Надо отдать должное Клаю и его воинам – среагировали они мгновенно. Повозки развернули поперек дороги, возчики выпрягли быков и отогнали их в сторону. Со стороны противника повозки перевернули, соорудив баррикаду. Я оценил замысел: теперь враг не мог атаковать нас в конном строю. Или, точнее, в бычьем. Действовали клыкастые слаженно, было видно, что им не впервой. Довершив баррикаду, они встали за повозкой и принялись натягивать арбалеты. Возчики разобрали копья и щиты. Те выглядели новенькими, как и копья. Стало ясно, на что ушло золото, предназначенное для оплаты самогона. Брент ожидал нападения и принял меры.
– Будет бой, – бросил он мне. – Спрячься там! – Он указал на кусты. – Уцелеешь.
Он был прав – это их свадьба, но я заартачился. Если глей победит, плакали мои деньги. Бог с ними, но я невольный свидетель. Меня станут искать, и не факт, что удастся уйти. Лучше вместе.
– Я остаюсь.
– Тебя могут убить.
– А они? – я указал на возчиков.
– Это мои хрымы. Я защищаю их, а они – меня. Ты чужак.
– У меня есть интерес, – я указал на кеги. Их сняли с повозок, которыми укрепили баррикаду.
– Как знаешь, – сказал Клай. – Бери копье.
– У меня есть оружие.
Я снял «Сайгу», разложил приклад. Сдвинул вниз предохранитель и передернул затворную раму. Достал из рюкзака запасной магазин и сунул за пояс. Клай глянул скептически и отошел.
Тем временем враг приблизился и расположился в сотне метров. Два всадника: один с пестрым флажком на копье, другой в блестящей броне, – отделились от группы и поскакали к нам. Скоро они приблизились и встали у баррикады. Всадник с копьем выглядел как простой воин, а вот другой – явно сын глея. Дорогая, начищенная броня, меч с рукоятью в серебре и такие же бляхи на поясе. Шлем украшала серебряная чеканка. Под ним – надменная рожа с клыками.
– Эй, Клай, – крикнул молодой глей. – Я сдержал слово. Обещал привести воинов и привел, – он ухмыльнулся. – Со мной двадцать каросских наемников и семь арбалетчиков. Мы раздавим вас, как кхар мышь. Отдай дочку, и мы не тронем тебя.
– А стрелу в глаз не хочешь? – не сдержалась Мюи.
– Норовистая коровка, резвая, – хмыкнул глей. – Люблю таких. Я верну ее, Клай. Объезжу и отдам. С теленком. Породнишься с глеем, – он заржал.
– Ты позор нашего округа! – не сдержался Клай. – Спесивый щенок! Я подам жалобу королевскому судье, и он заточит тебя в темницу.
– Сначала подай, – ухмыльнулся мажор. – Не станет в округе брента Клая. Ехал к себе и встретил разбойников. Те убили всех, кроме дочки. Увели ее неизвестно куда. И никто не увидит более, – взгляд его стал жестким. – Я отдам девку воинам. Те сначала натешатся, а после убьют. Так будет, клянусь! Что скажешь?
– Иди к кхару в задницу!
– Ты выбрал! – кивнул мажор и развернул «лося».
– Я ему! – Мюи натянула лук.
– Нет! – рявкнул отец. – Нельзя стрелять в спину. Глей пожалуется судье, нас повесят. Пусть нападут.
Мюи фыркнула, но подчинилась. Тем временем мажор доскакал к своим. Донеслись команды. Воины спешились и стали строиться. Получалось это у них ловко.
– И вправду из Кароссы, – пробормотал один из воинов брента. – Видел я их в бою. Не устоять нам, господин!
– Мюи! – Клай повернулся к дочке. – Садись на кхара и мчи в замок. Сейчас же!
– Нет! – замотала головой девушка.
– Я приказываю!
– Это все из-за меня, – сказала Мюи. – Поэтому остаюсь. Я обещала стрелу этому щенку. И не уеду, пока не сдержу слово.
