Быстрее империй (Тихоокеанская сага-2)

Глава восемнадцатая. La retirada

Глава восемнадцатая. La retirada

После сумасшедшего трафика Темзы, гавань Виктории производила впечатление фотографического снимка. Ни единого движения, даже мелкой ряби на воде. Пустая набережная. И тишина. Лишь через некоторое время я начал распознавать отдельные движения и звуки. На дальнем берегу раздавался стук топора (кто-то начал работу на верфи), а на сторожевой башенке форта расхаживал часовой (заметив лодку, он вяло помахал рукой). В целом же город казался совершенно пустым. Отчасти это объяснялось ранним утром, отчасти отъездом и без того скудного населения.

— Все ушли на фронт, — вздохнул я и тихо окликнул часового.

Тот не удивился моему появлению. Так же тихо позвал командира. Заспанный Тыналей окинул взглядом лодку и не удивился тоже. Ни мне, ни моему грузу. Через пятнадцать минут его парни уже перетаскивали из лодки в Косой Дом пушку, лафет и припасы. И вот неоспоримое преимущество туземцев — они не спрашивали, откуда что взялось?

— Яшка или Бочкарёв не возвращались? — спросил я на всякий случай.

То что Бочкарёв вышел из Охотска на исходе лета я уже знал доподлинно, а вот успеет ли он в Викторию? И пойдет ли сразу сюда или заскочит зимовать на Уналашку или Кадьяк? Мои возможности не позволяли отслеживать корабли в режиме реального времени.

— Никого, — ответил Тыналей. — Ждём. Но море дело такое…

На счёт моря я был с ним совершенно согласен.

— Надеюсь, скоро придут. Не один так другой. А мы им пока подготовим подарки. Работы будет много, поэтому собери всех своих. Но о том, что я здесь, больше не говори никому.

— Ладно, — пожал плечами туземный командир.

Я совершал рейс за рейсом, доставляя в Викторию отобранные канониром пушки. Мы взяли всё, что смогли с первого корабля и перебрались на другой, а затем и на третий. Отбраковка — дело долгое, мы провозились весь лондонский день и только наступление вечера в Европе заставило меня свернуть дела. Слэйтер отправился в припортовый кабак пропивать гонорар, а я вернулся в Викторию, где еще вовсю светило солнце, чтобы составитьтоварищам подробныеинструкции.

— Кто первым придёт, пусть берёт на борт восемь пушек и двигает без промедления в Калифорнию. Второй корабль пусть берёт остальные шесть. Это на тот случай, если с первым что-то случится.

— Ага, — кивнул Тыналей.

— Хорошо. Тогда вот записка для Яшки, а эта для Бочкарёва. В обеих нарисовано, как найти гавань, есть описание береговых примет, обозначены широты. Не заплутают.

Тыналей принял пакеты и убрал их за пазуху.

— Случилось что? — спросил он, наконец.

— Не знаю. Давно там не был. Но может случиться в любой момент. И вот что! Обо мне ни слова, — предупредил я. — Про пушки скажешь, что приходил, мол, корабль из Охотска, он и привёз. Мореход тебе незнаком. Разгружался не здесь, а в соседнем заливе. И сразу же ушёл к каким-то островам, а ты не разобрал к каким именно. Понял?

— Понял, — кивнул Тыналей. — А про письма что сказать?

— Письма я тебе раньше оставил, перед отплытием. И пусть поспешат. Пусть народу с собой возьмут сколько смогут. С оружием.

— Сам пойду, — повёл он плечами.

— Нет. Город нельзя оставлять без защиты. Он намного важнее Калифорнии.

— Как скажешь, — неохотно уступил Тыналей.

Столько обиняков, возни с этими пушками, записками, и всё для того только, чтобы не травмировать Лёшкину психику. Современник связывал меня по рукам и ногам. Не будь его, я бы сразу перебросил орудия на юг, придумав в оправдание какую-нибудь сказку, и мы встретили бы врага роскошной канонадой. А теперь оставалось ждать, кто придёт первым? Ждать и готовиться к худшему.

Первыми пришли испанцы. И пришли они сразу и с моря, и с суши, сделав наше положение уязвимым. Сперва показались паруса — это был всё тот же «Первооткрыватель», а вскоре к нему присоединился ещё один корабль. На вид такой же пакетбот в двести тонн водоизмещения с дюжиной орудий и десятком фальконетов. Похоже на западном побережье у католических величеств было туго с плавсредствами, по крайней мере, ни фрегата, ни тем более линейного корабля, они против нас не выставили. С другой стороны, даже небольшой «Первооткрыватель» с пока ещё безымянным товарищем многократно превосходили нас в огневой мощи.

Одновременно с этим пришли вести о большом пешем отряде, что двигался в нашу сторону с юга. Хорошо, что Анчо успел установить доверительные отношения с местными, и индейский телеграф предупредил нас о чужаках задолго до их появления на полуострове.

