Продавец счастья
Надо признать, что Боб Грукка не похож на лилипута, разве что рост соответствует, а в остальном и туловище, и руки, и ноги не кажутся такими непропорциональными, как это бывает у маленьких человечков, Грукка больше походил на подростка лет тринадцати. Но это лишь на первый и очень беглый взгляд. Присмотревшись, трудно не заметить возраст: лысина, дряблая шея, седая щетина, надменный взгляд, желтые, местами стесанные зубы и низкий голос, все это изрядно старило Боба. Часто выходил конфуз – со спины его принимали за паренька, но стоило Бобу повернуться или заговорить, все вставало на места, и собеседник менял тон беседы. Попробуй не поменяй, характер у Боба скверный, вспыльчивый, настолько, что работники парка старались избегать задиристого постояльца, но кто не с характером в подобных местах развлечения? Так что уже третий месяц возле парка «Вондерленд» стоял пропыленный ветрами Америки дом на колесах, в котором и жили лилипут и его пес, породу которого трудно определить: бесхвостый гладкошерстный кобель, черный как сажа, похожий на немецкую овчарку, вот только морда вытянута и уши как у добермана, разве что не купированные. Злая псина никого, кроме Боба, не подпускала к его автодому.
В самом шатре счастья трудились местные: два узколобых амбала, постоянно что‑то жующие, они совмещали не одну должность: охранника, грузчика, уборщика, делали все, что прикажут. Рослые задиристые братья Дефферы прибились к парку аттракционов еще в юности, в таких местах для крепкой спины и сильной пары рук всегда найдется работа. Боб заметил их сразу и переманил в свой шатер высокой зарплатой. И в принципе, они справлялись с потоком желающих купить счастье. Но владелец парка навязал своего билетера, того еще работягу. Цыган Роберт Корса, сын потомственной гадалки, любил выпить, покурить травку и частенько спускал заработанные деньги в покер.
– Эй, Боб! – войдя в дом лилипута, закричал Роберт. – Не хватает двести баксов, ты не брал из кассы?
Черный пес поднял морду и зарычал на незваного гостя.
– Не рычи, псина, я по делу.
Лилипут приказал псу замолчать, а сам накрыл тряпкой позолоченную ступку, в которой до появления наглого цыгана пытался растолочь бордовые гранулы размером с маковое зерно.
– Роберт, ну сколько раз повторять! – обернувшись, возмутился лилипут. – Хочешь войти – постучи в дверь, а вдруг я не один?
– Да чё я, голой бабы не видел? – почесав затылок, усмехнулся цыган, но, поймав разъяренный взгляд начальника и снова услышав рычания пса, осекся и даже перешёл на «вы». – Просто после случая с полоумным однояйцёвые крутились возле кассы, подумал, надо спросить сначала у вас, прежде чем наезжать на них, – последние слова цыган сказал шепотом. – Босс, вы точно не брали деньги?
– Брал, – скупо ответил Грукка.
– Зачем? – по‑хозяйски спросил Корса, на что пес залаял. Цыган стал оправдываться: – Сегодня же платить аренду, не хватает двести долларов, мне‑то все равно, но сами знаете, лысый боров за цент удавится.
Грукка прищурил глаза, напряг скулы, так, словно еще мгновение, и град ударов посыпется на подчиненного, он даже подошел вплотную к билетеру, сжимая кулаки. А тот от страха вжал голову и осунулся, предчувствуя затрещину. Несмотря на малый рост и худобу, рука у лилипута тяжелая, все, кто попадал под удар, неделями маскировали синяки. Но внезапно пес завыл, и лилипут изменился в лице, глаза вновь стали большими, появилась простодушная улыбка, надень ему колпак с бубенчиком – вылитый эльф Санта Клауса, разве что лысый и зубы желтые, да и голос низкий от вредных привычек. Корса мигом отреагировал на перемены, расправил плечи и вопросительно посмотрел на начальника, мол, а все‑таки, что делать с «бабками»?
– Доложи из дневной выручки, – похлопав по плечу подчиненного, ответил Боб.
– Понял, – буркнул цыган.
