Вторник, 12 июня 2018 года. Утро
Москва, Кропоткинский переулок
Лея Гарина тепло и даже с легкой ностальгией вспоминала «Сеченовку», свою alma mater, но и к ВНИИ Сербского она относилась с теплотой не меньшей — именно здесь она отбывала ординатуру… Впрочем, глагол «отбывала» не годится — молоденькую кандидатку медицинских наук сразу приписали к секретной группе, что вела эксперименты по «переселению душ».
Место для Леи просто идеальное!
В те, не столь уж давние дни, исследования в области пересадки сознания продвинулись достаточно далеко… пока не упёрлись в очередной барьер. Проблемой стала невозможность инструментальными методами переписать подсознание — уж слишком оно привязано к «мозговому железу», слишком гормонозависимо. Даже обидно было — технологии интрапсихические отработаны, спецы набрались опыта, но, как только вспыхнет табло «Ментальный перенос — 100 %», операторы и психотехники хором стонут: «Опять!»
Опять сознание и память донора слились с чувствами и эмоциями реципиента! Подобная «конанимация» нередко заканчивалась очень печально, вплоть до психических расстройств.
Природа в очередной раз дала науке основательного пинка.
Первоначальная идея — взять, да пересадить личность человека ценного, важного, но обречённого на скорую смерть, в мозг… ну, например, физически здорового преступника — заводила в срамный тупик.
…Однажды «душу» академика Шатрова, больного раком крови, «переселили» в уголовника, налитого здоровьем… Ура, победа! А двое суток спустя, уже после переписывания сознания, «туша» взяла верх — ученый начал проявлять криминальные наклонности… Впору присваивать погоняло «Академик»!
Ужасно, но факт. И тогда, с Шатровым, и позже, — с Арнаутовым, Краюхиным, Бойцовым, — приходилось назначать психокорректировку, вроде той, что Лея проделала с Дворской. Короче, мороки очень много и, кроме жутко дорогой аппаратуры, требовался очень опытный психотерапевт (зато какая отличная практика для «хирурга человеческих душ»! А навыка сколько!).
И вот зимой, как раз под новый 2018-й год, спецгруппу обрадовали хорошими вестями. Выяснилось следующее: если записать массив памяти донора в соответствующие области мозга реципиента, а потом облучить его импульсом ивернитового лазера, происходила интересная вещь — обнулялась кратковременная, то есть недавняя память именно «родной» для реципиента, базовой модели, поскольку в момент облучения именно с ней коммуницировал таламус! А вот записанная, но неактивная базовая модель донора оставалась неповрежденной, с валидной «точкой входа», аналогом инициаторного кодона, с которого начинается синтез белка.
Далее таламус, потеряв связь с «родной» базовой моделью, начинал искать эту самую «точку входа» — и в итоге подключался к базовой модели донора, а вот повреждённая память реципиента отключалась насовсем. Право, лучшего подарка «под елочку» не придумаешь!
Интересно, что весь процесс занимал максимум минуту, чаще ещё меньше — в этот самый момент донор и видел себя как бы глазами реципиента, наблюдал, как его бренное тело распадается на кубики-пиксели и осыпается пылью…
Вся спецгруппа весело проводила уходящий год; доктора и кандидаты дружно хлопали в ладоши, наблюдая за радостно пищащей Гариной, самозабвенно вытанцовывающей сальсу…
Однако никто из старших научных сотрудников, хоть и давших кучу грозных подписок, даже не догадывался, отчего так резвится их любимица. А всё было просто.
Леин «папулечка» еще в прошлом году доложил президенту СССР: «Хронотехника полностью готова к забросу в прошлое».
А теперь и сама Лея могла с чистой совестью отрапортовать:
«Работы по ментографу успешно завершены».
До «хронодиверсии» оставалось четыре месяца, десять дней и двенадцать часов…
Скучный серый институтский корпус, куда свели лаборатории, занятые собственно пересадкой сознания или работающие по сопутствующим темам, перекрыли наглухо, а единственный вход, он же выход, строжайше охранялся — ровно в восемь утра сотрудники попадали внутрь, а в пять вечера покидали свои рабочие места.
Устал? Во-он там комнаты отдыха. Проголодался? Столовая на первом этаже. Всё для блага человека, всё во имя человека.
Окна, застекленные толстыми пуленепробиваемыми пластинами, вделаны в проёмы намертво — никаких форточек и фрамуг! Свежий воздух? Его создавали кондиционеры и даже ионизаторы Чижевского. Дышите на здоровье!
