Детективное агентство "Волшебное рядом" книга первая

Продаю счастье. Дорого Глава 8

Санитар

Больница имени Саммерса Форда наряду с терапевтическими койками располагала отделением закрытого типа для душевнобольных горожан. И таких в Риверстоуне хватало, коечный фонд не простаивал: пьяницы в белой горячке, шизофреники в острой фазе процесса, психопаты в маниакальном возбуждении и далее по списку психиатрических болячек. В последнее время появилась новая форма суицидального психоза: с бредом и галлюцинациями, причем у абсолютно здоровых прежде людей. Даже стали искать вирусную этиологию, потому что случаи были похожи как под копирку: посетил сеанс спиритизма в шатре Боба Грукка – и через месяц бедняга заявлял, что видит призраков, а еще через месяц кончал с собой. Разумеется, сеансы спиритизма проверили, убедились, что это банальное шарлатанство, и лилипут обычной болтовней погружал людей в транс, давая установку на «притягивание счастья», причем задорого. К слову, вопросы возникли к стоимости услуги, но нет такой статьи в уголовном своде законов штата, запрещающей продавать что‑либо по сверхзавышенной цене. Во всем остальном – обычный «развод». Беда была в ином – число суицидов росло, впору было открывать еще одно отделение, и никто не понимал, чем это вызвано.

Пациент Рони Докс поступил в отделение с диагнозом «расстройство личности» 4 сентября 1996 года, спустя ровно месяц после того, как он со скандалом был выставлен из шатра Грукка. Журналист заметно похудел, отказывался принимать пищу, объясняя свое поведение тем, что его якобы хотят отравить, и утверждал, что общается с призраком покойного отца. С учетом анамнеза и внезапности заболевания ему был поставлен диагноз «суицидальный психоз». Восстановить хронологию недуга помогли соседи и владелец парка аттракционов, он‑то и забил тревогу, когда понял, что не получит обещанную журналистом статью. Поначалу все было хорошо, Рони Докс заперся дома и взялся за работу – обычное дело для творческих личностей. Первые звоночки опасения появились через две недели, когда журналист перестал покупать еду, но не прекратил заказывать алкоголь, дальше – хуже, он стал работать по ночам, чем раздражал соседей – стук печатной машинки разносился по всему зданию, а потом, за три дня до госпитализации, он вдруг перестал не только шуметь, но и вообще производить какие‑либо звуки. Город маленький, и такая новость быстро дошла до Сорса, он и забил тревогу, скорая помощь, полиция, и, как следствие, психиатрическое отделение.

– В начале лета я бы сказал – случай неординарный, пограничный, – начал разговор невысокого роста седовласый доктор. – Но сейчас, когда половина отделения в смирительных рубашках, могу лишь посоветовать готовиться к худшему. Галлюцинации только усилятся, а бред станет еще более глубоким, задевая витальные функции. Мои коллегии из научного центра собрали группу ученых и хотят на месте найти причину, но, сами понимаете, это процесс небыстрый, особенно в психиатрии.

– Доктор Фернандо Росто, – прочитав табличку на столе, ответил Сорс. – Я знаю, кто во всем виноват – шарлатан Боб Грукка.

– Наслышан про этого лилипута, – усмехнулся Фернандо. – Однако я реалист, поломать психику болтовней и благовониями невозможно. А значит, ваш Грукка – обыкновенный обманщик, посещение его шатра – простое совпадение. Больше верится в вирусную этиологию, и где, как не в парке с таким скоплением людей, можно заразиться новой инфекцией. Именно инфекция объясняет такую схожесть симптоматики и течения заболевания, но тогда вопрос: почему нет очагов заболевания, а присутствует некая избирательность, надо понять пути передачи и этиологию вируса.

– Он опаивает людей какой‑то дрянью.

– Обычная вода из кувшина.

– Они подменили воду, там работает целая банда, – стоял на своем Сорс. – Лилипут и его брат, видели бы этого мордоворота! Он голыми руками может сломать хребет любому. А сколько престарелых клиентов просто пропало!

– Охотно верю, – перебил его доктор, – но это не к нам. Мы психиатрическое отделение. Вот по вашему другу могу дать оценку состояния.

Врач улыбался во все тридцать два зуба. Фернадо не первый год был заведующим отделением и привык к подобным беседам. И как бы ни пыжились родственники, ища сверхъестественное, порой даже магическое в свалившейся на них беде, в конечном итоге все сводилось к неизлечимому заболеванию из учебника по психиатрии.

– Доктор, так я не понял, когда Рони поправится? – с укором спросил Сорс.

– Ну, дорогой, сам Бог не даст вам ответа, – усмехнулся врач, делая запись в истории болезни. – Терапия только началась, поймите, мы можем пока лишь наблюдать и купировать возбуждение.

– А можно поконкретнее? В октябре, зимой, через год? – достав сигарету, спросил Сорс.

– У нас не курят, уважаемый, – сделал замечание психиатр, на что Сорс недовольно спрятал портсигар, а доктор продолжил: – Давайте дождемся реакции на терапию, чтобы понимать, с чем работать, а что потеряно навсегда.

