Быстрее империй (Тихоокеанская сага-2)

Глава тридцать четвертая. Подарок на свадьбу

Глава тридцать четвёртая. Подарок на свадьбу

Лёшкино колесо набрало обороты слишком медленно. История неслась гораздо быстрее, играючи обходя нас на крутых поворотах.

Соединённые Штаты мы не опередили. Борьба за независимость британских колоний началась точно по расписанию. Метафизическим резонансом в России ту и там возникали призраки давно убитого императора. Франция исполняла собственную партию и поднимала давление в котле революции, предлагая беднякам за неимением хлеба откушать бриоши.

История пробивала то русло, которое ей полагалось, и наша локальная флуктуация никакого влияния на процесс не оказывала. Разве что с десяток испанских офицеров мучились головной болью от нашего присутствия на границе.

В свою очередь мы старались не наследить и вовремя выдернули фальшивый колхоз с Камчатки. К этому времени власти всецело уверовали в землепашество и помогали проекту, чем только могли. Но и контроль был усилен. Чиновники стали появляться чаще, и с недоверием оглядывали болота, которые даже зимой мало походили на поля.

— Пашни немного, — соглашался Дерюгин. — Зато земля родит не хуже, чем в Курской губернии.

Его слова могли подтвердить мешки с зерном, аккуратно сложенные в амбаре, а подозрения чиновников подтвердить было нечем. Мы могли бы, наверное, рискнуть и продолжить игру, поводить империю за нос ещё какое-то время, и получить десяток-другой лишних насельников. Но во всякой афере главное вовремя соскочить. Золотое правило, которым многие пренебрегают. Выйди мошенничество наружу, мы не получили бы вообще ничего, кроме разве что кандалов.

Так что однажды посреди лета колхоз исчез, оставив после себя немало слухов, догадок, превратившихся со временем в легенду. Матвей тайком вывел людей и скот к Авачинскому заливу и погрузил на присланные нами шхуны. Оба корабля не заходили ни в один имперский порт. Возникли из ниоткуда и исчезли вроде как в никуда. А последняя партия из двух десятков семей даже Камчатки не увидела. Люди погрузились на борт в Охотске (избавив от работы казенный корабль) и отправились прямиком по назначению. Только подплывая к Золотым воротам землепашцы начинали понимать, что оказались не совсем там, куда были отправлены властью.

Власти спохватились не сразу. Мало ли по какой причине вести не доходили вовремя. Бывало, что письмонош загрызали дикие звери, или убивали мятежные туземцы, или они тонули, или замерзали насмерть. Позже, конечно же, бросили на розыск казаков, которые обшарили чуть ли не весь полуостров, но переселенцев и след простыл. Казаки не нашли ни людей, ни лошадей, ни коров, ни полей. Перед уходом наши парни разобрали и прихватили с собой даже дома. А дикие луга и болота на месте нив только прибавили мифу об исчезновении землепашцев мистических ноток.

Начальство отправило рапорт в Иркутск, а казаков послало на материк. Там они обшарили дорогу от Охотска до Якутска, расспрашивая редких жителей, не проходил ли мимо них отряд беглых крестьян? Искали и ниже по Лене, и выше. В сторону Америки никто не взглянул. Кто же будет искать пропавших людей в такой глуши как Калифорния?

Афера дала нам полторы сотни семей. Здоровые мужики плакали, обозревая громадные просторы плодородной земли. Пространства, стоит отметить, без единого помещика на несколько тысяч вёрст окрест, если не считать таковыми францисканских монахов.

Мы основали по поселению в трех северных долинах и вплотную занялись бассейном Сакраменто. Первые урожаи, конечно, не привели к изобилию, это только в романе про Робинзона Крузо из одного зернышка вырастало по десять колосков, но всё же дело понемногу налаживалось. На горизонте, пусть и в первом приближении забрезжило воплощение утопии, под которой я понимал теперь такое состояние дел, когда мне не нужно будет вручную вращать пресловутое колесо прогресса; когда оно хоть и со скрипом будет проворачиваться само собой.

Я спешил и одновременно тянул время. Так хотелось заглянуть в конец задачника и увидеть результат, но приходилось листать книгу в строгой последовательности от первой страницы к последней, лишь позволяя себе порой пролистывать некоторые главы. Я натягивал свою биологическую жизнь на историю, как старую шкуру на барабан.

