Что будет, то будет

Глава 24. Самое оригинальное признание

Эти дни — ужасные, невыносимые, нескончаемые — надолго остались в памяти Северуса. Он по–прежнему принимал отворотное зелье, потому что это был хоть какой‑то способ облегчить ситуацию, и оно помогало, но ему от этого, как ни странно, было не легче. Вдобавок теперь голова болела у него довольно часто. Зелья мадам Помфри помогали мало. Северус не сомневался, что всему причиной нервы и бессонница — такое бывало у него и раньше, правда, проявлялось не так сильно. Хуже всего было то, что ни защищать свои мысли, ни читать чужие при головной боли он практически не мог.

Второй триместр был в разгаре — январь подходил к концу. Профессорам, можно подумать, заняться было нечем, кроме как загружать все курсы большими по объему, но совершенно бестолковыми домашними заданиями, эти идиоты из квиддичной команды усиленно готовились к матчу с Рэйвенкло, а те, у которых осталась хоть капля мозгов, усердно учили материал в библиотеке. Там обычно проводил время и Северус. Лэнс даже как‑то пытался вызвать его на разговор — в последнее время он отчасти успокоился и больше стал походить на себя — но Северус, разумеется, разговаривать с ним не пожелал. Одна только манера Лэнса вставлять в свою речь иностранные слова выводила его из себя.

Северус чувствовал нарастающее раздражение по отношению ко всем окружающим. Как он раньше не замечал, что вокруг него одни уроды и придурки? Он без конца огрызался в гостиной и библиотеке, грубил всем подряд, так что однажды довел Миранду до слез. Что же касается мародеров, то самый вид Джеймса Поттера раздражал его до такой степени, что как‑то раз на зельеварении, с ненавистью глядя на его взъерошенный затылок, Северус… нет, не придумал, это слово не отражало сути в должной степени… скорее, ему само пришло в голову одно заклинание. Северус даже не знал, как оно действует, но не сомневался, что ничего хорошего в нем нет. Улучив момент, когда за зельем можно было не следить, он достал из сумки учебник и записал его туда на всякий случай с пометкой «от врагов». Испытывать его он пока не собирался.

В понедельник Северус сидел, как обычно, за «столом зубрил» — как уже успели прозвать в школе их укромное месторасположение в библиотеке. Люпина сегодня не было, Регулус сразу как пришел в библиотеку, скользнул к стеллажам и не выходил оттуда уже довольно долго, видимо, что‑то разыскивая. Эванс сидела над раскрытой книгой, наморщив лоб и закусив губу. Северусу стало даже интересно, что же она такое читает, особенно учитывая, что последний раз она перевернула страницу минут пять назад. Он встал и прошел к соседней полке за какой‑то якобы нужной ему книгой, и на обратном пути исподтишка глянул ей через плечо. Его удивлению не было предела — уход за магическими существами, третий курс, да еще и вверх ногами.

— Эванс, ты что, читать разучилась? — прошипел он, но тут же пожалел об этом. Однако он продолжил, словно что‑то подталкивало его к разговору… если только поток взаимных оскорблений можно было так назвать. — Или, может, ты учишься читать вверх ногами?

— А тебя, Снейп, никто не просил совать свой длинный нос не в свое дело, — поморщившись, ответила она и перевернула книгу. — И вообще, для меня просто загадка…

Тут она закусила губу и замолчала. Северус пожал плечами.

— В этой жизни много загадок, — бросил он, в очередной раз удивляясь сам себе.

Эванс, отложив столь непривлекательную книгу, уже собиралась уходить, но замерла.

— Да, — ответила она, посмотрев прямо в глаза Северусу. — И одна из них — как человек, который одержим желанием доказать всем свою исключительную одаренность, не замечает того, что творится у него под носом!

— Я не понимаю, о чем ты, — равнодушно пожал плечами Северус, хотя на самом деле его заинтересовало, что же она имеет в виду.

