Далекие журавли

РОНАК, ПОСЛЕДНИЙ МАРСИАНИН Фантастический рассказ

Ронак беспокойно ворочался на подстилке из мха. С тех пор как Тетла — Большой Огненный Глаз, еще недавно такая близкая, снова начала удаляться, и без того холодные ночи стали еще холоднее. Здесь, у входа в пещеру, где Ронак обитал уже два лета и зиму, это было особенно ощутимо. Но не холод не давал ему уснуть. Ронака тревожила маленькая, необычная звезда, которая уже несколько ночей подряд появлялась из-за ближайших холмов, прочерчивала вдалеке темное небо и исчезала в той стороне, где лежал мертвый город.

Появится ли она сегодня?

Ронак поднялся, натянул меховую шапку на покрытую густыми волосами голову, укутал плечи в одеяло из шкур и выбрался из пещеры. Свирепствовавшая несколько недель песчаная буря наконец улеглась.

Почти отвесно над ним находилась Села, самое большое из двух больших светил, восходивших каждую ночь над Таиром. Ее бледный свет холодно лился на широкую, простиравшуюся до горизонта равнину. У входа в пещеру Ронак прислонился спиной к скале, сохранившей немного тепла, полученного днем от Тетлы.

Было около полуночи, Ронак посмотрел в сторону холмов. Неужели он прозевал появление этой новой, гораздо более быстрой звезды, чем оба старых ночных сверила Таира?

Но нет, вот она!

Светлая блестящая точка поднималась над холмами. Ронак, запрокинув голову, внимательно наблюдал за ее полетом. Она пролетела близко от Селы, спустилась, не замедляя движения, к горизонту и исчезла.

Ронак оттолкнулся от скалы, сделал несколько шагов вперед. Его взгляд еще раз скользнул по усыпанному звездами ночному небу. Неожиданно он насторожился: что это? Какой-то призрак его дурачит или обманывают обычно такие зоркие глаза? Вторая светящаяся точка появилась почти на том же месте над холмами, где находилась только что и первая, и в том же темпе взбиралась в темную высоту. Новая звезда летела прямо на большое ночное светило, и если она сохранит это направление, то обязательно столкнется с Селой!

Невольно затаив дыхание, Ронак уставился, как зачарованный, на маленькую звезду. Вот Села поглотила ее! Но нет — она появилась вновь, невозмутимо продолжает свой полет и, точно так же, как и первая, исчезла за горизонтом.

Что бы это значило? Откуда появились обе эти звезды? Может, оторвались от неба, чтобы, подобно Селе, вращаться вокруг Таира?

Ронак еще раз внимательно осмотрел ночное небо. Нет, остальные звезды мерцали на привычных для него местах и между ними, как всегда спокойно, плыла Села.

Ронак возвратился на свое ложе в пещере, укутался в серые короткошерстные шкуры, попытался уснуть. Но сон не шел. Перед глазами все еще проплывали одна за другой маленькие быстрые звезды…

Ему вспомнился мертвый город. Почему эти звезды исчезали именно в направлении бесконечной песчаной пустыни, где торчали остатки разрушенной стены и, словно одинокая скала, высилась треугольная башня с тупым обломанным острием, почти засыпанная песком?

Может, это было каким-то сигналом для него, последнего жителя вымирающего Таира?

Ронак вновь увидел себя в подземном зале, вход в который обнаружил случайно, когда хоронил свою мать Ро. Мать была стара и слепа, но обладала ясным и живым рассудком. Бесконечными зимними вечерами, когда они сидели у маленького костра из сухих веток, изредка выплевывавшего раскаленные искорки, мать рассказывала ему удивительные истории, которые передавались из поколения в поколение и повествовали о том, что когда-то, бессчетно много лет назад, Таир был густо населен и выглядел совсем иначе, чем сегодня. Вместо мертвой песчаной пустыни его покрывали тенистые леса с высокими деревьями, буйно зеленеющие поля. Большие тучные стада лохматых четвероногих паслись на сочных лугах, а на полях возделывались разнообразные растения, из которых можно было приготовить сотни вкуснейших блюд. Страну прорезали большие и малые реки, из которых сколько угодно черпали чистую свежую воду. Таиряне не обитали, как их последние потомки, в пещерах, они жили в таких городах, как тот, который обнаружил Ронак, были высокими, стройными и носили легкую цветную одежду.

Никто не знает, почему они повздорили между собой. Вспыхнувшая ненависть в конце концов так ослепила их, что они бросались друг на друга, как дикие звери, и убивали, никого не щадя. Они обладали ужасным оружием, которое доставлялось гигантскими металлическими птицами и тысячекратно низвергалось с неба, грохоча и шипя, вспыхивая ярче, чем сотни таких светил, как Тетла, уничтожая города и обжигая землю горячими огненными языками… Затем коварный, медленно действующий яд сделал поля бесплодными, а всех оставшихся в живых — неизлечимо больными, и так они постепенно угасали и умирали, изъеденные ядом, от которого не было спасения.

От поколения к поколению число сынов и дочерей умирающего Таира становилось все меньше, терялись накопленные ими знания. Бывшие когда-то сильными и смелыми, дети Таира выродились в жалкие беспомощные создания, живущие в пещерах и с трудом добывающие себе пищу, неспособные остановить медленно надвигающуюся погибель.

Он, Ронак, был последним из своего рода и, возможно, потому выше ростом и крепче, чем его ближайшие предки, что в нем еще раз сконцентрировались последние силы и соки его погибающего народа. Но и он, одинокий, был обречен на неизбежную смерть.

Постоянные поиски воды, пищи, тепла и одежды принудили его ютиться там, где из скал просачивались едва заметные струйки воды, во влажных низинах рос чахлый кустарник, где каменистую почву покрывали мох и лишайники, а в пещерах обитали последние представители животного мира — маленькие ширококрылые летучие существа с серой шерстью, комками висевшие на сводах пещер; покидали они их только ночью и, подобно призрачным теням, бесшумно скользили сквозь темень.

Заросли кустарников служили Ронаку топливом для костра; мох и лишайник, слизистая пещерная улитка и жесткое мясо летучих мышей были его пищей. Из тонких, короткошерстных шкурок летучих мышей он с трудом сшил себе одежду и одеяло…

Неожиданно Ронак поднялся. Резкая, как вспышка молнии, мысль пронзила его мозг: а что, если эти так нежданно появившиеся звезды были знаками, предназначавшимися ему?! Что, если они неспроста летели в направлении мертвого города, который он впервые посетил пять лет назад? Расстояние до этого города в два дневных перехода. Он возьмет пищу и воду и отправится в путь под ласковыми лучами Тетлы. Вдруг ему удастся разрешить загадку новых звезд?

На сборы ушло три дня. Камнями Ронак сбил несколько летучих мышей, повялил мясо на воздухе, сшил из свежих шкурок два новых мешка для воды и заполнил их измельченными кусочками льда из пещеры. На утро четвертого дня он свернул одеяло, перекинул его через плечо и, когда огненно-красный диск Тетлы уже разогнал последние ночные тени, вышел из пещеры. Он почувствовал легкое прикосновение теплых пальцев-лучей Тетлы на своем бородатом лице, поправил за спиной мешки с запасом пищи и направился в сторону мертвого города, где и в прошедшую ночь снова исчезли обе странные звезды.

Ронак шагал быстро. Скоро остались позади последние торчащие из песка камни и обломки скал. Впереди лежала безжизненная, ржаво-коричневая пустыня. Песчаная буря затянула все тонким покрывалом из зыбкого песка, в котором обутые в шкуры ноги Ронака оставляли отчетливые следы. Инстинктивно придерживаясь правильного направления, Ронак безостановочно шагал и шагал, одновременно держа все вокруг в поле зрения, надеясь после появления загадочных звезд обнаружить что-нибудь необыкновенное. Но окрестность оставалась неизменной. Гладкую в основном равнину изредка пересекали небольшие, едва заметные возвышения. Иногда ему приходилось обходить маленькие кратеры, широко разбросанные по всей равнине. По опыту он знал, что кратеры нежелательно пересекать напрямую, потому что слой пыли был в них значительно толще и он мог увязнуть в ней по колено.

Прирожденная способность к ориентированию и на этот раз не подвела Ронака: под вечер, когда усталая Тетла собиралась завершить свой дневной путь, он добрался до знакомой, довольно глубокой и длинной лощины, что находилась на полпути к цели. На дне ее рос редкий кустарник. Ронак быстро собрал кучку сухих, причудливо изогнутых веточек, достал из кармана два огнива и мешочек с драгоценным желто-зеленым порошком, который тотчас же вспыхивал, когда выбитая из камней искра попадала в него. Через несколько минут затрещал огонь под маленьким, наполовину заполненным кусочками льда котелком, который он в прошлый раз при посещении мертвого города прихватил с собой. Когда вода начала кипеть, Ронак бросил в нее несколько источающих приятный запах лишайников. Вскоре он с наслаждением хлебал горячее питье, закусывая кусочками вяленого мяса. Потом посидел еще некоторое время в раздумье над потухшим костром.

Наступили сумерки. Ронак плотно укутался в одеяло и, утомленный напряженным переходом, почти мгновенно уснул.

