Черные начала. Том 5

Глава 155

Я ушел из дома старосты, лишь бросив напоследок: «спасибо, до свидания» и оставив его сидеть на стуле с порезанной щекой.

Как же он был зол, это надо было видеть. Его рожа, этот взгляд человека, который привык, что в деревне он закон и все его слушаются безукоризненно. Да, есть такие, настолько уверовавшие в своей силе, что думают, никто им не посмеет сказать ни слова. А кто посмеет, того они сразу поставят на место. Но я лишнее доказательство тому, что все идет иногда наперекосяк.

Я, конечно, много говорю про стержень, но без силы он не всегда ответ на все вопросы. Оттого и обломать старосту, указав на место и на то, что он мне не указ, было вдвойне приятно.

— Ну че? — хмуро спросила Цурико, когда я вернулся в дом. — Спросил или че ты там хотел сделать?

— Да, узнал кое-что, — кивнул я. — Можно выдвинуться пока. Сейчас только утро, можно пройтись, посмотреть, что там в лесу твориться.

— Ну если ты считаешь, что надо идти, то идем, — кивнула она, неожиданно просто согласившись.

Я не знаю, как, но Цурико буквально, как магнит, притягивала к себе внимание. Стоило ей появиться на улице, как все взгляды сразу устремились в нашу сторону, отчего мне казалось, что я их физически чувствую. Легче стало лишь когда мы вышли из деревни, перейдя мост, и оказались на другой стороне реки. Будто покинули место радара, где нас уже было не достать.

Правда едва мы вышли из деревни, попав в джунгли, как те будто стали более густыми и темными. Я знаю, что это иллюзия, так как мы с солнечный деревни просто попали в густой лес, где солнце почти не пробивается через кроны, но все же.

— Если верить старосте, обезьяны шли откуда-то спереди, из глубины джунглей. То есть отсюда… — пробормотал я, всматриваясь в бесконечную зелень. — Видишь что-нибудь?

— Нет, — ответила она слегка недовольно. — Пройдем глубже может?

— Давай.

Продвинуться глубже проблем не составило, так как здесь шла хорошо вытоптанная, петляющая между толстых деревьев дорога, которая шла параллельно нашему направлению. Мы даже немного расслабились на время, естественно не теряя бдительности.

— Что скажешь? — спросила Цурико, когда мы шли по дороге.

— О чем именно? — задал я встречный вопрос. — О деревне?

— Да обо всем. Об этом месте, о старосте, о людях.

— Ну… протянул, — я бросил взгляд по сторонам. — Люди как люди. Но ты их знатно бесишь, хочу сказать. Без тебя ко мне отношение совершенно другое, хотя староста, конечно, такой себе.

— Считает себя едва ли не богом на земле, — фыркнула она. — Думает, что достоин куда большего, чем править этой несчастной деревней, раз уровня Священного Роста. Придурок… А че с ним обсуждали?

— Да кое-что уточнил по поводу нашей охоты, — ответил я неопределенно. — Кстати, а твои родители где-то в деревне живут ведь?

— А куда они должны деться? Да, живут. К сожалению.

— Заходить не будешь?

— Ты издеваешься? Я для кого все рассказывала, что они ублюдки еще те, считающие меня не больше, чем скотиной?! — тут же вспылила она.

— Да я просто спросил, — мало ли, вдруг там как в фильмах: сначала ненавидят, а потом ребенок возвращается домой и вдруг все ни с того, ни с сего меняют к нему отношения на теплые, нередко материнские. — Вдруг встретиться с ними хочешь.

— Если только на похоронах, — фыркнула Цурико. — Особенно с отцом. Помню, в свое время он пытался заставить расти мой уровень быстрее и посадил на муравейник.

— Муравейник? — не понял я.

— Да, посчитал, что муравье своими укусами закалят мою волю и передадут свою Ци. Тебе рассказать, каково это потом мучиться неделю с задницей, которая горит огнем, да и еще и муравьи потом целый день лезут отовсюду из тела?

— Да не, не надо, я представляю, — поморщился я. — Твой батя еще больший мудак, чем мой.

— А каким был твое отец? — посмотрела она на меня.

— Мертвым.

— Хотела бы, чтобы мой батя был бы таким же. Твой тоже был ублюдком?

— Полным.

Я не стал говорить, что именно благодаря тому, что он ублюдок, родился я, но погибла моя мать, посчитав это лишним.

