Глава пятнадцатая. El Descubridor
Хуаны действительно не дремали. Всего-навсего недели через три после нашей высадки на горизонте появился парус. Его заметил один из людей Чижа, отряжённый для наблюдений за океаном на вершину горы.
— Корабль! — прокричал он, давая отмашку тряпкой.
Мы с Тропининым как раз прогуливались на склоне холма. Возможно того самого, который в наше время прозывали Русским. Откуда-то отсюда, вероятно, сбегала известная своими виражами Ломбард-стрит, где стояли особняки калифорнийского бомонда и богемы.
Мы отправились назад к мысу и прошли, между прочим, мимо поселения индейцев у небольшого пруда. Те не обратили на нас никакого внимания.
— Странные они какие-то. — заметил Тропинин. — Абсолютно мирные. Разве у них нет конкуренции за ресурсы, за женщин, за территорию?
— Не знаю, в чем тут дело, но лучшего и желать нельзя. Нам и испанцев хватит с лихвой.
Я заметил Анчо, беседующего о чём-то с парой местных парней, махнул ему рукой.
— Дело есть.
Он вскочил и отправился следом за нами.
Мы вернулись на наш мыс и на обрывистом тихоокеанском берегу нашли Окунева и толпу любопытных. Капитан рассматривал чужака в подзорную трубу. Остальные смотрели так и слушали подробности от капитана.
— Две мачты, — сообщил Окунев, передавая трубу мне. — Паруса прямые. Тонн двести, если на глазок. В борту есть порты, значит есть и пушки.
Я рассмотрел корабль через радужное сияние допотопной оптики. Судно шло с юга и находилось довольно далеко от берега. Наше поселение с него видеть не могли. Горы закрывали и мыс и залив. Даже пролив Золотые ворота они вполне могли проглядеть.
— Судя по всему бриг или какой-то из его пращуров, — резюмировал я.
— Может не подавать им сигнал? — спросил Тропинин. — Пройдут мимо и ладно.
— А вдруг высадятся где-нибудь в твоём Россе? Поставят там форт. Уж лучше сразу расставить все точки над i.
— Так что зажигать? — переспросил коряк, стоящий с факелом перед кучей хвороста, травы и зеленых веток кипариса.
— Зажигай, — кивнул я. — А мы флаг поднимем.
Тут мы пошли на хитрость. Военно-морской флаг Российской империи то и дело менялся. Монархи словно не могли сделать окончательный выбор. Андреевский крест помещали то на белом поле, как бы инверсируя шотландский флаг, то на фоне отечественного триколора. Как раз недавно произошла очередная ротация и на боевых кораблях стали поднимать привычный нам с Тропининым стяг. Мы решили этим воспользоваться.
Хотя обманывать противника чужим флагом считалось в эти века порядке вещей, собственные военные излишне трепетно относились к символике, и поднимать её без права гражданскими считалось серьёзным преступлением. Пойти на него мы не решились, мало ли кто может настучать в столицу. А вот нашить Андреевский крест поверх торгового триколора, коли уж флот от него отказался, нам показалось вполне оправданной хитростью. Пусть думают, будто встретили официальную власть, а не банду торговцев. Благо, что до испанских колоний вести о смене декораций доходят медленно. Если они вообще знают, какие флаги носят российские корабли.
Столб дыма на корабле заметили, а уж тогда рассмотрели в подзорные трубы и всё остальное.
— Флаг подняли белый, — доложил караульный коряк. — Может на переговоры идут?
— Это испанский флаг, — сказал я. — Чёрт! Даже не верится! Мы опередили их на каких-то пару недель.
— Думаешь, нападут?
— Одним кораблём вряд ли. Это скорее разведка. И значит нужно пустить им пыль в глаза.
Тем временем на гору подтягивались новые стайки любопытных.
— Испанский язык кто-нибудь знает? — спросил я, оглядывая народ.
Народ безмолвствовал, только Анчо пожал плечами, мол, дай только время, выучу хоть испанский. Но времени как раз и не осталось.