– Если это всё, свободен, – Грукка вернулся к столику со ступкой.
– Босс, а можно полюбопытствовать? – указав на ларец, не унимался Роберт. – Не первый раз замечаю, но все не решаюсь спросить, а красные гранулы – это дурь? – выдал он и тут же стал оправдываться: – Только не злитесь, интересуюсь из личных соображений, вечер воскресенья, завтра выходной, хотел бы расслабиться, покурить.
– Нет, – резко ответил Боб. – Это шафран, смешанный с перцем чили и корицей, любимая приправа брата. – Боб погладил собаку. – Он приезжает сегодня ночью, – стянув полотенце с ларца, лилипут предложил снять пробу. – Готовлю ему сюрприз, утка со специями. Можешь закурить!
– Не, спасибо, – шарахнулся цыган. – Думал, новый вид травки, извини, босс.
– Лучше иди оплати аренду, – улыбнулся Грукка и взял тяжелый серебряный пестик. – И не забудь взять расписку у директора парка.
– Разумеется, – открывая дверь, буркнул цыган, но тут же брезгливо добавил: – Какой он директор, украл у штата землю, приютил бездельников и наживается на тех, кто честно работает. Да наш аттракцион весь парк кормит!
Но Боб не стал развивать мысль цыгана, тому только дай зацепиться языком – не отвяжешься, и, как только билетер ушел, вынул из‑под стола бумажный пакет, доверху наполненный бордовыми гранулами, один в один как в ларце. Пес с умным видом лег напротив двери, а лилипут, высыпав всё в ступку, начал толочь необычное вещество. Странно, но с каждым новым движением пестика содержимое ларца разительно уменьшалось в размерах, и, что более удивляло, образовавшийся порошок менял цвет, становясь ярко‑красным, даже алым. Вы когда‑нибудь видели такую специю? Наверняка даже не слышали, а движения Грукка становились увереннее, и с каждым новым нажимом пестика все меньше верилось, что это приправа для утки. Ну, во‑первых, ларец из металла, навряд ли золотой, будь у лилипута столько золота, разве жил бы он в дешевом вагончике на колесах, где из замков только шпингалет на сетчатой двери и простенький врезной замок в два оборота, заходи, бери что хочешь. А во вторых, золото – мягкий металл, оно не годится для ступки, минимум бронза или сталь с покрытием, а лучше камень. Тут только пестик ценный, он, вероятно, из серебра либо мельхиора, на ручке чеканная голова льва, увенчанная переплетенными подснежником и лавром, дорогая штуковина, такую не купишь в продуктовом магазине по распродаже. Ну и главное, смесь специй, Боб явно лгал о перце чили и корице. Даже если предположить, что те бывают в гранулах, невозможно поверить, что при измельчении они настолько уменьшаются.
Утрамбовав истолченные в порошок гранулы, Грукка пересыпал всё в кожаный мешочек, а инвентарь убрал в сейф под кроватью. Забавно, но из пакета объемом с мяч получилась маленькая жменька вещества, впрочем, это его не огорчило, напротив, на хмуром лице лилипута появилась улыбка. Он погладил пса, а тот завилял всем телом, давая понять, что разделяет радость Боба. Довольный собой, Грукка открыл шкаф. Наглаженные комплекты были предусмотрительно развешаны по цветовой гамме, внизу стояли начищенные до блеска туфли, идеально подходившие под каждый из костюмов. Безупречный порядок. Казалось, в шкафу настолько чисто, что одежда отдает перламутровым блеском. А поведении самого Боба появилось что‑то аристократическое, это чувствовалось в каждом его движении, он даже переодевался не как обычный американец, на скорую руку, спешно натягивая мятую одежду, а делал это степенно, получая удовольствие от нежности ткани, и когда парадный костюм темно‑синего цвета лег как влитой на щуплое тело, Боб с прищуром посмотрел на пса. В этом наполненном горечью взгляде читалось непонимание, почему он живет в этом убогом захолустье, парке аттракционов «Вондерленде», среди пьяниц, воров и всякого сброда шарлатанов. Забавно, но и во взгляде пса тоже читалась похожая грусть, тот заскулил, а Боб уверенной походкой вышел во двор.