Вместо ответа Эванс достала из сумки книгу под заглавием «Любовные ловушки: редкие рецепты» и положила перед ним. А ведь этой книги не было в библиотеке, когда он искал рецепт отворотного зелья! Она что, все это время была у нее? Северус почувствовал, как у него сжимается сердце: неужели Эванс знает… знает… Что она знает?

— Зачем мне это? — решил прояснить ситуацию он и понизил голос, чтобы не привлечь внимание мадам Пинс. — Меня не интересуют ваши девчоночьи глупости!

Северус попытался возмутиться как можно более натурально, и, видимо, презрительная гримаса удалась — Эванс снова поморщилась.

— Меня тоже! — вспыхнула она, а потом спохватилась и перешла на шепот. — Мне Слагхорн дал задание для курсовой, и я…

— Ты считаешь, мне это интересно? — перебил ее Северус, приподняв бровь. — Зачем ты мне это подсовываешь?

— Да потому, идиот ты этакий, — громким шепотом выпалила Эванс, — что у тебя уже кожа на ушах шелушится, а если ты ничего не предпримешь ближайшие дни, то начнет болеть голова, а потом…

— Что ты несешь? — При упоминании о голове Северус немного испугался, но попытался скрыть это под маской раздражения и недоверчивости.

Эванс уже лихорадочно что‑то искала в книге. Но, видимо, нужная страница никак не отыскивалась.

— Объясни, наконец… — начал Северус, но Эванс устало подняла на него глаза, очевидно, сетуя на его непроходимую тупость.

— Неужели ты не замечаешь? Кто‑то постоянно дает тебе Сциоглиерус! Это очень сильное отворотное зелье!

Северус хмыкнул. Ему полегчало — Эванс ничего не знает.

— Кому это надо? — почти весело спросил он.

— Послушай, как бы странно это не звучало, но… — запинаясь, начала она, — может, в тебя кто‑нибудь… влюбился, и… нет, не перебивай — и дает тебе отворотное зелье потому, что думает, что ты влюбился в кого‑то другого?

— Что за чушь! — снова фыркнул Северус. На самом деле ему было вовсе не смешно, но он хотел проследить ход мыслей Эванс. Голову сдавило словно обручем, и он никак не мог сосредоточиться. — И кто бы это, по–твоему, мог быть?

Она ведь не знает про Лэнса. Она не может знать…

— Ну–у… — Эванс опустила глаза, но тут же снова упрямо вздернула подбородок. — Ну, я не знаю наверняка, но… я думаю, что это Блэк.

— Ты с ума сошла! — ошарашенно воскликнул Северус. — Сириус или Регулус?

Еще ни разу в жизни Северус не видел такого удивления на чьем‑либо лице, не говоря уже о старосте Гриффиндора. Глаза Эванс широко распахнулись, как если бы она увидела Пивза, раскланивающегося со школьным завхозом, или Слагхорна, совершающего утреннюю пробежку вокруг Хогвартса.

— Вообще‑то я имела в виду Нарциссу… — медленно сказала она.

— Вы меня звали? — спросил Регулус, высовываясь из‑за стеллажа. — Или мне показалось?

— Показалось, — бросил Северус. Эванс внимательно посмотрела на Регулуса, а затем перевела взгляд на Северуса и обратно.

Северус закусил губу, а потом выпалил:

— Знаешь, Эванс, когда придумаешь еще что‑нибудь интересное, можешь написать об этом книгу и издать ее под своим именем. Хватит с меня этих глупостей!

Он, не глядя, бросил свои вещи в сумку и, круто развернувшись, вышел из библиотеки. Он страшно злился на Эванс, которая так не к месту и не вовремя влезла со своей наблюдательностью, на Слагхорна, который дает студентам такие нелепые темы, и на себя — за то, что такая блестящая идея провалилась. Он и не знал, что у этого зелья такие побочные эффекты… А тут еще эта Нарцисса! С чего это Эванс решила, будто она… Стоп. Северусу разом припомнились тысячи мелких фактов, коротких разговоров, случайно оброненных взглядов. Все сложилось в единую картину. Так вот оно что… Но, однако же, в последнее время она совсем не пыталась общаться с ним…

Да, от этих влюбленностей и в самом деле одни проблемы.