— Человек пятьдесят, — доложил Мухоморщик. — Все в железных одеждах и шапках. С ружьями, как я понял, и фальконетами. С ними много животных, а вот каких, я не разобрал.

Мы нацепили треуголки и шпаги (у кого были треуголки и шпаги) и устроили военный совет. Он вышел бурным. Одни выступали за драку, другие проявляли осторожность. Мне по душе была тактика выжидания.

— Надо переправить все ценное на северный берег, — предложил я. — Здесь мы уязвимы.

— А наш городок? — спросил Комков.

— Оставим его. И пристань бросим, и укрепления. На той стороне, в горах мы сможем сражаться с испанцами на равных. Ружья у нас, во всяком случае, не хуже. И место есть для маневра. А здесь полуостров. Нас прижмут к морю и перестреляют, как кур.

— Если мы снимем гарнизоны, то тем самым выкажем слабость, — возразил Лёшка.

Его гулом поддержали наши туземцы.

— Мы выкажем слабость, если начнём стрелять по кораблям из фальконетов, а испанцы, высадив десант, увидят на позициях твои деревянные пушки! Отступив в горы, мы не только скроемся сами, но скроем до поры и истинное положение дел. Испанцы задумаются, возможно, заподозрят хитрость, а мы выиграем время.

Я надеялся на мощную подмогу, но парни об английских пушках не знали, а потому отступление в горы казалось им окончательным поражением.

— Бегать по горам? — засомневался Комков. — А фальконеты что же?

В принципе можно было бегать и с ними. Вот только палить со слонов неудобно.

— Фальконеты мне пригодились бы на Алькатрасе, — вступил Тропинин.

— Зачем они там? — удивился я. — До берега тут пара верст, а хуаны не выстроятся специально на пляже для удобства прицеливания.

— Я хочу устроить им ловушку, — сказал Лёшка. — Испанцы не знают про наши позиции на Алькатрасе. Поэтому, как только корабль пойдёт между берегом и островом, тут мы и ударим.

— Чем ударим? — вздохнул Комков. — Двумя соколиками?

— Корабли не потопим, — согласился Тропинин. — Но картечью палубы подметём.

— Это получится, только если они ближе к острову пойдут, — сказал я, изучая наши черновые лоции.

— А куда они денутся? Так безопаснее. У берега ведь полно отмелей.

Лёшка был прав. Всё, что в наше время город отвоевал у моря, сейчас представляло собой хаотично разбросанные мели и островки, переходящие в прибрежные болота и лужи. Приливы и отливы увеличивали природный хаос, а потому всякий капитан предпочел бы держаться ближе к Алькатрасу, обрывистый берег которого обещал нормальную глубину.

Окунев кивнул, соглашаясь с Тропининым. Но мне не хотелось зря рисковать.

— А потом они ударят в ответ, — сказал я. — И ударят из настоящих пушек. И разнесут твою наспех построенную батарею в клочья.

— А мы после залпа укроемся на обратной стороне, прикроемся холмом. Ядрами нас оттуда не выкурить, только напалмом.

— А если они обойдут остров вокруг?

— А тогда и мы перескочим. Нам всяко быстрее будет. Ну, а если высадят десант, что ж, будем драться!

Туземное войско вновь с одобрением загудело. Я оказался в меньшинстве.

— Я бы предпочёл партизанскую войну. В горах воевать — милое дело. Знай себе делай набеги на коммуникации и обозы. А там Яшка подойдет с подмогой или Бочкарёв на «Варнаве».

— Но тогда испанцы спокойно провозгласят эту землю своей! — возразил Лёшка. — Партизаны или индейцы — не велика разница, в счёт идут только регулярные армии. А провозгласив однажды эту землю своей, они получат на века повод к войне. Нет, что ни говори, а за приобретения нужно сражаться.

— Они это сделали двести лет назад, — напомнил я. — Провозгласили. Так что повод у них есть.

Мы заспорили о нюансах международного права, что выглядело довольно нелепо, тем более, что ни один из нас всё равно не являлся представителем государства. Мы играли в свою игру. Ну, разве что моего липового племянника можно было отнести к представителям власти.

— Постойте! — воскликнул Окунев, прекратив наши пикировки. — А куда же мы денем корабль? В горы потащим или как?

— «Онисим» лучше отвести вглубь небольшого залива на севере, — я отодвинул подсвечник, что прижимал угол листа, на котором мы набросали местную топографию, и показал место. — Там есть, где укрыть корабль.

Со временем здесь мог возникнуть красивый буржуазный городок Сосалито, воспетый Джеком Лондоном в «Морском волке». Если конечно нам вздумается и дальше копировать американцев.

— А если найдут? — засомневался капитан.

