Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая

Часть 1. Глава 10

ГЛАВА 10

Март 1826 года

С южных рубежей Петербургской республики практически ежедневно, в режиме нон-стопа, в столицу приходили разнообразные сведения.

Так стало известно, что еще два члена тайных обществ, вместе со своими полками дезертировали из 1-й армии, перейдя на нашу сторону - 16-й Егерский полк полковника Габбе Михаила Андреевича и Низовский пех. полк подполковника Левенталя Федора Карловича.

В Крыму Севастопольское народное восстание, стихийно вспыхнувшее в наиболее бедной Корабельной слободе сразу же нашло широкую поддержку среди черноморских матросов, имевших там родных и знакомых. К восставшим матросам присоединились севастопольцы, которые толпами двинулись к дому губернатора и адмиралтейству. Губернатор был убит толпой. К ночи Севастополь оказался в руках восставших, полиция бежала из города, а гарнизон отказался подавлять бунт. Толпа избивала чиновников и офицеров, громила их дома и квартиры. Была захвачена Черноморская эскадра. Первым делом восставшие добровольно присягнули петербургскому Временному правительству, а в практическом плане перешли в подчинение революционному Киеву - сделавшемуся главным военным оплотом вооруженных сил Южного общества.

На данный момент, по последним данным, к Севастополю стягивались части 12-й дивизии генерала Тимофеева, а жители готовились к вооруженному отпору. С этой целью в городе формировались вооруженные отряды под руководством отставных военных, из числа сочувствующих революции.

В целом же, на юго-западе России царила анархия. Структурировать как-то подвластную себе территорию Киев не мог, повсеместно наблюдалась чересполосица враждующих войск, которая замешивалась в какой-то кровавый винегрет, протянувшийся от Молдавии до Дона. Однако наблюдалась следующая тенденция: оставшиеся верными царю войска старались прорваться на левый берег Днепра, чтобы воссоединиться с реакционными силами, революционные же части, притягивал и манил к себе противоположный берег этой реки. В процессе этих географических пертурбаций одни воинские формирования сталкивались с другими и как одноименные полюса магнитов отскакивали друг от друга, оставляя на месте схваток кровавый снег.

Сейчас на юго-западе разгорались тяжелейшие бои, на фоне которых, авангардные военные столкновения Петербургской республики и роялистов в Тверской и Нижегородской губерниях казались лишь незначительными перестрелками.

Полыхнуло, и сильно, в военных поселениях! В Могилевской и Витебской губерниях было поселено 6 пехотных полков, а в Малороссии 16 кавалерийских, составивших 4 поселенные кавалерийские дивизии 2 кирасирские и 2 уланские (в губерниях Слободской и Херсонской).

Поселенные войска повсеместно вливались в революционные армии. Катастрофой для восставших обернулось лишь выступление в селе Шебелинке в Слободской Украине. Волнения были подавлено с особой жестокостью расквартированными поблизости и вовремя подоспевшими царскими войсками. Само село вместе со всеми восставшими поселянами было сметено огнем артиллерии.

Между тем борьба против крепостничества все более расширялась. На подконтрольных Константину территориях за зиму-весну 1826 года вспыхнуло 216 крестьянских бунтов.

А в Московской губернии, недавно занятой роялистам, развернулась самая настоящая партизанская война. Устроили ее подмосковные крестьяне, вкусившие воздух свободы и не желавшие вновь впрягаться в рабский хомут.

Мужики говорили, что лучше пойдут в Сибирь, чем вновь задарма будут работать на барина. Власти жестоко расправлялись с подобными бунтовщиками. Крестьяне, уйдя в леса, ответили по-испански, "герильей", устраивая транспортные диверсии, сжигая склады и активно распропагандируя царских солдат.