***

Теперь, когда Северус узнал о побочных эффектах Сциоглиеруса, он был вынужден прекратить его принимать. Это решение далось ему нелегко. Он ненавидел самого себя за то, что продолжает думать о Лэнсе, хотя тот не обращает на него никакого внимания. А самое худшее — к нему вернулись эти сны… Северус даже начал прогуливать уроки защиты от темных искусств, но Лэнс и на это не реагировал никак. Да чтоб он провалился!

За завтраком в четверг Северус не испытывал никакого желания есть. Он вяло поковырялся ложкой в десерте, но даже нежное шоколадное мороженое его совсем не привлекло. Он с некоторой завистью посмотрел на Стеббинса, который, можно было подумать, не ел целую неделю.

В Большой Зал влетели совы с обычной утренней почтой. Как обычно, это повлекло за собой шум, гвалт и оживленные переговоры. Краем глаза Северус заметил явное волнение на зардевшемся лице Нарциссы Блэк, торопливо распечатывающей свое письмо. Нет, все‑таки, наверное, она уже и думать забыла, что интересовалась им, Северусом… И тут только он заметил, что письмо принесли и ему. Несколько взъерошенная, явно не школьная сова нетерпеливо ждала, когда от ее лапы отвяжут свиток пергамента.

У Северуса екнуло сердце. Неужели… нет, не может быть. Она не стала бы… хотя…

Северус сжал свиток в руке и поспешно выбежал из Большого Зала, оставив на столе нетронутый завтрак. Он не испытывал ни малейшего желания читать письмо при посторонних, и никогда не понимал остальных, обсуждающих полученные новости за завтраком, а зачастую и на первых занятиях. Впрочем, совы, наверное, приносят им хорошие новости…

С тех пор, как он поступил в Хогвартс, Северус Снейп не получал хороших новостей никогда.

Устроившись в абсолютно пустой библиотеке подальше от бдительного ока мадам Пинс, Северус распечатал письмо и убедился, что предчувствия его не обманули.

«Дорогой Северус, — писала его мать своим несколько причудливым почерком. — Ты, наверное, удивлен получить от меня письмо. Прости за долгое молчание. Прости также за проблемы, которые тебе это причинит. Дело в том, что мне опять понадобился омицидиум. Ты знаешь, что больше мне обратиться не к кому. Пришли его, пожалуйста, так скоро, как только сможешь. У тебя непревзойденный талант по части зелий, я это всегда знала. Напиши мне хоть что‑нибудь — в прошлый раз я и двух слов не дождалась. И, разумеется, никому об этом не говори. Твоя любящая мать Эйлин».

Северуса вдруг охватило непреодолимое отвращение — к матери, к отцу, ко всему свету, к самому себе. Впрочем, к последнему он уже привык. Теперь, значит, придется готовить омицидиум… Нет, он не тревожился о технической стороне дела. Зелье было довольно сложным в приготовлении, но два года назад он вполне справился. И неплохо справился: по крайней мере, никаких побочных эффектов не наблюдалось.

Вот только кому–кому, а студентам уж точно готовить подобные зелья было строжайше запрещено.

***

Северус снова не пошел на защиту от темных искусств. Он не мог себя заставить смотреть в глаза профессору Лэнсу — тем более что тот превосходно владеет легилименцией. У него не было сил вести себя отвратительно. Кроме того, Лэнс все равно должен был рассердиться за прогул.

Он знал, что у профессора Слагхорна первой пары не было, а это значило, что он задержится за завтраком… и неплохо задержится. О любви Горация Слагхорна к вкусной и изысканной еде сочинял байки весь Хогвартс. Таким образом, Северус получал время, необходимое на то, чтобы позаимствовать нужные ему ингредиенты из профессорского шкафа.

