Дело серенького козлика

Глава 2

Маленькая лампочка еле разгоняла темноту погреба. Пахло прелой землёй. Лестница скрипела под каждым шагом.

Коростень медленно спустился в погреб.

— Ты куда это, на ночь-то глядя? — окликнула сверху жена. Коростень только мотнул головой и промолчал.

Взял с полки небольшую банку с темной жидкостью. Покачал в руке, приложил к уху, покачал ещё. Кивнул.

— Ты куда это? — повторила жена.

— Надо, мать, — негромко ответил Коростень. Лестница снова заскрипела под ногами.

Жена посмотрела на банку и покачала головой.

— Надо, мать, — повторил Коростень.

На свету жидкость в банке оказалась почти прозрачной и чуть желтоватой.

Жена отвернулась и пошла на кухню.

Коростень поставил банку на стол, открыл. По комнате поплыл запах крепкого самогона и лесных трав.

— Дедушка лесной, — пробормотал Коростень, — благо тебе за твои подарочки…

Глянул в окно. Там темнота, ничего не видно, только на миг показалось, что светятся во мраке два больших, чуть вытянутых глаза. Но тут же стало ясно, что это всего лишь отражение лампы в оконных стеклах. Стеклопакет двойной, и отражения два. Ничего необычного.

Коростень медленно, аккуратно, как ценное лекарство, налил самогон в стакан. До краев.

Жена вошла, молча поставила рядом тарелку с салом и черным хлебом. Поджала губы, пошла прочь, но у двери остановилась.

— Ты уж осторожен будь, — сказала она, — берегись.

— Надо, мать, — ответил Коростень и положил свои руки на стол.

Дверь закрылась за спиной жены.

Коростень прикрыл глаза.

***

Имена не имели значения.

Он просто ходил “туда”. Осторожно, тихо-тихо, ведь он так и не набрался сил и отваги бросить вызов и заполучить себе побратима “там”, а значит, приходил туда маленьким, голым и слабым. Прежде хотя бы нож у него был, а теперь и его украли.

“Там” высокие живые деревья. Там свирепые звери. Там — самый первобытный лес, там живут духи, там место великой силы… вот только сам Коростень знал о себе, что он слаб.

Рука невольно потянулась туда, где обычно лежал нож, но взяла лишь пустоту.

Коростень поджал губы.

Но ответы о том, кто и куда забрал его силу, можно было найти лишь там.

Нож. Сделанный своими руками из небесного железа, напоенный собственной кровью, выкованный в огне в сердце леса — он обладал силой. Нож переходил вместе с колдуном, нож был хранителем Коростеня. Через нож можно было перевернуться и обернуться.

А теперь придется идти без оружия, без друзей… но по другому было нельзя.

***

В сенях застучали, жена неразборчиво кому-то что-то сказала. Возразила, кажется. Коростень нахмурился — собранность, и так зыбкая, рассыпалась.

Кто-то настаивал. Жена ответила. Голос незнакомый, женский и строгий.

Настойчивый.

Коростень встал, шагнул к двери.

— Кто там? — громко спросил он.

В дверях стояла какая-то девица, незнакомая, по виду, городская.

— Владимир Семенович Коростень? — спросила она.

Жена вздохнула, сделала шаг в сторону.

Коростень услышал во вздохе жены облегчение и раздражение, и только пожал плечами. Раздражение — она ведь пыталась предотвратить вторжение… но и облегчение. Теперь муж не пойдет в опасный поход на “ту сторону”. Посидит, поговорит… может, и обойдется как-нибудь.

— Я это, — сказал он вслух. — А вы кто?

— Меня зовут Марта, — ответила девица. — Я хотела с вами поговорить.

— На прием запишись, — мрачно ответил Коростень. Злился он не на девицу — на себя потому, что сам тоже испытывал это трусливое облегчение — не надо прямо сейчас идти в опасный поход. Чуть позже, потом. А может, и вовсе обойдется.

А оно не обойдется. Потому что если ты колдун, то не можешь такие вещи оставлять.

— Сейчас и запишусь, — дерзко ответила девица. — Я просто спросить хотела про шестое июля.

— А что шестое? — Коростень даже слегка растерялся, и тут же сообразил — это день, когда неизвестный украл нож. — Шестое?