— А если здесь корабль захватят? — возразил Тропинин. — Если сожгут?

— Не пойдут они туда, — отмахнулся я. — Вокруг полно мелей, они не рискнут без разведки, без промеров. А на северном берегу мы укрепимся. Отгоним, если попытаются высадить десант или захватить корабль.

— До поры до времени, — пожал плечами Окунев.

— Нам бы выгадать лишнюю пару недель, — я сделал жест, похожий на подсекание рыбы.

— И что тогда?

— Не знаю. Но по всем расчетам наши кораблики должны уже прибыть в Викторию, выйти оттуда и быть на полпути сюда. Ну или хотя бы один из них.

— Если у них в дороге чего не случилось, — заметил Окунев и перекрестился.

Комков перекрестился вместе с капитаном, Анчо коснулся мешочка с грибами и прошептал что-то, а Лёшка постучал по дереву.

— Если не случилось чего, — согласился я.

Мне молиться было некому.

Уговорив Окунева, мы вернулись к обсуждению предстоящей кампании. Ватагин с Чижом склонялись к Лёшкиной тактике, Анчо с Комковым поддержали меня. Вроде бы поровну, но мои сторонники не считались военными авторитетами, и нам пришлось уступить. Мы пришли к компромиссу. Южный берег решили всё же оставить, но на Алькатрасе, напротив, укрепиться по полной программе, включая и переброску всего нашего тяжелого вооружения. А если хуаны туда сунутся, то принять бой!

Всё же наши декорации не пропали втуне. Испанские корабли больше трёх суток не решались войти в пролив, опасаясь залпа в борт или абордажа. Они обменивались сигналами между собой и, возможно, с сухопутным отрядом. Несколько раз то один, то другой корабль приближался к проливу, но удалялся вновь. Возможно моряки изучали местные течения, пытались разглядеть во время отлива мели, а быть может хотели спровоцировать нас на какие-то действия.

Мы на провокации не поддались, нам попросту нечем было ответить. Три дня и три ночи мы полностью использовали для смены дислокации. Городок так же быстро разобрали, как до этого возвели. Дома превратились в стопку щитов, палатки из парусины в тугие свёртки. Мои волшебные сундуки вместе с прочими вещами погрузили на «Онисим» и Окунев увёл старичка в северную бухту, где попытался замаскировать камышовыми циновками на фоне прибрежных зарослей. Комков создавал опорные базы в горах, перетаскивая с корабля всё, что можно было унести. Случись высадка испанцев, мы могли бы переходить налегке от одной базы к другой и устраивать вылазки. Лёшка, получив свою долю припасов и оружия, сооружал укрепления на Алькатрасе.

На южном берегу остался только Анчо. Он поселился в индейской деревне, приоделся на местный манер и собирался снабжать нас разведывательными данными. Правда с грамотой у Мухоморщика до сих пор возникали проблемы, но он обещал присылать «звуковые письма».

Ну а я с Тёмой и отрядом коряков отправился дальше на север. Мы планировали создать сторожевой пост на подходах к заливу, чтобы перехватить подмогу и предупредить о начале войны. Нам пришлось тащить по горам байдарку, на которой Тёма должен был сообщаться с кораблями, а байдарка из шкур и дерева весила куда больше аналога из композитов и алюминия. Кроме того, мы несли припасы для небольшой группы, которой предстояло по очереди наблюдать за морем и прислушиваться к нему ночью.

Примерно через сутки пути с небольшим, нашлась, наконец, подходящая бухточка и удобный для подачи сигнала мысок. Парни принялись сооружать базу, собирать сухие сосновые ветки и чапарраль для сигнального костра, а я отправился в обратный путь — мне не терпелось увидеть битву своими глазами.

— Только пусть не суются сразу, — предупредил я Тёму перед уходом. — Пусть разведку вышлют и связного. Всё как положено!

Тёма лишь улыбнулся в ответ, своей наивной детской улыбкой.

Я вернулся прямо к началу спектакля и наблюдал за ходом вторжения из уютного гнёздышка на горе, устроенного Комковым специально для меня. С крохотной поросшей кустарником площадки хорошо просматривался весь театр военных действий, а небольшая пещерка могла укрыть от непогоды. Внизу, в маленькой бухточке меня на всякий случай ждала спрятанная в камышах лодка. В отличие от товарищей, я мог сбежать с этой войны в любой момент.

Битва началась с обстрела наших брошенных позиций. Лешка оставил там фальшивые пушки и даже выставил их вперёд из-за укрытия, желая посмотреть на реакцию испанцев. Реакция была громкой. Оставив консорта (а быть может и лидера) в открытом море, «Первооткрыватель» в одиночку вошёл в пролив. Медленно продвигаясь мимо нашего мыска, испанский корабль начал бить перекатом, с интервалом в секунду-полторы. Первые ядра ударили чуть ниже батареи, взметнув султанчики воды и песка. Но уже второй залп (или вернее очередь) ударил прямо по габионам. Брызнула земля, бутовый камень, ошмётки корзин и крепежа. Я разглядел в трубу капитана, стоящего при полном параде на мостике рядом с рулевым, узнал и его угрюмого лейтенанта, бегающего в одной рубахе вдоль борта и орущего на канониров.