Городок Риверстоун – одно из тех мест, что возникли во времена освоения просторов звездно‑полосатой страны. Порядка ста тысяч горожан компактно проживали в окружении необъятных степей, по соседству с федеральной трассой. Из развлечений в городе были тот самый парк «Вондерленд», множество придорожных пабов, закусочных и кафетериев; не густо, но местным хватало, хотя молодежь, заканчивая среднюю школу, старалась уехать в столицу штата. Перспектива чахнуть в богом забытом месте, горбатясь на здешних богатеев, не всем нравилась. Так что основная масса горожан – среднего и пожилого возраста, пропыленные жизнью дальнобойщики и работяги‑фермеры. Как говорится, вот она, старая добрая Америка.
Хозяин бара «Нетрезвый Джо», он же бармен и охранник по совместительству, долго разглядывал водительское удостоверение Грукка. Если честно, он сразу узнал местную «легенду», просто пытался завязать дружеские отношения, не каждый день в твой бар заходит поужинать знаменитость, о которой шепчется весь городок.
– Извините за эту формальность, – протягивая удостоверение, улыбнулся Джо. – По закону штата обязан проверять документы у всех, кто заказывает алкоголь. Но я вас узнал, искренне тронут тем, что выбрали для ужина мой бар, вы же «Продавец счастья»?
– Можно просто Боб, – пряча документ в карман, ответил лилипут. – Что посоветуете на ужин?
– Гамбургеры лично дегустировал, – положив на стол меню, заявил Джо, и с гордостью добавил: – Ручаюсь за каждый!
– Как насчет двух королевских гамбургеров и четырех пинт темного пива? – сделал заказ Боб.
– Вы меня извините, – удивился Джо, – но королевский гамбургер – это два фунта мяса. Вы уверены, что осилите оба?
– Разумеется, – Боб положил на барную стойку сотню. – Хотите, открою секрет? – Джо кивнул. – Вон тот парень в цветастой рубашке, он один съест два таких, возможно, понадобится добавка.
– Ну, раз так, – расплылся в улыбке Джо, – оформляю заказ.
Владелец бара как чувствовал, что сегодня особый вечер, обслуживать местную знаменитость – хорошая реклама. «Надо сделать с ним селфи!» – подумал он и отдал заказ повару. После сытного ужина довольный клиент не откажет в просьбе. На «стену гордости» попадали только избранные горожане Риверстоуна. Джо так называл несущую стену у барной стойки с фотографиями, на которых тот в обнимку с посетителями красовался на фоне вывески. Такое творчество считалось изюминкой заведения «Нетрезвый Джо». Сам бар был поделен на три зоны: питейная, у барной стойки, где и красовалась «стена гордости», игральная – у туалета, с двумя бильярдными столами, и столовая, с красными кожаными диванами, белыми столами и темно‑синей посудой – отсыл к цветам национального флага. Никакого полета дизайнерской мысли, так что фото в рамках были тем единственным, что привлекало взоры туристов. Разглядывая их, бедолаги пытались найти хоть одно знакомое лицо, кроме барменовского и заодно цедили пиво под лёгкую закуску.
А тем временем спутник Боба в углу зала с ухмылкой разглядывал посетителей. Интересная личность, трудно сказать, кто он по национальности: аспидного цвета волосы, впалые серо‑голубого цвета раскосые глаза, овальной формы лицо, губы тонкие, нос прямой с горбинкой – весьма специфическая внешность. Но самое интересное – цвет кожи. Белый, с серо‑зеленым оттенком, при этом одет как хиппи – цветастая рубашка, потертые джинсы и сандалии на босу ногу. И вот что может связывать этого парня с лилипутом?
– Предупреждаю сразу, у нас в баре запрещено курить травку, – отсчитав сдачу, с улыбкой пригрозил Джо, но, видя, что гость не оценил иронии, спешно добавил: – Неуместная шутка, простите, не хотел обидеть вашего друга. Гамбургеры будут чуть позже, а пиво можете забрать сейчас. Приятного вечера, Боб.
