Будни самогонщика Гоши

Глава 19

Процессия растянулась на добрую половину меры. Половину людей составляла личная гвардия короля Караха, в ней все десятники и сотники – чистокровные анты. Ехали слуги, повара, брадобреи и даже придворные музыканты – для комфорта. Пара верховных жрецов из главного храма Моуи – для спасения души. А еще судейские чины и королевские советники, они для деловой части поездки. Главным из вельмож был советник по фискальным делам.

Посетив южные округа, король прибыл к границе. Его появление вызвало переполох, пусть даже ожидаемый. Мюррей был в курсе, что августейшее величество близко, но не знал наверняка маршрут и график. Карах любил импровизировать.

Самое неприятное началось в королевском шатре, разбитом неподалеку от городских построек. Монарх предпочитал леса и рощи, а не тяжкий дух городских улиц. Поэтому останавливался на природе. Дворцов и замков ему хватало в столице и рядом с ней.

Облапанный гвадейцами у входа на предмет скрытого оружия, окружной судья ступил внутрь и вырастал вперед руки, нагнувшись в низком поклоне. Так велел этикет. Ниже прогнуться не получилось бы – мешал живот.

В стае придворных заметил высокого судью Ниодима. Выражение лица того ничего хорошего не предвещало.

Среди шатра стояла походная бронзовая печка. Труба уходила вверх, к отверстию в тканом потолке. Карах сидел подле печки в резном кресле с высокой спинкой и грел руки, протянув их к бронзе.

На самом деле, зима здесь на юге выдалась не холодной. Даже снег не выпал. А Карах, еще крепкий мужчина в свои шестьдесят, невысокий и сухонький, любил выставлять себя старым, нуждающемся в тепле. Тем самым, говорят, подталкивал считать его немощным. Кто забывался и начинал своевольничать без оглядки на дряхлеющего короля, моментально получал ответ. В лучшем случае – лишение поста и высылка из столицы. В худшем – петля.

В провинции Карах тем более мог не церемониться в выборе мер. Поэтому Мюррей нервничал. И Карах не обманул опасений, сразу подняв самую щикотливую тему – нир.

– Судья! Вот, советники мне рассказывают. Большая часть лучшего нира расходится по стране отсюда, с кордона, – он приподнял кубок, из которого доносился отчетливый аромат продукции Гоша. – Тебе известно?

– Конечно, мой король! Твои верные подданные стараются изо всех сил. Столице – самое лучшее!

Карах криво улыбнулся. В его взгляде читалось: кого намерен развести, провинциальный крючкотвор? Думаешь спрятаться за общими фразами? Не выйдет!

– Подати кто будет платить, друг мой?

– Так освобожден приграничный глей от податей. По твоему ордонансу, о, великий. Не только тот, что гонит нир, – все приграничные глеи и бренты тоже. Так с твоего батюшки заведено. Чтоб оставались дины прикордонную стражу держать.

– Учить меня вздумал? – король оставил кружку и сжал кулаки. Клыки, у антов-полукровок мелкие, декоративные, казалось, были готовы вонзиться в толстяка. – Отцовскими ордонансами попрекать? А знаешь ли ты, какое наказание отец назначил для судьи, кто промышляет иным промыслом, кроме судейского? Да подати не желает платить?

Отпираться было позно. Мюррей склонился вперед настолько низко, что потерял равновесие и повалился, побив коленки.

– Смилуйся…

Его увели.

А король, окинув взглядом придворных, спросил:

– Так прокатимся к глею-нирогонщику?

Взгляд этот означал: если проколитесь, на месте жадного окружного судьи может оказаться любой из вас. Кто желает быть следующим?

Никто не желал. Все выразили бурную радость продолжению пути на юг.

Поначалу Карах мне пришелся по душе. Во все вникал. Задавал толковые вопросы. Проехался к ограде Веруна. Когда священники Моуи начали возмущаться ростом могущества локального языческого божка, осадил их: все богоугодно, что на благо королевства. Дал понять, что не рад от известия, что столь важное глейство приобрел не ант. Но смягчился, увидев Мюи. Хоть детки вырастут антами, пусть – наполовину.

