Царь нигилистов 3

Любезная Елена Павловна!

Посылаю Вам сочинение моего брата. Понимаю, что трудно поверить, что это Сашка писал. Но он очень изменился после болезни, словно стал на десять лет старше и в десять раз умнее. И я был свидетелем этой перемены.

К сожалению, менее упрямым, прямым и резким Саша не стал. И до сих пор говорит все, что думает там, где надо бы дипломатично промолчать. Так что он навлек на себя гнев Папа́ за сущую безделицу и угодил на гауптвахту. Папа́ уже собирался его простить, понимая, что поступил слишком сурово, когда у Сашки хватило ума послать ему вот это, прямо с гауптвахты.

Мне он отдал черновик, когда я пришел его навестить. Прочитайте, Елена Павловна. Мне очень интересно Ваше мнение. На мой взгляд, документ весьма радикальный, я там со многим не согласен, но нельзя не отметить широкую эрудицию и ясный ум автора. Саша смог и меня удивить.

Я прошу у вас посредничества в разговоре с отцом. К сожалению, наших с Мама́ просьб о прощении Сашки, Папа́ слушать не хочет, а брат отказывается просить пощады.

Надеюсь на Ваш ум, обаяние и благородство сердца.

Ваш Никса.

Ваше Императорское Величество! — не мудрствуя лукаво, начал он. — У меня много технический идей, которые могли бы помочь России. Думаю, я имею право говорить об этом после того, что продемонстрировал академик Якоби.

Это далеко не все.

До меня доходили слухи, что нам приходиться покупать в Америке военные секреты. Может быть, не придется больше покупать.

Но есть одно «но». Пытаясь воплотить свои идеи, я понял, что время невозможно обмануть больше, чем на 2–3 года. Максимум, на 5-10 лет. Я зачастую знаю «что», но не знаю «как». И даже, если знаю «как» на современном уровне развития промышленности это просто невозможно.

Первый мой чертеж шариковой ручки я сделал еще летом. Элементарная вещь, простая идея, но выясняется, что нет таких технологий обработки металла, которые мне нужны. Для того, чтобы сделать эту мелочь, нужно всю промышленность подтягивать на уровень выше.

И с митральезой, проект которой в декабре предложил Людвиг Нобель, та же история. Я знаю, как усовершенствовать это оружие, чтобы оно стало намного эффективнее, но вряд ли наши заводы смогут это осуществить.

Чтобы поднять промышленность, нужны рабочие руки. Свободные рабочие руки. Откуда их взять? Из деревни, после освобождения крестьян. И освобожденные должны быть реально освобождены, а не связаны по рукам и ногам общиной и выкупными платежами.

Нужны образованные работники, и еще более образованные инженеры. А значит, необходима широкая база тех, кто будет получать хотя бы начальное образование.

А для того, чтобы понять «как», чтобы придумать эти технологии, нужны независимые умы, которые не боятся каждого вольного слова.

А значит, нужна свобода.

Прости…

Я где-то читал, что первый паровой двигатель появился еще в Древней Греции, и его изобрел Герон Александрийский. И что? Изобретение осталось игрушкой. Потому что не было фабрик и заводов нового времени, для которых оно было необходимо.

Мои летающие небесные фонарики изобрели в Древнем Китае. Они тоже были игрушками, развлечениями и украшением праздников. Их использовали и на войне для того, чтобы запугивать врагов и передавать сигналы армии. И только братья Монгольфье смогли подняться на них в воздух. Потому что время пришло.

И дело не в том, что есть знания, которые для незрелого народа опасны. А в том, что они бесполезны. Я просто не смогу их дать.

Чтобы их получить, нужно общество, которое к этому готово.

Технологии нужны не сами по себе, не для нашего тщеславия и не для того, чтобы крест восстановить над Святой Софией. Они в свою очередь помогут развитию страны, богатству её народа и установлению социального мира. И мы сможем избежать разрушительной революции, гражданской войны и миллионов жертв.

Вашего императорского величества сын и верноподданный, Саша.

Любезнейший Папа́!

Это письмо пишу по-французски, потому что считаю, что уже в состоянии по-французски писать. Заранее прошу прощения за многочисленные ошибки.

Благодарю Тебя за предоставленное мне свободное время и возможность совершенствоваться в языке.

Я здесь уже пятый день…

Но страшно не заключение, страшна твоя немилость. Еще точнее: страшно не сделать ничего для страны.

Пишу это не для того, чтобы побыстрее покинуть это замечательное место, а потому, что действительно так считаю.

О болезни Никсы.

Я сначала не понял, что такое «золотуха». У меня это не вызвало никаких ассоциаций, кроме «королевского чуда» во Франции, и я только посокрушался о том, что не умею лечить наложением рук.

Теперь мы доказали, что золотуха — это форма туберкулеза. Скоро эти результаты будут опубликованы, и вряд ли кто-то будет над нами смеяться, потому что опыт можно повторить.