– И вам того же, Джо, – оставив чаевые, Боб взял бокалы с пивом и прошел к крайнему столику.
То, что в этот момент в заведение сначала вбежал Рони Докс, а сразу следом, опираясь на трость, пожаловал владелец «Вондерленда» Сорс, Боб не мог видеть, он аккурат в это время расставлял бокалы, но парень в цветастой рубашке сразу обратил на них внимание.
– У тебя все в порядке с работой в шатре? – неожиданно спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Вон тот тощий думает о Бобе Грукка, – указав на рыскающего по бару человека, заметил парень. – Я бы даже сказал, что желает расправиться с ним.
– Ты про что? – обернувшись, лилипут узнал утреннего скандалиста. – Вот же настырный гад! – резко встав, заявил он. – Сейчас я проучу этого умника.
– Погоди, – осадил его сосед и указал на толстяка. – Он не один.
– Сорс! – удивленно прошептал Дезмонд. – Как это понимать? – растерявшись, он опустился на стул.
– Ты его знаешь?
– Стив, сделай барьер из пыльцы! – приказал Дез и кинул кожаный мешочек на стол.
Без лишних слов парень по имени Стив разлил на стол немного пива и высыпал густой порошок из мешочка. Пара ловких движений черными ногтями, и небольшая часть порошка стала кашицей.
– Ты не ответил, – ловко начертав ногтем необычные знаки, он повторил вопрос.
– Толстяк – это владелец парка, а худой был утром на сеансе. – Он зачем‑то солгал, сказал, что пришел на повторный сеанс. Испугался призрака отца. Учинил скандал, в общем, пришлось выставить его вон из шатра.
– И ты реально не понял, почему они здесь?
– Теперь уже догадался, – ответил лилипут. – Надо вернуть ему деньги и поговорить с Сорсом, некрасиво за спиной строить козни.
– Плати ему больше. Толстяк жадный, нам нельзя терять такое место, – закончив чертить странные символы, заявил Стив.
Странное вещество этот алый порошок, похожий на пудру, или, как ее назвал лилипут, – «пыльца». От соприкосновения с жидкостью она кратно увеличивалась в объеме, буквально из щепотки на кончике ножа получилось приличное количество вязкой кашицы. Каракули, которые Стив чертил, заняли треть стола. Тут обычной гуаши потребовалась бы целая банка, но вот что удивляло: когда Сорс заглянул в кабинку, он увидел груду грязной посуды. «Вот свиньи», – подумал толстяк и пошел к другому столику.
– Надоел мне этот владелец парка. Может, его приструнить и забрать себе весь парк?
– Зачем тебе лишнее внимание, и так все косятся.
– В чем‑то ты прав, – радуясь, что барьер работает, Дезмонд похлопал по плечу Стива. – Как тебе новая партия пыльцы?
– Отличная, – пряча в карман мешочек, ответил Стив.
– Ты принес темную воду?
– Погоди, сейчас, – тот достал три пузырька с прозрачной жидкостью. – Извини, дядя дал только три флакона.
– Почему? – вскричал лилипут.
– Адольф сказал, что не хочет повторения трагедии Сомерсленда, – вжавшись в стул, ответил Стив.
– Я правильно тебя понял, Куффер отказывается соблюдать договор? – с прищуром начал Дезмонд.
– Нет, Боб, всё не так…
– Мое имя Дезмонд Ромул, – раздраженно перебил его лилипут и, показывая указательным пальцем на посетителей бара, добавил: – Для них я Боб Грукка, а для тебя Дезмонт Ромул Лемм, и если ты забыл, кто наместница в этом штате, то могу напомнить.
– Не угрожай мне, мы в одной лодке, Дезмонд, я, ты и Куффер, – с металлом в голосе ответил Стив. – Чего ты разошелся? К моей части сделки есть претензии?
– Нет.
– Тогда к чему эта сцена?
– Боится он смерти одного‑двух людишек, надо доверять мне, если я сказал, что не буду убивать, значит, не буду! – не унимался Дез. – Или Куффер забыл про запрос из министерства за номером 667, о возврате кувшина Ра законному владельцу? Может, мне лучше договориться с родом Оссори?