– А если так? – толстяк Сорс встал и протянул конверт. – Скромный презент за хлопоты.

– Вы хотите, чтобы мы долго лечили пациента Докса? – накрыв конверт журналом, спросил врач.

– Нет, напротив, мне нужен адекватный журналист, и чем быстрее, тем лучше. – Сорс наморщил лоб. – Он должен закончить статью, кстати, о шарлатане Грукка.

– Вы меня не слышите, – удивился Фернандо Ресто. – У вашего друга неизвестное психиатрическое заболевание, возможно, неизлечимое, с очень негативным течением.

– Этого не может быть, он нормальный человек, – замотал головой Сорс. – С писательской придурью, но не из этих шизиков. Тут явно какая‑то ошибка.

– Хорошо, – доктор встал. – Мы обычно запрещаем посещение больных в острой стадии, – открыв дверь, он пригласил Сорса пройти. – Но вам я сделаю исключение. Идемте.

Не раздумывая, Сорс вытер пот со лба и, опираясь на трость, поднялся со стула. Следуя за доктором, он изрядно нервничал. Надо признать, любые попытки сделать психиатрическую больницу комфортной: позитивные рисунки на стенах, нейтральные тона, – все это становилось бесполезным после того, как ловишь безумные взгляды пациентов. И этот специфический запах старой одежды вперемешку с хлоркой (уборщицы не жалели антисептика) пробирал до мурашек. В таких местах присутствует ощущение опасности: то тебе улыбаются, то косятся исподлобья, то отводят взгляд. И самое страшное, ты не знаешь, чего ожидать в следующую минуту. Но худшее – это осознание, что каждый из этих людей здесь надолго, порой на всю оставшуюся жизнь. Больницы всегда наводят тоску и некую обреченность, а психиатрические отделения еще и страх.

Палата 3‑Ф была двухместной, но пока в ней располагался только Рони. Из необычного бросались в глаза разбросанные повсюду листы бумаги. На них крупными буквами были написаны слова, причем с ошибками. Бывший журналист сидел на койке и угольком старательно выводил на бумаге очередную комбинацию букв.

– Что он делает? – настороженно спросил Сорс и посмотрел в глаза больному.

Остекленевший взгляд, лицо – восковая маска, где ни одна мышца не дернулась при виде старого приятеля. Сложилось впечатление, что больной не узнал его. Вид у того был безумный: седая щетина, растрепанные волосы, нездоровая худоба и какая‑то маниакальная зацикленность на написании текста.

– Со слов пациента, он пишет статью для заказчика, – пояснил доктор. – Мы пытались его фиксировать, но тогда больной начинал биться о стены, нанося себе вред, что неприемлемо, и я пошел на уступки и позволил дописать статью, снабдив бумагой и углем. Удивительно, но пациент успокоился. Более того, в перерывах между работой он без возражений стал принимать лекарства. Считаю это маленькой, но победой.

– С ним можно поговорить? – спросил Сорс.

– Вряд ли он ответит, – улыбнулся доктор. – Но попробуйте.

Бывший журналист был жалок – грязные волосы, неумытое лицо и черные от угля ладони. Даже не верилось, что какой‑то месяц назад этот что‑то бормочущий себе под нос мужчина мог за час написать статью на разворот без единой помарки. Докс был лучшим журналистом в редакции, да что там редакции – в городе, и вот сейчас такой диссонанс. Сорс смотрел на него и не решался заговорить. Да и о чем, что разумного может ответить такой безумец?

– Отец говорит, – внезапно Рони посмотрел на пустое место рядом с Сорсом и тихо продолжил: – Огонь прекратит муки людей в шатре Грукка. – При этом журналист натянуто улыбнулся. – Они не остановятся, и к зиме будет еще больше смертей.

– Ты в своем уме, парк «Вондерденд» – это все, что у меня есть, – растерянно заговорил Сорс, а пациент, бросив «записи», схватил толстяка за шею. – Убей лилипута! Убей лилипута!

Сбив с ног Сорса, он вцепился в его глотку и стал яростно душить, нашептывая: «Род Лемм предал наместничество! Род Лемм предал наместничество!», и если бы не влетевшие в палату санитары, произошла бы трагедия. Грубо, но эффективно они повалили буяна и надели смирительную рубашку. Доктор Ресто потом долго извинялся за неприятный инцидент и даже хотел вернуть деньги, впрочем, теперь уже Сорс, впечатленный случившимся, сам попросил держать буйного пациента как можно дольше.

Вечером к пациенту зашел молодой санитар и достал пузырек с прозрачной жидкостью.

– Не кричи, и я развяжу тебя, – начал он. – Меня зовут Александр, один твой приятель передал тебе гостинец. Думаю, ты понимаешь, о чем идет речь.

– Отец говорил, что в пузырьке моя смерть, – замотал головой Докс. – Я не буду этого делать.

– Не ори, – развязав узел на спине больного, сказал санитар. – Ты и так умрешь, но эта смерть будет легкой.

– За что? – сквозь слезы спросил Ронни.