Отдельно стоит упомянуть казаков. В разгорающейся Гражданской войне в массе своей они сохраняли нейтралитет - тихо сидели у себя на Дону, игнорируя грозные повеления поступающие из Москвы, приказывающие им ополчиться и выступить против революционеров. Дело все в том, что Южное общество предлагало донским казакам весьма выгодные условия. В частности, передать землю Войска Донского в собственность казачества, упразднить внутри него сословные различия, сохранить иррегулярный характер казачьих войск, отделить гражданское управление от военного, освободить казаков от военной службы в мирное время, кроме нескольких полков, необходимых для охраны границы. Подобного рода предложения были направлены не только донцам, но поступили и в другие казачьи области, получив там довольно благожелательные отклики и как итог царь был вынужден оперировать лишь имеющимися у него в распоряжении резервными кавалерийскими корпусами, впрочем, довольно многочисленными.

К Петербургской республике, в марте месяце, еще даже до прибытия туда Лопухинской кавалерии, присоединился Урал.

Зачинателем этого процесса выступил Оренбургский гарнизонный полк, несколько десятков офицеров которого самоорганизовались по примеру своих коллег из европейской части страны в тайное общество и взбунтовали не только городской гарнизон, но и Оренбургский казачий полк, а там за восставшими, словно снежный ком, последовали и другие части дислоцированные в регионе. К концу марта весь Урал поклялся в верности петербургскому революционному правительству.

Гирей на чаше весов могли оказаться кавказские полки Ермолова, жившие заветами Румянцева, Суворова и Котляревского, но подначенный Волконским Ермолов в заваривавшейся сваре сохранял нейтралитет, даже не помышляя об отводе своих войск с беспокойного Кавказа.

Но и мы, в городе на Неве, не сидели сложа руки. 18 февраля 1826 года Временным правительством был принят Закон «О всеобщей воинской обязанности». Согласно которому, призыву подлежали все мужчины, способные держать оружие, в возрасте от 18 до 35 лет. Срок службы был установлен в три года, но мог быть увеличен, если война продлится дольше. Военнослужащие исправно отслужившие положенный им срок получали по демобилизации целый перечень установленных законом привилегий и льгот, в том числе и налоговых. В законе были детально прописаны и исключения, освобождающие гражданина от воинской службы. Призыву не подлежали священнослужители, учёные, профессора, преподаватели, учителя имевшие более двадцати учеников, печатники и редакторы газет, чиновники и государственные служащие, рабочие и инженерно-технический персонал заводов и прочих производств, а также широкий спектр ремесленных профессий (кузнецы, сапожники, дубильщики, мельники, солевары и прочие), единственные кормильцы в своих семьях. Ещё долго в определённых кругах общественное возмущение вызывала узаконенная возможность откупиться от воинской службы, внеся в казну определенную сумму денег в размере 500 рублей. Этой статьёй закона активно пользовались в основном купцы и фрондирующие привнесённым революцией общественным изменениям дворяне-ретрограды.

Закон вводился в действие дифференцировано и постепенно, для выборочно взятых возрастных групп, вступая в полную силу лишь в отдельно взятых губерниях и уездах на которых сверху спускались свои конкретные квоты, определяющие количество новобранцев и сроки в которые та или иная административная единица должна предоставить новобранцев. Просто у нас ещё не была подготовлена материальная база для инкорпорирования в военную машину Севера всего имеющегося в наличии потенциального призывного контингента.

В рамках этого закона в городах и уездах подчинённых Петербургской республики губерний в помощь действующим частям революционной "Красной армии" лихорадочно формировались отряды народного ополчения. Здесь, на первых порах без определённой доли демократии обойтись было нельзя. Военкоматов ещё не существовало, а штаты военной полиции формировались в таком же экстренном порядке. Ополченцы, а полноценными военнослужащими они становились только после прибытия в лагерь и принесения присяги, сами себе выбирали командиров, как правило из числа бывших солдат-ветеранов или иных местных авторитетов. Разномастно вооружённые отряды, прямо скажем мало отличимые от бандформирований, под командой выборных отцов-командиров, заполонив улицы городов и дороги, получая в пути снабжение, полудобровольные пожертвования мещан, а иногда и просто разграбляя помещичьи усадьбы, худо-бедно, но всё же продвигались к спешно развертываемым учебным лагерям. Там уже за них брались всерьёз и основательно.