Старый советский лозунг «Пятилетка в четыре года» казался мне недостаточно радикальным. «Пятилетку в год» — вот что стояло на повестке дня. Казалось бы, что там спешить, когда впереди сотня лет колонизации. Ан нет. Каждый потерянный даром год оборачивался проигрышем обширных территорий. И даже не в самих территориях дело.

Шла дикая, пусть и невидимая, гонка с историей на опережение. Я намеревался сократить насколько возможно сроки колонизации. Русские промышленники рыскали вслепую и слишком увлекались освоением уже найденных земель, их опьяняла кровь тысяч убиваемых ими животных, слепили меха тысяч песцов, чёрных лис, морских котов и каланов. Я же придерживался плана, в котором меха были только средством.

Мне пока удавалось придерживаться заданного расхода времени. Но за всё нужно платить. Пропуская «пустые» месяцы, я выпадал из реальной жизни, как раз и состоящей во многом из невзрачных на первый взгляд дней. А вместе с пустой породой в отвалы истории уходили и самородки. Я пытался ухватить главное, как режиссёр, который монтирует фильм и выбирает самые интересные куски, но в отличие от кинематографа в реальной жизни монтаж производил кто-то другой, и самое интересное часто просачивалось сквозь пальцы. Вместо творчества на мою долю выпадала сплошная рутина. Перевозки грузов, заключение сделок, торговля, расчёты.

Конечно, мои прогулы компенсировались скоростью передвижения. Ведь кому-то другому на моём месте всё равно пришлось бы возить месяцами эти проклятые шкуры, снаряжение, продовольствие. Все прочие хозяева фронтира тратили большую часть времени на морские переходы, на долгие поездки через Сибирь, на зимовки, расторжки и затяжные пьянки. Однако они всё это время оставались среди людей, держали руку на пульсе, а чаще на горле собратьев. Я же зачастую поспевал к шапочному разбору и узнавал о событиях из пересказов, уже обросших вымыслом и вошедшим в фольклор.

Доходило до смешного, когда, обдумав во время пространственно-временных блужданий какую-то мысль, я возвращался к разговору и находил оставленного собеседника увлечённым чем-то иным, а прежние заботы напрочь забытыми. И только туземцы отвечали, не моргнув глазом, воспринимая растянутую на год беседу, как должное. Для детей природы время имело иную структуру, иную цену.

А ещё люди старились и умирали. Чаще всего случалось, что они умирали или погибали в моё отсутствие. Я прибывал и узнавал, что какого-то человека больше нет. Печаль даже не с кем было разделить. Люди давно свыкались с потерей, а я, видевший товарища только вчера, не мог поверить, что заросший холмик и посеревший крест — его могила. В том случае, конечно, когда оставались крест и холм. Мы жили на берегу океана, а он забирал большую часть жизней.

Полбеды, если следствием этого были бы только сентиментальные переживания и некоторый запуск дел. Хуже, что я всё больше терял связь с людьми. Многих даже не знал в лицо, хотя запомнить несколько тысяч имён не являлось запредельной задачей.

И каким контрастом выглядел в сравнении со мной Лёшка. Я воспринимал себя как прохожего в этой эпохе, в то время как Тропинин давно свыкся с положением вечного ссыльного и строил жизнь исходя из того факта, что возврата не будет. Он всё больше становился своим в этом времени и в этой стране, а я, хоть страна и создавалась моими замыслами и усилиями, оставался в ней гостем.

— Наконец-то! — Тропинин встретил меня улыбкой, намекающей на какую-то тайну. — Уже и заждались.

— Чего заждались? — спросил я, выбираясь из лодки на набережную и придумывая на ходу приемлемое враньё, о том, где я пропадал?

В голову ничего не пришло. Мне хотелось есть и спать. Спать даже больше, чем есть. Мой последний день длился часов тридцать. А для остальных прошло полтора месяца. Но они хотя бы спали в эти полтора месяца, мне же пришлось провести длинный день на ногах. Я мечтал добраться до спальни, до своего уютного особнячка, забраться в постель, выпить грамм сто вискаря «Незевай» и отрубиться. Дела подождут ещё десять часов, раз уж прождали так долго. Утром я, как водится, наведаюсь к Комкову, войду в курс последних дел и подпишу нужные директивы. Но ведь Лёшка не стал бы перехватывать меня на набережной, если бы не караулил всё это время. Что же случилось?