– Стой! Не заводись, Дезмонд, ты в гневе хуже брата, – попытался успокоить его Стив. – Адольф недоволен тем, что количество темной воды не соответствует количеству пыльцы. Никто не отказывается выполнять взятые на себя обязательства.
– Если мне надо пять доз, значит, надо принести пять! – эльф в гневе ударил кулаками по столу. – Почему с людьми всегда так сложно? Упрямый зельевар!
– А если сильнее разбавить? – предложил Стив, но, видя недоумение на лице лилипута, тут же поправился. – Просто мысли вслух.
– Нет, это так не работает, – ответил эльф. – Концентрация сущности Ра – ключевая штука, не рассчитал дозу, забрал все волшебство из плоти человека, и тогда тот умрет. Так было в Сомерсленде, брат вытягивал все до крохи из бедных человечков. Но там животный инстинкт, что взять со зверя? Он не контролирует свою силу. А в шатре всё по‑другому, существует выверенная формула, чуть больше – и клиент потерял сознание, чуть меньше – началась истерика, как с этим тощим. С людьми всегда сложно, пойми, никто не придет на повторный сеанс, если я буду просто опаивать и забирать пыльцу, изюминка шатра счастья в балансе магии. Дать ровно столько, чтобы разум начал различать волшебное. Вот где искусство и мастерство, а потом нужно дать наживку. Что самое ценное для людей? Правильно, связь поколений. Простое общение с тем, что утеряно, настолько важно для них, что перезапускает всю систему. Они даже начинают регенерировать пыльцу. Не все, вероятно, только полукровки, но это всё детали. Главное, что они возвращаются не пустые, а доверху наполненные волшебством.
– А зачем так сложно? Мне казалось, их тянет сущность Ра, – усмехнулся Стив.
– И это тоже, – гневно рявкнул эльф. – Но в большей степени желание поговорить с умершими. Так что передай своему дяде, вода ушла на поиск идеальной формулы.
– Передам.
– Хотя нет, ничего не говори, – почесав лысину, заявил лилипут. – Заключим непреложный контракт. Род Лемм возьмет в аренду кувшин Ра лет на десять или двадцать и будем спокойно работать.
– Плохая идея, дядя не одобрит. Да и кувшин в розыске, магия золота не даст совершить сделку.
– Заладил: «дядя, дядя». Адольф Куффер тебе не родственник, – гневно процедил эльф. – Он помог тебе вырасти, но и только. В тебе течет кровь великого рода, ты над людьми, ты часть темной магии.
– А толку, – рассмеялся Стив. – В современных реалиях звания и титулы ничего не значат.
– Не соглашусь, все осталось в силе, – сделал глоток пива Дез и тут же удивленно добавил: – А с чего ты взял, что золото не даст провести сделку?
– Потому что кувшин в розыске, сам же пугаешь приказным листом.
– И что с того? Оссори не его создатель, просто владелец, – рассмеялся эльф. – Такие артефакты никому не принадлежат, их творцы – уже пыль под нашими ногами, – ответил Дезмонд и положил на стол три монетовидные болванки из золота. – Смело доставай кожу, заодно и проверим, что скажет магия золота по этому поводу.
Играя желваками, Стив окунул указательный палец в остатки алой жижи, вены на руке наполнились кровью, палец почернел и вытянулся, ноготь заострился, став когтем зверя.
«Торо‑мэне‑сон‑дэга, торо‑мэне‑сон‑дэга», – монотонно заговорил он, собирая в круг на радужке глаза все волшебное, что было в лилипуте. И как только из глаз Боба тонкой струйкой потекла кровь, он резко замолчал, взяв в руку заготовленную болванку. Возникло ощущение, что волшебная энергия сама управляет его кистью, указательный палец чертил круг по линиям зрачка, а большой палец царапал что‑то на монете. Каждое новое движение когтя меняло цвет металла, золото обретало лиловый оттенок, а царапины – контуры рисунка. Наконец в завитках проступили едва различимые очертания подснежника и лавра. Еще один виток вокруг зрачка, и на обратной стороне монеты проявился кувшин с узким горлышком в окружении непонятных символов. Стив взял еще одну заготовку, и в этот раз рисунок проявился быстрее. Затем еще одну, и как только та стала монетой, Боб резко отдернул голову.