Пару мгновений отец и дочь сверлили друг друга взглядами. Клай сдался первым.
– Ладно, – вздохнул горько. – Но если меня убьют, ты ускачешь. Обещаешь?
Мюи кивнула. Я перевел взгляд на дорогу. Наемники, закрывшись щитами, шли к баррикаде. Блестели на солнце шлемы и наконечники копий. Стоявшие рядом воины вскинули арбалеты.
– Не стрелять! – приказал Клай. – Пусть подойдут ближе.
Мне он не командир, поэтому я прицелился. Нет, далеко. Щит пуля пробьет, а что дальше, неизвестно. Надо наверняка.
– Стрелы! – внезапно грянуло позади, и меня толкнули в спину. Я покачнулся и упал на колени. В следующий миг прогрохотал град. Толстый, оперенный кусочками кожи болт пробил борт повозки прямо передо мной. Четырехгранный наконечник застыл в сантиметре от моего глаза. Твою мать!
– Все целы? – раздалось позади.
Я встал и оглянулся. Болты торчали из щитов возчиков и рыжих воинов. Метко стреляют, сволочи!
– Кинрека зацепило, – сказал коренастый воин (это он толкнул меня в спину) и указал на возчика. Тот, опустив щит, пытался оторвать от него пробитую болтом руку. Остальные не пострадали.
– Помогите ему! – велел Клай. – И смотрите в оба. Сейчас повторят. Будут бить, пока наемники не приблизятся.
Решение появилось вмиг. Я не знал, что мне делать, но сейчас имел цель. Я буду ждать, пока из меня сделают ежика? А вот хрен вам!
Мы стояли на склоне. Для арбалетчиков врага – как на ладони. А вот они были не видны – прятались за строем воинов. Но если встать выше…
Я вскочил на повозку. За спиной удивленно вскрикнули. Я не обратил внимания. Так… Позади шагавшего к нам строя арбалетчики вращали рукояти воротов. Видны хорошо. До них метров 80. Далековато, но стоит попробовать. Я вскинул «Сайгу».
Бах! Ветер снес легкий дымок. Первый выстрел ушел в молоко. «Успокоился! – приказал я себе. – Это не люди. Один из них едва не убил тебя. И убьет, если будешь мазать. Это мишени, а ты по ним много стрелял. Бери ниже…» Я затаил дыхание и потянул на спуск.
Бах! Арбалетчик выронил свой агрегат и упал лицом вниз. Пуля Майера валит даже медведя, если попасть правильно. Я попал… Бах! Второй… Арбалетчики перестали тянуть тетивы и завертели головами. Бах! Бах! Бах!..
Они падали на дорогу один за другим. Седьмой, бросив арбалет, попытался убежать, и пуля ударила ему в ногу. Он упал и пополз. Скатертью дорога! Я сменил магазин, сунув пустой за пояс. Теперь у меня картечь.
Строй двигался к нам. Стрельба не впечатлила наемников. Думаю, они просто не поняли. Наемники приближались. Передний ряд закрылся щитами. Картечь его если пробьет, то утратит силу. А вот задние ряды щиты держат сбоку. Закрываться им рано. Хорошо видны лица. Шлемы у них без забрал. Вот и ладно….
Бах! Бах! Бах! Бах… В глубине строя наемников пролегла широкая борозда. Воины падали и вопили, и вопль этот достиг баррикады. Не понравилось? Передние ряды сомкнули щиты и устремились к нам. Упертые, гады! Я отбросил «Сайгу». Пришло время ТТ…
Найдя пистолет, я тогда полез в сеть. Нашел кучу сведений. О ТТ писали, снимали видео. Кадры впечатляли. Пуля пробивала каску и двадцать сантиметров доски.
Бах! Бах! Бах… Стрелять было легко – наемники подбежали близко. И хотел бы – не промахнешься. Пуля ТТ маленькая, останавливающее действие невысокое. Так писали в сети. Возможно. Но сейчас она валила с ног сильных воинов. Они роняли щиты и копья, падали, оседали на колени… Обойма кончилась быстро. Я нажал на защелку, магазин упал на доски повозки. Я потащил из кармашка другой. Он зацепился за что-то и застрял.