В учебных лагерях отряды сводились в роты и полки. Штаб-офицеры и командиры полков назначались военным ведомством централизовано, в приказном порядке. Демократия в учебках сразу заканчивалась, начиналась муштра и насаждение элементарной армейской дисциплины. Конечно, скороспелым эрзац-полкам выходящим из таких учебных лагерей до регулярной русской армии по части слаженности и управляемости в бою было далеко, но и прививаемая здесь новая тактика не требовала от солдат филигранных перестроений и прочих премудростей касаемых в основном показушных плац-парадов, так любимых прежними российскими императорами.

Как известно, военная система государства неотделима от его социальной системы, являясь лишь одним из ее аспектов. Порочная, или лучше сказать отсталая социальная система оказывает негативное, разъедающее влияние на ее военную составляющую. А если к этому добавить еще и роль личностей - российских монарших особ, то становится совсем грустно. Экзерцирмейстерство обожаемое венценосными братьями Павловичами, как то фрунтовая муштра, обязывающая командиров заниматься не боевой подготовкой, а следить за вальтрапами и ленчиками, ремешками и хлястиками, лацканами и этишкетами, накладывалась на ежедневно проводимые разводы и учения, утомительные парады и еще более утомительные репетиции парадов – всё это один раз уже довело Россию до Крымской войны и постыдной сдачи Севастополя. Тот же Пехотный устав 1816 года был весь занят танцмейстерской наукой и ружейными приемами. Об атаке в нем на практическом уровне почти ничего не говорилось.

Поэтому, поспешное формирование новых полков мне было только на руку. У командиров "старой закалки" банально не хватало времени своей муштрой делать из солдат "бездушные механизмы артикулом предусмотренные". Призывники к тому же с резко сокращенными сроками службы учились лишь обязательному минимальному базису – стрелять из ружья и уметь правильно его обслуживать в полевых условиях, азам штыкового боя, передвигаться в колоннах, атаковать противника рассыпным строем, да при обороне научиться «закапываться в землю».

Новое оружие и патроны мы пока в армии старались особо "не светить". Исключение в этом правиле составляли лишь стоящие в Выборге два егерских полка бывшего Отдельного Финляндского корпуса, да отозванные из других полков "застрельщики" - они первыми начали получать новые капсюльные винтовки Сестрорецкого завода.

В отличии от царской армии, с ее печальной бутафорией, в наших спешно формирующихся войсках едва ли не главной книгой стали изданные в 1818 году "Правила рассыпного строя" с внесенными туда недавно важными дополнениями. Эти правила составлялись не балетмейстерами, а боевыми офицерами, они целиком отражали опыт минувших войн. Тактический глазомер, важность инициативы, применения к местности – все это было в полной противоположности с самим затхлым духом этого времени. В царской армии эти тонкие книжки в большинстве полков и поныне оставались "террой инкогнито" даже для офицеров, ведь рассыпной строй на смотрах не спрашивался, в плацпарадные требования не вписывался, а значит его не стоило учить! Времени и так еле хватало на "самое главное": правила стойки, повороты и вытягивание носков. В эти же самые месяцы, набранные на подконтрольных Константину территориях рекруты, вместо того, чтобы проводить полевые учения, активно осваивали недавно изобретенный "военным гением" генерала Желтухина "новый учебный шаг". Все без исключения Павловичи считали за аксиому, что если солдат хорошо марширует на плацу, значит и воевать он будет преотлично. Так вот, этот "желтухинский шаг", предписывалось производить «не сгибая колен»; параллельность шеренг, неподвижность плеч, и прочие занятия, вырабатывающие у солдат "очень полезные" строевые навыки, поглощали все время и все силы свежих пополнений.

Царские "аналитики в погонах" Александровской закваски с ног на голову переворачивали всю военную науку, подразделяли тактику на «боевую и смотровую», при этом утверждая, что смотровая тактика есть условие правильного понимания сути боевой тактики! Воззрения подобного рода выражали официальную точку зрения. За образец принимали не столько боевые примеры, сколько смотровые занятия в учебных лагерях. Но абсурд подобного толка и профессиональная некомпетентность московского верховного командования, ослабляющие многочисленную армию роялистов, играли нам только на руку.

