

Когда подъёмник остановился и отворил двери, то дрожащий яркий свет ворвался внутрь. Лицо Киноварного посуровело, и он выставил трость вперёд. Её наконечник засверкал остротой металла.

— Оставайтесь здесь! — Поверенный выбежал из кабинки.

Лев прислушался, до него доносились стоны.

— Выходите! — вскоре приказал Киноварный.

Теперь мальчик не притворялся спящим. Носилки поставили на берегу, совершенно не заботясь о том, что сырой песок мигом пропитал их.

Развалины у пруда освещались горящими кустарниками. Вокруг были разбросаны тела, в основном бесчувственные. Те, кто находился в сознании, не могли подняться на ноги.

— Что произошло? — бесцеремонно потребовал Киноварный у угрюмого кромешника. Волосы на его голове тлели там, где не были залиты кровью.

— Летучий Змей… — прохрипел поверженный агент. — У старухи водилась ещё одна тварь…

— Госпожа всегда славилась запасливостью, — проговорил Киноварный и прикрыл глаза. Промах явно был его.

— Железяка с крыльями обрушилась на нас, как только мы вышли из воды. Забрала старуху и улетела к прибывшему поезду.

Ветер поднял в воздух лоскуты истлевшего платка. Нигде в округе не поблёскивала от огня серебряная перчатка.

— Поздние гости вряд ли получат радушный приём от хозяйки, — Киноварный поглядел в сторону врат. Его усмешка не выражала ни малейшего сочувствия к опричникам.

В ночном небе за стеной подёрнулось зарево. Что-то горело.

— Похоже, сторожка Остапа попала под горячую руку. Что ж, на Маревую дорогу у Кагорта давно затаила обиду.

— Все живы, сударь, — доложил один из тех городовых, что несли Льва. — Пару человек в тяжёлом состоянии.

— Займитесь ими. Я же доставлю нашего трубочиста в лазарет и отправлю к вам здешних лекарей. Они лучшие в своём деле, потому за здравие сослуживцев не стоит переживать.

Киноварный бодро подошёл ко Льву и легко поднял его на руки. В прорези сорочки Лев заметил перевязь на рёбрах.

— Господин, ваши раны! — городовой попытался остановить Киноварного.

— Благодарю за заботу. И всё же оставьте её тем, кому нужнее.

Когда Поверенный и трубочист Собора ушли далеко, чтобы не слышать треск огня и стоны раненых городовых, их окружила на удивление мирная летняя тишина. Башня выглядела такой же, как в обычную ночь.

«Стены Трезубца не меняются», — вспомнил Лев.

Ему оставалось лишь признать, что его трагедия — одна из многих, что происходили в башне. Даже если его жизнь разрушена, то стены Трезубца всё так же прочны.

На полпути в дыхании Киноварного проскочил хрип. Льву как раз успела наскучить роль бесхозного мешка с брюквой. Особенно его угнетало молчание.

— Я сам смогу идти.

Киноварный без лишних слов поставил его на ноги. Он вежливо дал мальчику пройти с десяток шагов. Помимо затёкшего тела, на Льва давил неведомый груз. Однако подобие гордости не позволила ему просить помощи у рыжеволосого франта.

— Быть может, тебе лучше опереться на меня…

— Вы дрались? — перебил мужчину Лев.

— Пришлось дать бой Главам, — Киноварный и бровью не повёл на бестактность трубочиста. — Когда явились городовые из Златолужья, Бор хотел пробудить защитные устройства Собора. Гама же настаивал заполнить этаж с его личной лабораторией газом, который он там разрабатывал. Случилось бы множество невинных жертв. Как же я не переношу насилие.

Киноварный печально выдохнул, и вновь они двинулись в тишине. Лев шёл впереди сутулясь, его пальцы впились ногтями в ладони. Гнев, обида, разочарование грозили выплеснуться в ночное спокойствие. Мальчик желал оказаться в оглушительном громе разрушающегося подземелья, там бы никто не услышал его крик.

— Наверное, у тебя накопилось много вопросов, Лев? — позади спокойно спросил Киноварный.