Проснулся он рано, окоченевший от холода. Несколько раз протопал вокруг места своего ночлега, чтобы размять застывшее тело, торопливо проглотил скудный завтрак, ничем не отличавшийся от его вчерашней трапезы, и снова собрался в дорогу. Необъяснимая тревога, охватившая Ронака, неудержимо гнала его вперед. Он отказал себе в послеобеденном отдыхе, пожевал на ходу немного мяса, пососал кусочек льда и безостановочно продолжал свой путь.

Задолго до того как Тетла начала склоняться к горизонту, далеко впереди над равниной взгляд Ронака обнаружил все более увеличивающуюся в размерах тупую треугольную башню — символ мертвого города. Час спустя он уже стоял у ее подножия. Стены башни были облицованы белыми и голубыми плитами. Их цвет и гладкая поверхность устояли перед натиском непогоды и выглядели так, будто только вчера были выложены умелыми руками строителей.

Ронак огляделся. Нет, ничего здесь не изменилось со времени его последнего посещения. Как и в прошлый раз, то здесь, то там возвышались над накопившимися массами песка остатки руин мертвого города — безмолвные свидетели его далекого и загадочного прошлого. Впереди, не далее пятидесяти шагов, возвышался полуразрушенный купол здания, внутри которого Ронак похоронил мать и где он обнаружил вход в подземный зал. Он медленно приблизился к строению, взобрался по крутому песчаному бугру под широкой аркой и очутился в просторном круглом помещении, покрытом куполом только наполовину. Песок скрывал обрушившиеся обломки и пол помещения. У стены все еще стоял тот самый непонятный для Ронака предмет, которым он вырыл могилу для своей матери и при этом случайно расчистил украшенную орнаментом каменную плиту, под которой многоступенчатая лестница вела в таинственный подземный зал.

Легкая дрожь охватила Ронака, когда он вспомнил о том, что здесь тогда произошло…

Не без усилий он потянул за кольцо, вделанное в плиту, та немного подалась, а затем неожиданно поднялась сама. Под плитой был вход в подземелье, ступени лестницы терялись в темной безвестной глубине. Когда Ронак в нерешительности поставил ногу на верхнюю ступеньку, внизу вдруг стало светло. Он испуганно отдернул ногу, и свет погас. Но так как ничего страшного не случилось, Ронак осмелел и не спеша спустился вниз. Он попал в просторный зал, гладкие и одновременно прозрачные стены его излучали свет, который так напугал Ронака вначале.

Осторожно, шаг за шагом, он приближался к стоявшим вдоль стен столам, на которых лежало много удивительных предметов. Их надобность и значение были ему неизвестны. Некоторые из них он с любопытством рассматривал, но никак не мог понять, для какой цели они могли служить далеким предкам.

И тогда случилось что-то жуткое: маленький, блестящий ящичек, который Ронак со всех сторон рассматривал и ощупывал, вдруг заговорил. И так громко, что казалось, содрогнулся весь зал. Объятый внезапным ужасом, он выпустил его из рук, но голос продолжал говорить, и, гонимый им, Ронак устремился наверх, бросился к выходу и покинул зловещий город…

Ронак нашел взглядом то место, где, по его предположению, находился вход в подземелье. Тогда, при своем поспешном бегстве, он, сильно толкнув ногой плиту, захлопнул его. За это время зыбкий песок снова засыпал плиту. Ронак подавил поднимавшийся в нем страх и принялся расчищать вход. Слой песка оказался тонким, я Ронак вскоре добрался до плиты. Он ухватился обеими руками за кольцо, глубоко вдохнул и рывком дернул. Как и прежде, плита бесшумно поднялась. Поколебавшись немного, Ронак поставил ногу на верхнюю ступеньку, и точно так же, как и тогда, темнота отступила, появился мягкий свет. Ронак начал спускаться по лестнице, считая при этом на пальцах левой руки количество ступеней. Восемь раз он сжимал и разжимал кулак, прежде чем ступил на гладкий, выложенный цветными плитками пол зала. Настороженно осмотрел просторное помещение. Все здесь было по-старому. Столы стояли на своих местах, а в нескольких шагах от них лежала та блестящая коробка, которая говорила громоподобным голосом. Сейчас она молчала. Ронак обошел ее и двинулся в глубину зала. В конце его он увидел высокую дверь под аркой, сплошь покрытую непонятными знаками.

Осмелев, Ронак толкнул дверь, и она легко и бесшумно отворилась. Перед ним открылся второй, еще больший зал, свет в котором исходил откуда-то с пола и потолка. Стены здесь не светились, а были сверху донизу разукрашены огромными картинами. На правой стене была изображена просторная окаймленная великолепными сооружениями площадь, в центре которой устремилась ввысь треугольная башня. По белым и голубым плитам Ронак узнал тупую башню, которая все еще возвышалась над мертвым, засыпанным песком городом. Так вот как она выглядела когда-то! А это… Это же они!.. Он подошел ближе к картине. Да, это, должно быть, они, его предки, давно исчезнувшие жители когда-то такого гостеприимного и жизнестойкого Таира! Высокие и стройные, в ярких светлых одеждах, легко облегающих их фигуры, стояли они в одиночку и группами на площади.

Ронак сделал несколько шагов влево, где на переднем плане, во весь громадный рост, были изображены двое, мужчина и женщина. Их лица имели характерную для жителей Таира треугольную форму и выглядели моложаво. Безбородое лицо мужчины с широким угловатым лбом, орлиным носом и тонкими губами производило более суровое и строгое впечатление, чем лицо женщины, в котором преобладали мягкие, нежные линии. У обоих были треугольные глаза без ресниц, обычные для таирян, с зеленоватыми, отливающими всеми цветами радуги зрачками.

Ронак повернулся к другой стене, на ней был изображен мирный, приятный пейзаж. Узкая серебряная лента, в которой последний из таирян тотчас узнал реку, протянулась плавным изгибом по красивым лугам. На переднем плане были видны цветущие сады, вдали темнели леса, а высоко над этим очаровательным уголком прежнего Таира в темно-голубом небе сияла Тетла — его красное солнце.

Погруженный в глубокое раздумье, Ронак долго стоял перед этим видением, от которого не мог оторвать взгляда; оно было намного красивее, чем мог его описать оскудевший со временем язык устных преданий.

Картина на передней стене зала, к которой теперь приближался Ронак, настолько испугала его, что он невольно замедлил шаги. Это были они, гигантские металлические птицы, о которых рассказывала ему мать. Они неслись вниз из мрачного, дымного неба, из их чрева падали черные капли, и там, где они соприкасались со строениями уже частично разрушенного города, вырастали яркие огненные столбы, рушились целые здания. Повсюду лежали, в самых неестественных позах, застывшие тела таирян, убитых несущими смерть птицами. Спасающиеся мужчины и женщины, старики и дети бежали прямо на зрителя, и их искаженные страхом лица, широко раскрытые глаза выражали беспредельный ужас.

Ронак почувствовал, что этот неприкрытый ужас передался и ему, заставил его содрогнуться и отступить. Он понял, что перед его глазами начало драмы, закончившейся гибелью всего живого на опустошенной огнем земле Таира. Он довольно долго стоял посреди зала, встревоженный взгляд его скользил от картины с великолепными зданиями и площадью к картине с мирным ландшафтом и снова к изображению ужасающего разрушения.

Наконец немного успокоившись, Ронак заметил в углу, где продольная стена соединялась с торцовой, узкую боковую дверь. Чтобы поскорее избавиться от неприятного ощущения, навеянного страшной картиной, он, не задумываясь, направился к этой двери. Открыл ее и ступил в находящееся за ней небольшое помещение. С десяток шагов понадобилось бы, чтобы пересечь его, но Ронак остался стоять у порога и с любопытством огляделся.

Справа он увидел широкое низкое ложе, застланное нежно-зеленым покрывалом, которое свисало до самого пола. Пол был темно-красного цвета, наверное, покрыт шкурой какого-то зверя. Напротив двери стоял небольшой стол, на котором лежало нечто, похожее на плоский ящичек. Рядом стояли два прозрачных сосуда, один большой, другой поменьше. Две треноги служили, очевидно, для сиденья. Три стены комнаты состояли, казалось, сплошь из таких же ящичков, что стоял на столе. Четвертая стена, слегка выпуклая, серебристо-матового цвета, мерцала, как Села, когда ночное небо не заволакивали пыльные облака.

Ронак подошел к столу, чтобы лучше разглядеть коричневый ящичек. Легкий, едва уловимый шорох за спиной заставил его вздрогнуть и обернуться. В следующее мгновение он издал пронзительный крик и испуганно отшатнулся. Дверь закрылась сама собой, а с ее внутренней стороны на Ронака уставилось лохматое, с заросшим лицом существо, одетое в серые шкуры.

Онемев от страха, Ронак стоял и смотрел на незнакомца, пока не узнал в нем самого себя, — недавно он видел свое изображение в ледяном зеркальце, образовавшемся на уступе скалы от капающей сверху воды. Ронак стряхнул оцепенение и подошел к зеркалу ближе. Отражение его лица в ледяном зеркальце было темным и нечетким, здесь же был хорошо виден даже каждый волосок на голове и бороде. Большие треугольные глаза под кустистыми бровями ясно свидетельствовали о том, что Ронак был настоящим потомком народа, когда-то счастливо и весело жившего на Таире. Эти глаза смотрели на него с чисто детской любознательностью. «Значит, это и есть Ронак, — казалось, говорили они, — сын Ро и Нака, ушедших навсегда в вечное, темное еще до того, как ты смог самостоятельно добыть первых летучих мышей? Это ты и есть Ронак, последний представитель своего рода, последний из когда-то многочисленных детей Таира? Да, ты рослый, как твои далекие предки, но неуклюжий, облаченный в серые шкуры, неприглядность которых ты наверняка осознал после того, как увидел своих предков, изображенных на картинах. О Ронак, Ронак!..»

