Четверг, 29 августа 1974 года. Раннее утро
Около границы Кировоградской и Николаевской областей
Доехать поездом до родного для Миши Первомайска в конце августа — из Москвы! — делом было нереальным. Это, если ехать прямым и коротким путем — через Киев. А вот, если сделать крюк — пересесть в Харькове на поезд до Одессы — то всё складывается, как простенький паззл. Хотя и не самым лучшим образом. Сходить надо будет на станции Помошная, откуда до Первомайска останется еще час пути — на автобусе. Однако первомайцы давно были в курсе всех этих логистических причуд…
…Состав подкатил к перрону, и затих, словно задремал — было ясно слышно, как в соседнем купе звякает ложечка в стакане.
— Постель сдали? — осведомилась Наталья ясным спросонья голосом, и Миша с Васёнком дружно кивнули. — Вперед…
Громко лязгнула подножка, поднятая дебелой проводницей — перрон тут низкий, надо спускаться по лесенке из трех дырчатых ступеней.
Вася слез первым и подал руку Талии, но женщина легко справилась сама, не забыв благодарно улыбнуться.
— За мной! — призывно кликнул Миша. На одном плече он нёс модный вещевой мешочек-торбу, над другим покачивалась гитара Васёнка. Ивернева шагала, свободная от ручной клади, но и «безразмерный» Васин рюкзак изрядно усох. Обвис, скукожился, как воздушный шар, испустивший теплый воздух.
Пройдя мимо большого виадука, высоко поднятого над путями, и маленьким вокзальчиком, стройотрядовцы выбрались к совсем уж крохотной автостанции, возле которой «дремал» лобастенький «пазик», белый с синим.
— Занимайте места! — скомандовал Миша на правах местного. — А я билеты куплю!
Талия не стала капризничать, и вспорхнула в салон, где уже ворочались, зевая и воздыхая, четверо или пятеро селян. Шофёр и сам почивать изволил, скрючившись на сиденье и прикрыв лицо кепкой.
Васёнок занял сразу два места, устроив рядом свой рюкзачище, поэтому Миша разделил диванчик с Натальей, чему был рад, как нежданному подарку.
Оглянувшись и успокоившись насчет колхозников, он тихонько спросил, по инерции соблюдая правила конспирации:
— Марин, я одного не пойму… А зачем, вообще, такие сложности с этой… аутотрансплантацией сознания? Ведь и Васё… Василий мог бы остаться в прошлом, как Глеб Бауэр, и сделать всё то же самое? — Тут Миша немного стушевался: — Ну… да, стать отцом самому себе он точно бы не смог, и вместо Инны Дворской пришлось бы ему другую девушку искать…
Васёнок усмехнулся, и покачал головой.
— Не всё так просто, — снисходительно молвил он, унимая бас. — Мы с «Мариной» — ксенохронарные объекты и, если наши коллеги из НИИВ четко пеленгуют нас в прошлом с помощью пятимерных преобразователей пространства, то Гомеостазис Мироздания нас и подавно «видит». И терпит лишь потому, что наши действия не нарушают реальности. Но стоит только «Глебу Бауэру» предпринять что-нибудь, оказывающее существенное влияние на привычный ход событий, как Гомеостазис от «дяди Глеба» мокрого места не оставит…
— «Глеб» маленько очеловечивает физику, — мягко улыбнулась Ивернева. — Гомеостазис всего лишь, как пишут в учебнике, «согласованное сочетание основополагающих законов, определяющих эволюцию вселенной»… Правда, «Глебу» от этого не легче!
— Да уж! — насмешливо фыркнул Васёнок. — А вот ты — свой. Даже с «подсаженным» сознанием из будущего, твою ксенохронарность можно заметить разве что на квантовом уровне, но Гомеостазису этого не дано.
— На квантовом уровне?.. — азартно заёрзал Миша. — А какое отношение имеет квантовая механика к памяти и сознанию?
— Сдаюсь! — стыдливо крякнул Василий. — Это ты лучше «Марину» спрашивай!
Подумав, Наталья всерьез начала растолковывать мальчишке квантовую теорию сознания. Паче чаяния, «реципиент» быстро уловил суть ее умозаключений. Конечно, не настолько углубленно, как она сама или взрослый Миха из будущего, окончивший физфак МГУ, но для подростка — очень даже.
А когда Талия дошла до одного из следствий своей теории — взаимосвязи психодинамической энергии и темпорального поля, Миша запальчиво рубанул, что в таком случае время вокруг активного паранорма должно течь медленней, и хороший хронометр обязательно засечет такую аномалию.
— И засёк! — хохотнул Васёнок. — Классный, такой, хронометр фирмы «Полёт»! На ручке твоей внучки!
— Тише вы! — негодующе шикнула Ивернева. — Разорались…
Михаил Петрович с Василием Михайловичем чинно смолкли.
А тут и время вышло. Водила зевнул с отчетливым хряском, потянулся — и завел мотор, не оглядываясь на пассажиров. Сколько влезло, столько и влезло.
Заскрежетав передачей, автобус тронулся, оставляя позади пересеченья путей и развилок, бодро покатил между приземистых коровников и вздыбленных силосных башен, между тучных нив и густых лесополос, прямо к Первомайску.
Пятница, 19 октября 2018 года. Ближе к вечеру
«Гамма»
Щёлково, улица Парковая
— Такое впечатление, — медленно проговорила Лея, кончиками пальцев упираясь в облупленный подоконник, — что я его всю жизнь знала…
— А так оно и есть! — охотно подхватила Наталишка, выбирая трусики. — Не, эти чересчур светленькие… Надену черненькие! Чую месячные…
— В знак траура? — Леины губы изломились в улыбке.