Зато ничего не отвлекало от научной деятельности. А уж темы в закрытом корпусе поднимали такие, что редкие новички сначала отмахивались, зыркали подозрительно, сопели сердито, уверенные, что их разыгрывают, зато потом кудахтали от восторга…
…Лея поприседала, помахала руками, взбадривая организм, и вышла в просторный, светлый коридор с недосягаемым потолком — по одну сторону ряд солидных, отделанным орехом дверей с медными табличками, по другую — ряд квадратных окон с широкими пластмассовыми подоконниками, на которые так и тянуло присесть.
Девушка легко запрыгнула на свой любимый «насест», устроившись рядом с цветочным горшком, и бездумно заболтала ногами. Улыбнулась томно и смутно.
Два дня в неделю она принимала пациентов в соседнем, «открытом» корпусе, как обычный психотерапевт, и к ней быстро выстроилась очередь. Оно и понятно — Лея ведь не просто лечила, а излечивала. Зароняла надежду в изнемогшие души — и возвращала в строй.
Казалось бы, вот она, блестящая будущность! Исцеляй, обрастай славой, пересчитывай премии, да разъезжай по симпозиумам с конгрессами. Уже и докторская просматривается…
Гарина усмехнулась. Нет уж, она вся — в папочку! В тылу отсиживаться скучно и муторно, ее место — на передовой…
— Леечка! — звонкий голос вывел девушку из задумчивости. — Вот ты где! А я тебя ищу!
По коридору шагала, цокая каблучками, улыбчивый директор Института мозга.
— Приветики! — радостно воскликнула Лея. Спрыгнув, она подбежала к Светлане и вдоволь ее потискала. Директор — или всё же директриса? — оставалась ладной и в шестьдесят. Редкие морщинки не в счет…
— Приветики! — рассмеялась Сосницкая, блеснув идеальными дужками зубов. — Что не заезжаешь к нам, позабытым-позаброшенным? А? Галина Самсоновна тебе привет передавала!
— Да вот… — смутилась Лея. — Верчусь тут, кручусь…
— Да знаю… — понятливо вздохнула Светлана Евгеньевна. — Еще и пеняю, главное! — фыркнула она. — Ты же с меня такую ношу сняла!
— «Дети Тумана»? — хихикнула Гарина, не удержав натуру во «взрослом» состоянии.
— Они! Они, паранормики… Житие мое…
Месяца не прошло, как Лею вызвали в КГБ, и Елена Владимировна торжественно повесила на нее сверхсекретный проект. Вместе с Исаевой они тогда проехались в ЭШИ — Борис Натанович пестовал второй выпуск…
— Да там самым сложным было — придумать специальные программы обучения, — сказала Лея, будто оправдываясь, — чтобы «паранормики» могли развивать свои способности, не ощущая себя ни «демонами», ни «детьми богов», как полагал Дерагази…
— Ничего не меняется, — фыркнула Сосницкая. — Кто везёт, на того и грузят!
— Да успеваю пока! — легкомысленно отмахнулась Гарина.
Светлана грустно улыбнулась девичьей непосредственности, всё еще юной и задорной.
— Леечка, я не просто так заглянула, от трудов и нагрузок отвлекать… Как у тебя с докторской?
— Да нормально… — затянула Гарина. — Пишу. М-м… — она чуточку покраснела. — Ну, если честно, набрасываю. Тема такая… Хм. Не простая, даже странная…
— В смысле? — Светлана блеснула очками, ее глаза за стеклами смотрели испытующе — и с любопытством.
Лея покусала губку, решая с чего начать.
— Помнишь ген паранормальности?
— А… — взгляд Сосницкой расфокусировался. — Ну, да! У него локус в 22-й хромосомной паре… Постой, постой! — нахмурилась она. — Но ты же упоминала его еще в кандидатской! Ну, да! Помню прекрасно… Нейрофермент КОМТ у паранормов!
— Да! — заволновалась Лея. — Этот фермент… Ну, КОМТ… На него я и вышла. Когда еще! А потом… — Она покусала губку, выдохнула, словно собираясь нырнуть в ледяную воду. — А потом меня ждала небольшая засада и… и открытие.
— О, как! — Светлана живо заинтересовалась. Лея всегда очень строга к себе, и зря болтать не станет. — Выкладывай! Быстрее, быстрее — видишь же, лопаюсь!
Гарина нервно перебрала пальцами.