Он взглянул на свою фигуру и вдруг с ужасом обнаружил, что из мешка, в котором лежали кусочки льда, капает вода. Только теперь Ронак обратил внимание на то, чему до сих пор, под впечатлением обрушившихся на него открытий, не придавал значения. В этом таинственном подземном мире царила теплая, равномерная температура, и поэтому, пока он здесь ходил, лед в его мешке начал таять. Если он останется без воды, то должен будет скоро покинуть мертвый город. Ронак отстегнул мешок от пояса и растерянно огляделся.

Ага, вон же стоят эти диковинные прозрачные сосуды! Шагнув к столу, он вылил остатки воды с еще не растаявшими до конца льдинками в самый большой из них и облегченно вздохнул, — из собственного опыта Ронак знал, что выдержать несколько дней можно голод, но не жажду.

Он осторожно поднял лежавшую возле сосудов плоскую коробку и чуть не уронил ее, когда в его руках она неожиданно открылась и в ней начали сами неторопливо переворачиваться какие-то листы. Ронак удивленно ощупывал эти тонкие белые листы, усеянные такими же непонятными знаками, что были и на входной двери в большой зал. На некоторых листах он обнаружил цветные картинки и вскоре понял, что они изображают сцены из жизни таирян. В преданиях стариков никогда не упоминались подобные ящички, иначе Ронак знал бы, что в руках он держит книгу и что стены библиотеки, в которой он находился, уставлены тысячами книг самых различных форм и размеров.

Осматривая более внимательно помещение, Ронак натолкнулся на дверь, скрытую за легким занавесом, и тут же замер. Нет, острый слух не мог его подвести. Такой шум он уже слышал несколько лет тому назад, когда в постоянных поисках пищи и ночлега обследовал глубоко вдававшуюся в скалу пещеру: за этой дверью был слышен тихий плеск воды. Да, там вода!

Ронак рванул дверь и издал возглас безграничной радости. Из стены напротив била упругая струя воды в палец толщиной и журча падала в неглубокий, выложенный светло-голубыми плитами бассейн, занимавший почти все помещение. Одна из стен представляла собой сплошное зеркало, на второй была изображена река, в которой плескались раздетые мужчины и женщины. На третьей стене — такой же бассейн, как и этот, но гораздо больших размеров. В нем множество таирян обоего пола предавались удивительному и, судя по выражению их лиц, довольно приятному развлечению на воде. Перед четвертой стеной, прикрытой, как и вход в это помещение, занавесом, стояла у самого края бассейна статуя женщины. Она выглядела так естественно, что Ронак почувствовал желание протянуть руку и коснуться ее. Камень, из которого она была высечена, имел теплый, розоватый оттенок, большие глаза светились зеленовато и маняще, как у той женщины, на картине в зале. Она стояла, слегка наклонившись вперед, и ее тонкие руки с изящными пальцами держали прозрачную чашу, в которой от постоянно находящейся в движении поверхности воды сверкающими искрами отражался падающий сверху свет.

Ронаку понадобилось некоторое время, чтобы освоиться с новыми впечатлениями. Совсем осмелев, он наклонился и зачерпнул сложенными ладонями воду из бассейна. И снова у него вырвался крик восторга.

О Тетла! Теплая вода! Вода, которую не нужно греть на огне. И в каком количестве. Сколько таирян могли бы ею утолить свою жажду!

Ронак осторожно попробовал драгоценную влагу. Она имела странный привкус, и когда он сделал большой глоток, в носу так сильно и одновременно приятно защекотало, что он чихнул. И тут же непроизвольно засмеялся, легко и весело, как, наверное, никогда в жизни не смеялся. Разве только тогда, еще ребенком, когда Ро качала его на коленях, а На к жарил на костре мясо молодых летучих мышей…

О Тетла! Нет, эти странные звезды появлялись не напрасно, не напрасно побудили его еще раз посетить мертвый город. Он будет теперь чаще приходить сюда, приносить с собой еду — мясо, мох, лишайник и целые вязанки сухого кустарника для разведения огня, чтобы провести в этом чудесном месте много дней и ночей.

Снова и снова Ронак наклонялся, зачерпывал и пил удивительную воду. Взгляд его случайно упал на занавес у стены за статуей. А что, если он скрывает еще какие-нибудь двери, новые чудеса?

Ронак осторожно обошел статую, отодвинул желтую ткань в сторону и действительно увидел перед собой целый ряд очень узких дверей, находившихся одна возле другой. Он не сразу догадался, что они открывались не вовнутрь, а наружу, а когда понял это, с нетерпением, полным любопытства, открыл одну из них. Но вместо новых помещений Ронак обнаружил встроенные в стену ниши и в них большой выбор одежды светлых тонов, какую носили его предки на картинах в большом зале. А что, если он поменяет свою старую примитивную одежду из шкур на одно из этих мягких и гладких на ощупь одеяний? И побудет в новой одежде. Хотя бы здесь, в этих залах, где так тепло, что кожа летучих мышей уже не нужна была.

Сбрасывая поспешно шкуры, Ронак сделал неосторожный шаг назад — и тяжело плюхнулся в бассейн. Когда вода захлестнула его, он в ужасе открыл рот, чтобы закричать, но тут же захлебнулся. Ронак изо всех сил замолотил руками, фыркая и тяжело дыша вскочил на ноги и хотел уже выскочить из бассейна, но тут увидел рядом с собой на настенной картине мужчин и женщин, плескавшихся с явным удовольствием в таком же бассейне. Несмотря на то что вода была ему всего лишь по пояс, он боязливо держался за край бассейна и вскоре почувствовал не изведанное ранее приятное ощущение во всем теле. Ронак решился, в конце концов, присесть так, чтобы вода доходила до шеи, и отдался полностью этому неожиданному, великолепному наслаждению. Ему показалось даже, что прекрасная женщина из камня с чашей в руках вдруг приветливо улыбнулась ему…

Немалых усилий стоило Ронаку прервать наслаждение первого в своей жизни купания. Он вышел из бассейна, стряхнул с себя сверкающие капли воды и после короткого раздумья выбрал золотисто мерцающее одеяние, которое как бы само собой прилегало, льнуло к его телу. Повернувшись, он увидел, что с противоположной зеркальной стены на него смотрит статный таирянин. Только разлохмаченная борода и густая, нечесаная шевелюра не соответствовали его одежде. Несмотря на это, Ронак весело подмигнул своему изображению и даже поднял в приветствии руку, на что его двойник в зеркале ответил тем же жестом.

Ронак собрал свою старую одежду, возвратился в комнату, где находились странные ящички, и пренебрежительно бросил шкуры в угол. Затем вылил из большого сосуда, стоящего на столе, мутную, из растаявшего льда, воду, заменил ее свежим, вытекающим из стены над бассейном питьем, съел несколько кусочков мяса и задумался. С тех пор как он проник в подземные помещения, прошло немало времени и уже давно должна наступить ночь, а вместе с ней должны появиться и приносящие счастье звезды…

Как он мог забыть о них! Он ведь последовал их зову, благодаря им пришел сюда и сделал все эти удивительные открытия. Возможно, они только для этого и появились на небе Таира, а теперь снова исчезнут?

Ронак бросился из комнаты, пробежал оба зала, взлетел по лестнице и остановился, тяжело дыша, с непокрытой головой у круглого строения, скрывавшего могилу Ро и вход в таинственный подземный мир. Его пронзило холодом, но он не обращал на это внимания, жадно обшаривал глазами ночное небо.

И вдруг, будто дождавшись появления Ронака, первая звезда начала подниматься над горизонтом с той стороны, откуда он пришел и где находилась его пещера, пролетела над ним и исчезла, как и прежде, далеко внизу, на юге. А вторая?

Ронак снова перевел свой взгляд на север. Там появилась и вторая светлая точка. Как и в прошлый раз, она устремилась прямо на Селу, исчезла в ней, но тотчас появилась вновь, чтобы вслед за первой опуститься на юге. Неужели там находится еще один город?

Ронак почувствовал, как влажные волосы и борода смерзлись на морозе, стали твердыми и колючими. И тут же с удивлением отметил, что тело его было надежно защищено от холода. От тонкой, мягкой одежды таирян исходило приятное тепло. Новая загадка, решить которую он также был не в состоянии.

Ронак опять направился в круглое строение. Ступив на лестницу, он заметил, что на ступенях уже намело немного песку, и потому закрыл за собой плиту.

Оказавшись снова в библиотеке, Ронак неожиданно почувствовал усталость. Он подошел к широкому ложу для отдыха. Но едва он прилег, положив под голову один из находящихся в изголовье мягких рулонов, как невесть откуда полилась нежная мелодия. Гармоничные звуки приятно ласкали слух и вызывали непреодолимое желание слушать их с закрытыми глазами и не противиться их убаюкивающему действию.