— Ага! — хихикнула «Стоун». Натянув галантерейное изделие, она пошлепала себя ладонями по животу, и сказала задумчиво: — Он почти такой же, как Мигел, только редко улыбается — слишком много накопил плохих воспоминаний, разочарований всяких… Ему тяжело, но он всё равно надеется! Верит в лучшее — с отчаянием, даже с остервенением…
— Ты его только так и называешь, — ласково улыбнулась Лея. — «Он», да «он»…
— Ой, а сама-то… — с надменностью фыркнула Натали, примеряя футболку. Глянув в зеркало, развела руками: — Да просто… не знаю, как называть! Ну, не дедом же… А «Мигел» — это как бы не о нем.
«Лена Рожкова» звонко рассмеялась.
— Ага, бедненькие мы, не знаем! А сами только и щебечем: Миша, да Миша! «Ой, Миша, а у тебя кофейку не найдется?» «Миша, привет! А у нас там, у шкафчика дверца отваливается… Не глянешь?»
— А ему нравится! — воскликнула Наталишка, смеясь.
— Еще бы ему не нравилось… — Лея посмурнела, глядя в окно. Как будто синие сумерки, оседающие с темнеющего неба, окрасили ее настроение.
— Чего ты? — насторожилась «Стоун». — Переживаешь, что скоро… уже и… Еще долго, до послезавтра!
— Да нет… Вспомнилось просто. Пересеклась вчера с тем местным гопником. Помнишь, здоровяк такой, поперек себя шире? Как его… Грига? Нет…
— Грицай? — Наталишка нахмурилась. — Надо было Тимке сказать, он бы разобрался.
— Да я сама! — отмахнулась Лея, усмехаясь. — Большая девочка уже… Иду, главное, а он мне дорогу загораживает. Я обхожу, и тут Грицай хватает меня своими лапищами! А воняет от него… Ну, врезала ногой по щиколотке, руки высвободила — и два укола по точкам. А пресс у Грицая сла-абенький… Еле жировые складки пробила! Неприятно вспоминать… Будто измазалась в дерьме — и не отмылась.
— «Рожкова»! — Натали сурово нахмурила брови. — Так ты что, без оружия ходишь?
— Да куда я его суну? — начала оправдываться Лея. — Без сумочки же вышла! За пояс? А чем прикрыть? Вчера даже в ветровке душно было… — обрывая разговор, она засуетилась: — Ну, ладно, «носса сережейра». Бди! Я в магазин — и обратно.
— Поздно уже, — в Наташкином взгляде мелькнуло беспокойство.
— Я быстро!
— Тимке скажи! — крикнула «Стоун» вдогонку.
— Ладно! — ответила «Рожкова» с порога, и аккуратно притворила дверь.
— Переживай теперь из-за нее… — забурчала Наталишка, влезая в джинсы, и покрутилась перед зеркалом. Отражение довольно улыбнулось ей.
Тимка Зимин честно бдел, сидя за рулем неприметной «Тойоты Короллы». Напрягся было, завидев Лею, выбежавшую из обтерханного подъезда, но тут же впал обратно в релакс, уловив успокаивающий жест товарища старшего лейтенанта.
Покусав губку, старлей решила всё-таки состорожничать, и не ходить дворами, да закоулками. По улице дольше топать, зато светло и людно…
Она пошагала по выщербленному тротуару, огибая запущенный, разросшийся скверик, и тут-то они все и вылезли, как дикие твари из Запретного Леса.
Их было четверо. Вернее, трое и один. Громадный, бесформенный Грицай солировал, а троица гавриков изображала подтанцовку.
Тонкие губы местного «короля» растянулись в слюнявой улыбке.
— Мне не отказывают, чика! — сипло забасил он, напуская смрадного перегару. — А самых упертых мы наказываем. Вчетвером!
Гопа радостно загоготала, окружая место «свидания», как раз в круге света фонаря — вокруг яркой ртутной лампы, словно живые искры, вилась мошкара… А Лея по-настоящему испугалась.
Она кляла себя за легкомыслие, за то, что вышла без табельного, а тут ей не «Альфа»!
Еще минуту назад бегство казалось Лее исходом унизительным, но как быть-то? Ощущая срамную беспомощность и томительное, как будто падаешь во сне, отчаяние, девушка оглянулась. Никого. Лишь вдалеке смутно серела одинокая мужская фигура.
«Бей первой!»
Мгновенно выбрав самого слабого из четверки — кудрявого молодчика, смахивавшего на цыгана, Лея ударила его носком кроссовка в колено, но тот оказался юрким. Увернувшись, кудряш выпустил на волю похабщину, и резко отпихнул девушку.
Она обязательно упала бы, но Грицай сцапал ее за руку, крутанул, с размаху хлеща пятерней. Лею отнесло к фонарному столбу — и двое из подтанцовки, гогоча, отпасовали девушку, как мяч.
Чувствуя и страх, и стыд, и ярость, Гарина всадила маленький, но крепкий кулачок в широкую морду здоровяка. Грицай взревел. Схватив девушку за шею, он злобно прорычал:
— С-сука!
Задыхаясь, Лея колотила по чудовищным лапам, бугристыми от мышц — с тем же успехом можно было охаживать ковш экскаватора. Краем глаза она заметила подбежавшего мужчину, узнала Гарина, но не позвать, ни вздохнуть не смогла.
— Стопэ! — крикнул жеманный мужчинка, вставая на Мишином пути.
— А ну, дёргай отсюда! — прорычал кудрявый. — Резче!
Углядев «рыцаря без страха и упрека», Грицай осклабился и разжал пальцы. «Лена Рожкова» слабо взмахнула руками, падая на увядшую траву газончика. Что было дальше, она не помнила — сознание угасло, затемняя реал. Крики, стоны, дикое неистовство…
…Мрак небытия отступил, стоило Лее ощутить чьи-то ладони, давившие на левую грудь, и услыхать срывающийся, молящий шепот:
— Очнись, очнись… Ну, пожалуйста!