— Так вы всегда знали, кто я такой? — сдерживаясь, прошипел мальчик.

— С того момента, когда увидел твой блюститель на крыше дома госпожи Вежды. Мне не ведомо, как Кагорта прознала о том, что я проводил Софью Лукину обратно в мир полых. Лишь знаю, что встречей с её сыном она хотела испытать меня. Или же это были её чудные шутки…

— Как вы познакомились с моей мамой? Как она вообще попала на Осколки?

Задумчивая заминка манила Льва оглянуться на рыжебородого притворщика. Он сдержался.

— Начну с того, что во время длительного пребывания Вылко по ту сторону Пелены его отношение с Софьей укрепились. Как только твой отец узнал о беременности возлюбленной, он сразу догадался о способе ее перехода на Осколки. Полагаю, ты знаком со стражами коридоров?

— Так вот какая сила способна обмануть тех крошек, — Лев припомнил слова филина, произнесённые в подвале заброшенного магазинчика на неизвестной улочке Златолужья.

— Именно. Стража пропустила Софью, которая вынашивала дитя чаровника. Однако по эту сторону Пелены влюблённым не суждено было обрести счастье. Главу рода Инецгоев убили, а единственного наследника обвинили в его смерти и прокляли. Софья вдруг оказалась брошенной в нашем мире, и о ней стало известно могущественным людям. Мне было поручено разыскать женщину из мира полых, я же помог ей сбежать на родину. Вроде бы обычный приказ, который я выполнил бы с будничной скукой, но…

Киноварный затих на полуслове и продолжил, будто превозмогая себя:

— Признаюсь, до сей поры я ищу мотивы, которые подтолкнули меня к этому сумасшедшему поступку. Лев, знай: я не славился храбростью, и всё же беззащитность твоей мамы подтолкнула меня к ссоре с организацией, пугающей царей.

— Мама… Что она чувствовала тогда?

Шаг Льва укоротился, и Киноварному пришлось остановиться, чтобы не столкнуться с ним.

— До твоего рождения оставались считаные дни. Она отдала мне янтарь, не желая, чтобы что-то связывало её с миром чаровников. После того перехода я более не видел Софью.

— Вы оставили маму одну!

— Она была в родном мире. У неё была родня.

— Мама была настолько напугана, что не встречалась с ними и пряталась в чужом городе. Она даже документы мне не делала, боясь, что вы найдёте нас.

— Поверь, Лев, моя помощь могла бы навлечь на вас опасность гораздо раньше. Ослушавшись приказа, я сам оказался в бегах. Предложил янтарь и свои услуги Кагорте взамен на безопасность. Дал ей козырь в игре…

— В которой вы её переиграли.

Лев повернулся на Киноварного. Впервые они взглянули друг другу в глаза. Потрёпанный мужчина совсем как обычный сапожник почесал бороду. Напущенный шик смыло усталостью, и появившаяся улыбка казалась вымученной.

— Судя по шумихе на станции, игра продолжается. Сегодня я потерял преимущество неожиданности. И к сожалению, принудил действовать Кагорту поспешно и отчаянно. Её гнев грозит Осколкам большими бедами.

Вспышка в ночном небе оборвала их разговор.

— Это лишь начало, — Киноварный указал на тёмный силуэт Трезубца.

На самой верхушке башни в окнах покоев Кагорты плясало пламя.

— Нас ждут неотложные дела, закончим разговор после.

Двое городовых несли караул на террасе дворца. Они взвели электрические дубинки при виде спешащих к ним теней. Как только стражи узнали в одной из них Киноварного, то поспешили доложить о том, что артефакт доставлен в кабинет. Сам же господин Белов отправился на поиски подходящего ледника для тела.

«Тела… — вспомнил Лев. — Пустая оболочка, которая до недавнего вмещала в себя две личности».

В просторном холле было многолюдно. Одни были полны суеты и гордыни, а другие — покорности или боли от поражения. Стражи порядка и их узники.

Вслед за Кагортой были схвачены её соратники. Среди людей, склоняющихся от тяжести кандалов, находились двое Глав Собора. Гама раскис на полу, и парочка городовых пытались привести в его чувства. Бор же недовольно теребил на шее металлический обруч и громко шмыгал разбитым носом.