— Да, — ответила девица.

— Из полиции? — спросил Коростень. — Я ж вам все уже рассказывал!

— Новые обстоятельства появились, — ответила девица.

— Так может, пройдете, да поговорите — сказала жена. — Чего на пороге стоять?

Коростень коротко кивнул.

— Проходите. У меня тут не прибрано…

Девица вошла в комнату, глянула на стол, на полный стакан и краюху хлеба, оглянулась на колдуна.

— Готовитесь к чему-то? — спросила она.

— И давно у нас в полицию ясновидцев набирают? — сказал Коростень.

— Я… ясно… — девушка немного растерялась, и Коростень засмеялся.

— А вы не знали? — он показал ей рукой на лавку, сам сел за стол. Аккуратно перелил настойку из стакана обратно в банку.

— О чем? — девушка явно пыталась собраться с мыслями, и задавала вопросы скорее, чтоб выиграть время, но Коростень не спеша заговорил.

Ему тоже надо было выиграть время.

Он рассказывал о магии и видениях.

И думал о том, что предмет силы украден, а знать о нем мог лишь тот, кто видит.

Он говорил о способностях и чудесных тварях.

И думал о том, что все они скрывают себя, но его собственное укрытие кто-то нашел.

Он говорил и смотрел, как слушает эта девица.

“Надо ли её убить? — думал Коростень. — Ведь как ловко совпало, никто не знал, а тут раз! И вот она, тут как тут…”

Он говорил о том, что чудес в городе куда больше, чем кажется, и не все они добры и красивы, и думал о том, что пожалуй, она и в самом деле не знает о собственной силе.

А это значит… значит это…

Коростень не был силен в этих играх. Эти знают то, те хотят этого… ложь, морок, туман…

Он знал, что многие колдуны находят в этом странное удовольствие, но сам хотел лишь заниматься своим маленьким делом.

— Давайте вернёмся к событиям шестого числа, — сказала гостья, когда Коростень сделал паузу в своем рассказе.

“Либо она отличная актриса, — подумал колдун, — либо… в любом случае, сейчас убивать не стоит.”

— А что шестого? — сказал он вслух. — Я участковому все уж рассказал. Шел домой, поздно вечером. Около дома на меня кто-то напал, оглушил и… пришел в себя, ничего не помню. Меня уже тащат в дом, и Верка, жена моя, хлопочет.

— Что у вас забрали? — спросила девица, и Коростень понял, что она догадывается. Не знает точно, но догадывается.

— Нож, — просто ответил он. — Небольшой железный нож, самодельный. Ерундовая пропажа…

— Но для вас очень важна, верно? — сказала девица.

Коростень хмыкнул.

— Вас как зовут?

Она, конечно, говорила уже, но так надо было.

— Рыбкина, Марта Федоровна, — ответила девица и полезла в карман за документами.

Коростень взял краюху хлеба, протянул ей.

— Ломай, Марта, — сказал он. Та удивлённо глянула на хлеб, потом в глаза колдуна. Отломила половину.

Коростень густо посыпал оба куска солью. Показал на тарелку с нарезанным салом.

— Это обряд какой-то? — спросила девушка.

Коростень кивнул, но вслух сказал:

— Мы просто переломили хлеб. И посыпали его солью. Мы не враги друг другу, верно?

Марта кивнула и откусила свой кусок.

Колдун откусил от своего. Медленно прожевал, проглотил.

— Важна, — ответил на вопрос, что Марта задала прежде. — Очень важна.

— Я, похоже, многого не знаю, — сказала девушка, — но я следователь. И я постараюсь найти ваш нож.

***

У дамы были ухоженные руки и яркие ногти. Лицо было бы красивым, если б не застывшее на нем выражение чуть удивленный обиды.

— Я прошу! Нет, я умоляю вас! — сказала она. — Разумеется, да! Я, разумеется, все рассказала. И что у меня забрали, и кто… ну, то есть…

Просила и умоляла она с прежним выражением лица, и от этого хотелось зевнуть и выключить телевизор. Слишком уж дама была похожа на героиню невыносимо тупого сериала.

— Мне передали, что у вас пропала колода карт, — сказала Рыбкина, подавив зевоту.