Ронак был уже готов уступить этому желанию, как вдруг заметил висящий над головой шнур с кольцом на конце. Рука непроизвольно потянулась к нему. Ронак дернул на себя кольцо.

Находящаяся напротив ложа серебристо-матовая стена неожиданно начала светлеть, становясь все более прозрачной. Одним рывком Ронак приподнялся и увидел, что из темнеющей глубины навстречу ему движется человек. Это была женщина в длинной до самого пола одежде из темной ткани. Светлые волосы ниспадали на плечи и достигали пояса. Узкий обруч цвета Тетлы окаймлял ее высокий открытый лоб. Женщина медленно приближалась, все больше увеличиваясь, пока ее строгое, с правильными чертами лицо не заняло почти всю стену. Взгляд ее необычно больших, треугольных глаз был полон печали. Помолчав некоторое время, пристально глядя на Ронака, она вдруг заговорила.

Ронак сидел как завороженный и, сдерживая дыхание, слушал этот дивный голос, интонация которого совпадала с только что умолкнувшей музыкой. Несомненно, женщина говорила на языке таирян, и несмотря на то что речь ее содержала много непонятных для Ронака слов, он все же мог уловить смысл сказанного.

— Кто бы ты ни был, пришелец: далекий ли потомок нашего умирающего народа, или чужеземец, может быть даже сын бога, посланец другого мира, другой планеты, — мы приветствуем тебя. — Женщина слегка наклонила красивую голову и продолжала: — Добро пожаловать в страну таирян. Мы не знаем, какой она будет к моменту, когда я смогу заговорить с тобой, и будет ли Тетла, Большой Огненный Глаз, все еще светить и греть Таир, нашу родину, или же она из цветущего сада превратится к этому времени в мертвую песчаную пустыню? Горе нам! Первые признаки приближающейся беды уже отчетливо видны: источники высыхают, реки мелеют, поля родят скудный урожай, леса погибают. Когда-то большой и сильный род таирян, которых было в тысячу раз больше, чем видимых невооруженным глазом звезд на небе, чахнет, изъеденный коварным ядом лучевой смерти.

Ты спрашиваешь о причинах несчастья? Так знай: жажда власти одних, зависть других и беспечная слепота всех остальных вызвали споры — и споры эти привели к войне, которая повлекла за собой смерть и погибель…

Наши города разрушены, поля и сады становятся неплодородными, и, что самое страшное, теряют способность рожать наши женщины. Все реже звучит беззаботный детский смех… Мы обречены на гибель, и эта обреченность наполняет нас печалью и гасит утешительный свет надежды в наших плачущих сердцах.

Если ты, слушающий сейчас меня, являешься одним из последних потомков погибающего Таира, скорби вместе с нами. Если же ты чужестранец, то обрати остроту ума и зрение сердца своего на вот эту стену, которая покажет тебе живые картины нашего счастливого прошлого и последний акт ужасной трагедии, с которой началось наше вымирание. Посланец другого мира, предостереги свой народ не идти подобной, ведущей к гибели, дорогой, какой пошел несчастный народ Таира! Прощай! Передай от нас привет своим братьям и сестрам и не погреби память о нас в холодной тьме забвения!

Женщина снова слегка наклонила красивую голову, картина тут же потускнела и начала расплываться в наполненных слезами глазах до глубины души потрясенного Ронака. Он торопливо смахнул тыльной стороной ладони слезы, мешавшие ему видеть, но женщина уже исчезла. Вместо нее перед ним стало появляться следовавшее друг за другом множество картин, заставивших его позабыть обо всем.

Стена будто раздвинулась, стала шире, и Ронаку почудилось, что он парит высоко над Таиром.

Под ним медленно проплывали, как огромный, сине-зеленый ковер, леса, сменявшиеся бесконечными полями, расцвеченные всевозможными красками. Между ними извивались ручьи и реки, которые иногда сливались, образуя большие озера. На их поверхности плавали удивительные творения. Грудной голос исчезнувшей женщины, зазвучавший вновь после появления первых же картин, объяснял Ронаку все, что видели его глаза. В этих плавучих домах таиряне могли передвигаться по озерам и рекам, совершать далекие путешествия по стране. Узкие, длинные, часто пересекающиеся ленты, выглядевшие с высоты как ручьи, также служили им для передвижения. Маленькие и большие транспортные средства, снующие по ним, поддерживали связь между городами, что раскинулись по всей территории Таира. Больше всего их находилось около вечнозеленого экваториального пояса, но отдельные города располагались и в суровых районах вблизи обледенелых полярных шапок.

А вот и город, над которым возвышается громадная, треугольная, увенчанная красным шаром башня. Великолепные строения с неисчислимыми окнами-глазницами, в которых преломляются красноватые лучи Тетлы, приближаясь, росли, расступались, и неожиданно Ронак увидел себя на улице этого города, среди многочисленной толпы таирян в светлых одеждах. С большим любопытством всматривался он в лица прохожих. На первый взгляд они, казалось, не отличались друг от друга, но, присмотревшись, Ронак обнаружил, что среди них не было ни одного лица, похожего на другое. Напротив, их различало неисчерпаемое многообразие индивидуальных черт.

Особенно глубоко взволновало Ронака множество детей, с шумным весельем протискивающихся сквозь толпы взрослых, а на площадках, перед некоторыми строениями с длинным рядом громадных окон, они играли и веселились сотнями.

— В этих зданиях, — теперь в голосе невидимой женщины ощущались материнская нежность и теплота, — учили детей всему тому, что понадобилось бы им в дальнейшей жизни, вводили их в тайны наук и содействовали развитию способностей и одаренности каждого из них…

За городом, в окружении тенистых парков и цветущих садов, находилась овальная, покрытая прозрачным куполом чаша, окаймленная рядами сидений, ступеньками поднимавшимися вверх. Сотни таирян обоего пола и всех возрастов в набедренных повязках, не стеснявших движений, соревновались в беге и прыжках. Несколько групп бросали друг другу легкие мячи, другие плавали и ныряли в бассейне, имеющем в длину и ширину не менее ста шагов.

Картины одна за другой менялись пестрой чередой. Во многих местах в городе под землю вели широкие удобные ступени. Ронак надеялся увидеть там такие же залы, как эти, что находились здесь, но предположения его не оправдались. В тех залах царило большое оживление. Тысячи таирян сидели и стояли у диковинных машин, ловко манипулируя над ними. Неутомимый голос невидимой спутницы объяснил Ронаку смысл и цель этой деловой занятости. Здесь изготовлялись различные предметы для ежедневных нужд. Одежда, обувь, верткие трехколесные повозки, которые проносились по улицам, и еще сотни других вещей, предназначенных сделать жизнь таирян еще красивее и богаче.

Вскоре эта картина сменилась другой.

Ронак увидел роскошно оформленный просторный круглый зал с куполообразным потолком и расположенными полукругом рядами кресел, в которых сидели около трехсот мужчин, в основном пожилого возраста. Среди них были седоголовые и совсем безволосые старики, согнутые тяжестью лет, но все еще крепкие таиряне. Ронаку бросилось в глаза, что все они носили накидку одинакового покроя, но различного цвета: голубого, желтого и зеленого. Их лица были обращены в сторону возвышения, на котором за длинным столом восседали тридцать старцев. Цвет их накидок был одинаков — ярко-красный, и только высокие треугольные головные уборы были различны: голубые, желтые и зеленые.

— Ты видишь перед собой совет мудрых старейшин, — донесся до Ронака уже знакомый ему голос женщины, — представляющий высший орган власти жителей Таира и разрешающий все жизненно важные проблемы народа. К сожалению, в самом совете этих мудрых и достойных мужей царит все возрастающее разногласие в вопросе о дальнейшем пути общества в будущее.

Голубые выступают за полную технизацию всей жизни, за продолжение опытов по проникновению в космос, за исследование ближайших небесных планет в системе солнца Тетлы, где, возможно, существует разумная жизнь…

Желтые высказываются решительно против. Они утверждают, что нужно довольствоваться достигнутым, что замена живой рабочей силы механическими помощниками может породить безделье и связанные с ним пороки, что установление контактов с разумными существами других звездных миров таит в себе опасность враждебного инопланетарного вторжения…

Зеленые, в свою очередь, ратуют за возвращение к почти забытым старинным обычаям и традициям, к патриархальному образу жизни на селе, потому что скопление детей Таира в каменных клетках городов, по их мнению, противоречит их естественной потребности в неограниченном пространстве, в непосредственном, постоянном соприкосновении с вольной природой. Они восхваляют также старый культ почитания Тетлы — жизнь дающей…

С непередаваемым удивлением смотрел и слушал Ронак, как проходила эта жаркая дискуссия, как некоторые мужчины, в накидках разных цветов, сердито кричали друг на друга, а один из желтых даже занес кулак для удара.

Неожиданно картина погасла, но только на мгновение, чтобы смениться другой, ужасной, которая многими подробностями напоминала страшные события, изображенные на картине в зале, но далеко превосходившая ее своей потрясающей силой воздействия, потому что гигантские металлические птицы теперь действительно низвергались с воем и грохотом с темной от гари высоты на горящий город, сбрасывали несущие смерть черные капли — и там, где эти капли падали, взмывали ввысь с оглушительным треском яркие взблески огненных фонтанов.