— Месяц назад, как раз мы с Исаевой в «Китежград» съездили… У меня тогда «окно» наметилось — целая неделя свободного времени! И я с головой, с руками, с ногами залезла в проблему… Сначала, знаешь, просто не поверила. Три дня только тем и занималась, что ревизовала свои наблюдения, анализировала, выискивала подвох! Понимаешь… Я же… В общем… Ну, что я ожидала увидеть в «паранормальном» гене КОМТ? «Битый» кодон, точечную мутацию! А обнаружила аккуратненькую, такую, «вставочку» из десятка нуклеотидов. Свет… Можешь смеяться, но иначе как искусственную генную манипуляцию, я ее интерпретировать не могу!
— Вот это ничего себе… — пробормотала Сосницкая. Но не растерянно. Наоборот, она воодушевилась, поверив — и углядев впереди манящий огонек тайны. Сосредоточившись, Светлана осторожно, словно боясь развеять нездешнюю ауру, проговорила: — Лея… Леечка… А как ты вообще пришла к выводу, что ген «паранормов» — продукт искусственной манипуляции?
Гарина несколько расслабилась. Похоже, она была сильно напряжена, а теперь даже обрадовалась доверию бывшей научной руководительницы.
— Пока соображение следующее… — пробормотала она. Задумалась и продолжила окрепшим голосом: — Из двадцати аминокислот, входящих в состав белков, только две кодируются одним триплетом нуклеотидов: метионин и триптофан, а для остальных восемнадцати в ходе эволюции возникли несколько вариантов кодировки: от двух до шести. Ну, вы это и так знаете… — смешалась Лея.
— Не-не-не! — с жаром запротестовала Сосницкая. — Продолжай! Формулируй!
— Ну-у… — Лея крепко переплела пальцы. — В различных частях генома человека, как и всех высших организмов, предпочтение кодировок различно — скорей всего, это следствие эволюции… Я только выяснила, что в «паранормальном» гене катехол-О-метилтрансферазы всюду, где возможно, используются симметричные триплеты, что не может быть объяснено иначе, чем искусственной манипуляцией. Кроме того, имеется еще пара «врезок»… И эти «врезки» приводят к тому, что мембранный вариант КОМТ, — а именно он лоцируется в синапсах мозговых нейронов — расщепляет дофамин в несколько раз медленней, чем два других катехоламина: адреналин и норадреналин. Объяснить такие «врезки» в ген случайной мутацией тоже не получается…
— Очень… — вымолвила Светлана. — Очень интересно, Леечка… Аж голова кругом! Но… Ты хоть понимаешь, что люди… Я имею в виду, кроманьонцы… Ну никак не могли манипулировать генами!
— Понимаю… — Лея понурилась. — Я рассматривала пару вариантов, но…
— Стоп! — вскинула руку Сосницкая, румяная от возбуждения. — Дай, тетя Света угадает! — помолчав, пошевелив пальцами, словно перебирая невидимый шарик, она продолжила вполголоса: — Сразу вспоминаются рептилоиды, лунная Зона Посещения… Верно? М-м… Ладно, допустим, ген КOMT, подвергшийся манипуляции, был подсажен этими самыми пришельцами… Но кому? Млекопитающие тогда только-только завелись! Какому-нибудь… этому… пургаториусу? Жил-был в мезозое такой зверек, на белку похож — длиной с ладонь и с мозгом весом в несколько граммов. Но тогда метакортикальная аномалия должна, хоть и редко, но проявляться у всех современных приматов — от бабуинов и зелёных мартышек до горилл! Если же ген подсадили уже хомо сапиенсу, то произошло это… М-м… Самое раннее, двести тысяч лет назад!
— Надо тщательно проверить обезьян! — выпалила Гарина. — И попытаться найти следы еще одного палеоконтакта, более позднего… Да?
— Вельми понеже, — очаровательно улыбнулась Светлана.
— Будем искать!
Среда, 27 июня. День
«Гамма»
Смоленская область, Десногорск
Ерошин включил портал — и сразу выключил. Затем врубил снова. Пространственно-временной канал вёл себя примерно.
— Есть выход на полную энергию, — забубнил Алёхин. — Есть включение баланса энергии!
— Есть вход в канал! — бойко отозвалась Юлька.
— Есть точка выхода, — заерзал Димон. — Стабилизация канала!
— Десять секунд… Канал стабильный. Мелкие флуктуации в пределах нормы.
— Минута. Канал стабильный. Параметры зафиксированы.
— Внимание! Группе приготовиться к выходу! Через десять минут — выключение канала! Товарищ подполковник!
— Мы готовы! — звонко ответила Тата.
— Готовность раз!
— Выдвигаемся!
Ивернева первой шагнула в окно портала. Вокруг шумел лес, вернее, лесок к югу от 7-го микрорайона — улиц в Десногорске не знали. Место было самым подходящим для постоянной базы.
