Быстрее империй (Тихоокеанская сага-2)

Глава двадцать первая. The taste of victory

Глава двадцать первая. T he taste of victory

Многое у нас пошло не по плану. Испанские корабли, как мы и рассчитывали, вышли в море, один из них даже попал в расставленную ловушку и находился в плачевном состоянии. Но сухопутные силы остались на прежнем месте и уходить, кажется, не собирались. Правда животные разбрелись по полуострову, индейские заложники разбежались, а гарнизон пребывал в унынии. Мы наблюдали за вяло передвигающимися по лагерю солдатами, за офицерами, снующими туда-сюда и даже не пытающимися одёрнуть деморализованных подчиненных.

Мы вдруг увидели как два человека с большими охапками камыша бросились в воду метрах в ста от испанской миссии. Испанцы не обратили на беглецов внимания. Не раздалось ни выстрела, ни даже окрика.

В одном из беглецов мы узнали нашего Анчо. Вторым был какой-то индеец в кожаной солдатской куртке. Пользуясь вязанками камыша, как поплавками, они благополучно добрались до острова, и Тропинин организовал людей, чтобы помогли выбраться на крутой юго-западный берег.

На обратном пути Лёшка успел наскоро переговорить с гостями.

— Чёрт! — воскликнул он, возвращаясь. — Оказывается мы дрались не с испанцами!

Меня словно под дых ударили, аж нехорошо стало. Кто же здесь мог кроме испанцев появиться? Я взглянул на Мухоморщика, тот кивнул, подтверждая дикое заявление Тропинина.

— А с кем же мы дрались? — осторожно спросил я.

— С каталонцами, — сказал Лёшка. — Ну, то есть половина солдат и матросов это индейцы или креолы, даже филиппинцев несколько человек в команде имеется. А вот среди тех, кого мы назвали испанцами, большая часть — каталонцы. Включая, кстати, и господ офицеров.

Мне сразу стало легче. стало быть, мы не столкнулись по ошибке с какой-то ещё империей или тем более с замаскированным под испанцев патрулями времени, гоблинами, спецслужбами. В общем-то, конечно, испанцами наши противники были лишь в политическом смысле, но…

— Какая разница, Лёшка. ей богу, они служат одному королю.

Перебежчиком оказался индеец из племени кочими. Ещё в детстве его обратили в католическую веру, причём лаской, а не принуждением. Иезуиты дали ему христианское имя Хавьер и начальное образование (он знал арифметику, понимал латынь, умел читать и писать по-испански). Парень сильно привязался к одному из отцов, хотя и не стал клириком или монахом.

А несколько лет назад всех иезуитов арестовали и куда-то отправили. В том числе и его наставника. Среди индейцев ходили слухи, что всех отцов утопили в открытом море или сбросили с высоких гор.

Так или иначе, наш воин затаил злобу на Гаспара Портолу, который руководил преследованием. Когда иезуитов разогнали, Хавьер поступил на службу, чтобы отомстить. Но это оказалось невозможно. Даже если бы Портолу не охраняли солдаты, тот и сам был не промах, во всяком случае от фанатичного студиоза как-нибудь бы отбился. Поэтому Хавьер решил бежать и воспользоваться для этого первым же случаем.

Разумеется, бежать к ослабленным диким племенам Калифорнии не имело ни малейшего смысла. Им самим вскоре суждено было разделить судьбу племен, что обитают южнее, то есть стать частью Новой Испании. Другое дело люди, у которых были пушки и корабли не хуже испанских. Люди вроде нас. И парень не ошибся в расчетах. А я был рад, что заполучил в команду знающего местные условия человека. Даже подумал вслух, не дать ли убежище всем иезуитам из испанских колоний? Пусть себе возводят миссии, строят храмы, больницы и школы.

Но Лёшка поднял меня на смех.

— Они сожрут нашу цивилизацию с потрохами, — заявил он. — Они проникнут своим мицелием в нашу плоть и будут исподволь управлять всем и вся. Оглянуться не успеешь, как мы все заговорим на латыни.

— Они сейчас в подполье и будут вести себя тихо, — отмахнулся я. — Да и всё равно, где их теперь искать?

В воображаемую папку с Лёшкиным делом добавилась ещё одна фобия, а тем временем Анчо методично выуживал из нашего гостя новые сведения.