Девушка захрипела, делая сиплый вдох, и открыла глаза. Над нею склонялся Гарин — его бледное, тревожное лицо перетянуло счастливой улыбкой.
— Ничего не говори! — заторопился Миша. — А то будет больно! Потерпи немножко, маленькая…
Образ спасителя задрожал, расплылся за жгучими слезами.
— Спас-сибо… — сипло вытолкнула Лея.
— Не за что, — облегченно светлея, улыбнулся Михаил Петрович, и подхватил девушку на руки. — Пойдем отсюда.
Мельком заметив мычащего Грицая, ворочавшегося на пыльном асфальте, «Рожкова» крепче обняла Мишу за шею, и затихла, как всякая, убереженная от страшной участи. Хорошо…
Гарин свернул в переулок, заставленный автомобилями, и тотчас же над их лакированными крышами разнесся пронзительный крик:
— Ленка!
Часто цокая каблучками, подбежала Наталишка, и зачастила испуганно:
— Что с ней? Она живая? Я из окна смотрю, а тут… Так, в халате, и выбежала! Это Грицай ее? Ленка отказала ему, а он… Она живая? Ты ее спас? Да?
— Да вот, проходил мимо, — прокряхтел Гарин, — дай, думаю, окажу первую медицинскую помощь… Открой дверь.
Наташка, в джинсах и халате, бросилась к гулким дверям подъезда, и распахнула их. Лея, уткнувшись в сильное плечо, не раскрывала глаз, и только слышала, как под Мишиными ногами клацнула отставшая кафельная плитка, как жестяно лязгнули почтовые ящики, задетые локтем.
— Опусти меня… — прошептала девушка. — Я тяжелая…
— Это приятная тяжесть, — улыбнулся Гарин.
Наталишка первой взбежала на третий этаж, и открыла дверь квартиры.
— Сюда! — донесся ее заполошный голос.
Миша вошел бочком, пыхтя с натуги — Лее было и стыдно, и сладостно.
— Сюда, сюда! — воззвала Наталишка из спальни.
Гарин бережно опустил свой драгоценный груз на двуспальное ложе, проскрипевшее с тихим завизгом.
— Да я бы сама… — поздновато застеснялась Лея.
— Лежи, — наметил Гарин улыбку, приседая с краю. — Наташ!
— Я здесь! — «Томина» нарисовалась в дверях с ноутбуком в руках. С интересом поглядывая на лежачую и сидячего, она поставила «желейку» на старомодный буфет, и коснулась сенсора «Вкл.»
— Постельный режим, — увесисто сказал Миша под нехитрую мелодийку «Ампарикс-ГМ». — Кушать пока не надо, но пить можно. Будет больно если, зовите меня. Ладно?
— Ага! — Наталишка покладисто тряхнула головой.
— Только не стесняйтесь! Ночью прижмет — будите! Не надо боль терпеть.
— Не буду, — бледно улыбнулась Лея.
— Выздоравливай… — смущенно проворчал Гарин, убирая руку. Похоже, он лишь сейчас заметил, что всё время держал ладонь на гладком девичьем бедре, и гораздо выше ладной коленки…
…«Томина» выбежала в прихожку — проводить.
— Спасибо тебе! — донеслось до «Рожковой». — Не знаю, чтобы я делала, если бы… Если бы… — бессвязные слова оборвались поцелуем. — Спасибо…
— Спокойной ночи, — мягко сказал Миша, переступая порог, и аккуратно прикрыл за собою дверь.
— Спокойной… — шепнула Лея.
На нее, как благодать, ниспошла уверенность.
«Всё будет хорошо, и даже лучше…»
Тот же день, позже
«Альфа»
Москва, проспект Калинина
— Что ж я за дебил такой? — болезненно морщился Гарин, кружа по кабинету Исаевой.
— Миш, успокойся, — заворковала начальница УСБС, поднимаясь из-за стола. — Всё же хорошо закончилось!
Михаил резко остановился, покачиваясь с пяток на носки, сунул руки в карманы брюк и угрюмо глянул в обширное окно.
— Понимаешь, Марин, я вообще не рассказал девчонкам о Грицае! — вырвалось у него. — Забыл! Как… Как какой-нибудь дементный старикашка! А если бы…
— Стоп! — прервала его Исаева. — Миш, мы все зациклились на двадцать втором октября, а то, что случилось ранее, упустили. Тут и моя вина!
— Марин…
— Нет-нет, Мишенька! — помотала Марина головой. — Не спорь! Это вопрос моей зоны ответственности. А ведь я уже допустила одну ошибку, когда готовила легенду Талии! Ну, какая из нее харьковчанка? Кому, вообще, придет в голову ехать поступать в украинский вуз — из алтайского Шерегеша? Вот Миша ее и раскрыл!
— Но всё же только к лучшему!
— Согласна! — пропела Исаева. — Но вот и вторая моя ошибка… Я же помню, как ты рассказывал о знакомстве с девчонками. Ты им заварку одалживал, кран починял, консультировал… хи-хи… какое платье идет, и… лечил. А вот почему лечил, отчего — это я упустила! Миш… — Марина легонько прижалась к мужчине. — То, что там случилось — это только к лучшему, и… Ведь именно так всё и было, сам же сказал! Так что не переживай. Ладно?
Она посмотрела прямо в глаза напротив, и Гарин ласково коснулся губами ямочки на полковничьей щеке.
Воскресенье, 21 октября 2018 года. Вечер
Щёлково, улица Парковая
— Куда-а? — грозно спросила Наталишка.
— Мишу позову, — невинно улыбнулась Лея. — Пора уже…
— Сама позову! Хватит с тебя. Теперь моя очередь…
— Да ладно… — заворчала «Рожкова», уступая.