Под Ленинградом… То есть, под «гаммовским» Петербургом, или под Москвой слишком всё на виду, их там могут вычислить.
Транспозитация из «Альфы» в «Гамму», даже без временного сдвига — процесс достаточно энергоёмкий. Из «Беты» попроще, но и там расход энергии немаленький.
Иными словами, если жить в «Альфе», а на работу в «Гамму» ходить — не вариант, слишком дорого, затраты электроэнергии непомерны. Но эту проблему они легко решили, поселившись в «атомном городе» Десногорске, где Смоленская АЭС под боком. Тут электричество очень дешёвое.
За окраиной 7-го микрорайона начиналась частная застройка, здесь заносчивые коттеджи перемежались простецкими избами. Тата без труда приватизировала уродливое бетонное здание в два этажа, с плоской крышей и громадным подвалом — оно стояло на отшибе, примыкая к густым, неопрятным зарослям.
Прописалась «Наталья Павловна Черных», освоилась, приучила к себе аборигенов… Внедрилась.
Ее стали узнавать соседи, начали здороваться, а Тата, выдерживая темп модерато или даже анданте, зарегистрировала ООО «Технолайн», взяла кредит в «Сбере» — и дело пошло.
Вовне шла продажа и ремонт компьютеров, а внутри…
Небольшие партии груза и оперативников СБС пока перемещали через портал системы Ерошина. Альфа-ретранслятор собрали в подвале, настроили, но запитывать его энергией приходилось от суперконденсатора — типа «батарейки», к которой «Атлантис» пристыковывался для транспозитации с орбиты.
Ну, такой здоровенный для нужд резидентуры ни к чему, хватит «зарядки» и поменьше, тонн на пятнадцать, кубометров на десять. Суперконденсатор заказали на месте — в Сколково, в компании «ТЭЭМП». Доставили на грузовике, замаскировав под газгольдер.
Заряжалась «батарейка» от сети, причём долго, несколько дней подряд. Два-три перемещения из «Альфы» в «Гамму» или обратно, и энергия — йок. А пока к их услугам воспетый фантастами портал…
Тата зорко оглянулась. Никого. В следующий раз надо сильнее канючить, чтобы Димка выводил канал хотя бы во двор «ооошки». Сам же говорил, свойства у ПВК дискретные…
— Лея! Юля! За мной! Антон!
— Да иду я, иду…
Негодующе фыркнув на расхлябанного «Антония», Ивернева зашагала по набитой тропе.
— А где здесь что? — вертела головой Лея. — Мне Наталишка строго наказала, чтобы я приличный водоем нашла…
— Десногорское водохранилище устроит? — улыбнулась Тата. — Там даже яхт-клуб есть!
— О-о! Самое то!
Резидент в «Гамме» и его агенты юркнули за стальные двери откапиталенного «Технолайна», будто миновали ворота крепости. Лязгнули створки, загремел засов…
— Мы в домике! — выдохнула Юля.
Пятница, 6 июля. День
Москва, Долгопрудный
Натали Баккарин-Гарину всегда отличала спокойная вера в лучшее. Про девушку неверным было бы сказать, что она «стойко переносила лишения» — Наталишка просто жила, без жалоб и обид, а к сложностям бытия относилась точно так же, как и к плохой погоде.
Дождь пошел? Ну, и пусть себе идет.
Ей казалось смешным, когда люди переживали из-за житейских проблем. Это же элементарно!
Моросит на улице? Раскрой зонтик. Трудно по жизни? Подумаешь! Это всего лишь задача — реши ее, и успокойся!
Даже в детстве Наталишка никогда не боялась. Мигел её многому научил. Например, обращаться с собаками. Или с парнями…
Стоило какому-нибудь доберману гавкнуть в ее сторону, как девичьи глаза темнели, словно впитав архейский мрак. Глупый пес либо подползал на брюхе, жалобно повизгивая, либо спасался бегством, воя и писаясь от ужаса.
Нет, однажды Натали сильно испугалась — в тот самый день, когда у нее открылся дар «энергетика». Дед бросился спасать раненых, а она заплакала — боялась за ненаглядного своего Мигела…
Наверное, именно благодаря подобному отношению к жизни, судьба «носса сережейра» складывалась по ее хотению.
Наталишке прочили карьеру актрисы, но она, в отличие от мамы, к театру была равнодушна, её больше интересовало, что, кроме любви Божьей, движет солнце и светила.