Из дальнейшей беседы, больше напоминающей допрос, мы узнали, что обидчик Хавьера и есть тот самый седовласый мужчина, который здесь всем заправляет; что флагман называется «Сан-Карлос»; что половина его команды слегла с цингой, а третий корабль «Сан-Антонио» ушёл в Сан-Блас («святой Власий, по-вашему», — добавил Анчо) за припасами, ещё до того, как стало известно о стычке с нами. Поэтому подхода резервов мы могли не бояться до следующего лета, как минимум.

Мы ожидали, что испанцы предпримут ещё одну атаку на Алькатрас. Теперь нас некому было поддержать огнём, а значит штурм мог принести успех. Но похоже их наступательный запал на сегодня иссяк. Долгое время ничего не происходило. Испанцы ждали возвращения кораблей, но о тех не было ни слуху, ни духу. Несколько небольших групп покинули лагерь и отправились то ли на разведку, то ли на поиски разбежавшихся животных.

Всё изменилось, когда вернулась одна из групп. Из большой палатки появился Портола-и-Ровира в окружении офицеров при всех регалиях, доспехах, перьях на шляпах. Он выкрикнул несколько слов, которые до нас, конечно, не долетели, но которые привели весь лагерь в движение. Солдаты строились, группировались по взводам, или что там у них вместо взводов. Сержанты проверяли личный состав, оружие, амуницию. Затем все вместе начали разбирать постройки, сворачивать палатки, паковать вещи.

Всё это переносилось на берег и грузилось в лодки. Между прочим, мы увидели, как уводят наших свинок, козочек, уносят клетки с птицей. Правда крупных животных испанцы не рискнули затаскивать даже на вместительный баркас. Однако и оставлять нам трофеи не пожелали. Мы увидели, как один из сержантов вытащил клинок и, отведя вола к овражку, рассёк тому горло. Кровь вызвала интерес у привыкшей к корриде публики. Второго вола сержант убил уже в окружении солдатни. Затем волов порубили на куски, завернули в парусину и отнесли на лодки.

После коротких сборов сухопутный отряд человек сорок и флотилия из пяти лодок выдвинулись в поход. Но не на юг, как мы ожидали, а в сторону океана. Всё было организовано очень умело. Отряд шёл налегке, прикрывая водный обоз с суши, а фальконеты на баркасах готовы были к нападению с моря. Ударить по ним нашими силами не представлялось возможным.

— Надо бы дать весточку Варгузину, — сказал Лёшка.

— Не успеем. Да и не сделает он тут ничего. Они профи. Их нахрапом не возьмешь.

Когда через час испанский отряд миновал наши разорённые укрепления в Пресидио, мы с Тропининым решили выбросить на полуостров небольшую разведгруппу, в которую, разумеется, записали себя первыми. С нами увязался Окунев, который так и не проронил ни слова после гибели корабля, Анчо, заявивший, что попробует установить контакт с местными, и ещё человек пять-семь туземной гвардии. Переправа заняла около получаса, а к тому времени испанский отряд уже скрылся из вида. Впрочем, мы и не собирались идти следом за ним вдоль берега. До вершины одного из самых высоких холмов было гораздо ближе, а с него открывался отличный вид на весь театр боевых действий. А чтобы всё рассмотреть как следует, мы забрались на кривую сосну, имеющую наверху удобную развилку.

Портола расположился временным лагерем на берегу океана, вытащив на берег лодки и отправив баркасы к кораблям. Оба пакетбота находились в полумиле от берега. «Сан-Карлос» стоял на якоре, а «Первооткрыватель» медленно прохаживался рядом. Возле кормы флагмана стояла шлюпка с матросами, которые занимались починкой руля.

Яшкин галиот «Кирилл» продолжал рассекать море на достаточном удалении от испанцев. Хуан де Орвай мог бы броситься в погоню, но боялся оставить флагман без поддержки. На время сложилась патовая ситуация. Однако ближе к вечеру испанцы вполне могли закончить ремонт или дождаться прилива и вернуть раненный пакетбот в залив. В этом случае Яшке пришлось бы уходить, потому что при стычке с боевым кораблём его не ожидало ничего хорошего.

День подходил к концу, когда в море вдруг показались новые паруса.

— Кто? Что? — заверещали мы на сосне, точно стая воробышков.