Великолепные здания, обрамляющие улицы и площади, раскачивались, внезапно разверзались и рушились. Из-под белых куполов, напоминающих маленькие ноздреватые грибы, что растут во влажных местах пещеры, медленно выскальзывали блестящие шарики, которые при столкновении со стенами домов метали огненные молнии, воспламенявшие все на своем пути.

Гонимые паническим страхом, жители города спасались бегством, они бежали, не разбирая дороги, с бледными от ужаса лицами прямо на Ронака, и из их темных, широко раскрытых ртов вырывались пронзительные крики, которые тут же тонули в адском грохоте взрывов.

Ронак, охваченный ужасом, съежился, закрыл лицо руками, чтобы не видеть больше этой чудовищной сцены. Он боялся, что прозрачная стена, за которой происходили эти ужасные события, вот-вот расколется и неистовая огненная смерть ворвется к нему… Но не успел он закрыть лицо ладонями, как душераздирающие звуки таирян внезапно оборвались.

Не сразу Ронак решился снова взглянуть на стену, но когда наконец он уронил руки и робко открыл глаза, стена была немой и темной и только матовый отблеск ее гладкой поверхности оставался прежним.

Некоторое время Ронак лежал неподвижно. Он надеялся еще раз услышать голос невидимой женщины, но она молчала. И словно в утешение, снова тихо зазвучала музыка, едва не убаюкавшая его вначале. Однако Ронак сейчас был слишком возбужден, чтоб окунуться в сонное забытье. Нет, он не может и не хочет сейчас спать. Скорее на свободу, под открытое ночное небо, где, как всегда, мирно светит Села, далеко и знакомо мерцают звезды. Он должен видеть это мирное небо над собой, мирное, не низвергающее огонь и погибель.

Ронак не смог бы объяснить, почему он взял с собой из зала, где стояли столы с различными предметами, короткий удобный металлический прут. Оружие для защиты от возможных врагов? Может быть…

Приподняв и откинув каменную плиту над входом, Ронак, к своему удивлению, увидел, что стало уже светло. Он перешагнул через песчаный занос под арочными воротами круглого дома и осмотрелся. Тетла только что оторвалась от дымчатой линии горизонта, чтобы начать свое привычное небесное странствие. Значит, он всю ночь провел перед этой живой стеной, внимая поющему голосу удивительной, прекрасной женщины, сопереживая отрезок времени счастливого прошлого Таира и его жуткого конца.

Ронак энергично тряхнул плечами, будто сбрасывая с себя охвативший его снова страх, шагнул к треугольной башне, прислонился к ней спиной и попытался представить себе это место, лежащее погребенным под тяжелыми массами песка таким, каким оно было много лет назад. Сделать это ему было нелегко, в мысли вновь и вновь вклинивались ужасные картины горящего города. Вдруг ему почудилось, будто с башни сорвался красный шар — подобие Тетлы.

Он взглянул на тупой шпиль… и застыл, словно парализованный.

В ясном утреннем небе над ним парил, поддерживаемый тремя огромными белыми куполами-грибами, блестящий шар, который, казалось, спускался прямо на него. Ронак хотел закричать, но словно чья-то невидимая рука сжала ему горло, хотел кинуться прочь, спастись от угрожающего ему рока бегством, но ноги не слушались. Страх охватил Ронака, парализовал его. В каком-то оцепенении Ронак заметил, что несущий беду шар отнесло ветром в сторону и он, чуть не задев полуразрушенную крышу круглого дома, где находилась могила Ро, опустился неподалеку. Перед тем как шар коснулся поверхности Таира, раздался легкий хлопок. Белые грибы над шаром отскочили в стороны, а из него самого, шипя и фыркая, вырвались огненные языки-молнии, обращенные вниз. Когда шар коснулся поверхности Таира, огненные языки-молнии исчезли так же внезапно, как и появились.

Ронак, все еще ошеломленный и неподвижный от страха, услышал новый хлопок. Верхняя часть шара подпрыгнула и, перевернувшись в воздухе несколько раз, упала рядом в песок. Тотчас же из шара вытянулись вверх несколько блестящих тонких прутьев, раскачивающихся в разные стороны; они чем-то напоминали усики-щупальца пещерных улиток. Ронак с ужасом смотрел на происходящее.

Зловещий шар все не взрывался. «Наверное, ждет удобного момента, ждет, когда я подойду, чтобы с грохотом разорваться и убить меня, Ронака, последнего таирянина?!»

Неистовая злоба охватила Ронака, заглушила его страх перед этим немым врагом. Он вдруг сорвался с места…

Несколько больших прыжков — и Ронак оказался у шара. Он начал изо всех сил колотить своим случайным оружием — коротким металлическим прутом — по блестящим усам, которые со скрежетом перегибались и ломались под тяжелыми ударами. С шара посыпались искры, вспыхнула маленькая голубая молния и тут же погасла. Перестали сыпаться искры.

Ронак разразился неистовым победоносным криком и, высоко подпрыгивая, начал танцевать вокруг побежденного шара до тех пор, пока от изнеможения не свалился рядом на песке…

Спустя не более восьми земных минут в центре космической связи под Москвой внезапно оборвалась только что установленная радиосвязь со спускаемой капсулой межпланетного космического корабля «Марс-3».

Перевод Г. Керна.

ТРОНИ Фантастический рассказ

Бросив авторучку, Гизела Прем разорвала нежно-зеленый лист писчей бумаги, на которой она обычно писала свои лирические стихи. Ода, посвященная началу XXII века, никак ей не удавалась.

— Трони, — негромко позвала она, и в ее голосе отчетливо послышались нотки раздражения.

— К вашим услугам. — Трони стоял в дверях и выжидающе смотрел на Гизелу.

— Не получается сегодня у меня, Трони, — с легким вздохом пожаловалась молодая женщина. — Я кажусь себе человеком, который ищет в море песка крупинку золота.

— Это было бы бесплодным занятием, — констатировал молодой человек с едва заметной улыбкой. — Может, вы пребываете не в соответствующем настроении, а может, Евтерпа, покровительница поэзии, просыпается не так рано, как вы, и сейчас почивает еще на своем божественном ложе, и я нахожу это, если позволительно будет высказать свое мнение, вполне объяснимым.

Гизела улыбнулась.

— Что за вычурность выражений. Ты, кажется, настроен сегодня иронически, мой дорогой. Если бы я не знала тебя так хорошо, то приняла бы твои слова за скрытый упрек. Ты не находишь?

Трони поднял на Гизелу голубые, со стальным отливом глаза и возразил:

— Вы же знаете, что мне и в голову прийти не может подобное намерение, достойное наказания. Но уже почти восемь. В девять у вас лекция в институте литературоведения, а вы еще не завтракали. Принести кофе на террасу?

Гизела кивнула головой, и ее покорный слуга исчез.

Пружинисто поднявшись, Гизела подошла к балюстраде на полукруглой террасе перед небольшим уютным бунгало, которое по ее желанию год назад построили здесь на пологом склоне холма. Отсюда открывался живописный вид на город, олицетворяющий смелый архитектурный замысел. Строгие, порой слишком прямые формы высотных домов XX века уступили место мягким линиям, изгибам, которые прекрасно сочетали в себе практичность и удобство планировки с художественным вкусом и современным комфортом.

Высокие дома, легкие и воздушные, созданные из искусственных материалов разнообразнейших световых оттенков, стремились ввысь, окаймленные обширными газонами, в которых проглядывали чистые зеркала озер и плавательных бассейнов. Между зданиями и парками, едва заметными с этой высоты, протянулись нити рационально проложенных автострад и проспектов.

Далеко впереди, в другой части города, отражаясь в лучах утреннего солнца, возвышался серебряный купол центра космических связей, где трудился Кирилл Сангин, старый школьный товарищ Гизелы. Несколько месяцев тому назад он возвратился из поездки на Марс, где руководил строительством радиорелейной станции «Марс-7».

При воспоминании о Кирилле Гизелу снова охватило странное чувство взволнованности, ранее ей не знакомое. Может, причиной тому были участившиеся в последнее время визиты Кирилла, чего нельзя было сказать перед его двухлетним пребыванием на Марсе, или же все объяснялось тем, что он, обычно такой красноречивый и остроумный, стал теперь заметно теряться, когда она внимательно смотрела ему в глаза?

Голос Трони прервал ее раздумья:

— Пожалуйста, ваш завтрак, фрау Гизела.

Трони бесшумно подкатил изящный столик с кофейником, румяными поджаренными ломтиками хлеба и глазуньей. Когда его молодая хозяйка села за стол, он налил ей в чашечку горячего душистого мокко, который только недавно начали выращивать на плантациях Венеры. Покончив с приготовлением завтрака, Трони собрался уйти, но Гизела остановила его.

— Останься, Трони, составь мне компанию, — приветливо сказала она.

Робот молча поклонился, но выглядело это скорее как исполнение просьбы, а не повиновение. Он прислонился к косяку двери, скрестив руки на груди.

Гизела с каждым днем все больше удивлялась его поведению, не имевшему ничего общего с покорностью. Трони стал похож на любезного кавалера, которому доставляет удовольствие исполнять просьбы и желания своей капризной дамы. Втайне она часто с удовольствием отмечала, что правильно поступила, послушавшись совета руководства института из всего многообразия имеющихся роботов выбрать именно этот тип. «Электрон III» — последнее слово моды в области кибернетических машин, результат новейших достижений науки и техники, запрограммирован он был как универсальный помощник в доме — кулинар, массажист и неисчерпаемый кладезь знаний по литературе.