«Китежградскую» школу девушка закончила в 2014-м, но ещё до получения аттестата её взяла к себе, в лабораторию сингональных интерполяций, доктор физматнаук Браилова. Наталишка с большим интересом ковырялась во всяких хитрых приборах, вроде пятимерного преобразователя пространства, и даже участвовала в испытаниях «двигателя времени».
Изначально она действительно хотела, как Мигел, идти на физфак МГУ, но Елена Павловна рекомендовала, а Борис Натанович поддержал её мнение, что учёба в Физтехе, на факультете общей и прикладной физики, даст Наталишке гораздо больше в плане развития её способностей, ведь она прирождённый экспериментатор. Вся в нежно любимого деда! В итоге нежно любимая внучка подалась в МФТИ — уже четвертый курс за ее красивыми покатыми плечами…
И вот тут-то девушку и настигла реальная проблема. Проблему звали Тимофей Зимин… Хотя нет, всё началось еще на выпускном.
Натали как раз исполнилось семнадцать, и девушка была настроена очень решительно, даже решительней, чем Лея. Ведь перед ними обеими стояла задача не только отучиться и получить дипломы, но и стать полноправными сотрудницами КГБ — «носса сережейра» всю жизнь свою спланировала так, чтобы в восемнадцатом спасти деда. Ну, и весь мир заодно.
«Удивительно…» — вздохнула Натали.
Она десять долгих лет училась с Тимкой в одном классе, но лишь на выпускном узнала, что этот серьезный ясноглазый крепыш давно и, как ему казалось, безнадежно влюблен в нее…
Хотя нет, всё случилось за несколько дней до выпускного, на собеседовании с «Роситой».
Их было четверо, выпускников ЭШИ, добровольно решивших связать свою судьбу с госбезопасностью. Тойво Чернов, Ксеня Металина, Натали Баккарин-Гарина и Тима Зимин.
Она с Тимкой осталась наедине, словно на первом свидании. Вот тогда-то он и признался в любви… Хм. Нет, конечно, Наталишке было приятно, что ее любит еще кто-то, кроме Мигела, но саму девушку обуревали чувства далеко не «тургеневского» порядка.
Возмущение, негодование, сожаление, разочарование — вот, что клокотало в ее душе! И Наталишка устроила Тимофею самую настоящую сцену.
«Так чего ж ты молчал⁈ — бушевала она. — Неужели нельзя было раньше сказать? Ну, хотя бы в восьмом классе! Сколько времени потеряно зря!»
Струхнувший Зимин промямлил, что он полагал, будто внук лесничего из сибирской деревни не ровня внучке секретаря ЦК…
«Ох, какой же ты балбес… — вздохнула девушка. — А ну, быстро меня поцеловал!»
Так она взялась за решение задачи двух тел…
Встречи с Тимкой были редки — курсант Высшей Школы КГБ не слишком волен распоряжаться своим временем, да и Наталишке не хватало двадцати четырех часов в сутках.
Лея прошла общие курсы при ВШ КГБ «для лиц, имеющих высшее образование» еще во время ординатуры, а вот Натали поступила в гражданский ВУЗ, и там была другая схема: со 2-го курса все мальчики один день в неделю обучались на «спецкафедре», а девочки в этот день отдыхали… Все, кроме Натали.
Баккарин-Гарина в этот «еще один выходной» топала в межвузовский учебный центр Высшей Школы КГБ, где обучалась вместе с девушками из других вузов Москвы, решивших стать сотрудницами госбезопасности помимо основной специальности.
И вот подходит край…
4-й курс окончен. Трехгодичное обучение в МУЦ пройдено. Теперь Наталишке светят сборы на учбазе КГБ, вместе с курсантами. Полный букет — сдача нормативов, присяга и лейтенантские звёздочки…
Девушка долго любовалась собой в зеркале. То улыбнется сладко, то холодность напустит. И голову повернет, и плечиком кокетливо прикроется…
«Неотразима!»
Наталишка прислушалась: вроде гомон накатывал от деканата… Но нет, шум слился по лестнице, распуская гулкое эхо.
«Всё будет хорошо, и даже лучше! — зазвучала в голове дедова мантра. — Мы всё успеваем, Мигел!»
К осени она выйдет на диплом, давно уже, в принципе, написанный. И тогда в сентябре лично Елена Владимировна фон Ливен вручит ей красные корочки.
И начнется то, к чему Рыцари и Дамы Приората Ностромо так долго готовились. И она сама тоже, и эта воображулистая «Рожкова»…
Наталишка тряхнула каштановой гривкой, и тихонько напела отражению в зеркале:
Этот мир, придуманный нами,
Этот мир, придуманный мной…