Первый банкет был под открытым небом. Не изобретая велосипед, тем более – единственный опять прикарманила моя рыжая, я использовал проверенный способ повысть настроение. Вспомнил первый, наверно, советский фильм про попаданцев в прошлое. Если удалось на экране… Подошел к музыкантам, напел им мелодию. Подобрали ноты, их больше чем на Земле. Но все равно – подбираются.

Я отплясывл с Мюи и всячески давал понять: эти слова – о тебе и о нас. Королевская свита с каждым тостом все больше раскрепощалась. Нир делал свое дело. После исполнения на бис и третьего куплета гости орали хором, нескладно, но душевно и громко:

Короче, хорошо посидели. И хорошо повесилились. Жизнь удалась.

На второй день пребывания короля ужинали у меня в замке. Еще деревянном. Без Мюи. Августейший дал понять – разговор серьезный, мужской. Так что были вдвоем, кроме королевской стражи. Они – мебель. Да, крутились мои кухонные, метали на стол невиданные в столице блюда: драники, колдуны, мачанку. Уже со сметаной. Пока она из козьего молока, вкус – специфический. Коровы здесь мясные, тягловые да верховые, дойных нет.

Король пробовал борщ, удивлялся – как это суп может быть красным. Свекольный цвет – такого понятия здесь не знали по причине отсутствия свеклы. А у моих крестьян она с первой попытки уродила. Почвы хорошие, погода – загляденье, спасибо Веруну.

Картошка удивила короля.

– Говоришь, с ней голода не будет? И хранится до весны?

– Не будет. И хранится. Со следующего года могу продать часть урожая на семена. Пусть по всему королевству расходится.

– Одобряю. Продавай. А вот нир – нет.

Мне показалось – ослышался. Как так?

– Отчего же, мой король? Только разворачиваю дело!

– Потому что только король может чеканить монету. А нир – та же монета. Только жидкая.

Я откинулся на стуле и обхватил голову руками.

«Выпить душу ему не смогу, – предупредил Биб. – И память не сотру. На нем амулет Моуи. От него мне не больно, но я бессилен что-то сделать его хозяину».

Разумеется, я не собирался мочить Караха. Даже вздумавшего национализировать основу моего процветания. Или вообще сделать рейдерский захват нир-заводика. Но сознание, что он у меня на ладони как муха, которую могу прихлопнуть другой ладошкой, изменило бы отношение к ситуации. Тем более, полудюжина стражников свидетели: я сидел на другом конце стола, ел-пил то же, что и покойник, пальцем к нему не прикасался. Умер? Подумаешь – поперхнулся…

Могу завалить и из пистолета. Потом всех бодигардов, хватит одного магазина. А дальше? Объявлять суверенитет отдельно взятого глейства Гоша-лэнд… Не вариант. Не смогу продавать нир – обанкрочусь. Собственно, и так не смогу. Что делать?!

Начал издалека.

– Мой король! А кто из твоих казенных людей знает, как правильно брагу готовить? При какой температуре, при каком давлении гнать? Как очищать, настаивать? Видел же – непростое это дело. До меня здесь хреновый нир готовили. Не напиток – пойло.

– Вот ты и будешь гнать, – улыбнулся король.

Не понравилась мне его клыкастая улыбка.

– Каким боком? Возьмешь меня на службу?

– Например – да. Или заплачу серебром. А ты научишь моих, как правильно нир готовить.

– Огорошил меня, государь. Подумать позволь. Вечер уже. До завтра что-то придумаю.

– Думай! – легко согласился тиран. – Ты, слов нет, способный хрым. Но незаменимых хрымов не бывает. Спасибо за ужин. Хорошие у тебя повара. Уступи парочку.

Это называется «предложение, от которого невозможно отказаться». Думал раньше, только в России так. Или в США, где приходят гангстеры и объявляют: приплыли, пора платить за крышу. Оказывается везде, где чуть приподнял башку над общей серостью, приходит кто-то, облеченный властью, и сообщает: то, что ты считал своим-кровным, больше не твое.

Пора опять Зимний брать.

Тоже не метод. Большевики, в семнадцатом взявшие власть, этой же новой властью почти все в расход пущены. Крейсер «Аврора», символ Великого Октября, гниет на дне Финского залива, туристов водят на его неудачную копию и вешают им лапшу про «залп» из единственного орудия. Не, революция – не наше. Неблагодарное это дело. Нерациональное. Мы пойдем другим путем. Вот только – каким?