В этот раз все прошло неожиданно просто. Он поежился, вспомнив, как в прошлый раз его застукал Пивз и едва не растрезвонил об этом на всю школу. Северус тогда в последний момент успел оглушить полтергейста, а потом засунул его в ближайшие доспехи, так что у Пивза, пришедшего в себя, своих проблем хватило. А сегодня он сумел добыть все, что нужно, без проблем. Рецепт он сохранил еще с прошлого раза.

«И как может Слагхорн так безответственно к этому относиться? — думал Северус. — В Хогвартсе кто угодно может варить что угодно! Я бы на его месте ни за что бы этого не допустил. Хотя скорее будет доказано существование морщерогих кизляков, чем я окажусь на его месте».

Северус вошел в свою спальню, запечатал за собой дверь паролем, развел под котлом магический огонь и приступил к изготовлению омицидиума.

Зелья, которое должно убить его нерожденного братика или сестренку.

***

На остальные занятия Северус тоже не пошел. Отчасти из‑за зелья, которое нельзя было оставлять без присмотра, отчасти из‑за того, что он не хотел никого видеть. Однокурсники, к тому же, вряд ли будут страдать от его отсутствия. По крайней мере, никто не хватился его за обедом, никто не стучал в дверь, хотя до него доносились оживленные голоса из гостиной. «Наверное, обсуждают эту Блэк и ее письмо, — устало подумал Северус. — Повезло ей с женихом, конечно… И как им не надоело? Своих дел, что ли, нет?» Но в глубине души мелькнула мысль, что лучше уж не иметь никаких дел и перемывать косточки всем подряд, чем оказаться в его ситуации. От этого настроение Северуса окончательно испортилось, потому что он терпеть не мог завидовать тем, кого презирает.

После обеда, часа в четыре пополудни, омицидиум был готов. А у Северуса вдруг прорезался зверский голод. Он вспомнил, что ничего еще сегодня не ел, и пожалел о пропущенном обеде. Но делать было нечего. Стараясь не отвлекаться на неожиданно навязчивые мысли о еде, он осторожно перелил буро–зеленое зелье в пузырек, тщательно запечатал его и пошел в совятню.

Зимнее солнце, клонившееся к закату, заливало теплым оранжевым светом пустынные коридоры Хогвартса. Но Северус не мог перестать дрожать. Он осторожно продвигался вперед, следя за тем, чтобы не наткнуться на Прингла. Спутанные волосы чуть ли не полностью закрывали его лицо. Почему‑то за такой импровизированной завесой Северус чувствовал себя увереннее. Добравшись до совятни, он перевел дыхание, вытащил пузырек с омицидиумом и осторожно принялся его запаковывать. Получился довольно‑таки внушительный мягкий сверток. Северус уже выбрал сову и собрался было отправить ее к матери, но внезапно вспомнил, что она просила написать хоть что‑нибудь.

Со вздохом он подошел к полке, взял с нее лист пергамента и перо с чернильницей, разложил все на низеньком столике у стены и задумался.

О чем ему вообще писать матери? «Здравствуй, мама, у меня все нормально. Правда, эти идиоты мародеры надо мной постоянно издеваются, но это ведь еще с первого курса, поэтому я привык. Еще я никак не могу выбросить из головы своего нового преподавателя — профессора Лэнса. Ты его знаешь, вы еще вместе играли в плюй–камни. Правда, я тут узнал о проклятье, которым меня наградили твои родители, так что он, получается, должен умереть. Это не считая того, что он преподает защиту от темных искусств, то есть больше года ему здесь не протянуть в любом случае». Северус саркастически усмехнулся, представив себе свою мать, получающую такое письмо. Он окунул перо в чернильницу и стал писать.

«Здравствуй, мама, посылаю тебе зелье, которое ты просила. Надеюсь, все пройдет нормально. У меня, в общем‑то, все хорошо. Жалею только об одном: что тебе не к кому было обратиться за омицидиумом шестнадцать лет назад. Северус».

Он запечатал письмо, привязал объемистый, но легкий сверток к лапе совы и отпустил ее в воздух. А потом развернулся к выходу и пошел обратно, едва сдерживая слезы.