— Чиж, пусть твои ребята оденут доспехи. И ещё. Отыщи плащи. Одного цвета, чтобы выглядели одинаково. Обряди в них человек десять. Пусть возьмут ружья на плечи и тому подобное.
— Зачем? — спросил Лёшка.
— Понимаешь, эти испанцы дюже уважают армию, а армия в понимании самих армейцев это однообразие и дисциплина, я повернулся к Чижу. — Не найдёшь плащей, сделай на скорую руку какие-нибудь накидки.
Чиж кивнул и ушёл.
— Сашка, опроси людей, может быть, кто-нибудь случайно знает испанский.
Окунев тоже кивнул и отправился в городок.
— Дышло! — наткнулся я взглядом на нашу вечную головную боль. — Сгоняй на «Онисим». Мне нужна сабля. С перевязью. Она висит в казёнке на стене. И моя треуголка, да плащ побогаче. спроси, кто там сейчас, скажи что от меня.
— Мне тоже, — сказал Тропинин.
— Ему тоже, — кивнул я.
Убежал и Дышло.
Тем временем корабль подошёл ближе. Старший офицер в белой рубахе рассматривал нас в подзорную трубу, но тревогу не поднимал. Мы видели его жесты и оживлённую беседу с одним из офицеров.
— Может, пальнуть из пушки? — предложил Тропинин.
— Сколькими выстрелами положено приветствовать корабль?
— Пятью, полагаю. А может семью. Чёрт её разберёшь эту иерархию. Но пока он в порт не входит приветствие ни к чему. Я имел в виду подать знак, намекнуть, что мы тут не с дубинками из бамбука.
— Пока не будем переводить порох. Всё равно не успеем затащить пушку на гору. Вот если они войдут в пролив, тогда и стрельнём. Надо бы предупредить Ватагина, пусть дует в бутафорскую крепость с фальконетом.
Ещё одни посыльный отправился вниз и скоро мы увидели, как байдарка, сражаясь с бурным течением, перескочила Золотые Ворота.
А вот испанцы пролив так и не заметили. Корабль подошёл ещё ближе, паруса убрали, а с борта спустили лодку. Туда попрыгали матросы, сошёл один из офицеров, и лодка направилась к берегу.
— Ты хотя бы пару слов вспомнишь на испанском? — спросил я.
— Аста ла виста, — сказал Лёшка. — Камрад. Вот тебе как раз пара слов.
Дышло притащил снаряжение. Мы переоделись, скрываясь за камешками, и поспешили вниз к океанскому берегу, навстречу лодке.
— Но пасаран! — продолжил по дороге вспоминать Тропинин. — Пуэбло унидо…
— Хамас сера венсидо! — закончил я фразу.
Похоже, мы питались с ним из одних источников. Гражданская война в Испании, Кубинская революция, военный переворот в Чили. Этого мало, чтобы вести переговоры.
— «Но пасаран!» пожалуй, будет актуально, — заметил Лёшка. — А чего ты спрашиваешь?
— Ты уже раз двадцать через пролив переплывал, небось, освоился. И Оладьин тебя к рулю ставил, так что понятие имеешь. Хочу отправить тебя к ним лоцманом, а заодно и на разведку.
— Как в том фильме? — воскликнул Тропинин.
— Как в фильме, — согласился я, с трудом припомнив, что может иметь в виду товарищ. А припомнив испугался. — Только сажать на камни испанцев не надо! Присмотрись, послушай, о чём говорят?
— Послушать? — засмеялся Тропинин. — Если услышу «Но пасаран!» обещаю, ты первым узнаешь.
Лодка шла медленно и долго выбирала место, где можно безопасно пристать, но и спуск по крутому склону отнял много времени. Так что мы оказались на берегу почти одновременно с шагнувшим из лодки испанским офицером. Офицер был в выгоревшем и потертом синем камзоле, рыжих чулках и чёрной треуголке; его матросы — в обычных рубахах и куртках из парусины.
— Салют, амиго! — приветствовал я гостя и помахал шляпой.