Создатели робота придали ему во всем человеческий облик. Трони производил впечатление энергичного молодого человека приятной внешности и хороших манер. Стальной оттенок его голубых открытых глаз удачно сочетался с пластиковой кожей цвета бронзового загара, а его статная фигура с атлетическим бюстом и узкими бедрами могла вызвать восхищение любого тренера. Кроме эсперанто, введенного полвека тому назад повсеместно как язык мирового общения, он отлично владел немецким, русским, французским, английским, испанским языками, был в состоянии цитировать высказывания греческих и римских философов древности и дискутировать о стиле различных поэтов нового времени.

Иногда Гизела просто забывала, что Трони, как ради краткости она его называла, был только роботом, чудом человеческого изобретательства, с которым можно было вести интеллектуальные беседы, хотя ей порой и казалось, что в последнее время он стал значительно молчаливей, а его речь монотонней и менее живой.

Поставив чашку, Гизела остановила Трони жестом, когда он подошел к столу, чтобы долить ей кофе.

— Благодарю, Трони, довольно. Сядь, пожалуйста, я хочу тебя кое о чем спросить.

Робот послушно опустился в стоящее рядом со столом второе кресло. Гизела изучающе посмотрела ему в лицо, показавшееся ей вдруг чужим и скрытным. На ее высоком чистом лбу обозначилась складка недовольства.

— Мне кажется, что с тобой не все в порядке. Можно ли это отнести за счет какого-либо технического дефекта? Если нет, то остается предположить, что ты намеренно отключил блок эмоций.

— Могу я ответить откровенно? — задал встречный вопрос Трони.

— Конечно!

— Я пришел к выводу, — после недолгих колебаний сказал Трони, — что изобретатели слишком поусердствовали, запрограммировав нашему брату эмоциональные чувства. На мой взгляд это совершенно излишне и…

— И?.. — нетерпеливо повторила Гизела.

— Опасно, — вполголоса ответил Трони.

Гизела удивленно подняла красиво изогнутые брови. Такого ответа она не ожидала.

— Как это понимать, Трони?

— Потому что в конечном итоге это может привести к нежелательным осложнениям, — сказал он поучительным тоном. — Вполне достаточно, если роботы выполняют те задания, ради которых они первоначально и были сконструированы, а именно: быть полезным человеку, освободить его от утомительной, однообразной и непродуктивной работы, сделать его жизнь красивее и удобнее. Человеческие чувства, восприятия, эмоции должны оставаться для них чуждыми.

— Не знаю, — задумчиво сказала Гизела, — приемлемо ли это. Ведь тогда была бы невозможна трогательная привязанность, свойственная чем роботам, которые предназначены для ухода и присмотра за детьми.

— Они могут и без этой привязанности заботливо и добросовестно выполнять свои обязанности.

— Но малышам нужно, кроме заботы о них, еще и человеческое тепло, особенно тогда, когда родители по роду своей службы длительное время отсутствуют, что сейчас далеко не редкость.

— В таких случаях детей необходимо определять в интернат, где за ними будут ухаживать воспитатели из плоти и крови.

— Оставим решение этого вопроса родителям. Ты же знаешь, в этом отношении нет и намека на принуждение. Но и нам, взрослым, отнюдь не безразлично, заботится ли о нас бездушная машина или же с нами под одной крышей будет жить существо, пусть даже искусственно созданное, но способное понимать наши мысли и чувства. Между прочим, — Гизела пытливо посмотрела на Трони, — что ты конкретно имел в виду, когда говорил о возможных осложнениях?

Робот повернул голову, его взгляд был направлен мимо Гизелы, куда-то вдаль.

— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос, — сказал он так медленно, будто дважды взвешивал каждое слово, прежде чем его выговорить.

— Я настаиваю, Трони!

Робот посмотрел на Гизелу в упор, и она могла бы поклясться, что в его глазах появилось выражение грусти.

— Хорошо, вы повелеваете, я повинуюсь. — Это было сказано с резкостью, какой Гизела прежде за Трони не замечала. — Если уж нам даны человеческая мысль и чувства, вы, люди, не должны удивляться, что и в нас могут пробуждаться такие чувства, которые для нас, поскольку мы являемся и остаемся машинами, противоестественны. Может случиться, что мы научимся ненавидеть или… любить человека.

Гизела почувствовала, как ее охватило странное волнение, и, непроизвольно наклонившись вперед, спросила:

— Хочешь ли ты этим сказать, что ты… что ты меня любишь?

Трони рывком вскочил и демонстративно бросил взгляд на ручные часы:

— Вам пора собираться, Гизела, иначе вы опоздаете на лекцию.

Гизела встала и сказала несколько строже, чем намеревалась:

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Вы обидитесь, — уклонился Трони.

— Я требую ясного ответа!

Трони подошел к краю террасы, посмотрел вниз на город и только тогда, не поднимая головы, сказал:

— Если вы непременно хотите знать… Да!

В первое мгновение Гизела почувствовала потребность рассмеяться: робот, человекоподобная машина из стали и пластика, с электронным мозгом и атомарным сердцем любит ее! Но что-то удержало ее от того, чтобы громко рассмеяться или просто возмутиться. И она тотчас же поняла, что это было сострадание. Сострадание к этому милому, всегда готовому к услужению, беззаветно преданному роботу марки «Электрон III», к которому она так доверительно обращалась на «ты» и называла кратко Трони. Сострадание к машине!

Гизела повернулась и вошла в дом, чтобы переодеться. Вскоре она вышла, села за руль двухместного электромобиля, который Трони заботливо вывел из гаража, и довольно резко начала спускаться с холма. Оглянувшись на первом повороте, она увидела, что робот стоит на террасе у балюстрады и смотрит ей вслед. В этот момент она вдруг вспомнила, что несколько минут тому назад Трони, напоминая ей о предстоящей лекции, упустил перед ее именем привычное слово «фрау»…

В течение дня мысли Гизелы неоднократно возвращались к утреннему эпизоду, и она не могла не отметить, что эпизод этот сильно взволновал ее. Даже во время заседания в совете института у нее не выходило из головы неожиданное признание Трони, вновь и вновь она видела перед собой его печальные серо-голубые глаза.

…Был уже пятый час, когда Гизела быстро поднималась в электромобиле по серпантину дороги к своему бунгало. Еще внизу издали она заметила неподвижную фигуру Трони, стоящего на террасе, но когда она поднялась наверх, он ждал ее уже возле гаража. Сделав вид, будто ничего не произошло, выйдя из машины, Гизела как обычно поздоровалась:

— Добрый вечер, Трони.

— Добрый вечер, фрау Гизела, — ответил робот сдержанно и тотчас же сообщил: — Три минуты назад звонил Кирилл Сангин. Я ему сказал, что вы сейчас подъедете. Он ждет вас у видеотелефона.

Гизела кивнула и быстро вошла в дом, наказав Трони поставить машину в гараж. Переступив порог уютной комнаты, она увидела на цветном экране видеотелефона улыбающееся лицо Кирилла.

— Ну, наконец-то, — воскликнул Кирилл, явно обрадованный. — Жду тебя уже целую вечность!

Непринужденная улыбка скользнула по лицу Гизелы.

— По безошибочной информации Трони эта «вечность» длится не более пяти минут.

— Ох уж этот двуногий счетный автомат! У него нет ни малейшего представления о том, что для мужчины иногда пять минут кажутся вечностью.

— Удивительно. Может, ты скажешь, почему ты мне звонишь?

— Конечно, я должен сегодня увидеть тебя, Гиз!

— Ты же видишь меня.

— И поговорить.

— Мы ведь разговариваем.

— Гиз!

— Ну хорошо. Когда ты собираешься приехать?

— Сейчас же!

— Ого! Это невозможно. Мне нужно еще кое-что сделать, привести себя в порядок. До восьми я не могу тебя принять.

— Это ужасно!

— Что я слышу, — весело улыбнулась Гизела. — Это похоже на любовный роман прапрабабушкиных времен. Возвратись в настоящее, несчастный, и не забудь: до восьми…

— Точно в восемь появлюсь в твоем заоблачном доме. Пока, — попрощался Кирилл на своем родном языке, хотя до этого говорил по-немецки.

— Пока, — повторила Гизела, помахала рукой Кириллу и нажала на кнопку видеотелефона.

Лицо Сангина потускнело, и экран погас. Когда Гизела повернулась, у дверей ее ждал Трони.

— У нас сегодня вечером будут гости, — весело сообщила она ему. — Позаботься, пожалуйста, чтобы стол был соответственно накрыт. Ты же знаешь, Кирилл любит фруктовый коктейль сильно охлажденным.

Трони слегка склонил голову и вышел.