Значит, Киноварный не церемонился с ним, а ведь Лев и представить не мог рыжебородого щёголя в ситуации, когда тот подвергает риску свой костюм.

Парочка кромешников делили узников и их надзирателей на небольшие группы. К пяти арестованным урядчикам приставили двух стражей. А к Бору — сразу трёх. От него ждали проблем, хотя уже бывший Глава выглядел побитым. В его оковы были впаяны колбы с жидкостью вырвиглазного цвета — предосторожность против чар.

Заметив Киноварного и Льва, Глава оскалил кровавые зубы. Лицо его непрестанно подёргивалось. Этот изъян сильнейшего из зодчих пугал Льва, в остальном же тот всегда был добр к нему.

— Говорил же Пряхе вырвать тебе сердце на глазах у твоего отца! — зло пролаял Бор. — Когда ты явился сюда, то за тобой увязались одни беды! Благость не принесёт вымесок проклятого рода…

— Будьте добры, успокойте господина Бора, — вежливо попросил Киноварный.

У охранявших его городовых мигом нашёлся кляп. И через секунду Бор лишь мычал и пучил глаза в сторону трубочиста. Крики взбудоражили остальных пленников, волнение узников городовые пресекли умеючи.

Тем временем на эту суету с высоты лестницы взирал мрачный господин.

— Ещё раз хочу поблагодарить вас, сударь, — обратился Киноварный к нему, когда они поравнялись с лестницей. — Общими усилиями мы сумели вызволить себя и остальных из могучей ловушки.

Распутин медленно перевёл взгляд на Киноварного и Льва. Так, хищные птицы брезгливо взирают на тварь, недостойную стать его обедом.

— Мне самому надоело сидеть в потёмках, — спустя неловкое молчание Распутин соизволил заговорить. — К тому же основной труд взвалили на себя вы… Глава Собора. Более я ничего не сделал.

— Вряд ли я достоин подобного титула, мастер, — дипломатически улыбнулся Киноварный. — Что касается вашего бездействия, то это не что иное, как царское правосудие. Не хотелось бы вам стать недругом.

— Мне бы этого тоже не хотелось… Вы наверняка, как исполняющий обязанности Главы Трезубца, желаете знать, не сгорит ли башня дотла.

— Весьма животрепещущий вопрос.

— Тушением огня сейчас занимается Трёхрук вместе со своими подмастерьями. Недаром же любитель механических ласк отрабатывал с ними огнеборство в своих мастерских. И всё же горит обитель злющей старухи, которая по совместительству сильнейший ткач. Думаю, мои услуги пригодятся.

— Не смею вас задерживать, мастер.

Распутин явно никуда не торопился и продолжал осматривать Льва. Какое-то ликование было в его глазах, будто он поймал мальчика на обмане.

— Я думаю, — начал ткач, выдержав долгую паузу, — помимо десятка мастеров и учителей Собору предстоит подыскать нового котельщика с помощником.

— К сожалению, Вапула выбрал жизнь в скитании, — Киноварный покачал головой. — Я не знаю никого, кто бы сильнее нашего котельщика чтил Трезубец своим домом. Не исключено, что Кагорта не оставила ему иного выбора. Что касается трубочиста, то уверяю вас: Лев стал жертвой интриг Седой Пряхи, а не их соучастником.

Распутин впервые на памяти Льва улыбнулся. Мальчик остался равнодушным, и улыбка мастера ткачей угасла. Мало что теперь способно тронуть меня Льва. Часть его души словно осталась погребённой в подземелье.

— Нам нужно заняться неотложными делами, — произнёс Киноварный и бережно подтолкнул Льва к проходу, ведущему в лекарский корпус.

— Он прав, — сказал Лев, когда они шли по коридору, и остальная шумиха перестала быть в досягаемости.

— Я сделаю всё возможное, чтобы уберечь тебя.

— Вы считаете меня тем наивным ребёнком из-за Пелены?