— Мы тут свадьбу решили играть, — чуть смущённо объявил Лёшка. — Но без тебя не хотелось. Вот и ждали, пока ты объявишься.

— Поздравляю! — такая новость даже сон немного разогнала. — И кто невеста?

— Леночка Чекмазова.

Леночку я помнил ребёнком. Совсем маленьким и постарше, уже подростком. Давно ли она сидела на руках у матери, когда мы готовились драпать с Камчатки, давно ли помогала отцу тесать доску на Кадьяке? Выходит, что давно. Время летит, а я летаю ещё быстрее.

— Сколько у меня времени? — спросил я.

— Для чего? — удивился Тропинин.

— Хотел бы сделать тебе подарок, но кое-что важное должно прибыть с «Викторией».

На самом деле с почтой ничего особого я не ждал, но не рассказывать же приятелю, что мне нужно смотаться во Флиссинген?

— Теперь уж лучше подождать пока ход лосося закончится, да корабли вернутся, — сказал Лёшка. — Иначе не соберешь никого. А я и вождей хочу пригласить, и капитанов.

— Отлично, — сказал я, прикидывая в уме хватит ли у меня времени, поставить недостающие подписи на одном важном документе. Выходило так, что хватит.

Свадьбу Тропинин задумал с размахом. Так на фронтире обычно не праздновали. Лёшка арендовал гостиницу, как самое вместительное здание в городе. Но и целого атриума хватило только для ближнего круга. Дополнительные столы выставили прямо на набережной, и вряд ли во всей округе хоть кто-то остался без приглашения. Прибыли люди из Калифорнии, конкуренты с Алеутских островов. Пришли зверобои, крестьяне, рабочие, мореходы, купцы, вожди окрестных племён и простые индейцы. Всанек, мака, сонги, скуомиш и суквомиш, нутка и хайда. Лёшка многих знал по имени. Принимал поздравления, подарки, справлялся о родственниках.

Дарили ему вещи ценные и не очень, но что важно дарили искренне, не так как подносят взятку под видом подарка начальству. Я не ударил в грязь лицом. Мне было чем поразить друга. Пару лет назад подвернулась покупка, как раз для Лёшки, хотя оформление бумаг и заняло гораздо больше времени. Я рассчитывал вручить презент на какое-нибудь торжество, но не думал, что это будет свадьба.

Шкатулка была большая, но скромная, из красного дерева, но почти без резьбы и инкрустации. Скорее ларец, чем шкатулка. Она не произвела особого впечатления на гостей, ожидающих от меня чего-то необычного.

— Собственно сам подарок внутри, — поспешил я заметить.

Лёшка откинул крышку и увидел несколько свитков и листов плотной бумаги с восковыми печатями.

— Какие-нибудь древние рукописи? — попытался угадать он.

— Большинству бумаг меньше двух лет, — покачал я головой. — Даже в отдалённом будущем, скажем лет через двести с лишним, они станут всего лишь старыми, но не древними, хотя вполне возможно займут почётное место в музее.

Бросив попытки угадать, Лёшка развернул первый свиток.

— Он на немецком?

— На французском и немецком, — заверил я. — Но один из листов внизу будет на русском.

— Права на владение австрийской остендской компании? — разобрал Лёшка вычурную вязь брюссельского нотариуса. — Банкибазар? А что это за место?

— Фактория в Западной Бенгалии, — нарочито равнодушно пояснил я.

— Где⁈ — не поверил Тропинин.

— Это Индия, дружище, извечная мечта всякой империи и тот камень, о который все они по очереди поломали зубы.

— Не знал, что австрийцы числятся в этом списке.

— Это правда. Австрийцы — колонизаторы никакие. Оторвать что-нибудь у соседей, Польшу там разделить. Дальние страны им не по плечу. Однако при разделе испанского наследства, они получили южные Нидерланды. Про Брюссель, надеюсь, слышал?

— Там штаб-квартира НАТО. Но это же Бельгия?

— Пока нет. Так вот. Нидерланды имели в Индии свою долю и часть этой доли перешла к Австрии вместе с так называемым испанским наследством. Пока компанией заправляли фламандцы, дела худо-бедно шли, ну а потом империя наложила казённую лапу. На первый план вышли амбиции государства, желающего видеть свой флаг в разных «уголках» глобуса, интересы чиновников. Торговля стала второстепенной. А там и британцы подсуетились, чтобы убрать конкурентов. Нажали на кого надо. Итог печален. Не первый раз так происходит, правда? И не в последний.

