Из глаз Евы выкатились слезинки. Она улыбнулась. На секунду мне показалось, что светится сама.
— Это Это не передать словами, да? — пробормотала Ева. — То, что чувствуешь.
— Не передать. Да и не нужно, наверное.
— Угу.
Ева ткнулась лбом мне в плечо. И подняла руку с чётками. Бусин стало три.
— Ещё одна…
— Конечно. Ещё одна твоя победа.
— Да я вообще ничего не делала! Подумаешь, макияж. Я его пока толком и не запомнила. Румяна помню, а тени нет.
— Это нормально. Мне тоже обычно кажется, что ничего не делаю. И тут, скорее всего, сработал не макияж.
— А что?
— Девчонка успокоилась, — сказали от двери.
Мы с Евой одновременно обернулись. В дверях, прислонившись плечом к косяку, стоял Денис.
— Ты что тут делаешь⁈ — возмутилась Ева.
— Что положено. Наблюдаю.
— Давно?
— С самого начала. Соня — моя клиентка.
— Твоя? — Ева удивленно посмотрела на меня. — А…
Я кивнул:
— Всё, что сделал я — попросил тебя помочь. Соня — клиентка Дениса.
— Который не понял про неё самое главное, — пробормотал Денис. — Девчонка боялась уходить отсюда куда бы то ни было. Маэстро её убил — пусть и не своими руками. А после смерти запугал до трясучки. Соня боялась, что, если окажется за пределами отеля — неважно, где, — Маэстро может объявиться снова. Он ведь внушал им, что бессмертен Н-да, Денис Васильевич, — он покачал головой, — теряешь квалификацию.
— Да может, просто совпало, — сказал я. — Может, ей, чтобы успокоиться, надо было меня увидеть. Чтобы я — тот, кто убил Маэстро, — подтвердил, что он мёртв окончательно и бесповоротно. А может, Соне и впрямь для полного счастья нужен был красивый макияж. Уж это ты точно изобразить не сумел бы.
— Не. Это — пас, — хмыкнул Денис. — Тут не поспоришь.
Он подошёл к Еве и церемонно поклонился.
— Благодарю вас, коллега. Вы мне очень помогли.
Поцеловал ей руку. Ева зарделась.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Никогда в жизни не был так серьёзен. — Денис смотрел на неё сверху вниз. — Вознесение душ — это самое серьёзное, что происходит в жизни видящего. Сам бы я с Соней не справился. И искренне благодарю тебя за помощь.
Ева смешалась окончательно. Пробормотала:
— Да не за что. Пожалуйста.
Денис ей улыбнулся и повернулся ко мне.
— Пойду Вано навещу. Расскажу, как Соню вознесли. Может, и ту женщину, с которой он работает, страх держит? Маэстро ведь им мозги одинаково промывал, всей четвёрке.
— Резонно, — согласился я. — Может, и сработает.
Денис ушёл. Мы с Евой спустились в кафетерий. Рассказали Мстиславе о Соне. Та просияла. Пирожных принесла столько, что большую часть в итоге сложила в пакет, чтобы Ева забрала их с собой.
— Я тебя провожу до остановки, — сказал я.
Мстислава покивала.
— Проводи, проводи. А то не дай бог надорвётся — тяжесть такую тащить. Такси-то по городу не ездят.
— Мстислава Мстиславовна! Ева нам помогла.
— Да я спорю, что ли? — Мстислава состроила невинное лицо. — Помогла, конечно. А теперь ты ей помоги. Можешь, кстати, до самого салона проводить. А по дороге в зоопарк заглянуть.
«Зачем?» — чуть не спросил я. Зоопарк — это другой конец города. Не по дороге вообще ни разу.
Но не спросил. Потому что вспомнил. А от воспоминания взвыл. Там же у нас, блин, ещё дед непонятный в подвесе! Незарегистрированный. И неизвестно, сколько лет болтающийся.
Я посмотрел на Еву — в надежде, что поддержит моё негодование, но Еве было не до меня. Она уткнулась в телефон. Набирала сообщения со скоростью машинистки из анекдота, печатающей тысячу знаков в минуту. От окружающего мира отрешилась полностью.
Мстислава тоже посмотрела на Еву. Хмыкнула.
— Вот так сейчас и живут, ага. Каждый — в этой своей хреновине. А потом удивляются, почему детей у них нету.
— Да никто не удивляется, — буркнул я. — Все и так знают, что это из-за плохой экологии.
— Ну-ну.
Мстислава покачала головой и ушла за прилавок. Я тронул Еву за плечо.
— Ау!
— А? Что? — Ева посмотрела на меня.