Победно улыбнувшись, «носса сережейра» продефилировала в прихожку.
— Только ты попой крути поменьше, «Стоун»!
— Ой, а сама-то? — фыркнула Наталишка, шагнув на лестничную площадку.
Обе девушки оделись в точности, как их упомнил Мигел — в отменно короткие цветастые халатики. Только тот, в который запахнулась Лея, затягивался пояском, а Наталишкин застегивался на пуговицы. Подумав, «Томина» расстегнула две верхних пуговицы. Пусть Мише будет приятно…
Три шага — и вот она, дверь Мишиной квартиры. Деликатный стук в дверь тут же отозвался приглушенным возгласом:
— Да, да!
Наталишка юркнула на территорию «Мигела»… который не знал еще, что он «Мигел». Хозяин квартиры вышел с кухни, торопливо застегивая не глаженную рубашку.
— Можно? — заулыбалась девушка.
— Вам можно всё, — ответил Миша бархатным голосом.
«Здесь надо губы надуть», — вспомнила Натали.
— Опять на «вы»? — она обиженно выпятила нижнюю губку.
— Больше не буду! — Гарин покаянно приложил ладонь к сердцу, в то же время облизывая взглядом ладную девичью фигурку.
Довольная Наталишка важно протянула:
— Ну ла-адно… Я пришла, знаешь, зачем?
— Не-а.
— Хочу пригласить тебя в гости!
Миша крякнул, ладонями разглаживая мятую рубашку.
— Боюсь, мой костюм не совсем подходит для визитов…
— Да мы по-домашнему, в дезабилье! Чайку попьем, поболтаем…
— А с меня тогда что? — взбодрился Гарин.
— А я у тебя вчера бутылку тоника видела…- затянула девушка.
— «Швепс»?
— Ага! У нас еще «Чинзано» осталось немного, с прошлого раза, а мы его чистым не пьем — с тоником вкуснее.
— Принесу обязательно, — твердо пообещал Миша.
— Так пойдем!
— Сейчас? — замешкался Гарин.
— А чего ждать? — рассмеялась Натали. — Время идет, молодость проходит!
Мишино лицо замаслилось улыбкой.
— Ну, вам… м-м… тебе еще рано об этом сокрушаться.
— Ты умеешь говорить комплименты, — сладко улыбнулась девушка.
— Комплимент — это, когда восхищаешься стройностью толстушки, — парировал мужчина. — Мне куда приятней говорить правду. Скажешь красивой девушке, что она хороша — и самому приятно, и красавишне. Сейчас, я захвачу тоник…
Выудив пластиковую бутылку из холодильника, Миша вышел вслед за Наталишкой, и девушка улыбнулась, четко представляя, куда именно направлен мужской взгляд. А сейчас Миша спросит… Просто так, лишь бы отвлечься…
— Как Лена? — долетел вопрос из-за спины.
— А всё уже! — оживилась «Томина», чувствуя себя, как на сцене. — Горло не болит, и вообще… Только синяки не сошли еще.
— Это скоро пройдет.
— Ага! — Натали пропустила соседа в прихожую, и крикнула:
— Ленка, мы пришли!
Немножко нервничая, она огляделась. Вроде всё чистенько… И обстановка — в простеньком стиле, памятном Мише. Цветок на подоконнике… Картина на стене… Оригинальный половичок…
Голоногая Лея вышла в туго затянутом халатике, улыбнулась обворожительно, как она умела, и отобрала «Швепс» у Миши.
— Прошу к столу! Сегодня мы будем праздновать… — «Рожкова» взяла паузу, тут же напуская таинственности: — Ну-у… Наташка в курсе, а тебе я потом скажу.
— Заинтригован, — обронил Гарин.
Стол был накрыт по-студенчески, чтобы не выбиваться за рамки «легенды» — девчонки выставили румяную шарлотку с утонувшими под корочкой дольками яблок, нарезали хлебца, колбаски, сырку, даже на ветчинку разорились. И еще баночку корнишонов откупорили.
— Чем богаты! — пропела Наталишка, торжественно выставляя на стол ополовиненный сосуд с цветастой наклейкой «Cinzano». — Твой ход, Миша.
Мужчина согласно кивнул, и разлил вермут по рюмкам — все три представляли разные сервизы.
— Вот в наше время… — проговорил он с усмешечкой, подражая аксакалам, оккупирующим лавочку у подъезда. — В восемьдесят втором я такую бутылку случайно купил — ресторан торговал навынос.
— И почем? — заинтересованно спросила Лея.
— Девять рублей за литровую.
— Ты скучаешь по тем временам?
Миша пристально посмотрел на «Рожкову», и Наталишка занервничала.
— Скучаю?.. — протянул Гарин, раздумывая. — Дело не в ностальгии, Леночка. Понимаешь, я родился и вырос в великой стране, и когда всякие лишенцы развалили ее, я будто стал эмигрантом против своей воли. Человеком без родины! Российская Федерация — это сильно обгрызенный Советский Союз, в котором почти не осталось ничего советского. У меня отняли очень и очень многое — красный пионерский галстук и комсомольский значок, Ленинград и Калинин, обращение «товарищ» и уставную фразу «Служу Советскому Союзу!», милицию и КГБ… Да что толку перечислять? Мне стало очень неуютно, некомфортно, когда враги народа развалили СССР, и такое состояние держится во мне до сих пор. Я не успокоюсь, пока эта страна снова не станет Союзом — Российским или Евразийским, не суть важно.
— А я читала, что в СССР был тотальный дефицит, — осторожно вступила Натали, — и что не разрешалось просто, вот так вот, взять, и выехать за границу…
— Верно, — кивком согласился Миша. — Как правда и то, что Советскому Союзу изо всех сил мешали расти, всё время вели войну против нас, да и внутри СССР хватало вражья, начиная с пленумов ЦК КПСС и кончая посиделками творческой интеллигенции. Слишком много было наделано глупостей, допущено ошибок… Вместо того, чтобы реально развивать строй, увлекались софистикой — то у нас «р а́ звитый» был социализм, то развит о́ й'. Ой, да ну их всех!