— Я считаю, что сегодняшний день непременно изменит тебя. Ты был окружён ложью. Возможно, ты полагаешь, что тебя использовали лишь затем, чтобы добраться до твоего отца? И на этом тебя оставят на произвол судьбы? У меня другие планы. Отныне я желаю, чтобы ты был обычным юношей в стенах Трезубца.

— Даже такой наивный ребёнок с крохами знаний о мире понимает, что сыну мятежника из проклятого рода не дадут жить спокойно. Меня некому защитить, некому довериться кроме себя.

— Лев, я обязательно помогу тебе. В ближайшем к царю окружении мне повезло сегодня обзавестись должниками. С их помощью я сумею снять с тебя все проклятия и наделить свободами гражданина Собора… Ты веришь мне, Лев?

— Да, — соврал Лев.

Они добрались до цели, когда двери главного зала лекарей открылись и из них вышла процессия с носилками. Парни и девушки бережно окружили бездвижное тело, словно готовились защищать его от нового нападения. Их тихий плач заглушали отборные проклятия.

Лев не сразу узнал в уродливом от гнева лице Бажену. Пимен не зря величал эту девушку «Её Милейшество», в Соборе не было никого прекраснее. Наверное, никто из знавших благородную барышню не ожидает, что она может так браниться.

Киноварный и Лев ушли с траурного пути. Бажена сквозь пелену слёз различила трубочиста.

— Грязный трухоед! Это он виноват во всём!

Бажена готова была выцарапать глаза трубочисту, если бы не Василиса, вовремя остановившая её. Киноварный приказал бывшим напарникам Аскольда увести горестную барышню.

В сутолоке Лев вжался в стену. Не из-за того, что испугался гнева Бажены. Он бы покорно принял от неё наказание. Сильнее боли трубочист боялся увидеть лицо Аскольда. В сутолоке он успел заметить его руку, пальцы которой непрестанно изгибались в мало понятных жестах.

Когда процессия ушла, Лев тихо спросил у Василисы, которая продолжала прикрывать его спиной:

— Как он?

— Жив, — сухо ответила она и спустя печальный вздох добавила: — Хотя тем, кто любит Аскольда Мирона, легче не станет. Для него они потеряны навсегда.

«Чтобы так страдать, нужно очень любить», — посчитал Лев.

И Аскольд в последний осознанный миг хранил Бажену в мыслях. Мальчишечьи ошибки помешали им быть вместе, и сломанный разум не даст им создать счастливую семью.

— Жаль Бажену, — признался Лев. — Лишь она заступалась за меня. Не давала Зенице и Виселице заняться вьюнами всерьёз.

— Позвольте спросить, госпожа Арника, — тем временем обратился Киноварный к мастеру лекарей. — Куда вы переносите Миронова.

Арника в окружении своих подопечных хмуро взирала на бывшего Поверенного.

— По скорым каналам глава семейства Мироновых узнал о случившемся со старшим сыном. Он зафрахтовал поезд и уже едет за наследником. Я прослежу за отправкой и передам сведение их семейному лекарю.

— На станции мы заметили пожар, но, вероятно, сейчас там уже безопасно. Кагорта вряд ли задержится в краю…

— Кто бы что ни утверждал, а Глава дорожила здоровьем подмастерьев. Она не причинит им вред.

— Вы правы, сударыня, и не сочтите за угрозу мой совет. Ныне имя бывшей Главы Собора заклеймят как предателя. Разумнее сберечь от чужих ушей свои симпатии к ней.

— Не сочтите за грубость, сударь. Не лекарю, повидавшему чуму и войну, бояться ушей доносчиков. Мы будем дожидаться поезда для Аскольда Миронова у поста привратника.

Несмотря на тяжёлый разговор, Киноварному удалось убедить мастера Арнику отправить лучших лекарей к пруду.

— Василиса, думаю, ты сама захочешь осмотреть своего подопечного, — уходя, Арника кивнула на Льва.

— Да, мастер. По виду не скажешь, но он крепкий. После я присоединюсь к помощи незваным гостям.

Василиса пригласила жестом Льву следовать за ней. Тот обернулся на Киноварного.