– А ты боялся… – не открывая глаз, съязвил Боб. – Монеты не тронь, как только брат заберет у Куффера кувшин, получишь все три, как и прописано в договоре.
– Опасную игру затеял, Дез, – ответил Стив. – Куффер хоть и стар, но хитер.
– Не волнуйся, мой темный друг, – похлопав Стива по плечу, сказал Боб. – В этот раз все будет по‑другому.
– Чтобы было все по‑другому, научи брата ценить человеческую жизнь, – с укором заметил Стив. – И научись ладить с людьми. Хотим мы этого или нет, но они – будущее этого мира, сила в них, а не в нас.
– Чушь!
– Вот та парочка… Ты в курсе, что тот тощий скандалист – журналист местной газеты, и он с владельцем парка строит планы о разгромной статье, – растирая между пальцами золотую крупинку, заметил он.
– И что это им даст? – Эльф взял салфетку, сделал из неё конверт. – Пропитай его пыльцой, есть одна идейка, как спутать им планы.
Начертив нечто схожее с символами на столе, только в миниатюре, Стив убрал руки от салфетки. Краска стала впитываться, добавляя к белому едва уловимый алый оттенок. Невероятно, но конверт стал преображаться на глазах: разгладились вмятины, края стали ровными, и вот уже на столе лежит не сделанная на скорую руку поделка, а презентабельное изделие из типографии.
– Только деньги положи настоящие, – предостерег Стив, на что Грукка достал из кармана двадцатидолларовые купюры. – В таких вещах нельзя быть жадным, магия слаба, долго не продержится, а деньги останутся.
– Не учи, – раздраженно ответил Дезмонд и встал из‑за стола.
– И еще, Дезмонд, – окрикнул его Стив. – Поторопи повара, я голоден.
– Узнаю лепрекона, – ответил эльф и подозвал официанта.
Как только задуманное было сделано, лилипут забрал заказ и, предвкушая трапезу, поставил на стол разнос с двумя королевскими гамбургерами, аккуратно разрезанными на порции. Было даже видно, как едва уловимый дымок поднимается от горячей говяжьей котлеты, пропитанной соусом и соком маринованных огурчиков, бекон хрустел при нажиме, а жареное яйцо гордо возвышалось над мясом, от одного вида бежали слюнки. Боб взял в руки половинку гамбургера и смачно откусил все слои вкусняшки, Стив, недолго думая, сделал то же самое. Не церемонясь, они с жадностью заглотили каждый по парочке фунтов мяса, а после запили все пивом.
– За золото! – звонко чокнувшись бокалом о бокал, выдал тост лилипут.
– За черное золото, – добавил Стив и осушил свой до дна.
Когда еда и пиво закончились, Стив оставил несколько слитков, покрытых черной пятиной, за партию пыльцы для обращения в металл, а после предусмотрительно размазал начертанные на столе символы. Барьер развеялся, и официанты наконец увидели грязную посуду. Вечер удался.
Справедливости ради, не все остались довольными, у владельца бара случился приступ гнева, когда тот понял, что упустил местную знаменитость, оставшись без фотографии для «стены гордости», а в целом все, что было задумано, случилось. Вернувшись поздно ночью, лилипут старался не шуметь, аккуратно отрыл дверь, вынув из кармана пузырьки с темной водой, снял костюм.
На кровати мирно спал пес.
– Ты спишь? – прошептал Грукка, и животное, вздрогнув, подняло морду.
Зверь негромко заскулил, и сквозь жалобный вой послышалась человеческая речь: «Золото принес?»
– Да, – не отводя взгляда от пса, ответил Грукка.
И снова едва уловимым фоном сквозь обычное завывание послышалось: «Ну что застыл, дай миску. Где темная вода? Или тебе приятно говорить с собакой?»