— А давайте выпьем за СССР! — предложила Лея, точно по тексту, выверенным самим Мигелом.
— Не чокаясь? — криво усмехнулся Гарин.
— Чокаясь, чокаясь! Наливай.
Миша плеснул в рюмки тоник, щедро разбавив вино.
— Ну, поехали! — произнес он универсальный тост.
Рюмки клацнули, озвучивая единодушие. Хорошо пошло!
Так втроем и уговорили бутылочку. Лея разрумянилась, глазищи у нее заблестели, да Наталишка и сама чувствовала, как горят щеки. И причиной тому был не только хмель, но и Мишино влечение. Девица-паранорм ощущала его остро, смакуя каждую секунду приятного волнения… и абсолютно не желая признаваться, что они — родня!
Хозяйки и гость болтали обо всем и ни о чем, живя ощущениями, как во всякой молодежной компании, а пока грелся старый, чуток мятый чайник, «Рожкова» объявила танцы.
— Я сама, я сама! — заспешила Наталишка, и осторожно, держась пальчиками за края, вынула из конверта грампластинку.
Торжественно водрузила «винил» на вертушку, бережно опустила звукосниматель…
Легчайшее шипение с потрескиванием донеслось из динамиков, а потом сочно, чувственно зазвучал саксофон, выдувая нечто плавное и завораживающее.
А хитрая Лея не стала дожидаться, пока ее пригласят — сама прижалась к «Мише», бессовестная, положила ему руки на плечи, а бюст-то у нее ого-го какой! Вон, Гарин сам притянул бесстыдницу за талию… Конечно…
«Ничего… — мстительно подумала Наталишка. — Я станцую с ним после „хронодиверсии“! А Лею и близко не подпущу!»
Она с удовольствием наблюдала за Мишей, хмурившим лоб. Наверное, чувствовал в партнерше не простую симпатию, а любовь! И растерялся, бедненький…
— Тебя что-то беспокоит. — Гарин легонько притянул Лею к себе. — Что? Ты боишься Грицая? Не надо его бояться. Если до него еще не дошло, я проведу с ним воспитательную работу!
Девушка вздохнула, словно испытывая затруднение.
— Я не боюсь. Просто…
— Расскажи ему. Пора, — подала голос Наталишка. Она сидела на стуле, и развлекалась тем, что болтала ногами, стараясь удержать шлепанцы на кончиках пальцев.
— Боюсь…
— Чистосердечное признание облегчит твою вину, — бодро пошутил Гарин.
— В общем… — промямлила «Рожкова», рассеянно поглаживая Мишины плечи. — Понимаешь…
— Мы из будущего! — решительно заявила «Томина», поджимая ноги. — Обе! Нас специально заслали в это время, чтобы встретиться с тобой.
— Со мной? — офигевал Миша, теряясь.
— Наш институт долго искал такого, как ты, — Лея талантливо изобразила влюбленную девушку в растрёпанных чувствах.
— Какого — такого? — Гарин «плыл», как боксер после хорошего нокдауна.
— Целителя! — раскинула руки Наталишка. Верхняя пуговка у нее расстегнулась, открывая ложбинку между грудей. — Чтобы ты смог отправиться в 1974-й год, войти в доверие к членам ЦК КПСС — они ж там все старые и больные! — и как-то воздействовать на них, побуждать, подталкивать к правильному выбору! Сам знаешь, у пациента возникают особые отношения с врачом, когда происходит исцеление, а вместо болей и недомоганий ощущаешь здоровье. Советская эпоха — самая великая в истории России, и ей нельзя было кончаться! Ну, никак!
В Мишиных глазах заблестела робкая вера
— А почему именно в том году? — спросил он, видимо, ощущая зыбкость реала.
— Чем позже, тем сложнее будет начать перестройку, — сказала «Томина» назидательно. — Кстати, этот термин придумал Андропов, а вовсе не Горбачев.
Немного задержавшись с вопросом, Миша все-таки задал его:
— И… как я туда попаду? На машине времени?
— Машина времени? — попыталась наморщить лоб Наталишка, но складочек не вышло. — О, так только журналисты говорят!
— Тут все засекречено, — вмешалась «Рожкова», с энтузиазмом «гоня дезу»: — Единственное, что мы тебе можем рассказать, это… В общем, человек может переместиться из одного времени в другое, но проживет там три-четыре секунды, максимум, после чего перейдет в доквантовое состояние — от эманации хронокорпускул распадется любой иновременной объект.
— А вы тогда как тут объявились? — прищурился Гарин.
— А это не мы… — посмурнела «Томина», в свой черед.
— В смысле — не вы? — нахмурился Миша, не сводя глаз с волнующего выреза на халатике.
— Ну-у… — затянула Натали. — Сначала в это время запустили несколько темпоральных спутников, целую серию. Они тут всё разведали, а уже потом переместили нас…
— Энергосфера раскрылась неподалеку от этого дома, в скверике, где на лавочке сидели две девушки-студентки, Алла и Ксеня. Они стали нашими реципиентками… — подхватила эстафету «Лена». — Кстати, ты сейчас пялишься вовсе не на Наташу, а на Аллу Вишневскую…
Гарин опять завис.
— Да-а… — нарочито уныло сказала «Томина», поправляя халатик, чтобы Мише лучше было видно. — У меня они побольше…
— Да ты вообще дылдой была! — фыркнула «Рожкова».
— Была…
— Это… как? — выдавил Гарин.