***

Чем больше проходило времени, тем сильнее Северус сомневался в правильности своего решения ничего не говорить Лэнсу. Иногда, особенно бессонными ночами, на него накатывало непреодолимое желание рассказать ему все, чтобы было с кем поговорить об этом, чтобы он был не один… Но остатки здравомыслия подсказывали, что он просто хочет переложить свои проблемы на плечи других.

«Но это и его проблемы тоже, — возражал он себе. — Это ведь из‑за него все началось. Если бы он не предложил мне заниматься окклюменцией, то ничего бы и не было».

Никогда еще Северуса не раздирали такие противоречия.

Благоразумная часть его сознания, к которой он привык прислушиваться, во весь голос заявляла ему, что выбранная им тактика поведения все же является правильной. Но даже когда ему удавалось выбросить из головы картины гибели Лэнса, мысли, мучившие его, не уходили. Северус понимал, что единственный выход в данном положении — вести себя так, чтобы профессор Лэнс в нем разочаровался. Тогда проклятье перестанет ему угрожать, и с ним будет все в порядке. «И ты должен этому радоваться, Северус», — в очередной раз напомнил о себе рассудок. И Северус горячо с этим согласился.

Проблема была в том, что все его существо отчаянно восставало против этого. В этом году он, пожалуй, впервые в жизни был счастлив. Северус даже не мог себе представить, как он жаждал, чтобы его любили, ведь он постоянно твердил себе, что недостоин этого. Почему, ну почему Дамблдор не рассказал ему о проклятии раньше? Тогда он смог бы настроиться, подготовиться, да и вообще… ему ведь нечего было терять. А теперь есть!

Сознание Северуса разделилось на две части, которые вступили в жестокую схватку. Одна из них, казалось, испытывала наслаждение от беспрестанных унижений и напоминаний, что он — ничтожество и трус. Другая же хотела свернуться в комочек, забиться в укромное местечко и спрятаться от безжалостного пикирования, от невыносимой боли. Раньше Северус и не подозревал, насколько страшным оружием может быть слово. Он тщательно искал свои самые слабые, самые уязвимые места и беспощадно наносил по ним удары. Однажды, вымотавшись в бесконечной борьбе с самим собой, Северус подумал, что иные слова могут причинить боль не меньше, чем заклинание Круциатус. «Надо только знать, что именно сказать… это самое сложное. Хотя нет, в принципе, владея легилименцией…» Но додумывать эту мысль Северус не стал.

А Лэнс… Лэнс все‑таки, похоже, не врал ему. Северус с болью видел, что он практически все время подавлен, меж бровей четко обозначилась складка, которой раньше заметно не было, и держится он… может быть, из последних сил. Хотя может, у Северуса просто не к месту разыгралось воображение. Они не перемолвились за это время ни единым словом, даже как учитель и ученик, и Северусу иногда отчаянно хотелось с ним поговорить. Но он всегда напоминал себе, что налаживать отношения с ним нельзя. А то, что он задерживался чуть ли не после каждого урока защиты, то подбирая нечаянно рассыпанные письменные принадлежности, то завязывая покрепче шнурки… это было просто стечение обстоятельств, не более того.

Уже шел февраль, и на защите они начали проходить дементоров. Тема была объемная, они должны были изучать ее до самых каникул, и даже от самого ее названия веяло холодом. В среду Северус перед самым звонком пролил немного чернил на парту, и ему снова пришлось задержаться. Он призвал с доски тряпку и принялся сосредоточенно возить ей по парте, размазывая пятно во всех направлениях.

— Вообще‑то для этого есть заклинание, — не выдержал Лэнс, уже около минуты глядя на безуспешные попытки Северуса.

— Что? А… я и забыл, — невозмутимо сказал Северус. — Экскуро!

Парта засияла девственно чистой поверхностью. Северус нагнулся за сумкой.

— Постой, — внезапно сказал Лэнс.

Северус замер.

— Я… — начал Лэнс, запнулся, но тут же продолжил: — Я так больше не могу. Я настаиваю, чтобы ты объяснил мне, в чем дело.