Паруса появились на западе, едва не касаясь заходящего солнца, и потому корабль мог быть откуда угодно. И чьим угодно.

Мы дышали на стекла подзорных труб и протирали их чистыми уголками рубах, подстраивали резкость, пытались унять дрожь в руках, найти удобное положение. Но ничего конкретного увидеть так и не смогли.

Бочкарёв, я уже знал это наверняка, задержался на Кадьяке и не мог поспеть к нам так быстро. У Испанцев имелся ещё один пакетбот — «Святой Антоний» или иначе «Принц». Хавьер, однако,утверждал, что он ушёл далеко на юг и вернуться не успевал. Но быть может наш беглец был засланным казачком и нарочно ввёл нас в заблуждение? В таком случае корабль мог подойти с подкреплением, добавить испанской артиллерии дюжину орудий, а сухопутным силам пару взводов солдат, что однозначно склонило бы чашу весов в пользу противника.

Неизвестный корабль приближался довольно быстро. Его мачты были не высоки, а из-за солнца мы заметили его слишком поздно. Так что уже через час можно было разглядеть корпус и сосчитать мачты.

Испанцы тоже переполошились, не зная, откуда дует ветер. На берег подали сигнал и Портола начал погрузку людей в лодки.

Тем временем неизвестный корабль слега довернул, четыре вспышки и белых облачка сорвались с его борта, а четыре ядра полетели в сторону испанских кораблей. Было слишком далеко, чтобы залп достал пакетботы даже на излете. Скорее это был символический знак. Предупреждение. Вызов.

Нас охватило ликование, к которому примешивалась тревога. Кто выступил на нашей стороне и что он потребует в качестве оплаты по векселям?

— Да ведь это «Гавриил»! — произнес Окунев до этого не произнесший ни слова.

— «Гавриил»? — удивился я. — Что могло случиться? Мы же вернули его Бичевину.

Я на мгновение испугался, не случилось ли что с хозяином, раз Кривов решил привести корабль сюда. Но тревожная мысль быстро уступила радости. Нам сейчас «Гавриил» был нужнее. И почти сразу я разглядел на палубе самого Бичевина вместе с неразлучной парочкой — Слоном и Тунгусом.

Но даже теперь сила была на стороне испанцев. При необходимости «Первооткрываетль» в одиночку мог принять бой с одним вооруженным кораблем и одним купеческим. А потом «Гавриил» подойдёт ближе и выяснится, что он ничем не отличается от «Кирилла», за исключением четырех пушек, да и те наверняка установлены на один борт. И тогда Хуан де Орвай может и не стерпеть. Захочет наказать мужичье за блеф.

Видимо такая мысль мелькнула не только в моей голове. Чтобы не вводить испанского капитана в искушение Яшка решил поднять ставки. Его галиот вдруг перестал изображать добычу. Подняв все паруса, «Кирилл» резко пошел на сближение с таким расчетом, чтобы оказаться в зоне сражение вместе с «Гавриилом». Подтверждая безумное намерение капитана, из трюма повалил народ. Много народу. Там были и индейцы, и азиаты, и русские. Люди облепили мачты и заполнили палубу. Они потрясали копьями, саблями, ружьями и что-то орали. Для полноты картины не хватало лишь развевающегося чёрного знамени с перекрещенными костями.

Испанцы решили не рисковать. Пакетботы приняли на борт сухопутный отряд и плечом к плечу, словно два забулдыги, потихоньку направились к югу.

Мы встречали гаврииловцев как героев.

— Нас перехватил Тыналей. — рассказывал Ромка. — Ещё на подходе. Мы встали на ночь в проливе, чтобы не заходить в гавани в темноте. А его разведка следила за водой, боялись диких. Увидели корабль, доложили. Он сам подошёл на лодке и крикнул заранее, а то бы пристрелили с перепугу. Сделал страшные глаза, сказал, что у вас тут война. А у него пушки, которые нужно срочно доставить. Ну, корабль-то не мой, а Иван Степанович точно молодые годы вспомнил, сразу приказал к вам на помощь идти.Пушки прямо ночью же на лодках перевезли. А как рассвело, мы уже из проливов вышли и к вам, значит.

— А ведь едва успели, — заметил я и повернулся к Бичевину.

— Кого на Уналашке-то оставил вместо себя?