— Ну, наши-то ребята почти дойдут до Индии. Не морем, так через Среднюю Азию, — заступился за родную империю Лёшка.

— Да, наши ребята выберут самый удобный путь — через пустыни и горы, — не стал я спорить. — А их ребята выдохлись. Торговля пришла в упадок. Устье Шельда заперто республиканскими Нидерландами, на морях доминируют англичане. Австрийские корабли едва пробивались к факториям через их блокаду. Австрийцам приходилось обращаться к конкурентам, в основном к французам. А как только британцы устроили туземный переворот и подмяли Бенгалию под себя, дела пошли совсем худо. Принц Карл не знал, как избавиться от обузы и уже забросил это дело совсем. Так что когда я, ну то есть мои доверенные лица, предложили перекупить владения за скромную сумму, штатгальтер не возражал. И остался доволен сделкой. Там дальше есть и его подпись, и фирман от местного хана, или кто там у них в Бенгалии всем заправляет, а также карта, сведения о поставках и ценах на товары. Короче, полный комплект документов.

— Царский подарок, — согласился Лёшка. — Только вот что мне с ним делать?

— У царей с этим завсегда головная боль, — засмеялся я. — Но они как-то справляются. Ты же всегда мечтал добраться до Индии, вот и владей с супругой на пару. Не всей Индией, понятно, только маленьким кусочком её. Но тебе для потехи, думаю, хватит.

Хочешь, поднеси лакомство родной империи, хочешь сам окучивай. Можешь сдавать внаём или устроить поместье, или продать. Но если себе оставишь, поработать придётся.

Там в округе много всяких европейских поселений: и французы, и англичане, и датчане, и голландцы. Банкибазар расположен где-то среди них, немного выше Калькутты по течению. Как я понял из переданных мне рассказов одного старого английского купца, городок этот давно обходится без австрийской власти, а потому бежит туда из всех прочих колоний всякий сброд: дезертиры-наёмники, авантюристы, пираты, проворовавшиеся служащие. Евроказаки, своего рода. Некоторое время назад какой-то француз попытался установить порядок, провозгласил с согласия австрийцев себя губернатором, но потом его вышибли. Так что учти, подарок требует определенного присмотра.

— А что же, австрийцы совсем отступились?

— Куда там. Они прикупили Никобарские острова в тысяче миль от побережья и собираются демонстрировать флаг оттуда. Но думаю им придётся продать и острова. Кстати, неплохое вложение бы получилось. Лет через двести там можно будет устроить курорт для миллиардеров.

Тропинин задумался.

— А ты сам не хотел бы заняться Индией? — тихо спросил он. — Дело-то перспективное.

— Э, нет, я в эти игры не играю. Ты же знаешь, мне интересно создавать собственную страну, а не грабить чужую. С малочисленными американскими племенами, мы хоть с трудом, но договоримся, а с сотнями миллионов индусов вряд ли. Там другой подход нужен. Тонны пороха и реки крови. Нет, геноцид — это не моё.

— Я бы мог попытаться без крови, — не слишком уверенно произнёс Тропинин.

— Вот и попытайся, — я хлопнул его по плечу.

За время короткого разговора Лешкины глаза несколько раз вспыхивали и гасли, точно маяки на морском берегу. Какие-то планы рождались в его голове и тут же рушились под взглядами друзей и невесты. Он слишком сроднился с Америкой, чтобы променять её теперь на мечту юности.

Каким бы царским не вышел подарок, гости напирали, а Лёшка радовался тлинкитской накидке чилкат не меньше чем Индии. Скоро меня оттёрли, Тропинина утянул людской водоворот, а я вновь почувствовал себя неуютно.

Что-то определённо делалось не так. Зачем всё это? Зачем возводить замок, в котором не можешь жить? Одно лишь голое концептуальное творчество? Чёрный квадрат, имеющий композиционный смысл, но лишённый чувств. Но у меня даже композиция не выстраивалась. Чёрная дыра, получалась, а не квадрат.

Вымышленный мир годился для таких же вымышленных обитателей, а реальные люди просто жили здесь и грубо мяли реальность под себя, не сообразуясь с замыслами творца.

— За Америку! — провозгласил тост капитан Чихотка.

— За нашу Америку! — поправил Тропинин.

«За вашу Америку», — подумалось мне.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ

Третья книга https://author.today/work/55007