Так, как обычно смотрят люди, вырванные из увлекательного сетевого общения — с трудом узнавая.
— Ты говорила, что тебе в салон вернуться надо. Пирожные Мстислава сложила. Я готов тебя проводить. Идём?
— Да. Щас. Пять минут. — Ева снова уткнулась в телефон.
И разочарованно опустила руку.
— Что, тишина в чате? — спросил я. — Как обычно — пока ты отвлеклась на какую-то ерунду в реале, все всё сказали и разошлись по своим делам?
— Я не в чате общалась. С одним человеком.
Ева вздохнула. Встала, сунула телефон в сумку. Взяла со стола пакет с пирожными. Прокричала в сторону прилавка:
— Спасибо, Мстислава Мстиславовна! — и пошла к двери.
Я пошёл за ней. Отирающийся за парковкой пожиратель при виде меня встрепенулся. Я отрицательно покачал головой. Мол, помню о тебе, но заниматься тобой пока не готов. Пожиратель разочарованно колыхнулся и снова застыл на месте.
— Он тут так и торчит всё время? — взглянув на пожирателя, спросила Ева.
— С некоторых пор — да.
— Клиентов не пугает?
— Клиенты к нам сами по себе попадают редко, обычно их обходчики привозят. А они этого красавца уже знают, не трогают. Ну и клиенты в их присутствии, понятное дело, ничего не боятся.
— Обходчики, — задумчиво повторила Ева. — А ты знаешь легенду про Чёрного обходчика?
— Буквально на днях узнал. Только это не легенда.
— А что?
— Страшилка детская. Не знаю, вы такое друг другу рассказывали или нет. Про Красную руку, там. Чёрные занавески, Гроб на колёсиках.
— Что-то слышала, — протянула Ева. — Кажется. Давным-давно, в спортивном лагере.
— Ну, вот как раз в лагерях такое и рассказывают. По ночам, после отбоя. Друг друга пугают и радуются.
— И ты хочешь сказать, что Чёрный обходчик — это то же самое?
— Насколько я понял, да. А что?
— Да не. Ничего.
Мы подошли к остановке. Маршрутки не было видно ни на горизонте, ни в приложении.
— Если торопишься, могу такси вызвать, — предложил я.
— Не тороплюсь. Маршрутку подожду.
Ева плюхнулась на стоящую под стеклянным навесом лавочку. Пакет с пирожными поставила рядом с собой. Чем-то её неведомый собеседник мощно загрузил.
— А ты про Чёрного обходчика давно узнала?
— Только что.
— От кого?
Ева оценивающе посмотрела на меня. Так, словно прикидывала, можно ли мне доверять. Я не торопил. Молча ждал.
— Только пообещай никому не говорить!
— Не могу.
— Почему?
— Да мало ли что ты расскажешь. Если это касается призрачного мира, ты могла случайно узнать что-то такое, о чём просто необходимо знать всем. Хотя тебе, из-за отсутствия опыта, это ничем таким не кажется.
Ева надулась.
— Я, по-твоему, совсем дура?
— Совсем дуру я сегодня на помощь не позвал бы. Так что не совсем… — Тут пришлось уворачиваться — Ева взмахнула сумкой, целясь мне в голову. — Просто, повторюсь: ты из-за недостатка опыта можешь не придавать значения информации, которой владеешь. А если я тебе пообещаю молчать, то мне придётся молчать. И более опытные люди ничего не узнают. И неизвестно, что в итоге из этого выйдет. Вдруг мы таким образом нового Маэстро проморгаем?
— Да ну не-е, — протянула Ева.
— А вдруг?.. Короче. Выкладывай, что там у тебя. Если ерунда, никому не скажу. А если что-то серьёзное…
— Да, блин, сама не знаю. До сих пор казалось, что не ерунда. Теперь, когда ты про страшилки вспомнил — кажется, что ерунда. Помнишь, ты мне список людей дал и попросил их фотки в сети нарыть?
— Помню, конечно.
— Ну, вот. Я же тогда не сама фотки искала, попросила одного человека. Ты мне ещё деньги переводил.
— Ну да. И что? Он решил, что мало? Ещё хочет?
— Да не-ет. Я заплатила, мы попрощались — как обычно всё. А сегодня он меня ни с того ни с сего вдруг грузить начал. Слышала ли я о том, что существует призрачный мир? А в этом мире — призраки, пожиратели, видящие?
— И что ты сказала?