— Оставил кое-кого. Но смысла особого нет. Конец промыслам пришел. Выбили всё варнаки. Налетели, как воронье на падаль и растащили.

— Ну это дело поправимое, — пожал я плечами. — Как народу поубавится, то через два-три года восстановится зверь.

— Да хватит уже. Надышался пургами, — махнул рукой купец.

Первое русское кладбище на калифорнийской земле получилось большим. У нас были потери на Алькатрасе, на «Онисиме», но особенно на северной батарее. Одиннадцать убитых и умерших от ран. Ещё двое утонули, их тел мы так и не нашли. Столь крупных разовых потерь мы давно не несли. Во всяком случае под моим руководством. Даже зимняя война на Алеутских островах получилась менее кровопролитной.

Несмотря на то, что никого из погибших я не знал близко, при виде свежих могил мне стало не по себе. Неприятно. Досадно. Я вдруг понял, что вовсе не мечтал захватывать Калифорнию. Она была мне не нужна. Здесь не было ничего, что могло бы стать частью мечты. Пустынные засушливые земли, змеи и землетрясения, болезни и испанцы.

Мы вполне могли бы разойтись с противником мирно. Прочертить так сказать границу по Золотым воротам. Удобный естественный рубеж. Испанцы бы конечно не успокоились, но вряд ли полезли бы сразу дальше на север. Ждали бы удобного момента, копили бы силы, а мы копили бы свои. За нами бы остались и река Сакраменто, и золотоносные поля, и даже пресловутый Форт-Росс.

Фактически мы пролили кровь только ради небольшого полуострова, где в наше с Тропининым время стоял легендарный город, но сейчас это был всего лишь квадрат не очень удобной земли. Квадрат со стороной километров в пять. И это на фоне тысяч километров побережья, которое все еще не освоено.

И было бы ради чего. Но ведь даже владея полуостровом, мы не сможем держать под контролем весь залив. У нас нет и не будет столько людей. Мы и без того распылили силы, а ведь я хотел сосредоточить их на Виктории.

Но зачем огорчать людей? Я промолчал и не стал делиться мыслями даже с Лёшкой. Он был так возбужден первой военной победой, что мы наверняка поругались бы.

В качестве трофеев нам досталось небольшое поле засеянное кукурузой, огород с посаженными овощами. С помощью местных индейцев (мы обещали компенсацию, если они не убьют животных, а передадут нам целыми и невредимыми) нам удалось отловить с дюжину хрюшек, несколько мулов и коз, пару коров и бычка. Это обещало некоторые перспективы.

Я уговорил Варгузина остаться в Калифорнии приказчиком и фактическим начальником владений. Задачей его было следить за испанцами, укреплять форпост, торговать с индейцами, изучать окрестности на предмет подходящих земель под пашню и застройку, а потом и размещать там людей, которых я буду присылать. Взамен я предложил его небольшой ватажке временную монополию на местные промыслы (конкурентов всё одно не было). Калан водился на островках перед входом в залив, в самом заливе, и Варгузин успел оценить возможные объемы добычи. Если не считать речного бобра (весь промен я поставлял в Лондон), калан был единственным зверем, ценность которого всё еще не упала в Кяхте. Так что мы ударили по рукам.

Варгузину мы оставили баркас и одну шлюпку, а также четыре пушки и один фальконет, для салютов. С ним осталось две дюжины добровольцев, в основном старых корешей.

Устроив таким образом дела в Калифорнии, я с большим удовольствием отправился в обратный путь.

Перед самым отплытием мы узнали от индийской эстафеты, что Портола всё же основал свой Монтерей. Мало того укреплял его, как пограничную крепость. туда свозились припасы, собирались войска.

Уже в пути я вдруг подумал, что мы вполне можем получить по шее от родного правительства за самоуправство. Оно сейчас воевало с Турцией, и осложнения с испанской короной были императрице совсем ни к чему. Испания находилась на пути движения Архипелагской экспедиции, её снабжения. Состояние войны могло нанести урон всему делу. И кого схватят за ухо, когда начнут искать виновных?

Тем более что испанцы, само собой подадут стычку со своей точки зрения. Нападение промыслового мужичья на благородных донов. Наши оправдания никого не будут интересовать, нас даже и спрашивать не станут, кроме как на дыбе. От Испании до Петербурга ближе.