– Стреляй! – рявкнули позади.
Звонко тенькнули тетивы. Болты ударили в строй наемников, и каждый нашел цель. В глазу одного из наемников расцвело белое оперение. Это Мюи. У нее стрелы с таким. Я извлек, наконец, магазин и загнал в рукоять. Нажал на рычаг затворной задержки. Бах! Бах! Бах… Когда затвор вновь встал на задержку, на дороге никто не стоял. Лежали, ползали, пытались приподняться, но на ногах никого. Я нажал на рычаг, и сунул «ТТ» в кобуру. Спрыгнул на землю.
– Харро!
Клай и его воины полезли через баррикаду. Мюи, вытащив нож, устремилась следом. Я схватил ее за талию.
– Пусти! – прошипела она.
– Без тебя справятся! Там опасно.
– Я обещала убить пырха!
– Он мертв.
Я не врал. Мажор шел посреди строя, его шлем бросался в глаза. Я влепил под него заряд картечи – только кровь брызнула как сок из раздавленного помидора.
– Пусти! – сказала она и шмыгнула носом.
Я разжал руки и посмотрел на дорогу. Воины брента махали топорами. Клай действовал мечом. К баррикаде неслись вопли и чавкающие звуки. Я видел, как рубят тушу свиньи, звуки похожие. Меня замутило. Я перевел взгляд на повозку, увидел пустые магазины. Машинально собрал их и сунул в рюкзак. Потом снаряжу. Рука наткнулась на бутылку с водой. Я достал ее, отвернул пробку. Получилось это не сразу – руки подрагивали. Я поднес горлышко ко рту и глотнул.
– Дай мне!
Я протянул бутылку Мюи. Она допила воду. Затем с удивлением посмотрела на бутылку.
– Такая странная! Вроде из стекла, но легкая.
– Дарю! – сказал я и протянул пробку. – У меня много.
Она взяла пробку и неуклюже завернула. Научится. Я осмотрелся. Возчики, положив щиты, обступили раненого. Я двинул к ним. Кинрек сидел на земле, зажимая правой рукой раненую ладонь. Из-под пальцев капала кровь.
– А ну!
Я растолкал воинов и присел перед раненым. Он посмотрел на меня испуганными глазами.
– Больно…
– Покажи!
Он разжал пальцы. Я взял его кисть, рассмотрел. Наконечник болта пробил возчику ладонь. Его вытащили. Пястные кости целы – по пальцам видно. Возможно, задеты, но это заживет. Лишь бы не загноилось. Я снял рюкзак, расстегнул боковой карман. Там у меня аптечка. Мать приучила носить с собой. Я промокнул кровь марлевой салфеткой. Взял вторую, плеснул в нее йод. Протер кожу у раны. Кинрек застонал. Я прикрикнул: терпи! Так нужно. Потом скажешь спасибо. Закрыв чистыми салфетками края раны, забинтовал руку. Все.
– Принесите мою бочку! – велел возчикам. Они притащили кег. Поверх пробок у них надеты пластиковые стаканчики. Специально сделал: клиент может захотеть снять пробу. Я отвернул пробку и, наклонив кег, плеснул в стакан самогона.
– Пей! – протянул раненому.
Он взял здоровой рукой и осушил махом.
– Вкусная! – сказал, протянув мне пробку. – И в животе потеплело, – он помедлил. – Болит не так.
– Вечером дам еще, – пообещал я и завернул пробку. Надел на нее стаканчик и встал. Мюи обнаружилась рядом. Смотрела, раскрыв глазищи.
– Ты лекарь?
– Угу. Что-то болит?
– Нет, – сказала она. – Только трясет.
– Глотни наливки.