— Ментальный перенос! — охотно разъяснила Наташа. — Когда энергосфера раскрылась, сработал транслятор — и скачал мое сознание в тело Аллы, а Ленкино — в Ксению.
— Страшно так… — передернула плечами «Рожкова». — Прямо жутко! Я закричала, а потом замерцало что-то перед глазами — и я увидела себя, пищавшую от испуга. А потом и я, и Наташка осыпались пыльцой…
Медленно переваривая трудно представимую информацию, Миша выговорил:
— И в кого же… переселюсь я?
— В себя! — быстро сказала «Лена». — В юного, смазливого мальчишечку — Мишу Гарина. Тем летом тебе сколько было? Шестнадцать?
— Почти, — растерянно проговорил Миша. — У меня день рождения — тридцатого сентября… И когда мне… туда? — выдавил он.
— Сегодня, — сказала Лея стеклянным голосом, и посмотрела на часы, тикающие на стене. — Наташка уже послала вызов… Помнишь, она позавчера с буком вышла? Вот тогда. Ровно через четыре часа ты окажешься в августе 74-го. Двадцать девятое число. Помнишь?
— Да, — Гарин замедленно кивнул. — Я тогда вернулся с ударной комсомольской — боец стройотряда «Вымпел». В нем когда-то папа вкалывал… Это случится прямо на улице?
— Нет-нет! — заспешила «Рожкова». — Уже в подъезде твоего дома, на лестничной площадке. Сосчитаешь до четырех, и… И всё…
Голос у Леи стал повыше, и она заплакала. По-настоящему.
«Артистка!» — восхитилась Натали.
— Не плачь, — всполошился «Миша». — Ты чего, Леночка?
— Я не хочу, чтобы ты уходил! — с надрывом сказала «Рожкова». — Не хочу! Я хочу быть с тобой!
Она приткнулась к Гарину, продолжая хлюпать, а тот успокаивал ее и гладил по спинке. Судя по румянцу, удовольствие в этот момент получали оба.
Наталишка смотрела на «парочку» и улыбалась. Потом расстегнула сразу две пуговки, и приняла задумчивый вид.
— Всё, всё… — проговорила Лена, быстро вытирая слезы ладонью. — Просто обидно стало: встретились — и сразу расстаемся! А я, дура, столько времени потеряла зря… — «Рожкова» судорожно вздохнула, как дитя после долгого плача. — Я сейчас приму душик, приведу себя в порядок, и мы с тобой обсудим план действий на будущее.
— На прошлое! — хихикнула Натали.
Понедельник, 22 октября. Ночь
«Гамма»
Щёлково, улица Парковая
Ровно в полночь посреди комнаты распух светящийся шар, переливавшийся сиреневым, и растаял, явив некий хитроумный параллелепипед, сложенный из множества фигур, как кубик Рубика.
Наташка тут же деловито разложила «кубик», как трансформер, на панели и консоли пульта. Уселась перед ним на стул, длинные тонкие пальцы запорхали по клавишам да прочим сенсорам. Пульт отозвался вереницами огоньков, вспыхивавшими экранами и разноголосыми писками.
Гарин нервно сглотнул. Думы постепенно замедляли свое кружение. Он смотрел на Томину, переводил взгляд на Рожкову — любовался на прощание.
22 октября 2018 года полностью переворачивало всю его жизнь. Оканчивало бытие здесь — и начинало с чистого листа там, в туманном прошлом.
— Всё помнишь? — спросила Лена, перебирая распечатки — точечная информация по 1974-му, совершенно секретная тогда, а ныне взятая в открытом доступе.
Отмирая, Миша повернулся к ней.
— Я ничего не забываю.
— Может, ты еще вернешься… — с надеждой пробормотала Рожкова. — В этот самый день, только часиков в десять-одиннадцать… М-м? Наташка говорила тебе про наш юбилей? Сегодня ровно пятьдесят дней, как мы тут, а раньше нас не было. И этот дом… Он старый, его еще в 68-м выстроили. Когда изменится будущее, дом так и будет стоять здесь…
— Обязательно загляну, — пообещал Гарин.
Лена грустно вздохнула.
— Забудешь… Я же знаю, что ты сделаешь в 82-м году — поедешь знакомиться со своей Дашей…
— Я ничего не забываю, Лена, — Мишин голос звучал серьезно. — И не забуду — ни Дашу, ни тебя, ни Наташу.
Рожкова тихонько всхлипнула, и потянулась к Гарину губами.
— Хватит лизаться, — сказала Томина с дурашливым осуждением. — Готовность раз!
— Да мы только начали!
Леночка целовалась самозабвенно, а тут и Наташка подоспела, и Миша от их гладких ручек почувствовал легкий туман в голове. В самый неподходящий момент донесся сигнал с ноутбука, а пульт-трансформер стал оплывать, проседать, как сугроб весною.
Тяжелыми клубами вспухла тускло-серебристая пыльца, и словно растворилась в воздухе, оставив по себе нездешний запах ёдкой горечи.
— Пора! — выдохнула Лена.
Михаил Петрович замер неуверенно, и в то же мгновенье посреди комнаты соткался тускло сияющий шар. Он почти касался шкафа и дивана трепещущими боками, отбрасывая на потолок шатающиеся тени и гудя, как провода высокого напряжения. Перепонка «люка» лопнула, по кругу раздвигая суетливые, ветвящиеся молнийки, и Миша непослушными ногами двинулся к энергосфере. Шел, будто под водой, преодолевая сопротивление страхов, комплексов, сомнений.
Энергосфера продолжала висеть, и даже не качнулась, не просела ничуть, когда Гарин взгромоздил свои килограммы на упругий, мятущийся узор силовых линий.