— Мой так хотел парня, что долгое время не признавал меня девушкой, — недовольно поведала мне Цурико. — Поил всякой дрянью, наряжал парнем, не позволял играть с другими девчонками.

Иногда родители делают интересные вещи во благо своих детей. Или ради самих себя, но просто в этом не признаются. Но это была не самая дичь, которую мне довелось услышать о любящих родителях.

Тем временем дорога начинала уходить в бок, и нам пришилось сойти с нее. Здесь в ход пошел уже меч: джунгли здесь были настолько густыми, что иначе, как с прорубанием было не пройти. Все здесь буквально переплеталось между собой, как паутина или какая-нибудь вата, из-за чего пройти как-то иначе иногда было невозможно.

Мы бродили по лесу около двух часов, исследуя склон холма, но так и не нашли ни единого следа мелких разбойников-людоедов.

— Вы хоть знаете, на кого мы охотимся? — просил я.

— Бабуин красноносый, — кивнула она, глядя наверх. — Такая достаточно крупная тварь примерно где-то по пояс тебе. Обычно они держатся стаями, и иногда сбиваются в такие крупные группы, что могут вполне нападать и на людей. И в этот момент среди них могут начать встречаться демонические бабуины. Подсади.

— Зачем?

Цурико косо посмотрела на меня.

— На дерево хочу забраться, зачем мне еще просить?

Пришлось помочь ей забраться наверх, подсадив хотя она могла сделать это и самостоятельно.

— Ты говоришь, что среди них могут начать появляться и демонические бабуины. А каким образом?

— Они обычно передвигаются и редко сидят на месте. Но бывает, что находят месте, где вдруг и оседают. Хрен знают, почему, из-за близости доступной добычи и самого места, может концентрация Ци там повыше, но самое вероятное — у них появляется демоническое животное. Чаще всего именно из-за него они оседают на одном месте и начинаю захватывать территорию вокруг.

— Короче, точно неизвестно, — кивнул я. — Ну как, че есть?

— А ты куда-то торопишься? — фыркнула она.

— Да, хотел заглянуть в одно место.

— Че за место?

— Да отсюда по дороге дальше, насколько я знаю, есть разрушенный комплекс храмов. Хочу глянуть, че там осталось.

— Да ничего не осталось, если он около дороги находится. Там его по камням наверное уже растащили.

— Ну вот и хочу посмотреть.

— Ага, ну удачи, че. Юнксу, короче смотри, пройди еще вверх по склону немного.

— Верх?

— Да. Пройди.

— А ты?

— Ты блин сделай че тебя просят, а потом уже о других беспокойся, — раздраженно ответила Цурико.

Пришлось сделать, как она просит, пройдя выше по склону. И очень скоро я понял, что она заметила. Метров через сто я обнаружил небольшой участок леса, где вся трава была вытоптана, будто здесь кто-то недавно встал на привал. Причем некоторые места выглядели вполне себе как гнезда, в которых можно было ночевать.

Не знаю, как Цурико разглядела это места сверх, через кроны, но это было подтверждением того, что бабуины, о которых нам рассказали, все же здесь водятся. Ко всему прочему на стоянке обезьян я по мимо всяких фруктов и дерьма нашел труп ребенка.

Жаркая погода и дикие животные сделали с ним свое дело, но основную руку здесь все же приложили, предположу, сами бабуины, изначально не оставив от него толком ничего кроме обглоданных костей. Некоторые части тела я и вовсе нашел в гнездах, что говорило о том, что его растащили потом в разные стороны.

— Так, уже что-то… — поморщилась Цурико, глядя на свеженький скелет. — Значит они все же здесь водятся.

— Часто они промышляют людоедством?

— Да людоедством промышляют почти все, кому не лень, даже сами люди, как ты мог заметить.

— Заберем тело?

— Надо бы вернуть, да, — поморщилась она и достала пакет. — Часть работы типа… Предлагаю закончить на этом.

— Будем ждать ночи?

— Да, чтобы следы посвежее были, ­— кивнула она. — По ним уже выйдем.

— Думаешь, сегодня выйдут на деревню?

— Естественно. Жрать-то всегда хочется, а тут прямо поднос с едой, только приходи и бери, — кровожадно улыбнулась Цурико.

— И люди не смогли справиться с обычными обезьянами? — недоверчиво спросил я.