Она кивнула и побежала к быкам. Возчики принялись разбирать баррикаду. Кинрек им помогал. Крепкие здесь люди! Наш бы стонал и требовал «скорую помощь». Повозки поставили на колеса и развернули, возчики пошли за быками. Вернулся Клай с воинами. Выглядели они страшно. Одежда и доспехи в крови, топоры и древки сплошь в темно-красном. Лишь у брента меч в ножнах. Клай направился ко мне. Воины шли следом, опустив топоры, и в их взглядах я прочел приговор. Блин! Надо было снарядить магазины… Палачи приблизились и встали.
– Как твое имя, чужак? – спросил Клай.
– Гоша.
– Гош, – он покатал слово на языке, как будто оценивая. – Ты колдун?
– Нет.
– Ты убил и ранил два десятка воинов. Мы слышали грохот, видели дым и огонь. Не лги!
– Сейчас! – я снял рюкзак и отстегнул горловину. Воины брента взяли топоры поудобнее. Я достал ружейный патрон, извлек нож и расковырял гильзу. Высыпал ее содержимое на ладонь. – Смотри, брент! Это пуля. Под ней огненное зелье. Оружие поджигает его. Зелье сгорает и выталкивает пулю. Та летит и убивает врага. Никакого колдовства!
Клай взял пулю и взвесил на ладони. Затем рассмотрел. Покачал головой и положил обратно. Затем взял в щепоть порох и поднес к носу.
– Не пахнет, – пробормотал задумчиво. – Оно вправду горит?
Я оглянулся. Один из возчиков остановил неподалеку повозку и смотрел на нас. Я подошел, ссыпал порох на край бортика. Достал из кармана спички. Я не курю, но спички ношу. Зажечь костерок, проверить готовность браги. Как? Просто. Про брожении выделяется углекислый газ. Над готовой брагой спичка горит, над работающей гаснет.
Клай с воинами окружили меня. Я чиркнул спичкой по терке и поднес огонек к пороху. Тот вспыхнул. Клыкастые ахнули и заморгали глазами.
– Колдовство! – выдавил коренастый и перехватил топор поудобнее.
– Отец! – раздалось сбоку. Мюи… Не заметил, как она подошла. – Не трожь чужака! Сегодня он спас нас. А еще он лекарь. Залечил руку Кинреку. Вон! – она указала на возчика. Тот, как и другие, смотрел на нас. – Покажи им!
Кирек поднял забинтованную ладонь.
– Мне лучше, господин, – сказал торопливо. – Почти не болит. Лекарь дал мне лекарство, обещал еще.
– Ладно, – сказал брент. – Гош помог, и я сдержу обещание. Заплачу ему за напиток, и пусть уезжает. Слушайте все! Идем собирать добычу. С наемников снять все, с сына глея – доспехи и оружие. Одежду не трогать. Не хочу, чтоб меня обвинили в разбое. Вы, – он указал на возчиков, – можете взять себе кое-что из одежды. Остальное грузить на повозки. Пошли!
Возчики загомонили и побежали к побоищу. Клай с воинами двинулись следом. Вид у них был довольный.
Я оперся на бортик повозки. Пронесло. Вот ведь народ! Помогай таким! Едва не зарезали. Надо было сигать в кусты. Эх, жаба, жаба! Я поискал глазами и нашел кег. Подошел, скрутил пробку и плеснул в стакан от души. Глотнул. Крепкий сэм скользнул в пищевод и растекся внутри теплом.
– Не злись на отца! – Мюи встала рядом. – Он ненавидит колдунов. Они извели мою мать – наслали порчу. Мать заболела и умерла. Отец хотел их поймать, но они сбежали. Говорили, их натравил глей.
Весело тут у них. И зачем я влез? Ладно…
– Покажешь свое оружие? Хочу посмотреть. Они там нескоро.
– Идем! – сказал я.
Мародерство шло долго. Обобрать столько трупов – это время. Возчики сбили в табун трофейных быков. Их расседлали, упряжь сложили в повозку. Навалили с верхом. В других лежали оружие и доспехи. Поверх кегов бросили одежду. Та была в крови, но это никого не смутило. Возчики щеголяли в обновках. Выглядели довольными. Теперь они в сапогах, узких штанах и куртках. Вместо суконных колпаков круглые шапки, как у господ. А то, что в кровавых пятнах – пустяк. Отстирают.