Офицер выплюнул длиннющую фразу, в которой не оказалось ни единого знакомого слова, но много артиклей. Они буквально лезли друг на друга.
— Но абла испаньол, — сказал я. — Абла устед инглес?
Ответ был отрицательным, хотя при слове «инглес» офицера слегка перекосило, а шестеро матросов, что остались в лодке, заметно напряглись. Вероятно, несмотря на перечёркнутый триколор, они заподозрили в нас британцев. Или просто не знали российского флага. Я порылся в памяти и наскрёб по сусекам ещё несколько слов.
— Сой команданте ди пуэрто, — я показал рукой на себя, потом за спину. — Пуэрто русо. Биенвенидо!
Испанец пожал плечами и заявил, как я догадался по презрительной интонации, что никакого такого «пуэрто» не наблюдает.
— Лоцман, — я хлопнул Тропинина по спине и, подумав, что словечко наверняка голландское, завезённое Петром, добавил на английском. — Пайлот.
— Пилото? — переспросил испанец.
— Си, — обрадовался я пониманию. — Пилото.
Офицер кивнул и жестом пригласил Лёшку на борт.
Лодка вернулась на корабль, и тот направился к Золотым воротам. Судоходство в эти времена происходило медленно. Ветер не позволил испанцам сходу повернуть в пролив. Их капитану пришлось сделать крюк, а я успел не только вернуться в городок, но и подготовиться к встрече.
Пользуясь отсутствием Лёшки, я первым делом отправился на лодке в Викторию. Понятно не океаном отправился, а через дырку в пространстве.
Гавань оказалась пуста. Народ занимался своими делами, и даже на стенах крепости не было часовых. Что ж, такая беспечность сейчас пришлась кстати. Заскочив в контору, я наспех собрал всё, что могло понадобиться для антуража. Несколько бутылок вина, сладости из личных запасов, серебряную посуду, пару ковров, различные ткани, стопку книг, включая и брошюрку из Флиссингена. Руки чесались забрать и все наличные фальконеты. Если бы не Тропинин, я так бы и поступил. Вопросов бы ни у кого из парней не возникло. Но Лёшка обязательно потребует ответа, а волшебным сундуком их появление не объяснить. И потому пушечки пришлось оставить.
На обратном пути, я заскочил на Кадьяк, чтобы поторопить Яшку. Торопить его, однако, не пришлось. Мне доложили, что корабль ушёл две недели назад. Ещё как минимум неделя ему понадобится на плавание до Виктории.
Наши фальшивые батареи по обоим берегам пролива сделали по холостому выстрелу из фальконетов, а макеты пустили дым. Расход дефицитного пороха был одобрен не столько из уважения к первым гостям, сколько желанием показать, что мы укрепились серьёзно. Испанский корвет имел по шесть орудий с каждого борта и мог при желании смести наши щитовые домики единственным залпом. Вот, чтобы не вводить в искушение соседей видом нашего потрёпанного галиота и потребовалась демонстрация.
Все силы были брошены на создание нужного эффекта. Мы блефовали почем зря. Запас парусины пустили на изготовлениедополнительных палаток. Их поставили тут и там, стараясь охватить побольше пространства. Повсюду накидали мусор, как бы подчеркивая давность пребывания. Зверобои создавали многолюдность и оживление, расхаживая взад-вперёд, перетаскивая с места на место припасы, а выряженные солдатами туземцы, изображали часовых.
Вернувшись из Виктории, я и сам едва не уверовал в то, что к нам подошло сильное подкрепление. Повелись на наш блеф и испанцы, которые внимательно наблюдали за городком с борта. По крайней мере, корабль мирно бросил якорь неподалеку от «Онисима» и спустил шлюпку, а Тропинина не оставили в заложниках, выпустив на берег одним из первых. Вместе с ним прибыло несколько солдат в кожаных куртках, которые встали на берегу. Большинство из них выглядели смуглыми, как мексиканцы, только что без сомбреро.