— О, ты что такое говоришь, чтобы староста пятого уровня, да поднял свою задницу и начал ей рисковать… нет-нет, он возьмет деньги из общей казны деревни и наймет охотниц, чтобы они все сделали…

— Такое ощущение, что староста и есть твой отец, — заметил я.

— О нет, тогда бы мне, боюсь, и вовсе член пришили, — хмыкнула она. — Но он меня раздражает не меньше, чем и моя семья. Если тебе повезет, познакомишься с моей семьей. Они милые, тебе понравятся однозначно. Думаю, уже сегодня припрутся.

Цурико была права, этой же ночью устроили набег бабуины, а я действительно познакомился с ее родителями. Хотя можно было просто сказать, что сегодня к нам несколько раз заглядывали бабуины.

Сложно было иначе назвать ее семейку, которая состояла из чего-то кричащих бабы и мужика, который от бабы не отставал, а еще двоих братьев и сестры. Они были похожи на сумасшедших, которые своими криками и визгами пытаются что-то доказать. Но что удивительно, только ее сестра молчала и вела себя нормально.

— Ты позор семьи! — ее отец надрывался так, что казалось он сейчас лопнет. — Ты вообще не должна была рождаться! Ты думаешь, что если стала охотницей, стала чего-то стоить?! Ты была никем, ты никем и осталась! Повернулась ко мне, когда я с тобой разговариваю! Куда пошла?! Сюда повернулась, когда я с тобой разговариваю.

Я даже не понимал, к чему это? Что они хотели доказать своими криками? Если хотят что-то объяснить, пусть придут и скажу в лицо ,а не стоят и не кричат, как скандирующие митингующие.

Лишний раз убеждаюсь, что здесь местный обычный люд, особенно из деревень совсем не отличается умом и сообразительностью. Угрожать и приказывать тому, кто выше тебя на два уровня — это такое себе. А учитывая, что Цурико их и за родителей то почти не считает и вовсе самоубийство.

И это все истерил отец, хочу заметить, а не мать. Вернее, не истерил — у него по тихой припадок случился и человеку было очень плохо. Мужик, довольно крепкий, а визжал как баба, брызжа слюной, как больная бешенством псина. Его лицо покраснело и на нем вздулись вены, будто сейчас он

— Слушай, может посоветовать ему к врачу обратиться? — настороженно посмотрел я на него. — Он меня не укусит? Цурико, мне страшно, он нас точно не укусит? Я прививку от бешенства не делал.

Вряд ли Цурико поняла, что такое прививка от бешенства, но мои слова ее все равно рассмешили, что лишь подлило огня в огонь. Там уже и мать подключилась, крича, какая же она неблагодарная сука, смеется отцу в лицо и вообще, ни копейки не отправила домой.

Перед тем, как скрыться в доме, Цурико сплюнула в их сторону, дернула головой и скрылась за дверью.

Их истерические крики еще слышались за дверью, когда мы уже начали обсуждать план по зачистке местности от опасных обезьян.

— Это кочующие группы обычно, и они оседают чаще всего в том случае, если появилось сильное демоническое животное среди них. Убьем его — сможем выгнать их. Надо понять, куда они уходят каждый раз.

­— Э-э-э… я понял, да, но слушай, твой батя еще долго будет орать на всю улицу? Там соседи ничего не скажут?

— Здесь подобное в порядке вещей, — фыркнула Цурико, но взгляд то и дело косился на дверь. — Только не говори, что боишься его.

— Нет, но он меня немного смущает. Мне выйти и поговорить с ним?

— Нет, не…

В этот момент ее батя начал ломиться к нам в дверь, продолжая называть ее тупой шлюхой.

— Хотя знаешь, пожалуйста, — неожиданно оскалилась она. — Главное не убивай.

— Ладно, — встал я из-за стола.

Честно, меня всегда бесило такое быдло. Орут, кричат, угрожают, нападают, но стоит им немного прищемить хвост, как они тут же с воем бегут плакаться и жаловаться. Почему-то я был более чем уверен, что здесь будет точно так же. Ощущение, что мы приехали не на охоту, а на семейные разборки.

Я осторожно приоткрыл дверь, в которую тарабанил батя и требовал, чтобы ему открыли.

— Чего надо? Вы мешаете спасать вас.

— С дороги щенок, — рыкнул он и толкнул дверь, но с тем же успехом он мог толкать деревья, когда ее держу я. — Я за дочерью.