— Позволь ненадолго с тобой распрощаться, Лев, — сказал мужчина. — Когда уляжется хаос и пожар, я непременно пошлю за тобой.

— Как вам будет угодно, сударь, — без эмоций пожал плечами мальчик.

Мужчина хотел что-то сказать. Возможно, он хотел снова пообещать защиту? Или дать наставление? Или утешить? Льву было всё равно. Между ними словно воздвигалась невидимая ледяная стена, которая становилась всё толще.

Сомнение и робость впервые проскочили в Киноварном, и он поспешил откланяться.

Койки в общей палате были все заняты. Лишь парочка закрыты ширмами, где трудились молодые лекари. По скинутым рядом с ними защитным жилетам, можно судить, что занимали места кромешники, раненные отцом Льва. В остальном же лекари возились с почти нетронутыми пациентами. Старший волхв отмерял несколько капель чего-то госпоже Софронии. Вид у неё был растрёпанный. Заключение в темноте и небольшой вооружённый переворот отпечатались на душевном здоровье учителя словесности.

Лев попытался высмотреть друзей, но Василиса скомандовала:

— Проходи.

Они вдвоём вошли в чулан, бывший лабораторией Василисы. Лев по привычке рухнул в кресло.

Быстрый осмотр и дальнейшее лечение пациент стерпел молча, а лекарь не возражал. Василиса обработала царапины, зашила несколько глубоких порезов, замотала бинтом голову. Видимо, Лев хорошенько приложился, когда обрушилось подземелье.

— Шок, — оценила Василиса, заметив, как Лев безразлично наблюдает за её работой с иглой. — Не напридумывай себе ничего. Ты не потерял чувствительность к боли. Откат непременно придёт и вдвойне… А вот с тем, что творится у тебя на душе, я не разбираюсь. Арника считает, что важно делиться своими переживаниями. Нельзя закопать травму внутри. В противном случае будет как с петардой, накрытой кастрюлей. Не хочешь сказать, что творилось сегодня ночью?

— О чём именно?

— Хотя бы о том, что у тебя на глазах человека лишили разума?

— Не очень.

— Тогда о том, что Кагорта оказалась нехилым таким мятежником? И о том, что, возможно, Собор распустят или его поглотит Совет цехов?

— Не очень.

— А про то, что где-то в башне сейчас лежит труп самого опасного преступника на Осколках…

Что-то на лице Льва проскочило, и Василиса замолкла. Она закончила стежок на коже трубочиста и оценила проделанный труд.

— Выглядишь лоскутным одеялом. Хоть кости целы.

Она стянула с крючка сумку, с которой дежурила на игре в жаролёд. Приценилась к содержимому и спешно дополнила микстурами и бинтами. Лекарша правильно догадалась, что на станции её ждёт много работы.

— Оставайся здесь сколько угодно, другие подмастерья боятся сюда сунуться. Пойду проведаю, что там Кагорта натворила.

Она остановилась у двери.

— Если тебе интересно: твои друзья были подклеены и напичканы снотворным. Дрыхнут сладкой дремой без сновидений.

— Спасибо, — Лев разлепил губы. Знание, что у ребят всё хорошо отозвалось теплотой.

Василиса кивком указала на одинокую бутылочку у столика рядом с креслом.

— Билет в забытьё на несколько часов.

Уходя, она притушила лучину, и Льва окутал приятный сумрак. Скоро и за дверью настала тишина. Старшим лекарям было велено собрать всё необходимое и следовать к оставшимся с ярмарки палаткам. Количество раненых слишком велико для размещения в лазарете.

В закрытой колбе копошилось растенье из сломанных пустошей. Оно изредка поскрипывало листьями об стекло. Долгое время Лев наслаждался пустотой в голове. Глядел, как в приоткрытое окно под потолком тихо скреблась ветка черёмухи. Любому наслаждению приходит конец, и через череп начали прорезаться мысли. Лев лениво задумался о бутылочке, но продолжал смотреть в окно, на стекло которого напылялись первые лучи нового дня.

— Утро, — отметил вслух Лев. — Пора бы проснуться…

Ветка черёмухи дрогнула и в окно постучались.