— Что в первый раз об этом слышу. Только он мне не поверил.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что вообще не обратил внимания на ответ. Продолжил со мной разговаривать так, как будто уверен, что я всё это знаю. И спросил, видела ли я в призрачном мире катафалк или карету, запряжённую лошадьми? Если в неё сесть, тебя увезет Чёрный обходчик, и ты никогда не вернёшься назад.
Ева уехала на маршрутке. Я рассеянно помахал вслед, собрав удивлённые взгляды пассажиров, дожидающихся своего счастья. Конечно, это уходящему поезду вслед помахать — норма, а если маршрутке — наркоман, наверное.
Опустил руку в глубокой задумчивости. Всё-таки женщины — такие создания… Обожают вскружить голову, ошеломить и оставить всё это переваривать. С непременным элементом загадки.
Итак, где-то на белом свете живёт человек, знающий о призрачном мире. Не сказать, чтобы это было чем-то из ряда вон. У нас, вот, Николай в теме, например. Даниил Петрович тоже. Однако они оба — адекватные люди, языки за зубами держат, никаких претензий.
А этот пассажир, с которым Ева познакомилась где-то в дебрях бескрайней сети, начал болтать. И вот тут возникает вопрос: он это с какой целью делает? Либо он знает, что Ева — видящая, и просто её подкалывает, либо дебил. Но тут должно быть просто сказочное совпадение: дебил узнал про призрачный мир и начал о нём рассказывать видящей. А жизнь за последний месяц меня научила тому, что совпадения случайными быть не могут. Кто-то их заставляет совпасть. Или что-то.
Может быть, этот персонаж ведёт какую-то свою игру? Может быть. В одном Ева права: рассказывать об этом кому-либо смысла особого нет. Первым делом дёрнутся найти и разобраться, тогда как именно с «найти» основная проблема и есть. Ева не была уверена даже в том, где этот парень живёт. Как вариант, вообще не в России. Время сейчас такое, где только не живут люди…
Ну а если с поисками человека возникли непреодолимые препятствия, то что? В святую воду телефон положить? Это я и сам додумаюсь. Да, действительно, пусть мои коллеги пока меньше знают и крепче спят. У них и так работы дохреналлион и больше.
С этими мыслями я дождался своей маршрутки, доехал до нужной остановки и, чтобы ни с кем не объясняться, сразу же через призрачный мир вошёл в зооцентр. Решительным шагом направился к каморке старика. Но нашёл его раньше, чем добрался.
Борис Наумович стоял возле двух разговаривающих женщин. Обе были в какой-то униформе, видимо, означающей принадлежность к штату зооцентра. Женщины были вполне живыми, реальными, и Бориса Наумовича не видели. Видел ли он их — понять было сложно. Старик смотрел перед собой расфокусированным взглядом и покачивался из стороны в сторону, будто в трансе.
Одной женщине было за сорок, второй — за тридцать. Та, что моложе, выглядела какой-то съёжившейся.
— Да ну, Маш, ну ты чего, — бормотала она. — Ну какой из меня начальник? Я же, вон, только со зверятами и умею.
Борис Наумович глубоко вдохнул носом, и от головы Наташи к нему что-то поплыло. Выглядело это как запах в стареньких мультфильмах. И старик, будто мультяшный мышонок, почуявший сыр, втянул эту эфемерную субстанцию и заулыбался.
— Наташ, ну ты что мне заливаешь-то? — Вторая женщина не злилась, она скорее искренне недоумевала. — Кого, как не тебя ставить? Ты самый опытный сотрудник.
— Вот тут я на своём месте и хороша…
— Ты понимаешь, что у тебя зарплата будет в полтора раза выше? И работа — за столом, а не спину гнуть. Давно последний раз на спину жаловалась?
— Да я привыкла… Что мне та зарплата?
— Наташка, у тебя высшее биологическое! Ты… — Женщина замешкалась, и мне показалось, что она проглотила фразу: «Что ты вообще в нашей запинде забыла?». — Ты подумай ещё, хорошо? Давай завтра поговорим.
Женщины разошлись. Взгляд Бориса Наумовича прояснился.
— О! — обрадовался он, увидев меня. — Не забыл старика, значит.
— Лихо, — сказал я. — Ну ладно мы с Евой. Зашли, почилили, отчалили. Но Наташа-то здесь работает. Сколько ты её уже окучиваешь?
Борис Наумович по-стариковски махнул рукой. Этаким жестом, говорящим: «Сложно всё стало в мире, ничего я не пойму, оставьте уже меня, старика, доживать, как привык, и я вам мешать не стану». И, повернувшись ко мне спиной, зашаркал призрачными ногами в направлении каморки.
— Э, нет, погоди, не так быстро! — нагнал я его. — Борис Наумович, ты вообще отдаёшь себе отчёт, что делаешь?