— Вас никто не звал, идите домой, потом с ней поговорите.

— Я сказал открой дверь! Я тебе сейчас зубы выбью! Ты думаешь такой крутой?! Ты знаешь, кто я?!

— Мудак? — сделал я попытку.

— Че ты сказал?! Я тебя сейчас урою! Ты знаешь, с кем связываешься?!

Однажды я читал еще в своем мире про крестьян, которые тоже не ведали страха. Когда обычного люда много, когда они тупые и недоразвитые, когда не понимают, кто перед ними, они начинают лаять. Как собаки. Даже не задумываются, что человек напротив может скрутить их в тугой узел. Но стоит им почувствовать боль, как тут же приходит озарение и уважение…

Батя Цурико еще раз попытался толкнуть дверь, просто брызжа слюной и весь бордовый, и на этот раз я позволил ему это сделать. Но лишь для того, чтобы в следующее мгновение поймать его за шею и просто вышвырнуть обратно на улицу, после чего выйти следом, прикрыв дверь.

Но полунамеков тот не понимал. А что делают, когда собака лает и пытается укусить? Правильно, ее бьют.

Поэтому когда батя Цурико вскочил, совсем уже с безумной мордой и бросился на меня с кулаками, я его просто ударил. Совсем чуть-чуть. В морду.

Быстрое движение руки, и тот будто напоролся на стену, дернув головой назад. Брызнула кровь, он покачнулся с совершенно охреневшим видом, после чего посмотрел на меня, будто пытаясь понять, что только что произошло.

— Ах ты сучий сын! Я тебя убью за это! — взвизгнул он как поросенок и бросился на меня в атаку.

Иногда люди действительно понимают только боль, как это не прискорбно. Я не то что бы испытывал гнев или ярость, хотел самоутвердиться или еще что-то, совершенно нет, просто на этом надо было поставить точку, поэтому я…

Шагнул в бок и слегка пнул ему в колено. Пнул так, что колено согнулась в обратную сторону и тот выпучив глаза, просто упал на землю и начал визжать так, будто я ему по яйцам ударил.

Не успел я оглянуться, как ко мне подскочила его долбанутая жена, что-то истошно крича и уже замахиваясь кулаками. А через секунду рухнула на землю от пощечины. Я не придерживался общего мнения, что если тебя бьет женщина, то будь мужиком и терпи. Нихера — если человек позволяет на тебя поднять руку, то ты можешь позволить себе дать ему сдачи.

Один из братьев тоже сделал попытку на меня напасть, но рухнул с одного быстрого прямого, в который я даже силы не вложил. Остальные двое: сестра и младший по ходу, не сделали ни единого поползновения в мою сторону, глядя на происходящее с ужасом.

— Вы хотите что-нибудь передать сестре? — спросил я, глядя на двух оставшихся членов банды… то есть дружной и заботливой семьи.

Они дружно замахали головами.

— Ясно, тогда всего доброго вам, — кивнул я, по пути пнув отца Цурико в лицо, чтобы он наконец заткнулся уже, и деревня погрузилась в тишину.

Я знал, что мне смотрят в спину не две пары глаз, а куда больше, и возможно теперь уже настроенные враждебно, но не обратил на это внимания. Пусть смотрят, если хотят, пусть злятся, но правда в том, что я убью их всех, а они даже синяка не оставят на мне.

— Закончил с ним? — спросила Цурико, когда я вошел. — Я слышала, как он визжал, словно свинья.

— Он оказался очень приятным в общении человеком.

— Ты ведь его не убил?

— Нет, ногу сломал только.

— А, тогда ничего страшного, — отмахнулась она. — Возвращаясь к бабуинам, красноносые бабуины хищники, охотятся стаями и нападают чаще всего сверху. Просто наваливаются и рвут когтями и зубами. Вряд ли они причинят нам вред, но надо быть настороже. Обычные нам не опасны, но демонический бабуин может создать много проблем.

— Демонический бабуин… — улыбнулся я.

— Тебе смешно? — тут же ощетинилась Цурико.

— Да, звучит же забавно, ­— развел я руками. — Демонический бабуин… Блин, реально прикольно же.

— Не когда он напрыгнет тебе на спину и воткнет тебе зубы прямо в позвоночник.

— Звучит опасно.

— Это ночные хищники, поэтому придется следовать за ними ночью. Сейчас ляжем, с закатом встанем и…

— Погоди, а зачем следовать?