Несколько минут Гизела стояла в нерешительности, потом направилась в спальню, разделась и прошла в изящно отделанную ванную комнату. Надежно укрыв светлые, чуть волнистые волосы купальной шапочкой, подставила обнаженные плечи под сильную с ароматной водой струю душа, которая массировала ее бело-розовую кожу, словно тысячи пальцев, сменила горячий душ холодным, затем, растерев грубым полотенцем тело, освеженная, подошла к большому, до самого потолка, зеркалу. Критическим взглядом окинула свою чуть ниже среднего роста, но стройную фигуру и с удовольствием отметила, что не смогла обнаружить в ней ни малейшего изъяна. Приблизив к зеркалу лицо, внимательно осмотрела блестящий, открытый лоб, четкие, словно два маленьких крыла, брови, глубокие и темные, почти черные глаза, резко контрастирующие со светлыми волосами, прямой и, как однажды заметил Кирилл, «римский» нос, несколько большеватый рот и очень яркие, не требующие помады, губы. Маленькая веселая ямочка на подбородке смягчала античную строгость ее лица.

Довольная результатом осмотра, Гизела накинула махровый халат, подошла к платяному шкафу, нажала кнопку — раздвижные дверцы послушно открылись. Несколько мгновений ее взгляд скользил от одного платья к другому, пока не остановился на новом закрытом вечернем платье темно-красного цвета свободного покроя с ниспадающими до самого пола складками, собранными в талии узким поясом из золотистой парчи. Легкие, сплетенные из того же материала туфли дополнили ее туалет. Со вкусом подобранная цепочка из желто-пламенеющего янтаря на шее была единственным украшением, которое она себе позволила.

Если бы кто-нибудь спросил, почему она именно в этот вечер стремится быть нарядной и красивой, Гизела не знала бы, что ответить. Может быть, все дело было в женском чутье, которое предсказывало ей, что сегодня должно произойти что-то необычное и важное.

Когда Гизела вошла в столовую, накрывавший на стол Трони резко повернулся — и десертный набор со звоном упал на пол. Но робот, казалось, не заметил своей оплошности, не слышал звона падающих ножей и вилок. Словно оцепенев, он стоял и с нескрываемым изумлением смотрел на нее. Гизела сначала даже немного растерялась от такого его взгляда, однако быстро справилась с собой, улыбнулась и слегка кокетливо спросила:

— Я тебя напугала, Трони?

Робот опустил взгляд, поднял ножи и вилки, затем пробормотал:

— Нас, роботов, нельзя напугать, фрау Гизела.

Несмотря на свое решение не касаться больше неприятного утреннего разговора, Гизела сейчас все же не удержалась:

— Ты противоречишь себе, Трони. Если вы можете ненавидеть и любить, то вполне естественно, вам должно быть знакомо и чувство страха!

Трони пожал плечами.

— Возможно, но такого чувства я еще никогда не испытывал. Наверное, потому, что нас запрограммировали таким образом, чтобы блок эмоций в подобных случаях автоматически отключался, а нами руководил только холодный расчет молниеносно командующего электронного мозга.

— Значит, ты сейчас не был испуган, а?..

— Удивлен, — закончил Трони мысль Гизелы.

— Следовательно, тебе нравится мое новое платье? — поинтересовалась Гизела, поддавшись чисто женскому любопытству.

— Вы в нем прекрасны.

— Смотри-ка, ты и комплименты можешь говорить.

— Я говорю всегда только то, что действительно думаю.

Гизела задумчиво посмотрела на робота.

— Это преимущество, которое вы имеете перед нами, людьми. Мы уже давно не говорим то, что думаем. К сожалению…

Шорох подъехавшего электромобиля заставил обоих повернуться к окну, выходившему во двор. Из двухместной машины такого же типа, как и у Гизелы, вышел высокий молодой человек в светлом, спортивного вида костюме, в длинных брюках и коротком, похожем на пуловер, жакете. В левой руке он держал большой букет цветов.

— Поразительно, — удивилась Гизела. — Кирилл и цветы? Может, сегодня праздник, Трони?

— Мне о нем не известно, — ответил робот и принялся хлопотать у стола.

Молодой человек одним прыжком преодолел ступени, ведущие на террасу, поднял букет как флаг над головой и весело произнес:

— Вот и я. Добрый вечер, Гиз. Принес тебе… — Вдруг он остановился на полуслове и несколько секунд стоял молча, зачарованно разглядывая хозяйку дома. — Святой Юпитер, — прошептал он с восхищением. — Как прекрасно ты выглядишь в этом платье!

Гизела улыбнулась.

— То же самое мне только что сказал Трони. Даже почти теми же словами.

— Здорово! Это говорит о том, что у твоего несравненного помощника хороший вкус. — Кирилл шутливо поклонился роботу. — Ваше электронное высочество, милостивейше прошу прощения, что я забыл с вами поздороваться. Ваша очаровательная госпожа привела меня в полное замешательство.

Трони так же низко поклонился, приложив при этом правую ладонь ко лбу, и ответил в том же тоне:

— Добро пожаловать, о покоритель Марса и повелитель межпланетной радиосвязи! Сын гениального духа изобретательства и высокого искусства конструирования шлет вам свой скромный привет!

Гизела восторженно захлопала в ладоши:

— Браво, Трони. Это мне нравится. Смотри, Кирилл, тебе будет трудно состязаться в остроумии с Трони.

— Не удивительно, — засмеялся Кирилл. — Мой бедный человеческий мозг, конечно, не может конкурировать с этим компьютером. А это для тебя, Гиз, — он протянул ей цветы.

— Спасибо, очень мило с твоей стороны. О, — воскликнула Гизела тут же с восторгом, — это же розы с Венеры! Где ты их раздобыл?

— Ты, наверное, забыла, что моя сестра работает в оранжерее института космической флоры. Мне, между прочим, пришлось употребить все свое умение убеждать, чтобы смягчить ее сердце. Она уступила эти чудесные экземпляры только потому, что мне они нужны по особому случаю, — Кирилл сделал упор на последних словах, его зеленоватые глаза, обращенные к Гизеле, излучали тепло.

— И этот особый случай — я?

— Угадала.

Приблизившись к Гизеле, Кирилл обеими руками нежно сжал ей левую руку.

— Знаешь, Гиз, мне решили доверить новую работу — руководство строительством технических сооружений нового межзвездного радиоцентра, который сейчас возводится на Памире. Оно продлится как минимум год… И мне не хотелось бы на сей раз проводить его так же одиноко, как на Марсе. Ты поедешь со мной?

Гизела окунула лицо в ярко-красные розы, которые, казалось, все еще источали зной своей родной планеты.

Так вот чем объяснялось то странное предчувствие, переходящее порою в беспокойство, которое все сильнее давало о себе знать за последние недели. Только теперь она поняла, что это было желанием любить, иметь нежного, доброго друга. И что старая, со школьных времен дружба, связывавшая ее с Кириллом Сангиным, незаметно переросла в глубокое, дарящее радость чувство…

Подняв глаза, Гизела увидела близко перед собой лицо Кирилла, эффектное, четко очерченное, увидела и маленький шрам от ожога у левого виска, еще со времен Марса, когда мельчайший метеоритный осколок скользнул по его лбу. Его губы, которым обычно было свойственно ироническое выражение, производили сейчас не такое строгое и скрытное впечатление, и внезапно ей захотелось нежным поцелуем еще более смягчить его черты. Кирилл обнял Гизелу так крепко, что у нее перехватило дыхание.

— Гиз, любимая!

Цветы, которые она все еще держала в руке, скользнули вниз, и, подчиняясь силе Кирилла, Гизела забылась в жарком поцелуе… Вдруг внезапная мысль, что в комнате должен находиться еще кто-то, отрезвила ее. Быстро освободившись из объятий Кирилла, Гизела чуть слышно проговорила:

— Кир, мы же здесь не одни.

Кирилл понял, кого она имела в виду, и спросил удивленно:

— Неужели ты стесняешься своего Трони, этого электронного манекена?

Гизела умоляюще приложила кончики пальцев к его губам:

— Не надо, ты не должен его обижать.

Опасения Гизелы оказались напрасными. Быстрый взгляд через плечо Кирилла убедил ее в том, что Трони здесь не было.

Кирилл хотел снова обнять Гизелу, но вспыхнувшее в ее глазах озорство остановило его. Упершись обеими руками в его грудь, она озабоченно сморщила лоб и спросила:

— А мои лекции в институте?

Кирилл весело рассмеялся:

— Для чего же существует вот уже два столетия телевидение и радио? Слушатели в аудитории должны будут некоторое время довольствоваться твоим цветным изображением на экране.

Гизела собралась было еще что-то возразить, но не смогла, горячие, упругие губы Кирилла не дали ей этого сделать.

На следующее утро, как обычно, ровно в семь появился Трони, чтобы сделать массаж, но Гизела отказалась, сославшись на плохое самочувствие.

Робот молча вышел.

Гизела долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь и стала внушать себе, что действительно чувствует легкое недомогание. Кирилл ушел очень поздно, и несколько часов сна недостаточно освежили ее. Когда же она после утренней ванны стояла перед зеркалом и причесывалась, то поняла, что причиной отказа от массажа было нечто другое. Никогда ранее ей не приходило в голову стесняться своей наготы перед Трони, хотя бы уже потому, что за последнее столетие нравы во многом изменились и были почти идентичны идеалам древних греков, преклонявшихся перед естественной открытой красотой человеческого тела.

Да, эта неожиданная робость перед Трони, который каждое утро энергично и вместе с тем осторожно массажировал ее, была вызвана его вчерашним признанием. Конечно, Трони был всего-навсего роботом, и она могла бы приказать ему полностью выключить блок эмоций, но делать этого ей не хотелось, ведь это означало бы ограничение данной ему свободы, а она ни за что не согласилась бы иметь робота с ограниченными возможностями.