Внесены были какие-то изменения в Кавалерийский устав 1818 года, но без моего непосредственного участия, об этом роде войск я практически ничего не знал, но о "тачанках" помнил, да вот беда, пулеметов пока не было!

Серьезно от "танцмейстерской науки" был почищен Артиллерийский устав, сильно засоренный показной мишурой – кадрильными па номеров, отсчитыванием тактов, картинными взмахами и балансированием банником…

Спешно развертываемые учебные лагеря планировалось сделать не только источником формирования новых полков, но и средством получения свежих пополнений для ветеранских частей, на линии соприкосновения воюющих сторон ввязавшихся в первые боестолкновения. К тому же, часть ветеранов старше 50-ти лет уже третий месяц к ряду, либо увольнялись с положенными им льготами и имуществом, либо, по желанию, переводились в полицию, нацгвардию и в другие государственные структуры.

Самым трудным было обеспечить новые полки штатным вооружением и обмундированием. И если униформу стали изготовлять из домотканной одежды, раздавая заказы на её пошив всем желающим, то с обрабатывающей промышленностью пришлось всерьёз повозиться.

Ведущее место в металлообрабатывающей промышленности принадлежало оружейным, артиллерийским, машиностроительным и судостроительным заводам. Таких предприятий во всей России насчитывалось около 20, при этом они были самыми крупными в стране. В свете того, что значительная часть военных производств во главе с Тульским (с проектной мощностью 146 тыс. ружей в год!) оружейным заводом, осталась в руках неприятеля, в производстве стрелкового оружия мы уступали монархистам на порядок, поэтому приходилось не только срочно расширять, но и одновременно модернизировать имеющиеся у нас в наличии производства – прежде всего Сестрорецкий (в 1812 году без малого полторы тысячи заводских рабочих изготовили 12527 ружей и 1200 пар пистолетов) и Ижевский оружейный завод.

Санкт-Петербургский чугунолитейный завод (буд. Путиловский-Кировский), который с 1806 г. выпускал различные изделия по казенным военным заказам, в том числе и солдатские ружья, сильно пострадал во время разрушительного наводнения 1824 года, причинившему заводу большой ущерб (погибло 152 человека) и сейчас он перестраивался Кларком и Аммосовым под "Мартеновскую" печь, часть машин этого завода ещё в 1824 г. перевезли на новое место – на Шлиссельбургский тракт – там все тем же Кларком был построен новый завод - Александровский чугунолитейный.

С производством черных порохов – единственного на данный момент времени взрывчатого вещества используемым для стрелкового и артиллерийского оружия, наши дела обстояли более оптимистично. Особенно в свете того, что после «истощения» Самарских залежей в конце XVIII в. серу стали ввозить из-за границы (мнимого истощения, так как легкодоступные поверхностные залежи серы были выработаны, а дальнейшая, более трудозатратная разработка недр так и не началась вплоть до 20 века). Куда смотрело Военное ведомство было непонятно. Ведь в России все еще сохранялись огромные сырьевые запасы серы под той же Самарой, не говоря уж об Астрахани и других местах и иных способах получения серы. Проблема с серой в стране во многом была надумана, но, тем не менее, она играла нам на руку, поскольку ни враг, ни мы не могли быстро развернуть собственного производства, обоюдно сохраняя зависимость от импорта.

В получении селитры особых затруднений не было. Около 1000 тонн в год производили сами, но в период военных действий потребность, естественно, возрастала. Из той же Англии в 1811–1813 гг. поступило 1100 тонн пороха. Ост-Индская компания, кстати говоря, по-прежнему оставалась основным мировым поставщиком селитры, которая являлась одним из основных ее товаров наряду с опиумом.