Я попытался завести разговор с Тропининым, но он всё ещё пребывал в эйфории, мешающей трезвому взгляду.

— Вот же дураки, счастья своего не понимают, — усмехнулся он.

— О чём ты?

— Возможно, опередив Испанию с Сан-Франциско, мы сохраняем за ней в будущем все прочие колонии в Тихом Океане. Ведь именно отсюда испанские острова один за другим будут прибирать к рукам американцы.

— Это всё что тебя сейчас волнует? — разозлился я.

— А что?

— Ты подумай о нас. Мы бросили карты на стол, притом, что до сих пор фактически блефовали. Раньше испанцы только подозревали о нашем продвижении, а теперь столкнулись нос к носу. Допустим, получив по зубам, они дрогнули от неожиданности, но вскоре станут искать возможность отыграться. И, мало того, от испанцев весть разнесётся дальше. Очнутся англичане, а их флот не чета испанскому, засуетятся голландцы.

— Не преувеличивай. Сюда не ближний свет добираться. А здесь тысячи километров береговой линии.

— Допустим, Викторию они не обнаружат, — согласился я. — Там у нас такой лабиринт из островов и проливов, что и флота не хватит всё обыскать. Но что если они высадятся в устье Колумбии или ещё где-нибудь? А значит, нужно стахановскими темпами столбить участки. Ставить посёлки в каждой удобной бухте, в устье каждой мало-мальски приличной реки, подниматься по ним до истоков, ставить посёлки на каждом островке, на всём побережье протяжённостью несколько тысяч миль. А где взять на всё людей, денег? Да и собственная империя начнёт присматриваться к обретённым дуром землям.

— Эй, эй, полегче. — Тропинин поднял обе руки. — Ты так говоришь, будто это была моя идея, срочно идти завоевывать Калифорнию. Вспомни, это ведь ты потрясал той брошюрой и требовал немедленного похода.

— Виноват, — согласился я и стукнул от досады кулаком по бимсу. — И промолчать нельзя. По нашим липовым отчётам, поставляемым в Охотскую канцелярию, мы всё ещё топчемся на Кадьяке. Пока испанцы не начали дипломатическую войну, нужно срочно объявить в Питере об обыскании новых земель. Причём постараться упредить испанцев. Но тут ещё одна проблема возникает. Охотские власти пока ещё надумают наверх доложить, если вообще надумают. А до Петербурга почта идёт долго, а может и вовсе затеряться, пока её какой-нибудь Миллер не обнаружит в архивах. Значит нужно отписать сразу в столицу. И писать нам самим.

— Кому? Екатерине?

— Екатерине тоже можно. Но вернее будет написать в Академию Наук. В Коммерц-коллегию. В Адмиралтейство. Орловым, Потёмкину, кто там ещё у нас, Зубов?

— Для Зубова вроде бы рановато. — подумав, сказал Тропинин.

— Короче говоря, чем больше адресов, тем лучше. Глядишь, кто-то из них и обратит внимание. Пойдёт шум в верхах, разговоры в обществе. Пиар и лоббизм — великое дело. Тутошние институты не выдержат тактики двадцатого века.

— Я всегда говорил, что без империи нам не справиться, — заметил Лёшка. — А ты спорил. И что же? Едва испанцы нажали, как ты уже готов бежать и жаловаться мамочке.

Язва он, этот Лёшка.

— Ещё посмотрим, может нас всех повесят за то, что во время турецкой войны мы ввязались в стычку с испанцами.

— Ерунда! Архипелагская эскадра в испанские порты не заходила. Это я точно помню. А больше от них никакой пользы и быть не могло.

Мы объявили собрание штаба и перебрались на «Гавриил» — его казёнка была побольше. Общими усилиями сочинили пару «скасок» в которых красочно расписали трудности плавания (штормы, противные ветра), изложили кое-какие сведения о природе и туземных жителях, доложили, что, пользуясь высочайше дарованными привилегиями промышленникам, основали купеческие поселения в новых местах.

Словно роскошное блюдо острыми специями, мы усыпали доклады любимыми словечками эпохи: «зело», «преизрядно», «знатно», «наипаче». Между прочим упомянули и воды, «нареченные гишпанцами именем святого Франциска». К сообщению приложили грубые карты всего северо-западного побережья от Кадьяка до Сан-Франциско, исключив только Викторию и внутренние проливы рядом с Ванкувером. В общем, вышло красиво.