— Не просто карт! — тут у дамы даже проступили эмоции на лице. Обычная обида стала сердитой, а не удивлённой. — Не просто, а карты Таро! В них мудрость веков и традиция гадания!

— То есть, карты ценные? — уточнила Рыбкина.

— Конечно! — воскликнула дама, и тут опомнилась и залепетала: — Ну, то есть, конечно ценные, но я умоляю вас, не надо! Я совершенно не имею претензий. Все случившееся лишь мелкая неприятность. Кармический груз, астральные флюктуации…

— Вы боитесь? — спросила Рыбкина. — Кого?

Дама снова замкнулась, и на ее лицо вернулось прежнее бессмысленно-обиженное выражение.

— Я не боюсь, — ответила она. — Я разумно взвешиваю риски. Карты можно и другие найти, а голову… впрочем, неважно. Я не желаю иметь со всем этим ничего общего.

— Хорошо, я поняла, — ответила Рыбкина. — Если в ходе расследования мы найдем вашу колоду Таро, мы вам ее вернём.

Дама вздрогнула и посмотрела на следователя как-то настороженно. Словно из под маски выглянул маленький трусливый зверёк, пригляделся, принюхался и попытался понять, лакомство здесь или западня…

— Я могу идти? — спросила дама после минутной внутренней борьбы.

— Да, разумеется, — ответила Рыбкина и подписала пропуск.

Дама поднялась и величественно выплыла из кабинета. У выхода остановилась, оглянулась и негромко сказала:

— Вы можете видеть, но уверяю вас, на некоторые сущности лучше не смотреть.

— Не надо меня пугать, — спокойно ответила Рыбкина. — Не хотите говорить толком, не надо.

Она хотела добавить о том, что всё это таинственное словоблудие стоит оставить дамочкам, которым она гадает, но решила, что не стоит. Зачем? От Верещагиной ничего большего не добьешься, а пламенные слова хороши в книжках и кино.

Верещагина вышла.

***

— Ты в курсе, что за карты? — спросил Пал Палыч.

— Гадальные какие-то, — ответила Рыбкина.

Палыч, по прозвищу Динозавр, пожилой дядька, которого, по-хорошему, давно следовало отправить на пенсию. Владимир Кириллович выдал ей Палыча, как он выразился, для передачи опыта. Динозавр и в самом деле сразу взял на себя кучу рутины — писал одно и другое, напоминал о времени обеда, рассказывал сплетни, что ходят по отделению.

— Я в телевизоре смотрел, что на картах нынче не гадают, — сказал Динозавр. — Палочки какие-то кидают.

— Да глупости это все, — ответила Рыбкина. — Хотя, тетки к ней ходят, и деньги платят.

— Ага, — сказал Динозавр. — Костюмчик у ней недешевый. А взяли только колоду старинных карт.

Рыбкина кивнула. Она и сама об этом думала и никак не могла увязать одно с другим.

Ясно, что преступник делал что-то волшебное и недоброе, но тут перед Рыбкиной открывалась бездна ее невежества.

Что она знала о всех этих чарах? Ничего. Совсем ничего.

— Поеду я, Пал Палыч, — сказала она. — Попробую с Ильиным ещё поговорить. Кажется мне, что когда мы людей сюда зовём, они замыкаются и молчат.

— А к ним ко всем не накатаешься, — ответил Динозавр. — Воля твоя. Ты ж, Рыба, ведущий по этому делу. Мне тут поработать или с тобой?

“Больно нужен ты мне с собой, — подумала Рыбкина, — с дурацкими вопросами.”

Дар здорово помогал ей в работе, но видения и предчувствия в протокол не запишешь. Она потому и старалась никому об этом не говорить, чтоб не давать самой себе послабления — что бы ни подсказывало внутреннее чувство, все равно надо проверить и собрать доказательства. А дар покажет, где копать.

Но в то же время, от постороннего человека она все время ждала пренебрежительного отношения. Битва экстрасенсов, шарлатанство, да и просто “ты чего курила, рыба?”...

— Вы, Пал Палыч, оформите сегодняшний допрос и подшейте в дело. А я вернусь, ещё бумажек привезу, — ответила она. Обижать пожилого Динозавра не хотелось, но не тащить же его с собой. К счастью, Динозавр и сам не рвался в походы. От слов Рыбкиной он заметно повеселел и кивнул.