— А, — вновь отмахнулся старик.
— Вот вообще ни разу не «а»! А если сказал «а» — говори «бэ». Женщина с высшим профильным образованием тут дерьмо за кроликами убирать будет до конца дней своих, и заслуга в этом — твоя!
— Молодой человек! — Борис Наумович остановился, распрямил плечи и посмотрел на меня впервые не как престарелый рудимент, которого взяли сторожем из жалости, а с высоты всех своих достижений и регалий на ниве науки. — Я через всё это прошёл, на собственной шкуре испытал. Чем выше поднимаешься — тем больнее потом падать. А там, наверху, такие акулы циркулируют… Если сам с ними закуситься не умеешь — сожрут и не то что не подавятся — не заметят. Внизу — оно спокойнее, честнее. Человеку, поверьте, нужно не так уж много. Кусок хлеба, крыша над головой, глоток воды…
— Да хапануть чужой жизненной энергии время от времени, ага.
Борис Наумович помрачнел. Как и любой человек, которому ставят на вид некрасивые последствия его привычных действий, он этого очень не любил.
— Ничего я не забираю, — буркнул он.
— Да ну? А что это за дорожку ты только что занюхивал? Подбросили? В первый раз видишь?
— Оно само выплёскивается. Я только подбираю, что не нужно.
— Оно выплёскивается, потому что ты рядом трёшься и на мозги капаешь, Борис Наумович. Так нельзя.
Плечи старика вновь поникли. Короткий всплеск былого достоинства миновал.
— Знаю, что нельзя, — вздохнул он. — А всё ж таки жалко людей.
— Жалко⁈
— Конечно. Сколько уж таких видел, кто на самый верх карабкался, а потом скатился, да после и на ноги встать не сумел.
— Ну, знаешь, с такой логикой — это не надо было и эволюционировать начинать, — усмехнулся я. — Плавали себе одноклеточные организмы в океане — и всё хорошо у них было.
— Это ты так легко рассуждаешь, пока молодой. Ты доживи до моих лет…
— Вот хватит! — махнул я рукой. — Это, Борис Наумович, глупая игра, в которую я не играю.
— Чего это она глупая?
— А любая игра, в которой сразу победитель назначен — глупая. Доживу до твоих лет — ты ещё больше проживёшь, опять доживать. Нечестно это. А давай наоборот! Вспомни себя в мои годы.
— Помню, — охотно принял условия игры старик. — Очень хорошо помню… Ух, как я тогда наверх рвался… Ответственности хотел. Стране своей больше пользы приносить.
— И разве это плохо?
— Хорошо, конечно хорошо… Вот, помню, был у нас в институте заведующий кафедрой. Как сына меня любил. И я к старику хорошо относился.
Тут я почему-то вспомнил Мстиславу.
— Но дружба дружбой, а служба… Как-то раз застал я его, м-да…
— Со студенткой? — предположил я.
— Типун тебе! Какой… С Пастернаком.
— О как…
— Вот так. Слово за слово, другое, третье… Век помнить буду, как он в последний раз из института уходил. Поникший такой… И двух месяцев не прожил потом. А я… Я его место занял.
Я вспомнил, как Мстислава говорила, что скоро ей будет пора на покой, и мне придётся её заменить. Представил, как она уйдёт… Лишится дара бессмертия, на неё навалится сто миллионов старческих недугов. И вместо того, чтобы думать о вознесении душ, она будет думать, как пораньше занять место в очереди к терапевту.
— Припеваючи жил, знаешь ли. Да только вот если бы сейчас всё повернуть… Я б в тот день лучше бы на кафедру вовсе не заходил и ничего не видел. И пусть бы жизнь по-другому сложилась. Пусть бы никогда звёзд с неба не схватил. Зато совесть, совесть спокойна! Помню я себя в твои годы, юноша, очень хорошо помню. Врагу такой памяти не пожелаешь, как у меня. Пойдём лучше чайку выпьем.
— Бр-р-р! — встряхнулся я. — Проклятый колдун! Да как ты это делаешь⁈
Старик светился. Не как возносящийся, а как человек, очень довольный тем, что хапанул больше, чем планировал. Я же ощущал себя так, словно к этому зоосаду от отеля не ехал, а шёл. С гантелями в руках. И вприсядку. Упал бы да уснул.
Я разрывался между двумя противоречивыми желаниями. С одной стороны хотелось подтянуть десяток пустышек и приказать им растерзать старика на части. С другой — просто уйти, отдохнуть и обдумать ситуацию. Я выбрал нечто среднее — пошёл пить чай в подсобку.