Раздетые трупы стащили с дороги. Мажору одежду оставили. Ему даже прикрыли лицо тряпкой, прижав камнями от ветра. Дюлька сказал мне, что так принято. Благородный труп, тьфу! Я закопал бы его по пояс посреди дороги и выкрасил бронзовой краской, чтоб все видели. Сволочь! Погубил столько людей. Хотя те знали, на что шли. И кому служат…
Я в этом празднике не участвовал. Объяснял Мюи устройство карабина и пистолета. Дал подержать их в руках, подарил девушке патрон от ТТ. Здесь можно. Полиция не найдет, срок не выпишет. Подарок был принят и спрятан в кошель на поясе. Заодно я снарядил магазины и присоединил их к оружию. Девушка забросала меня вопросами. Где я живу, откуда прибыл, есть ли семья? Любопытная. От прямых ответов я уклонился. Посетовал на слабое знание языка. Говорил я и вправду плохо. Понимал легко, а вот сказать затруднялся. Непривычный к местным звукам язык цеплялся за зубы, вместо слов шла каша. Понимали меня через раз. Я сказал, что живу далеко, в эту местность попал случайно. Никого здесь не знаю, денег нет. Но у меня был товар, и я предложил его бренту. Получу деньги, а дальше будем решать.
Мюи объяснение не понравилось. Она сморщила нос и ушла к табуну. Вернулась на пегом некрупном бычке. Спрыгнув, вручила мне повод.
– Это тебе. Подарок.
– Я не езжу верхом! – растерялся я.
– Ничего сложного! – возразила она. – Я покажу. Корова смирная.
Я буду ездить на корове? Дожил…
Мюи оседлала корову, помогла отрегулировать стремена. Корова вела себя флегматично. Ощутив меня на спине, она сделала шаг и шумно вздохнула. Дескать, нашли чучело на мои рога! Они у нее, кстати, были. Не слишком большие, но вполне грозные. Ковырнет раз – кишки наружу.
– Сожми ей бока! – велела Мюи.
Я подчинился. Корова пошла шагом.
– Потяни повод.
Корова остановилась.
– Захочешь повернуть, потяни повод с нужной стороны. Вперед!
Я сжал колени… У меня стало получаться. Корова шла, поворачивала, останавливалась. Мюи выглядела довольной. Она принесла ломоть хлеба и вручила его мне.
– Дай ей!
Я так и сделал. Хлеб корова сжевала, мыкнула и слегка ткнула меня рогом в плечо. Я испуганно отскочил. Мюи засмеялась.
– Это она признала тебя, – сообщила, утихнув. – Угощай ее чаще, и она станет тебя защищать. Это коросский кхар, они такие. Дай ей имя!
Я почесал в затылке.
– Буренка?
– Бюрьенко? – Мюи задумалась. – Странное имя. Но красивое. Мне нравится. Ей – тоже, – она указала на корову.
Та выглядела довольной. Я думаю, из-за хлеба, однако спорить не стал. Тем временем с мародерством покончили. Груженый караван тронулся в путь. Возчики шли рядом с повозками, клыкастые ехали впереди. Я двигался сбоку, Мюи ускакала к отцу. Было время подумать. Ситуация мне не нравилась. Клыкастые смотрят косо. Исключение – Мюи, но она здесь не главная. Сделка под вопросом. Эх, жаба… Что делать? Развернуться и ехать к проходу? Останавливать не станут. Хрен с ним, золотом! Я посмотрел в небо. Вечереет. До темна не успею. Ночевать в чистом поле не комильфо. На пути могут встретиться нехорошие существа. Я-то вооружен, но одинокого путника можно пристрелить из засады. И никто не узнает, где могилка моя…
Внезапно я разозлился. Чего я скукожился, в самом деле? Подумаешь, феодалы! Видали мы вас! Сколько я положил сегодня наемников? Двадцать точно, и один из них сын глея. Так что примите и распишитесь. Мои предки все из крестьян, «голубой» крови у нас не было. Но крестьяне в солдатских шинелях побеждали в войнах. Они совершили революцию, и дворяне им подчинились. О «голубой» крови забыли и старались не вспоминать. Дворянки шли замуж за пролетариев и почитали это за счастье. Потому что давало шанс. А я этим кланяюсь: «Господин!» Тьфу! Да пошли вы!..