Сам по себе туберкулез кожи не очень опасен, но, боюсь, может перейти в более опасную для жизни форму. Поэтому к Никсе нужно относиться как к хрустальному сосуду — очень беречь.

Никсе не стоит слишком активно заниматься военным делом, особенно, теми упражнениями, которые могут быть для него опасны. Ему не особенно нравятся военные науки, и ничего плохого в этом нет. Современному монарху надо уметь головой думать, а не саблей махать. А первое у моего брата получается в высшей степени и слава Богу.

Если он проживет хотя бы еще лет десять, думаю, мы успеем найти лекарство. Я не знаю точной формулы, но примерно понимаю, откуда его взять. Мне нужны помощники: врачи, аптекари, химики, которые помогут мне выделить его из грибка пеницилла (плесени обыкновенной) и испытать на животных.

Дайте мне карт-бланш, и я это сделаю.

Наша с Еленой Павловной лаборатория работает, но, боюсь, этого мало. И двух комнаток в Москве и Петербурге нам не хватит. Я боюсь таких же сложностей и подводных камней, как с шариковой ручкой. Мало знать «что», надо знать «как».

Я ищу и не нахожу за собой никакой вины.

Но, если все же виноват в чем-то, покорнейше прошу прощения.

Всегда (и несмотря ни на что) Вашего Императорского Величества сын и верноподданный, Саша.

Милая Мама́!

Прости, что пишу Тебе только сейчас. Все храбрился, наверное.

Я написал пять писем отцу, и ни на одно не получил ответа. Но нет у меня перед ним вины!

Я не знаю, куда я уйду отсюда: на свободу или в крепость.

Но всегда буду помнить Тебя: тепло рук, сиянье глаз, мудрость Твою и доброту.

Как дедушка Тебе писал: «Да святится имя Твое, Мария!»

За окном снова сумерки, и свечи пахнут медом, и трепещет пламя уличных фонарей. Только подушечки пальцев ощущают мягкость сафьяна и гладкость бумаги, и скрипит перо.

Я соскучился здесь по гитаре и фортепьяно, я даже по урокам соскучился. По шпаге в руке на уроках Сивербрика, по седлу на спине моей Геи, которую так мучаю своей неуклюжестью, даже по танцам соскучился, где только и радости было, что смотреть, как танцует Никса, и можно было перекинуться с ним парой слов.

Здесь отрада: письма и визиты брата. Но Никса не может у меня все время торчать. Гренадеры то ли не решаются со мной разговаривать, то ли им запретили. Да и я не вполне понимаю, о чем с ними говорить.

Библейские пророки и евангелисты, конечно, замечательные собеседники, но их французский для меня сложен, да и вопросов им не задашь, не увидишь их лиц, не услышишь интонаций, не поспоришь так, чтобы быть услышанным и не пожмешь руку, как единомышленникам.

Папа́, видимо, много понял обо мне, если решил, что лишить меня общения — это жестче, чем лишить еды.

У меня кажется немного лучше с французским, и очень надеюсь, что с почерком лучше хоть чуть-чуть.

Относительно наших учителей.

Мне кажется надо вернуть Кавелина.

Я знаю, что его удалил папа́. Я конечно молчу, но мне кажется, что отец не вполне последователен. Или уж мы восходим к свету, или уж падаем во тьму.

Потенциально либералы — это наши союзники, а не враги. Немногие из них убежденные республиканцы, большинство идею конституционной монархии вполне принимают. Они будут, конечно, радикализоваться, но пока этого не произошло, надо привлечь их на свою сторону.

Есть, куда более опасные идеологии, например, коммунизм, который способен разрушить экономику любой страны. И в борьбе с этими идеологиями, интеллектуальный потенциал либералов нам может очень помочь.

А степень образованности и ума наших либеральных учителей была просто непревзойденной. Я прочитал записку об освобождении крестьян господина Кавелина, которая была в «Современнике». Это очень взвешенно и логично.

Я общался с ним и его учеником Чичериным у Елены Павловны. У них есть, чему поучиться.

Мне жаль, что Никсе больше не преподает Гончаров. Это человек уровня Жуковского. У него еще не вышел новый роман «Обломов», пока я тут сижу?

Относительно моего обучения.

Нельзя ли, чтобы у меня были те же учителя, что у Никсы? Если, конечно, я выйду отсюда…

По некоторым предметам я его почти догнал. Нельзя ли нам заниматься вместе?

Я всегда буду на шаг позади него, каким бы не было качество моего образования. Но времена нам предстоят трудные и, каким был блестящим не был мой брат, он ничего не сможет один, ему понадобится команда, люди, не менее компетентные, чем он, которые в тяжелый момент смогут подставить ему дружеское плечо.

Некоторые уроки кажутся мне слишком легкими, например, математика, а некоторые, например, немецкий язык или танцы, наоборот, слишком сложными, потому что я слишком многое забыл. Нельзя ли мне самому выбирать нужные мне предметы?

Например, мне очень не хватает химии и медицины.

С надеждой, верой и любовью.

Прости меня!

Твой Саша.