Во-вторых, хотя наш противник и располагал крупнейшим в стране Шосткинским заводом в Черниговской губернии, но и мы в этом вопросе могли кое-что противопоставить монархистам. Прежде всего это Казанский пороховой завод и Охтинский пороховой завод – старейшее российское предприятие этой отрасли в Петербурге. После удачного завершения антимонархистского восстания на Урале и в Сибири свою лепту в пороходелание стал вносить еще и частный уральский Губинский пороховой завод в селе Успенское.

Что же касается пироксилина и бездымного пороха – то об этом приходилось лишь мечтать, быстро прогресса в этом производстве добиться было просто-напросто невозможно. Сырьем для бездымного пороха служили хлопчатобумажные концы, серная и азотная кислоты, из которых получали пироксилин, перерабатываемый затем в порох. Русская текстильная промышленность была совершенно не готова к отпуску достаточного количества хлопчатобумажных отходов производства. Кроме того, с нуля пришлось бы строить новые или по-сути заново перестраивать старые пороходелательные заводы, заодно создавая целые отрасли химической промышленности по производству серной и азотной кислот.

Совсем другое дело артиллерия! С производством пушек для нас все складывалось просто замечательно. Сейчас в России действовали орудийные мастерские четырех арсеналов: Петербургского, Киевского, Брянского и Казанского. Из них особенно активно работал Петербургский арсенал. Мощность арсенала была рассчитана на производство 11–13 восьмиорудийных батарей в год. Арсенал имел 8 горизонтальных сверлильных станков, 2 станка для обточки цапф, машину Монье для обточки стволов и до 30 токарных станков. Число рабочих достигало 700 чел. «Все сии машины приводятся в движение посредством паровой машины, установленной в 1811 г., силою в 24 лошади». С 1803 по 1818 г. арсенал изготовил 160 ½-пудовых и 326 ¼-пудовых единорогов, 286 12-фн и 483 6-фн пушки — всего 1255 орудий. В последующие годы арсенал занимался ремонтом орудий. Менее активно работал Брянский арсенал, рассчитанный на производство 6 батарей в год. В мастерских арсенала работало 780 рабочих и 60 нестроевых солдат. До войны 1812 г. Брянский арсенал изготовил 320 орудий, после войны в нем изготовлялись лафеты. Киевский арсенал был предназначен для ремонта орудий и производства лафетов. На нем было восстановлено около 150 орудий и изготовлено более 500 лафетов. Казанский арсенал с «литейным домом» был сооружен лишь в 1812 г., он был рассчитан на ежегодное производство орудий для 12 батарей. Но первые 3 года он готовил лишь лафеты. В 1815 г. арсенал сгорел и был восстановлен только в 1824 г.

Все наши предприятия военной промышленности перешли на круглосуточный режим работы. Но, чтобы победить в этой гонке также требовался еще и качественный скачок. И необходимые условия для этого у нас имелись. Военная промышленность в первой четверти 19 века организационно и технически уже достигла того уровня, на которым была способна приступить к решению таких сложных задач, как изготовление ударных ружей, нарезной артиллерии, и даже военных пароходов с винтовыми кораблями. Как часто в подобных случаях бывает для начала производства требовался лишь пинок от вышестоящих инстанций, что, собственно говоря, промышленность от меня и получила, вместе с кое-какими производственными инструкциями и техзаданиями.

Недостаток, а часто и полное отсутствие многих видов оборудования, материалов, дефицит квалифицированной рабочей силы во многом компенсировались трудовым энтузиазмом, инициативой, смекалкой и самоотверженной работой инженеров, мастеров и простых рабочих.

И вот теперь, на том же Сестрорецком оружейном заводе вместо традиционного гладкоствола уже во всю разворачивалось производство капсульных штуцеров с нарезными стволами и расширительными пулями.

Заводчанам пришлось осваивать новые виды производства. Первые опыты с нарезами стволов артиллерийских орудий начали осуществляться и на столичном заводе «Арсенал». Адмиралтеские верфи и Ижорские заводы в срочном порядке перепрофилировались с кораблестроительной тематики на выпуск всё тех нарезных капсульных ружей и арторудий. О последнем стоит поговорить отдельно.