– Я почем знаю, – усмехнулся санитар. – Мое дело маленькое, – он вылил вязкое содержимое в кружку с водой, а пузырек поставил на стол. – Пей залпом – и ничего не почувствуешь.

– Я не буду пить эту дрянь, – ударив ладонью по столу, заорал журналист и кинулся к двери.

Пузырек закатился под кровать, благо Александр удержал в руках лоток с кружкой и таблетками. На шум пришел пожилой напарник. Заметив развязавшегося буйного пациента, он тут же позвал еще двоих санитаров, и вчетвером они скрутили и зафиксировали бузотера. Затем ему надавили на скулы и, положив на язык таблетку, заставили запить ее темной водой из кружки. Пациент обмяк и закрыл глаза.

– Чё ты ищешь? – спросил напарник у шарящего под кроватью Александра.

– Да таблетки уронил, – пробубнил он. – Иди, сейчас найду и догоню.

– Давай посвечу.

И когда луч фонарика осветил черный шарик за ножкой кровати, пожилой санитар радостно поднял находку. Деваться было некуда, и Александр, скрипя зубами, положил таблетку в лоток и вышел вместе с напарником из палаты, тот от греха подальше закрыл ее на ключ.

На следующее утро во время обхода санитары обнаружили мертвого Рони Докса. Вскрытие установило, что причиной смерти стала острая сердечная недостаточность, в общем, смерть журналиста разбавила статистику по суицидальным психозам. И так как у него не было родственников, то похороны взял на себя господин Сорс. Крематорий располагался на территории больницы, так что толстяк решил не медлить и в тот же день оплатил процедуру.

– Примите мои соболезнования, – подойдя к Роджеру, заговорил доктор Ресто. – Там остались кое‑какие вещи покойного, я подумал, вам захочется их забрать.

– Да, конечно, – ответил Сорс. – Можем даже сейчас, кремация назначена на два часа после полудня. Так что, если вы не заняты, я готов.

– Увы, вызвали в полицию, – ответил доктор. – Впрочем, мой зам выдаст все необходимое.

– Хорошо, заберу без вас, – улыбнулся Сорс.

Под опись ему выдали: сотню листов написанного текста, наручные часы, бумажник, в котором не было денег, только визитки, и бутылочку, на донышке которой красовался знакомый Сорсу символ.

– Откуда взялся этот пузырек? – с ужасом в голосе спросил он у санитара.

– Да я почем знаю, – пожал плечами пожилой мужчина и тут же крикнул напарнику: – Том, это точно вещи Рони Докса?

– А что не так? – подойдя к стойке, спросил коренастый парень.

– Не можем разобраться, откуда взялась бутылка.

– Что за бутылка? – подошел молодой санитар.

А увидев стекляшку, почесал затылок и, с невозмутимым видом вертя в руках странный предмет, ответил, что понятия не имеет, откуда взялся пузырек.

– А в чем, собственно, проблема? – добавил санитар.

– Это я у вас хотел узнать, – возмутился Сорс. – У моего друга не могло быть столь странного предмета.

– Не проблема, – санитар отложил склянку в сторону. – Вероятно, пузырек остался от прошлого пациента.

– Стой, – потянулся за пузырьком Сорс. – Я не отказываюсь его забрать, просто хочу понять, откуда он взялся.

– Да кто же тебе скажет, – рассмеялся санитар. – Тут вещи, которые были до поступления, и так как пациент умер, то и все личные предметы, найденные в палате на момент смерти, были собраны. Стекляшку нашли в палате, возможно, та закатилась за ножку кровати, вот уборщица и не увидела. Кто его знает, откуда она там. Если не хотите брать, оставляйте.

– Заберу, – недовольно буркнул Сорс и, сгребая пожитки приятеля в пакет, едва слышно добавил: – Коновалы.

– Хорошего вам дня, – ответил на грубость Том.

Уже в машине Сорс еще раз осмотрел бутылочку и убедился, что она как две капли воды похожа на ту, что выкрал цыган из шатра Грукка. Не верилось, что этот лилипут способен на такое коварство, а с другой стороны, если в пузырьке был яд, то почему причина смерти – сердечная недостаточность? Сорс медленно ехал в парк, размышляя над случившимся. Боялся ли он коротышку? Теперь уже да. Понимание, что смерть дышит в затылок, было настолько ощутимым, что впервые за много лет Сорс поймал себя на мысли, что специально тянет время, не хочет видеть детище всей жизни, его парк. Понимание, что там работает этот мясник, было как бритва у горла, ни шевельнуться, не сглотнуть, только молча ждать что выкинет лилипут в очередной раз.

Машина неторопливо завернула на парковку и остановилась на привычном месте, Сорс долго не решался выйти. Сидя за рулем авто, он курил и задумчиво смотрел на шатер Грукка, где длинная очередь из горожан неторопливо двигалась, множа прибыль парка аттракционов. Сожалел ли он, что ввязался в эту авантюру? Теперь да, и никакие сорок, пятьдесят, даже сто процентов с прибыли уже не могли изменить эту данность.