— Настаиваете? А сыворотку правды вы с собой не принесли случайно? — язвительно спросил Северус и скрестил руки на груди.

Нельзя, нельзя с ним налаживать отношения!

— Ты прекрасно знаешь, что нет. Я никогда не использовал такие вещи, — с досадой ответил Лэнс.

— Конечно, — согласился Северус, постукивая пальцем по локтю. — Зачем вам сыворотка правды? Вы ведь хорошо владеете легилименцией и можете прочитать мысли любого… почти любого.

— Не издевайся, Северус, — процедил сквозь зубы Лэнс. — Да, я слишком хорошо обучил тебя окклюменции. Но в любом случае я не собираюсь вытаскивать из тебя ответ силой.

— Ах, ну да, как же я упустил это из виду, — закатил глаза Северус. — Это ведь непедагогично…

Лэнс сжал кулаки.

— Неужели ты не понимаешь, что мне нужно это знать?! — выкрикнул он. — Это как‑то касается меня? Я что‑то сделал не так? Почему твое поведение так изменилось именно после дня рождения? Отвечай!

«Мог ли Дамблдор тогда как‑нибудь оклеветать меня? Нет! Не мог!»

В следующий же момент Лэнс, словно спохватившись, поставил мысленный барьер, и выражение его лица вновь стало непроницаемым.

— Переходный возраст, не иначе, — пожал плечами Северус и убрал волосы с лица, чтобы не лезли в глаза.

— Не делай из меня дурака!!! — вышел из себя Лэнс.

— Почему бы вам не говорить громче, сэр? — хмыкнул Северус. — А то еще не во всем Хогвартсе вас слышно…

Выражение лица Лэнса стало таким, что Северус даже отступил на шаг. Однако в следующий же миг профессор, кажется, пришел в себя.

— Очень хорошо, — почти прошептал он, и Северус с ужасом узнал в его голосе собственные интонации. — Извини, что побеспокоил тебя. Ты… ты маленький эгоист, вот ты кто. Можешь…

Ах так?! Эгоист? Ну ладно, держитесь, профессор!

— Вы просто ничего не понимаете! — выпалил Северус, и Лэнс осекся на полуслове. — Дамблдор сказал мне, что… что на мне лежит проклятье! Всякий, кого я полюблю, погибнет! Так что вы в опасности, и я не могу… — он вдруг умолк, пораженный странным выражением лица Лэнса. Профессор должен был почувствовать страх, испуг, но…

— Знаешь, Северус, — уголком рта улыбнулся Лэнс, — это самое оригинальное признание в любви, которое я когда‑либо слышал.

На секунду или две в пустом классе защиты повисла глубокая тишина.

— ДА ВЫ МОЖЕТЕ ХОТЬ КОГДА–НИБУДЬ ГОВОРИТЬ СЕРЬЕЗНО?! — взорвался Северус, когда до него наконец дошел весь смысл сказанного. Он с грохотом швырнул сумку о парту, с огромным трудом подавив желание просто–напросто придушить Лэнса и отчаянно надеясь, что за ниспадающими прядями волос не видно, как заполыхали у него уши.

— И кого из нас слышно во всем Хогвартсе? — не удержался Лэнс, но поспешно поднял руку еще до очередного взрыва негодования Северуса. — Стой, не обращай внимания… Так это… то, что ты сейчас сказал… Это что, серьезно?

— А вы думали, я тут шутки шучу? — огрызнулся Северус, уже чувствуя, как на смену злости приходит какое‑то опустошение.

Лэнс переменился в лице и отвел взгляд, вновь прикусив губу, но теперь его лицо было белым, как мел. Северус не двигался с места. Они стояли так в совершенном молчании еще секунд пятнадцать.

— Мне нужно поговорить с Дамблдором, — наконец сказал Лэнс и быстро вышел из кабинета.

Северус не мог видеть, о чем думал профессор в этот момент, но у него почему‑то возникло четкое ощущение, что Лэнс идет увольняться.