В сумерках караван свернул в рощу и встал на поляне. Место явно натоптанное. Круги от костров, стопки хвороста. Неподалеку ручей, я заметил его с седла.
На стоянке поднялась суета. Возчики занялись обустройством лагеря. Быков распрягли и отогнали к водопою, в том числе и трофейных. Подумав, я поступил также. Буренка потянулась к воде и пила долго. Я отвел ее на поляну, расседлал и оставил пастись. Не убежит. Сам отошел к возам. Надо думать об ужине, кормить вряд ли будут.
Парень я зоркий, потому кое-что заприметил. Среди сваленных в повозку седел имелись переметные сумы. Я прошерстил их и нашел медный котел. Небольшой, литров на пять, но вполне годный. Котел даже вычистили, хвала бывшим владельцам. Еще в сумах нашелся хлеб, окорок и мука. Более ничего. Ладно, сойдет.
Я отсыпал в котел муки, взял окорок и хлеб. Отнес все это к одному из кострищ. Вырезал в кустах две стойки с рогатками и одну перекладину. Сходил к ручью за водой, заодно и умылся. Скоро котел висел над костром, а в нем булькал кулеш. Не знаете это блюдо? Рецепт проще некуда. Мука, сало и вода. Кипятим, помешивая, и получаем кашу. Густую или редкую – это на ваш выбор. Вкусно и сытно, крестьяне придумали. Я сделал кулеш густой – муки много. Сало заменил окорок. Еще лучше. Жирное мне нельзя – сарказм. Расстелив на траве марлевую салфетку, я сложил на ней нарезанный хлеб.
Кулеш я мешал ложкой. Где взял? В переметной суме. Ложка была большой и медной. Ничего, в рот влезет. Я сходил к повозкам и притащил кег. Гулять так гулять!
У костра возник Дюлька.
– Есть хочешь? – спросил я.
Он закивал головой.
– Зови возчиков, я приготовил на всех.
Продукты клал от души, в компании веселее. Дюлька кивнул и исчез. Я снял котел с перекладины, примостил его на земле. Пусть стынет. Притащил седло – на земле сидеть холодно. Появились возчики. Они робко встали, поглядывая на меня.
– Садитесь, друзья! – пригласил я. – Будем пить и есть. Ложки имеются?
Они закивали. У крестьян все есть, особенно для себя. Я открутил пробку с кега, наплескал в стакан сэма. Граммов сто на глаз.
– Первый – Кинреку! Он у нас раненый, заслужил.
Кинрек с радостью взял стакан и осушил в два глотка. Протянул мне.
– Следующий!..
За распитием познакомились. Двух взрослых возчиков звали Мурр и Кирр. Именно так – с двойной «р». А что, нормальные имена. Дюльке решили не наливать – молод еще. Зато он первый залез ложкой в котел и бросил кулеш в рот.
– Скусно как! – сказал, прожевав. – Мяса много.
Он откусил от краюхи. Другие не заставили себя упрашивать. Я накатил стакан сэма и включился в процесс. Ели возчики аккуратно, зачерпывая кулеш строго по очереди. Дули на содержимое ложки, подставив снизу кусок хлеба, чтобы капли не пропадали. Крестьяне. Так ел мой дедушка.
– По второй? – предложил я, утолив первый голод.
Возчики закивали. Стакан вновь пошел по рукам. Мне стало хорошо. Зачерпнув из котла несколько раз, я дожевал хлеб и вытер ложку краем салфетки. Счас спою! А кто запретит? Что-нибудь такое к случаю, где друзья сидят хорошо так. И опрокидывают.
Недавно его встретил я, он мне родня по юности.
Смотрели, ухмылялися да стукали в две рюмочки.