…Неделя пролетела быстро. Кирилл приезжал к ней каждый вечер, и они с увлечением строили планы своей будущей совместной жизни, которая должна была начаться через месяц в живописных местах высокогорного Памира. Сегодня, в субботний вечер, он был особенно радостным и оживленным. Гизела знала причину его радости: по мировому радио уже несколько раз передавали сообщение о том, что Кириллу Сангину и его сотрудникам удалось уловить чрезвычайно слабые радиосигналы с космического корабля «Циолковский», считавшегося уже несколько месяцев пропавшим без вести. Удалось даже установить его координаты во Вселенной. По сообщениям астронавтов, звездолет «Циолковский», один из первых фотонных кораблей, успешно завершил исследования в весьма отдаленных пространствах Галактики, но на пути домой столкнулся с огромным метеоритом и сбился с курса. С большим трудом команде удалось ликвидировать неисправности и вернуть исследовательский корабль на заданный курс. Примерно через неделю «Циолковский» достигнет вблизи планеты Плутоний границы нашей солнечной системы и совершит посадку на новом космодроме «Луна-3».

— Можешь себе представить, Гиз, — возбужденно рассказывал Кирилл, — что творилось у нас в центре связи, когда «Цио» после долгого молчания объявился вновь. Некоторые просто прыгали от радости. И знаешь, кто первым услышал сигналы? Наш самый молодой оператор — Нинель Самарина!

— Самарина? Дочь командира «Циолковского»?

— Она. Днями и ночами сидела у приборов, забывая про сон и отдых. Несколько раз мне просто силой приходилось отправлять ее домой.

— Сколько же лет теперь Нинель?

— Восемнадцать.

— Значит, ей было всего три года, когда ее отец покинул Землю.

— Минутку. Да, верно. «Цио» стартовал 12 апреля 2085 года с космодрома «Памир-2».

— Пятнадцать лет ожиданий, страха и надежд, — задумчиво произнесла Гизела. — Ровно половина моей жизни. Трудно представить себе такое.

— Это первый полет, который продолжается так долго, — сказал Кирилл. — «Гагарин» — первый межзвездный корабль с фотонным двигателем — был в пути около семи лет.

— Семь лет, сто сорок три дня, семнадцать часов и девять минут, — уточнил Трони, накрывавший стол на террасе, где теперь влюбленные имели обыкновение проводить все вечера.

— Мне бы твою память, — улыбнулся Кирилл и, обращаясь к Гизеле, сказал: — Иногда становится не по себе от такой эрудиции. В присутствии твоего всезнающего Трони я кажусь себе просто школьником.

Гизела рассмеялась мелодичным смехом, который так нравился Кириллу и который всегда вызывал счастливую улыбку и у Трони. Поправив приборы и еще раз окинув критическим взглядом столик, на котором был сервирован ужин, робот удалился.

Кирилл пристально посмотрел ему вслед, затем нежно притронулся к руке Гизелы, наливавшей ему чай, и сказал:

— Знаешь, Гиз, если бы это звучало не так абсурдно, можно было бы утверждать, что этот чудный Трони в тебя влюблен.

Кириллу показалось, что при его словах Гизела слегка, едва заметно вздрогнула. Но он, должно быть, ошибся, потому что в следующее мгновение она непринужденно взглянула ему в глаза и возразила:

— В своем ли ты уме, Кир? Робот и любовь? Смешно.

Но, сказав это, Гизела не рассмеялась, даже не улыбнулась и тут же заговорила о каких-то пустяках. После ужина они пересели в укромный уголок комнаты и Гизела стала читать ему свои стихи. Одно из них Кириллу так понравилось, что он попросил прочесть его еще раз. Гизела подошла к раскрытому окну, взглянула на звездное небо и, обращаясь больше к нему, чем к Кириллу, стала декламировать:

…В ту ночь электромобиль Кирилла простоял у красивого бунгало на холме до самого восхода солнца.

Гизела проснулась, когда мягкий, серебристо-серый рассвет еще робко пробивался через высокие окна, занавешенные полупрозрачными гардинами. С минуту она лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Кто это разбудил ее таким нежным поцелуем? Ну конечно же Кир. Безмятежная и счастливая после событий этой ночи, она с умилением ждала следующего поцелуя. Но поцелуя больше не последовало. Гизела открыла глаза и посмотрела на Кирилла. Он спал, подложив руки под голову. Дышал ровно, глубоко. Гизела приподнялась и растерянно огляделась. Ее не покидало ощущение, что она все еще чувствует на своих губах прикосновение горячих упругих губ любимого.

Странно. Неужели ей это приснилось? Со вздохом разочарования она опустилась на подушку. В доме по-прежнему было тихо, только из сада доносилось редкое пение птиц.

И вдруг Гизелу пронзила мысль, заставившая ее оцепенеть. Трони! Неужели он осмелился?.. Сна как не бывало. Ей вдруг послышалось, как скрипнула дверь, ведущая в сад. Стараясь не разбудить Кирилла, Гизела осторожно соскользнула с кровати, набросила пеньюар, быстро, почти бегом прошла через коридор и отворила дверь в сад.

Свежий, настоянный на аромате цветов утренний воздух пахнул ей навстречу. Она окинула взглядом небольшой садик, тесно прижавшийся к крутому склону, поросшему, лесом.

Никого.

— Трони, — позвала Гизела с некоторым раздражением.

Ответа не последовало. Только птицы, скрытые в ветвях деревьев и кустов, продолжали беззаботно чирикать.

Возвратившись в дом, Гизела поднялась на верхний этаж, где находилась комната Трони. Дверь была приоткрыта и легко поддалась нажиму ее руки. Кресло, в котором любил сидеть неутомимый, практически не нуждающийся в отдыхе и сне робот, стояло как обычно напротив двери и было пусто. Рядом, на низком столике, лежало несколько книг из ее библиотеки. Чтение было единственным хобби, скорее страстью этого электронного интеллектуала. Самого же Трони нигде не было видно.

Гизела снова спустилась вниз, заглянула на кухню, в другие помещения и убедилась, что и здесь Трони нет Что заставило его так рано выйти из дому? Что за неотложное дело у него в еще спящем городе? Гизела вышла на террасу. Но и серпантин дороги был пуст. Стоящий перед домом электромобиль Кирилла навел ее на новую мысль. Однако, повернувшись в сторону гаража, двери которого не были закрыты, она увидела, что и ее электромобиль стоял на месте.

Пытаясь унять все возрастающую тревогу, Гизела прислонилась к балюстраде. Шорох приближающихся шагов заставил ее вздрогнуть. В одних плавках, с распростертыми руками, улыбаясь, навстречу ей шел Кирилл.

— Ах вот ты где, маленькая беглянка! — засмеялся он весело.

Гизела бросилась ему на грудь и в его крепких объятиях почувствовала себя надежно защищенной. Кирилл, видимо, заметил беспокойство в глазах Гизелы. Он озабоченно спросил:

— Что с тобой, Гиз? Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. Только… Трони исчез.

— Трони? — удивился Кирилл. — Что это ты так беспокоишься о своем роботе? — спросил он с легкой иронией.

Гизела закрыла глаза и опустила голову ему на грудь.

— Не знаю почему, но я боюсь за него.

— Ах ты маленькая глупая девчонка, — успокаивающе улыбнулся Кирилл. — Боишься за свою красивую, большую пластиковую куклу. Идем, тебе надо выспаться. Найдется твой Трони.

Он поднял ее осторожно, как ребенка, на руки и медленно понес назад, в дом…

Если бы Гизела сразу же, как только проснулась, обошла сад, то наверняка наткнулась бы там на Трони. Когда она открыла дверь, он едва успел спрятаться за кустами жасмина, отделявшего сад от леса.

Трони видел ее стоящей в дверях, слышал, как она звала его, но не шевельнулся и не подал голоса, только пристально смотрел на ее стройную фигуру в незастегнутом пеньюаре, который она придерживала левой рукой у груди. Гизела стояла достаточно близко, чтобы он мог различить выражение недовольства и раздражения, появившееся на ее таком знакомом, изученном им до малейших подробностей лице.

«Все-таки я ее разбудил, — автоматически констатировал его мозг, — но она никогда не узнает, что я, робот, осмелился поцеловать ее. Прости, моя маленькая госпожа! И не ищи меня больше».

Когда Гизела снова скрылась в доме, Трони бросил прощальный взгляд на дверь, закрывшуюся за ней, и тихо прошептал:

— Прощай, Гизела Прем! — Затем повернулся и решительно направился в сторону леса.

Примерно через час контрольные приборы городского энергетического центра отметили короткое замыкание на линии электропередач, проходившей неподалеку от города через горы, с напряжением в два миллиона вольт. Дежурный диспетчер, зарегистрировавший этот необыкновенный случай, срочно вызвал аварийную бригаду, которая тут же на вертолете вылетела к месту происшествия. Давая указания по телефону, диспетчер уточнил:

— Посмотрите, что там случилось у опорной мачты 77 А.

Вскоре ремонтная бригада, стоя у опоры 77 А, с удивлением рассматривала обгоревшие до неузнаваемости останки суперробота марки «Электрон III».

Перевод Г. Керна.