— На корабле полно солдатни, — успел шепнуть Лёшка. — В основном, правда, индейцы. Карт мне не показывали. В разговорах я слышал про Сан-Диего. Но шла ли речь о порте, о корабле или об одноимённом святом, сказать трудно.
— Можешь перетащить сюда пушки и мушкеты? — спросил я Ватагина, который, сделав выстрел, явился на лодке вместе со всем гарнизоном фальшивой батареи. — Их нужно поставить на склоне и прикрыть городок от возможного десанта.
Ватагин кивнул и умчался. Тем временем от корабля отошла вторая шлюпка, на сей раз с офицерами.
— Вот этот тип у них капитан, — украдкой шепнул Лёшка.
Он показал на усатого человека в треуголке, ботфортах и синем камзоле с золотым шитьём. Тот держал руку на эфесе шпаги, что висела на богатой перевязи. Он отличался военной выправкой и благородной осанкой. Пожалуй, капитан даже несколько переигрывал и в том и в другом, словно не стоял в качающейся лодке, а упражнялся в родовом замке перед зеркалом. Однако нужный эффект он произвёл и заставил меня принять более подобающий вид. Туземцы подыграли мне, выстраиваясь небольшой шеренгой во главе с Чижом.
Едва гость ступил на землю, я снял шляпу и пару раз махнул ею, словно сметая с земли всякий мусор. А туземцы под короткий выкрик Чижа взяли ружья к ноге. И откуда он только успел узнать, что именно требуется делать?
— Ми нобре ес Иван Эмонтай! — произнес я, как обычно представлялся в Европах.
— Хуан де Орвай, — представился гость и произнес длинную фразу из которой я понял лишь капитано, эль пакетбот, и эль Сан-Хосе.
Но сложить слова вместе было несложно.
— Теньенте Мартинес, — представил капитан знакомого офицера, что первым установил контакт.
Их имена мне ни о чём не говорили. Я вновь обозвал себя комендантом порта, но видно напутал с артиклями или окончаниями, так как гость едва заметно улыбнулся. В ответ я заявил, что не говорю по-испански.
— Абла устед итальяно о португес? — поинтересовался капитан.
— Инглес и алеман, — ответил я.
Капитан пожал плечами и задумчиво потёр свой чисто выбритый волевой подбородок. Общего языка не находилось. Возможно, таковым мог стать французский, но я воздержался от поспешного предложения, не желая вести серьёзный разговор на малознакомом языке. В дипломатии лучше вообще молчать, чем сморозить глупость.
Тут кстати появился Окунев.
— Расстрига латынь знает, — шепнул он.
— Латино? — спросил я капитана. — Абла устед латино?
— Си, — кивнул он с видимым облегчением. — Пор супуэсто!
— Биенвенидо! — я указал рукой на крыльцо, перед которым с ружьём на плече прохаживался сам Чиж. Его плечо, словно генеральский погон, украшала шкура чернобурки.
Мы вошли в большую палатку из парусины, оставив солдат снаружи. Парни изрядно подсуетились. В углу на небольшой конторке стоял глобус с «Онисима», лежали книги, разнообразные навигационные приборы. На стол выставили доставленные мной бутылки вина, сладости и кое-какие закуски. Но вместо кресел или стульев поставили два моих сундука, прикрыв их коврами, а рядом соорудили из бочек и досок лавки для людей попроще. Впрочем, испанец не проявил недовольства и весьма ловко пристроился за столом. Мартинес уселся рядом, а я с Тропининым напротив.
Анчо с видом вышколенного слуги разлил по кубкам вино.
Прибежал Расстрига.
— Знаешь латынь?
— Угу. Но, это… книги читал, конечно, а говорить, не говорил.
— Садись, будешь переводить, как сможешь. Но переводить будешь только то, что я скажу. Ни слова от себя, понял? Ни единого слова. О чём бы речь не зашла. И рожу кирпичом сделай.
Я улыбнулся капитану, поднял кубок.
— Салют!
Мы выпили, и гость заговорил.