Но канониры не даром ели свои маисовые лепёшки. Во время дружеского визита они наверняка точно запомнили ориентиры и теперь довольно быстро взяли верный прицел. Наши пушки молчали. Это не удивительно, ведь они были из дерева.

Видимо поняв, что ответа не будет, Хуан де Орвай приказал прекратить пальбу. «Первооткрыватель» миновал мыс, однако, не стал бросать якорь на старом месте. Он пошёл дальше, вглубь залива, хотя и старался держаться ближе к берегу. Мне было видно, как опытный матрос или унтер лежал на страховочной сетке под бушпритом, всматриваясь в темную воду и время от времени кричал капитану об изменении обстановки. Ещё несколько матросов стояли на русленях по обоим бортам и бросали лот.

Корабль шёл медленно, не столько на парусах, сколько влекомый местным приливным течением. Он немного рыскал, держась подходящей глубины, но от берега не удалялся. В результате наш старый знакомый прошёл довольно далеко от Алькатраса.

Я испугался, что Лешка не выдержит и ударит жалкой парой фальконетов. Тем самым не просто потратит впустую заряды, но выдаст себя, утратит элемент неожиданности. Но Лёшка выдержал. Из-за холма не показалось ни дымка, ни отблеска стали.

Вскоре корабль повернул на юг вслед за берегом и скрылся из поля моего зрения.

Между тем на мыс, где стояла наша прежняя крепость, вышел сухопутный отряд. Подозревая, что мы следим за ними с северного берега, испанцы демонстративно побросали наши фальшивые пушки в воду, а поскольку пик прилива уже прошел, те начали медленный дрейф в открытое море. Наверняка хуаны потешались над нашей примитивной хитростью. Ладно, пусть до поры считают нас дикарями.

Раскрытие обмана позволило им без опаски ввести в залив второй корабль. Пока он проходил Золотые Ворота я смог в деталях разглядеть его. Он почти не отличался от «Первооткрывателя» размерами, но выделялся большей тщательностью работы, дорогой отделкой и темным цветом досок на палубе и бортах. Тёмным дерево было не от грязи или старости, и не от смолы. Это был приятный природный цвет, какой бывает у вишни или других декоративных пород, хотя вряд ли из фруктовых деревьев строят корабли.

На мостике стоял капитан ещё более разодетый чем наш знакомец. Его камзол украшало золотое шитье, а шляпу венчали перья!

Солдаты приветствовали корабль криками и поднятыми в салюте руками. Сами они не долго оставались на мысу. Едва второй корабль вошёл в залив, как испанцы построились в колонну и покинули Пресидио. Возможно их командир оставил где-то поблизости наблюдателя, но селиться на пустынном и продуваемом ветрами каменистом клочке земли они не захотели.

Зато им приглянулся другой мысок, расположенный как раз напротив Алькатраса. Это было небольшое плоское возвышение посреди топкого берега. В наше с Тропининым время береговые сооружения и насыпи полностью поглотили его, но в природной обстановке мыс выгодно выделялся на фоне болот. Здесь можно было соорудить пристань, построить форт, чем испанцы и занялись в первую очередь (сперва водрузив крест, конечно же). В перспективе там хватило бы места для небольшого поля или сада. Я подумал, что если бы не потребность в защите с моря, нам и самим, пожалуй, стоило поставить городок на этом плоском мысу.

Вслед за солдатами появился обоз. С такой дистанции даже в хорошую трубу мне было сложно разглядеть из каких животных он состоял? Это могли быть и лошади, и ослы, и мулы. Испанцы снимали с вьючных животных поклажу, ставили палатки. Несколько солдат занялись рытьем рва по периметру лагеря и насыпкой вала. Всё-то они делали по науке, не то что мы.

Вскоре второй корабль бросил якорь возле растущего на глаза городка, спустил две шлюпки и начал перевозку припасов. Через несколько часов вернулся «Первооткрыватель» и встал рядом с флагманом (теперь я не сомневался в лидерстве неизвестного корабля).

Солнце уже склонялось к закату, когда я увидел, как испанцы принялись сгонять на берег индейцев. Я сперва подумал, что местных привлекли к хозяйственным работам, но их просто заставляли окунаться в одном из прибрежных озер и преклонять колено перед крестом. Францисканцы явно не отличались терпеливостью иезуитов.

Итак, Сан-Франциско пал.

«Да здравствует Сан-Франциско!» — могли бы добавить испанцы.