Ну, как живешь? – Не спрашивай: всем миром правит добрая,
Хорошая, чуть вздорная, но мне уже не страшная:
Белая река…
Петь я умею, и голос у меня сильный. В Дымках в застольях с соседями всегда начинал. А они подтягивали. Возчики перестали есть и уставились на меня.
А помнишь эту песенку, что запевали с детства мы
В подъезде да на лесенке, стояли наши стороны.
И свет, окном разбавленный, был нам милее солнышка.
И ветерок отравленный глотали мы из горлышка.
Белая река, капли о былом, ах, река-рука, поведи крылом.
Я тону, и мне, в этих пустяках, рюмка на столе – небо на руках.
Хорошая песня, душевная. Вроде по-русски пою, но получается со всеми местными хрр-прр. Вижу – парням понятно каждое слово. Оттого стараюсь.
И к миру, где все поровну, судьба мела нас веником.
А мы смотрели в сторону, и было все до фени нам.
И в этой вечной осени сидим с тобой, два голых тополя.
А смерть считает до семи, и утирает сопли нам[4].
Я смолк. На поляне стояла тишина. Возчики смотрели на кого-то за костром. Я поднял взгляд – Мюи!
– О чем твоя песня, Гош? – спросила она.
Ага. Некоторым нужно объяснять. Не обязательно так, как задумал Шевчук.
– О встрече друзей, которые могли погибнуть, но победили в бою. И еще один бой предстоит. Смерть их ждет. А пока друзья пьют крепкий белый нир и печалятся.
Удивительно, но я сказал это на одном дыхании. И язык за зубы не зацепился. Алкоголь – лучшее средство для закрепления навыков.
– Грустная песня, – сказала Мюи, и глаза ее блеснули.
– Присаживайся, госпожа! – сказал я, освобождая седло. – Попробуй наш кулеш, выпей нира.
Мюи чиниться не стала, угнездилась на предложенном месте. Я плеснул в стаканчик сэма и протянул ей. Она глотнула и закашлялась.
– Закуси!
Я сунул ей в руку ложку. Она зачерпнула из котла и торопливо прожевала.
– Вкусно! Как это называется?
– Кулеш. Каша из муки и окорока.
– А мы ели вяленое мясо с хлебом, – сказала она. – Мясо жесткое, хлеб черствый.
– Надо было взять из трофеев. Вот! – я отчекрыжил от окорока кусок, положил его на ломоть хлеба и протянул ей. Мюи взяла, понюхала и с удовольствием откусила. Возчики смотрели на нее с благоговением. Ну, да, госпожа не чурается их компании. А что тут такого?
– Мюи!
Я поднял взгляд – Клай. Брент стоял перед костром и хмуро смотрел на дочь.
– Ты что здесь делаешь?
– Ем, – Мюи пьяно хихикнула. Мда, зря столько наливал.
– С хрымами?
– У них вкусно. Лучше, чем у нас. А Гош красиво поет.
Брент бросил на меня злой взгляд.
– Зачем ты угостил ее ниром? Да и других тоже? Это мой напиток!
– Ты за него не платил, брент. А раз так, то нир мой, и я могу угощать им, кого пожелаю.
– Ты мог разделить пищу с нами, – буркнул он, – а не с хрымами.
– Меня не звали, – сказал я. – К тому же я хрым. Мне с ними хорошо, – я указал на возчиков. – Они не пытались меня убить в благодарность за спасение. Наверное, недостаточно благородны.
Он насупился и положил ладонь на рукоять меча. Я отстегнул клапан кобуры. Нас разделяет костер, патрон у меня в казеннике. Чтобы выдернуть и взвести курок, нужно мгновение. Если брент выхватит меч, буду стрелять. И плевать на последствия! Достал он меня.
– Идем! – Клай убрал руку с меча, сделал шаг и сдернул дочку с седла. Приобняв ее за плечи, увел в темноту. Возчики проводили их взглядами и посмотрели на меня.
– Ну, что, друзья? – сказал я. – Еще по сто грамм?..