Наша артиллерия остававшаяся неизменной со времён Наполеоновских войн тоже нуждалась в значительных улучшений. Во-первых, чтобы не зависеть от непредсказуемых погодных условий требовалось немедленно начать переход с дедовских фитилей и запальников на артиллерийский капсюльные трубки с курковыми ударниками. Сделать это можно было быстро, ничего сложного в них не было.

А во-вторых, как уже говорилось, в организованном заводском КБ «Арсенала» начались первые опытные работы над созданием казнозарядной нарезной артиллерии, и, что не менее важно, новых, специально предназначенных для неё снарядов. Но объективно оценивая силы здешних конструкторов, доступных технологий и материалов, я сильно сомневался, что в ходе этой войны мы успеем сделать хотя бы первые опытные образцы реально применимые в боевых условиях. Хотя, по здешним меркам, технология изготовления орудий в том же Петербургском арсенале стояла на относительно высоком уровне. Для отливки полевых и осадных орудий применялся так называемый «артиллерийский металл» (сплав меди с оловом). Чугун применялся для изготовления крепостной и береговой артиллерии. Стволы для орудий отливались «глухими», затем в болванках высверливался канал ствола по диаметру и проводилась наружная обточка.

Когда я в Петербургском арсенале завел речь о производстве стальных пушек, то меня тут же просветили о том, что первые попытки изготовления стальных пушек, оказывается, относятся еще к концу XVIII — началу XIX в. И даже специально для меня нашли доклад о «новоизобретенной железо-стальной артиллерии». Авторы доклада указывали, что стальные пушки имеют ряд преимуществ над медными. Они более прочны, безопасны и, главное, обеспечивают возможность превысить в два раза дистанцию дальности действительного выстрела существующих систем. Опыты продолжались в течение 10 лет. Однако наладить производство стальных орудий в первой половине XIX в. в той истории так и не удалось. Оно и понятно, чтобы рассверливать те же стальные болванки нужны не стальные, а легированные резцы, но местная металлургия, в отличие от меня, о легирующих добавках имела весьма отдаленное представление, да и сама сталь производилась в мизерных количествах кустарными дедовскими способами. Поэтому, дабы «не пороть горячку», ставка в нашей армии по-прежнему делалась на старую, проверенную дульнозарядную гладкоствольную бронзовую артиллерию.

Все эти предпринятые меры в полной мере не спасали ситуацию, военное ведомство с началом навигации было вынуждено начать импорт огнестрельного, холодного оружия и амуниции из Европы, прежде всего из Англии.

Но вернёмся к армии. Вскоре по такому же принципу, пропуская призывников через специализированные военные учебные лагеря, планировалось начать формировать артиллерийские, кавалерийские (драгунские) и инженерные полки.

Новые полки служили для нас дополнительной страховкой. Без них было бы слишком страшно, потому как ситуация балансировала на грани кризиса и в любой момент могла качнуться в ту или иную сторону. До всех генералов, среди которых хватало и тех, кто ранее кривился от одной только мысли набора и формирования рекрутов таким форсированным образом, наконец-то удалось донести мысль о жизненной необходимости оперативного резерва в лице новых полков. От поражений никто не застрахован, и новые резервные полки как раз-таки для этого и необходимы, чтобы проигрыш в отдельно взятом сражении впоследствии не вылился бы в полную катастрофу. Пусть и «плохие» резервы, но лучше быть с ними, чем без них. И даже такой резерв в критический момент вовремя введенный в бой может переломить исход всего сражения, а потом, кто знает, может быть и всей военной кампании.

Для меня все эти вещи были очевидны, но и русский генералитет все эти мысли, слава Богу, сумел правильно воспринять. Для этого молодым, но в то же время боевым генералам и полковникам лично участвовавшим в боях с Наполеоном, пришлось всего лишь напомнить каким образом и из какого контингента формировалась армия революционной Франции, сумевшая в конечном итоге не только выбросить с территории своей страны иностранных интервентов, но и, покорив всю континентальную Европу, дойти до Москвы.