— Для нас неожиданность велика есть, здесь русские челны повстречать, — перевёл Расстрига.
В обыденной речи он так не загибал. Вряд ли и капитан взял высокий штиль. Скорее всего, сказались прежние занятия Расстриги. Что он мог переводить с латыни в своём монастыре?
— Так уж и велика неожиданность? — я усмехнулся и точно опытный следователь выложил на стол брошюру. — Мне казалось, ваши монахи давно написали об этом.
Капитан, увидев брошюру, слегка удивился, что изобразил чуть вздёрнутой бровью, а, выслушав перевод, улыбнулся.
— В книге сей лишь о том писано, что природные жители сюда из пределов Московии пришли. Но учёный монах наш вовсе не мыслил о флоте императрицы вашей.
Вон оно как! А этот монах не дурак, раз сумел предвосхитить современные мне научные концепции о расселении народов.
— Тем не менее, мы здесь, как видите. И довольно давно. Давнее вас, во всяком случае.
— Но знать вам должно, что земли все от Горна-мыса до Аниан-пролива, Азию от Америки отделяющего, суть его католическому величеству принадлежат.
— Католическому величеству? — переспросил я Расстригу.
— Так он сказал.
— Пролив Аниан открыл греческий мореплаватель, Хуан-де Фука, — заметил я.
— Будучи на службе короны испанской, — уточнил капитан.
— Да, на службе их католических величеств, согласен. Но старинные карты весьма не точны. Кто знает, что на самом деле описал мореплаватель? Какие-то земли гораздо южнее подлинного пролива. Вы можете поискать их там.
— Пусть так. Однако Альто Калифорния провинция Новой Испании несомненно есть.
— Альто Калифорния? — я сделал удивлённый вид. — Мы называем эти земли Новым Альбионом. И открыты они британцем. Нога Кортеса сюда не ступала, зато ступала нога другого… хм… путешественника — Дрейка. Суть, однако, не в этом. Целых два века никто не заселял землю, почему мы полагаем, что старые претензии утратили силу.
— Отнюдь, — резко заявил испанец.
Он впрочем, не схватился при этом за шпагу, и не вскочил из палатки, намереваясь покинуть переговоры.
— Право на Монтеррей амбахадор Себастьян Вискаино утвердил.
— Амбахадор? Посол что-ли? — уточнил я.
— Посольство в Ниппон, так и есть, — подтвердил Расстрига после обмена репликами с капитаном и его офицером. — Теперь их корабль Эль Дескубридор отправился в Монтерей, чтобы закрепить порт за испанской короной.
— Дескубри… что? Я думал корабль называется Сан-Хосе.
— Сан-Хосе, это имя в крещении, — пояснил Расстрига. — А гражданское имя — Дескубридор, что означает первооткрыватель.
Тут до меня дошла еще одна истина. Я дождался, пока Анчо вновь наполнит кубки, и уже не салютую отпил из своего.
— Монтерей? — спросил я напрямую испанцев.
Они гордо кивнули. А к кубкам даже не притронулись.
— Но это не Монтерей, — улыбнулся я, показывая облегчение. — Искомый вами порт расположен на юге. Если желаете, я могу нарисовать карту.
Они смутились. Кажется, у меня появился аргумент выставить их вон. Возможно во время прежних обсерваций неверно взяли широту, а быть может не указывали её вовсе, и теперь корабль попросту промахнулся мимо цели своего путешествия.
Это было бы замечательно. На Монтерей я не претендовал. Пусть и всё, что южнее забирают. Лос-Анджелес, там, вместе с Санта-Барбарой.
— Давайте сделаем перерыв, — примирительно сказал я. — Думаю, вам и вашим людям хочется отдохнуть после долгого перехода. Шутка ли отмахать лишнюю сотню миль. И, капитан, мне бы очень хотелось предоставить распутывание этого политического клубка вашему католическому величеству с нашим императорским величеством.
Расстрига перевёл. Капитан выглядел мрачным. Его офицер ещё мрачнее.
— Продолжим завтра? — предложил я.