Составили отдельный «репорт» и о стычке с гишпанцами, которая окончилась нашей победой.

На всякий случай я подписался не «собственным» именем, возможно фигурирующим в следствии, и в чёрном списке Охотского порта, а именем одного из своих «племянников», определённых недавно за взятку в казачество. Комков, Тропинин и три наших шкипера со славой первооткрывателей расставаться не пожелали. А Бичевин от всякого упоминания отказался вовсе.

— Хорошая же возможность оправдаться, — заметил я. — Победителей не судят!

— Нет уж, — хмыкнул он. — Пусть лучше совсем обо мне не вспоминают.

Мы сделали несколько копий. Те, что предназначались петербургским властям и вельможам, я намеревался отправить особым порядком. Испанцы имели фору, их депеши пересекали Мексику на лошадях, а затем Атлантику под парусом. Наш океан и наша Сибирь были побольше. Но у меня имелись козыри в рукаве. Письма я собирался подбросить в Нижнем Новгороде на почтовой станции, пользуясь приятельскими отношениями с тамошним комиссаром.

Вот только Волга вскроется ото льда.

Конец декабря в Виктории больше походил на раннюю осень где-нибудь под Рязанью. Хотя некоторые породы деревьев уже сбросили листья, другие ещё были полны красок, а многие так и оставались зелеными. По вечерам бывало прохладно, но днём погода стояла солнечная и тёплая. Вот в такой погожий денёк мы и вернулись.

Бичевин обозревал нашу Набережную с палубы «Гавриила» и, хотя не показывал на людях вида, явно был впечатлён.

— Смотрю, ты и правда неплохо устроился, — заметил он, наконец.

Мне стала приятна его оценка. Я уже привык к скептицизму товарищей и равнодушию большинства зверобоев. И вот появился человек независимый, но способный заглянуть чуть дальше сиюминутного дохода.

— Поставим вам домик, — пообещал я.

— Сами поставим, — возразил беглый купец. — Средства есть. И за работу, и за камень, и за дерево заплачу. Всё как полагается.

— Хорошо.

Корабль причалил. Всей компании Бичевин привез человек пятнадцать. В основном зверобои и старые иркутские друзья. Из трюма доставали пожитки — сундуки, бочки, стопки шкур, ларцы, несколько свернутых ковров. Последним выгрузили огромный медный дистиллятор.

— Пропал городок, — вздохнул Тропинин.

— Не боись, — усмехнулся я. Какой же город без кабака? А теперь будет целых два.

— Два?

— Ну не оставлять же Бичевину монополию на столь прибыльное дело? — хмурый взгляд встречающего экспедицию Тыналея навел меня на идею. — Я уже придумал хороший бренд для нашего бара.

Мы разместили гостей в «Императрице», а вечером устроили по случаю успешного возвращения грандиозный банкет в атриуме. Он произвел на купца не меньшее впечатление, чем город посреди диких мест. Разнообразные блюда, столики, фонари, бассейн, сама атмосфера, невиданная не только на фронтире, но и всюду где он мог бывать — всё это выглядело настоящей сказкой.

— Собираешься кабак завести? — спросил я купца после первых победных тостов.

— Хотелось бы. Разрешение нужно?

— Нет. Но мы строим только из камня.

— Лады. Место укажешь? Под дома, под корчму.

— Место выбирай любое, — отмахнулся я. — Красные линии укажу, а там хоть дворец себе ставь, хоть пассаж. Лавку, корчму, всё что угодно. У нас свобода пока. Ни податей, ни знати.

Я выложил перед ним наше фирменное блюдо — печёный картофель с укропом и оливковым маслом.

— Вот как? — усмехнулся он, пробуя печёный картофель. — Совсем не платишь ничего?

— С промыслов пушных плачу иногда, — признался я. — В Нижнекамчатскую избу. А с торговли — ни копейки.

— Ну а мне и с промыслов незачем платить. Верные люди передавали, что пока лучше не возвращаться.

— Да и не зачем. Мы здесь город построим не хуже Иркутска, а то и Петербурга.

Он усмехнулся.

— Ну, скажи ты мне такое раньше, я бы на смех поднял, а теперь…

— Построим! — твёрдо повторил я.