– Прости, брат, задумался, – выдал лилипут и положил в миску сначала слиток золота с черной патиной, а потом пару крупиц от монеты с патиной лиловой. – На, держи, – он налил туда темную воду, и, зашипев, золото превратилось в густую кашицу.
Пес наклонил голову и с жадностью стал вылизывать шипящую смесь, с каждым движением головы шерсть клочьями осыпалась на кровать, обнажая белоснежную кожу. Ошейник вновь треснул и упал, сжался до перстня. Морда словно вросла обратно в череп, образуя человеческий облик, с пальцами на лапах происходило обратное: сбрасывая щетину, они удлинялись, было видно, как под кожей происходит нарастание мышечной массы. Рёбра, спина, таз, бёдра – все набирало объем, становясь человеческим. И наконец уже принявший человеческий облик Торенс взял миску и в один глоток жадно допил остатки вязкой жидкости.
– Держи! – брат протянул ему простыню, и тот прикрыл наготу.
– Есть еда? – спросил он брата и, не найдя ничего съедобного на кухонном столе, добавил: – Дай мне денег!
– Они в сейфе, – ответил Дез.
– Так что насчет кувшина? Лепрекон заключил договор? – похлопав по плечу брата, спросил Торенс.
– Вот, – он положил на стол три золотых монеты. – Я настолько опустошен, что еле стою на ногах, одно дело черное золото, и совсем иное – платить собственной магией.
– Силы придут, – взяв в руки монеты, ответил Торенс. – Теперь мы вернем былую мощь роду. С кувшином Ра нам не нужен этот фокус с шатром.
– В шатре нет ничего плохого, – возразил эльф. – Мы получаем деньги, а это еда и жилье. Золото, конечно, важно, но для выживания нам придется жить по правилам мира людей.
– Возможно, для тебя это жизнь, но мне надо больше. Я хочу быть тем, кто есть, а не прятаться под шкурой животного. В нас течет кровь воинов, мы соль этого мира, псы войны, – он посмотрел на Дезмонда и с ухмылкой добавил: – Что‑то не так, Дезмонд?
– В жизни Боба Грукка есть свои плюсы, – грустно заметил брат.
– Как и в жизни пса Чарли, – гневно ответил Торенс. – Дезмонд, не зли меня! Не позорь фамилию отца, он плечом к плечу с Оверманом топил корабли темных, его боялись во всех океанах. Конечно, если тебе удобно быть лилипутом и жить его жизнь, живи. Но не смей в моем присутствие называть себя этим мерзким именем, – он схватил лилипута за грудки. – Ты меня понял, брат?
– Да, – сглотнув ком в горле, ответил тот.
– Вот и хорошо, – он обнял брата. – Идем купим еды, я голоден, как волк.
– Скорей, как пес, – рассмеялся Дез.
– Ха, ха, вот такой братишка мне по душе, – оценил его шутку Торенс, а затем открыл шкаф и достал одежду. – Во всех наших муках виноват человек, а значит, мы вправе требовать компенсацию.
– Али‑Аслан отличался от людей, – ответил Дез. – И его проклятие – расплата за обман.
– Что? – вскричал Торенс. – Кто он такой, чтобы запрещать нам пользоваться магией, наш отец был ослеплен величием владыки мира, слепо поверил в его справедливость, за что поплатился сполна, и я этому прямое доказательство. Думаешь, мне удобно жить в шкуре пса от полнолуния до полнолуния?
– Дело не в этом, – стал оправдываться эльф. – Быть животными, это цена спокойной жизнь каждого из знати. Мы разделили плату на двоих, я потерял силу, но сохранил людской облик, ты выбрал иной путь, став зверем. В чем несправедливость?
– Дезмонд, тебе надо меньше общаться с пчелами, просто собирай пыльцу, а то ты начинаешь влюбляться в человечков, а они никогда не будут нами, в них нет магии, они – пчелы, которые дают пыльцу, – взяв за подбородок брата, строго сказал он. – Договорились?
– Как скажешь, брат.
– Вот и славно, – открыв дверь на улицу, подытожил Торенс. – Идем.