Он глянул в крайний раз на Рожкову, изо всех сил улыбавшуюся ему сквозь слезы, на Томину, махавшую рукой — и всё пропало за тусклой сиреневой вспышкой…
Там же, позже
Шёл первый час ночи. В открытую форточку залетал свежий ветерок, колыша занавеску, и этот шелест был единственным звуком, нарушавшим тишину.
Ноутбук-«желейка» лишь изредка попискивал, на его экране светились таблицы и сложные древовидные графики — результаты бифуркационного анализа.
Наталишка как будто оцепенела, а Лея, нервно поглядывая на приборы, ждала. Еще четыре минутки…
Михаил Гарин, развалившийся в кресле, выглядел довольно смешно с толстым шлемом ментографа на голове, но «Рожковой» было не до смеха — её всю трясло от крайнего напряжения.
«Стоун» поглядывала на нее, жалеючи, и решила отвлечь.
— А что он видит в своем сне? — спросила она шепотом.
— Можешь не таиться, — дернула губами Лея, — Миша ничего не слышит и даже не чувствует. Только это не сон, а фальш-воспоминания… Ему привиделось, как он усаживается в энергосферу…
— А зачем? — озадачилась Наталишка.
— Пусть думает, что мы и вправду из далекого будущего! Сомнения придут позже, когда Миша будет к ним готов. А сегодня… Он проснется где-то через десять часов, когда сработает психовыключение. Всё! Готово! — выдохнула Лея, вскакивая. — Тимку зови!
«Стоун» сорвалась с места, и вскоре привела Зимина. Ростом не ниже Васёнка, Тимофей уступал ему в ширине плеч и общей могутности. Застенчиво кивнув «Рожковой», он бережно принял в ладонь гель-кристалл с записью гаринского сознания.
— Осторожно! — благоговейно выговорила Лея. — Здесь — душа!
— Не волнуйтесь, товарищ старший лейтенант, — серьезно сказал Зимин, — довезу в целости и сохранности.
— Только не гони, — строго наказала Наталишка, — а то, знаю я тебя!
Тима усмехнулся, промедлил лишнюю секунду, и удалился, тихонько прикрыв дверь.
— Могла бы и поцеловать, — заворчала «Рожкова» с легким укором.
— Обойдется, — буркнула «Стоун», — нечего их баловать…
— Мигела своего так целуешь, не оторвать!
— Ох, «Рожкова»… — вздохнула Натали. — Ну, ты как скажешь! Сравнила! Мигел, он именно, что свой!
— Ладно, товарищ лейтенант, — вздохнула Лея, — бери Мишу за ноги, и потащили…
— Правильно! — хихикнула Наталишка. — Он же тебя таскал уже, теперь ты его…
«Рожкова» ухватила Гарина под мышки.
— Ух, тяжеленный какой…
— А что ты хочешь? — пропыхтела «Стоун». — Девяносто кило!
Девушки отволокли Мишу в его квартиру, и уложили на диван.
— Пошли, — шепнула «Рожкова», отпыхиваясь, — хоть часика три-четыре поспим!
Минутой позже в обеих квартирах зависла нестойкая тишина. Истекали последние часы…
После рассвета в «Гамме» — и до заката в «Альфе» — будущее сольется с прошлым, меняя реальность миров Сопределья. И уже никакому Гомеостазису не помешать человечествам, начавшим свой путь — от чистого истока в прекрасное далёко…
Понедельник, 22 октября 2018 года. На исходе ночи
«Гамма»
Смоленская область, Десногорск
Тима Зимин водить умел и любил, но слушался любимую девушку — выдерживал восемьдесят в час. Фары подметали тьму, и серая лента автострады стелилась и стелилась под колеса.
Рощи, реки, спящие города и поселки промахивали мимо, меньшая в зеркальцах заднего вида. И в сон не тянуло.
Бывало, что монотонность дороги отупляла, но тут на помощь приходила память о Наталишке — как она смеялась, сердилась, была то ласкова, то неприступна, но Тимофей млел одинаково. Он давно, еще со школы, понял, что Натали — это его жизнь, его судьба. Его счастье.
И как же всё хорошо сложилось! Они служат вместе!
Заулыбавшись, Зимин едва не пропустил нужный поворот. Тормоза жалобно взвизгнули, из-под колес брызнула щебенка с обочины, и «Тойота», качаясь и трясясь, съехала с шоссе.
На базу Тим наезжал регулярно — матери-командирши опасались использовать вертолеты или бизнес-джеты. Не стоило привлекать внимание…
В лучах фар осветились ворота в бетонной стене, но сигналить не пришлось — дежурный опознал машину на экране, и ткнул в нужную кнопку. Стальные воротины, погромыхивая, расползлись в стороны, пропуская «Тойоту», и медленно замкнулись.
«С грузом прибыл!»
Едва заглушив мотор, Зимин выскочил из тесноватой иномарки, но никуда бежать ему не пришлось — подполковник Ивернева сама выбежала ему навстречу.
— Всё нормально? — громко спросила она, подходя.
— Так точно. Вот!
Осторожно взяв гель-кристалл, Наталья Мстиславовна бегло улыбнулась:
— Отдыхай, Тим! У нас, как по эстафете…
— Тата! — гулко разнесся женский голос, и по гулкой лестнице ссыпалась Сосницкая. Доктор наук и директор института была одета, как в турпоход. — Тата! Привезли?
— У меня!
— Таточка, — затараторила Светлана, — я, конечно доверяю и Талии, и Васёнку, но лучше Леи или меня никто всё равно не справится!
Ивернева глянула исподлобья.
— Хочешь сама? Туда?
На оба вопроса последовали энергичные кивки. Товарищ подполковник думала недолго, и решительно скомандовала:
— За мной!
Четверг, 29 августа 1974 года. Вечер
Первомайск, улица Революции
Пройдя мимо ресторана «Южный Буг», где только-только начиналась гулянка, Талия выбралась к гаражам. Ключ от бокса Мишиного дяди изготовили без труда, а локация выходила идеальная — вроде, и тайная, но скрытая у всех на виду.