— Ты не слышал…

— Я слышал, но бегать за ними ночью — это лишний риск. Встанем с закатом, спугнем тварей, но при этом поймаем одну из них. И уже днем при свете дня мы ее выпустим и посмотрим, куда она нас приведет.

— Думаешь? — с сомнением спросила она.

— Животное всегда возвращается к стае или гнезду, — кивнул я.

— Не знаю… — с сомнением Цурико, но спорить с моим вариантом не стала и уже к вечеру мы были готовы к охоте.

Удивительно, но смелые представители деревни, которые не боялись показывать пренебрежения Цурико с большой опаской поглядывали на лес, откуда приходили наши младшие братья. Они загоняли кур, вешали замки на амбары и даже заколачивали на ночь двери, чтобы никто не смог проникнуть к скоту.

Родители буквально считали детей, загоняя их в дом, некоторых пинками и розгами, с опаской поглядывая на заходящее солнце.

— Нам не полагается премия за то, что мы вернули тело одного из детей? ­— спросил я.

— Премия? От этих? — усмехнулась недобро Цурико. — Это удавятся за пыль с кристалла, а ты говоришь о дополнительной выплате.

— Ну мало ли… — пожал я плечами. — А в твоем детстве происходило подобное?

— Что людей утаскивали дикие звери? Да, несколько раз. Из соседской семьи ягуар утащил девочку, а потом двух парней и девушку. Я тогда и увидела охотниц в первый раз. Четыре грозные и красивые охотницы, которые пришли к нам. Они пришли под утро, а к вечеру вынесли из леса убитого ягуара и тела тех, кого смогли найти.

— И ты решила стать охотницей в тот момент, — понял я.

— А че? Они были красивыми и сильным! — возмутилась Цурико.

— Да я ничего не говорю, просто…

Но меня перебили: какой-то мужик, который больше походил на алкаша, проходя мимо, не мог не удержаться, чтобы не показать, кто здесь хозяин.

— Эй, идите работать! Вам не за это платят, чтобы вы тут сидели и болтали!

— Катись отсюда, — ответил я и бросил в него в ответ камень.

Тот попал ему прямо в бок, и мужик, как и положено чмошнику, испуганно чуть ли не бегом убрался от нас подальше, уже не выглядя таким уверенным и смелым.

— Смотрю, тебе нравится это, — прищурилась Цурико.

— Не пойми неправильно. Если ко мне относятся с уважением, то и я отвечаю тем же. А гонять вот таких обмудков… блин, да, мне это очень греет душу, когда они становятся из таких крутых просто ничем, кем, по сути, и являются.

К тому же я его не убил, а просто прогнал, это уже можно считать верхом великодушия — я уже достаточно повидал мир, чтобы сказать, что за такое могли бы и убить вообще без каких-либо проблем.

Мы сидели на крыше своего невысокого домика, наблюдая за лесом, пока люди прятались по домам, чтобы пережить еще одну ночь. Солнце очень медленно опускалось, окрашивая округу сначала в бордовые цвета, а потом и в темно-синие.

Прошло около часа и от солнца осталось, как напоминание, узкая полоска света на горизонте, которого отсюда было не видно. Еще было что-то видно, но уже не так хорошо, как хотелось бы. Зато лес отреагировал на это довольно характерно, наполнившись ночной жизнью.

— Ты уверена, что они сегодня точно придут? — спросил я. — Чет никого не видно.

— Думаешь, они по часам приходят? — недовольно ответила Цурико. — Ждем.

А ждать пришлось, наверное, часов до двух ночи. Все это время мы просто сидели на крыше, будто на свидании, и прислушивались к окружению. Вода реки поблескивала в лунном свете, шелестели листья деревьев, иногда где-то вскрикивала испуганно птица и некоторое время все было действительно тихо, насколько может быть тихо в ночном лесу.

Первый крик раздался где-то очень далеко далеко в лесу выше по склону за рекой. Один единственный, но от него стало как-то не по себе. Жуткий, кровожадный и голодный. А потом подобные обезьяньи крики начали раздаваться один за другим. Не прошло и десяти минут, как ночной лес наполнился таким хором обезьян, будто они собирались в атаку на деревню.

— Ну вот и началось… — пробормотали мы одновременно, из-за чего переглянулись и… усмехнулись.

Наша ночная охота началась.