— Пожалуй, — перевел Расстрига.
— Отлично! Мы ждём вас на завтрак вместе с вашими офицерами и сержантами. Матросы и солдаты могут сойти на ночь на берег, но только, чур, без оружия. Тем кто решит остаться на корабле, мы отправим свежие продукты. Воду можете набрать сами, мои люди укажут вам, где есть хороший источник.
Гость поднялся, а я выудил из памяти ещё один оборот.
— Аста маньяна!
За ночь я изготовил карту, на которой был очерчена береговая линия от Сан-Диего до Монтерея, с указанием точных широт. Но всё что севернее я набросал пунктиром, скрыл за туманом войны, так сказать.
Испанцы задержались на несколько дней, что потребовало полного напряжения сил от каждого из нас. Пока начальство в моём лице проводило словесные бои во время ужинов и обедов, остальные продолжали имитировать массовость и показывать изобилие.
Испанцы быстро проедали наши запасы, а мы не смели показать, будто имеем недостаток в чём либо. Напротив, устраивали каждый вечер пирушки, выкладывая на стол последние калачи.
— Было кино такое, — вспомнил Тропинин. — Там французы и британцы в Северной Африке дурачили немцев. Те рвались к оазису, надеясь получить воду, но воды в оазисе не было. Однако союзники делали вид, что есть, даже умывались демонстративно последними каплями.
— Я видел точно такой же фильм, только про красноармейцев и басмачей в Туркестане. То ли это архетип такой, то ли ихние у наших содрали сюжет.
Наш собственный сюжет развивался не менее драматично. Переговоры вскоре зашли в тупик. Нам удалось избежать столкновения, но испанцы, прощаясь, выглядели не слишком довольными. «Первооткрыватель» вышел в океан и повернул на юг.
— Итак, они решили вернуться, — сказал я на военном совете, что проходил всё в той же палатке.
— Вопрос, куда? В Монтерей или в Сан-Диего? — спросил Лёшка. — Или в их исходный порт. Как его?
— Ла-Пас, — уточнил Расстрига. — Хотя они часто говорили о важном порте южнее. Сан-Блас его имя.
— На то, чтобы сходить и вернуться сюда из Сан-Диего с подкреплением им потребуется недели две-три, — заметил Лёшка, изучая карту. — Это если в Монтерее их не ждут.
— Допустим, недели две-три это только дорога. А ведь им еще нужно будет собраться. А если в Сан-Диего нет других кораблей? Значит, будут ждать прибытия. Или пойдут по суше. И даже если там есть какое-нибудь судно, не факт что оно оснащено и готово к выходу.
— У них есть ещё два корабля, — сообщил Расстрига. — «Святой Антоний», в миру его называют «Принцем», и «Святой Карл». И они уже под парусами.
— Вот это плохо, — расстроился я.
— А мы даже если выйдем прямо сейчас потратим на дорогу не меньше месяца, — сказал Тропинин. — И к тому же, отправив единственный корабль, существенно ослабим защиту. Это ещё, если кораблик переход выдержит.
Окунев поморщился, но смолчал. Лёшка был прав.
— Не надо никого никуда отправлять, — сказал я. — Перед походом я оставил Яшке записку, чтобы он сразу же двигал сюда с подмогой.
— Зачем?
— Так ведь мало ли что с нами могло произойти? На одном кораблике в такие походы не ходят. Вот Яшка нас бы и снял с камней.
— Ну, тогда будем надеяться, что в Монтерее их не ждут и у нас есть немного времени. Пойду осматривать Алькатрас.
На самом деле никакой записки я не оставлял, но как раз собирался оставить. И не только записку. Нам требовались пушки, а в Виктории их осталось немного. Причём всё те же фальконеты, бесполезные в борьбе с испанскими кораблями. Яшка по расчётам мог оказаться в Виктории через несколько дней. И мне пришло в голову разжиться за это время пушками на стороне.
На стороне — это значит за бугром. Как только Тропинин отправился изучать свой Алькатрас, я сел в лодку и рванул в Лондон.