Если даже некая бдительная старушка и поинтересуется, кто это лезет в гараж, то вот он, Миша! А его дядя — в доме напротив. Еще вопросы есть?
Калитку в воротах открыл Васёнок — ключ влажно клацнул, отпирая замок.
— Заходим! Миша, свет пока не включай.
«Глеб Бауэр», впустив всех, притянул стальную дверь, «утепленную» досками, и сам нащупал выключатель.
— Глаза!
Свет вспыхнул неяркий, но после сумрака и он слепил. Проморгавшись, Наталья огляделась. Ничего особенного: стальная печь-«буржуйка», сработанная умельцами, добротный дощатый стеллаж, забитый полуразобранными телевизорами, осциллографами и прочими, совсем уж непонятными приборами. В углу грудой сложены детали так и не собранного мотоплуга, а за дверьми в подсобку отсвечивал верстак.
— Раньше у дяди Вовы «Запорожец» был, — негромко заговорил Миша, — а потом, после инсульта, он его продал… Зато тут подвал хороший, сухой, мы в нем картошку храним… А скоро уже?
— Две минуты осталось, — глянул Васёнок на часы.
Минуты тянулись долго, очень долго… И вдруг, прямо посреди гаража, засверкали синие и лиловые молнийки разрядов, сплетаясь в кружево энергосферы.
— Светлана⁈ — радостно воскликнула Талия. — Здрасьте!
Женщина, сидевшая на корточках, распрямилась и встала, сразу хватаясь за ценный груз.
— Вы нас не ждали, — весело сказала она, — а мы приперлись!
Сосницкая осеклась, увидав юного Гарина.
— Миша! Привет! Не узнаешь? Я — Света Шевелёва!
Мальчик безнадежно махнул рукой.
— Я уже устал удивляться! Давайте, поскорее, а то поздно уже…
— Мы быстро!
Усадив Мишу в разваленное кресло, занимавшее чуть ли не половину подсобки, Светлана аккуратно надела на его голову ментограф, как будто прихваченный со съемок фантастического фильма, и вложила в гнездо держатель с гель-кристаллом.
— Можешь закрыть глаза, если хочешь, или открой, не важно, — ворковала она, зорко следя за процессом ментального переноса. — Это неощутимо и недолго… Шестьдесят процентов… Восемьдесят… Девяносто пять… Сто. Голова не кружится?
— Н-нет, вроде… Что, всё, что ли?
— Что ли! — хохотнула Сосницкая. — Пойдем, мы тебя проводим.
— Пойдемте! — облегченно заулыбался Миша.
Дружная компания покинула гараж, и зашагала в сумеречной сини. Все молчали. Васёнок с детства был неразговорчив. Светлана шагала, думая о той Свете, что плакала сейчас, прикованная к постели навек. Наталья переживала изо всех сил, а Миша торжественно нес в себе иную душу, причину колоссальных перемен, что хлынут лавиной с этого самого дня.
Сначала следствия зашуршат мелкой струйкой, как в песочных часах, никому не заметными микровоздействиями, но чем дальше, тем шире, тем полней будет «чистый исток»…
…Теплый вечер полнился шумами и запахами, по всей улице Шевченко, обсаженной двумя рядами ветвистых каштанов, гуляли люди — воздухом дыша или бегая по магазинам.
Пройдя с краю площади Ленина, мимо Дома Советов и завернув за гастроном на углу, Наталья остановилась. И задохнулась от наплыва чувств.
— Ну, Миша… — вытолкнула она, и голос ее дрогнул. — Счастья тебе. Любви и счастья!
— Здоровья! — серьезно пожелала Светлана.
— И удачи! — рокотнул Васёнок.
Юный Гарин лишь кивал, отступая, очень серьезный и как будто просветленный. Вскинув руку для прощанья, он круто развернулся, и пошагал домой.
Помешкав, Ивернева всё же решилась. Обронив: «Идите, я щас!», она сорвалась с места и догнала Гарина.
— Миша, постой!
Мальчик обернулся с удивлением, но и с удовольствием.
— Миша! — выдохнула Талия. — Ты точно осознал, на что идешь? Ведь твои нынешние память и сознание полностью заместятся памятью и сознанием… хоть и от тебя же, но шестидесятилетнего!
Гарин даже обиделся немного.
— Естественно, я всё прекрасно понимаю, — твердо сказал он, — и поступаю так, как считаю правильным. — Миша усмехнулся. — Заместятся… А разве память и сознание взрослого не сочетают в себе их детскую и юношескую компоненту? — Его голос смягчился: — Не волнуйся… «Марина»!
Чмокнув реципиента в щёчку, Талия незаметно прилепила ему на воротник «жучок», активирующий ИКП, и догнала своих.
— Пошли скорее! — заторопил женщин Василий. — Комп — в гараже.
— Успеем! — отрывисто сказала Сосницкая, убыстряя шаг. — Мише еще минут десять идти! А Ерошин откроет портал где-то… — она сдвинула манжету, открывая блеск золотых часиков. — Где-то через полчаса…
…Дверь в гараж снова открыл Васёнок, и сразу ринулся к рюкзаку. Выхватил «желейку», лихорадочно врубил — и выдохнул:
— Сработал ИКП!
Наталья ослабела, даже ноги потёрпли. Всё… Теперь точно — всё… «Хронодиверсия» удалась. Миша сейчас моется под душем, или раздает гостинцы… Пройдут годы, прежде чем они встретятся…
Женщина заулыбалась, глядя на смутные тени, отложившиеся на стены гаража.
«Ну уж, нет уж! Мы увидимся сегодня — там, сорок лет тому вперед, на полпути к прекрасному далёко! И будем любить друг друга, и будем счастливы…»