Поблагодарив егоное величество, что разделило со мной трапезу, не побрезговало, я отправился в спальню. Король спит в шатре, не нужно ему комнаты в доме освобождать. Может, Саю прислать под бочок? А заодно и пику под ребро. Ур-род…

Моя возлюбленная уже тихо спала и не поднялась при моем появлении, что к лучшему. После выходки короля я к нежным утехам не расположен, а они у нас часто с любимой – практически каждый вечер. Кроме особых дней, понятно.

Лег рядом. Сон не идет. Один и тот же вопрос колоколом бьется в черепушке: что делать?

Жаба в истерике.

Если напрягу память, то вспомню рецепты, как произвести простейшие психотропы. Стану первым драг-диллером Мульда, а может – и всего Гхарга, пока сука-монарх не наложит лапу и на это.

Нет. До наркоты не унижусь. Себя перестану уважать.

Из огромного количества бессистемно проглоченных книжек были и про попаданцев. Те делали бизнес в отсталых мирах, налаживая передовые технологии. Ну и? А – никак. Производство огнестрелов, к примеру, не налажу. Единственный токарный станок в стране – мой, для вытачивания фитингов. Очень посредственной точности станок. Лучше не сделаю. Металлургия здесь примитивная. В лучшем случае – отолью ствол бронзовой дульнозарядной пушки. Но есть проблема. Понятия не имею, где взять серу. Без нее не будет пороха. И так практически со всеми изделиями.

Да и вообще, многие вещи из XXI века, попади они сюда, просто не нужны. Например – калькулятор. Что им считать простому анту или хрыму? Деревянные счеты – за счастье.

Спиртное в этом отношении уникально. Требуется всем и во все эпохи. Производится на самом примитивном оборудовании. Нужно только иметь знания и опыт. Их есть у меня. А у короля – нет. Он собирается купить по дешевке. И купит, монополист хренов. Но постараюсь не продешевить.

Утром он был свеж и доволен, велел прислать ему чего-то картофельного с моей кухни – понравилось клыкастому пырху. Я не стал навязывать ему свое общество, явился, когда холуи обмывали ароматной водой его пятерни и чистили от крошек куцую седую бородку.

– Мой король! У меня есть предложение, крайне выгодное для казны. И я не в накладе останусь.

– С порога к делу? Какой шустрый хрым!

Хоть я и глей, хрым – это практически синоним простолюдину. Унижает, тварь!

– Твое время дорого, король. Потому да – сразу. Во-первых, позволь принести тебе в дар мой завод нира. Землю, на которой он построен, уступить не могу. Но отдаю в казенное пользование на десять лет. Принимаешь?

– В чем подвох?

– Нет подвоха, король. Только расчет. Допустим, ты предложишь мне работать на тебя, гнать нир. За твердую ставку или за процент от вырученного серебра – не важно. Этого серебра много для брентства или глейства, для округа – так, для страны в целом – капля в море.

– И что?

– Поскольку мои умения делать нир уникальны, давай заключим договор на десять лет. Я организую выпуск нира по всему королевству. За половину дохода.

– За четверть! – мгновенно отреагировал тот.

– Хорошо. Пусть так. Но коль за четверть, расходы по строительству новых заводов, обучение нирогонщиков, закупки первой партии сырья – за твой счет. Не волнуйся, за полгода после запуска отобъется, дальше пойдет чистая прибыль. Много прибыли.

Он отогнал расчесывальщика бороды с гребнем.

– Все будут пить нир. Все отчеканенные мной монеты – в серебре, золоте и меди – будут возращаться в столичную казну. Обещаешь?

– Так не получится, мой король. Нельзя, чтобы весь народ превратился в горьких пьяниц. Некому будет работать, служить, защищать. Через поколение выродимся, еще через поколение – вымрем. Знаешь же, я издалека приехал, чтоб стать твоим подданным. Один наш король такое учудил – государственную монополию на производство и продажу нира, причем, очень дешево, чтоб в питейные заведения несли последний медяк.

– И что, вымерли?

– Процесс идет[22]. Поэтому ты прав – нужно на государственном уровне следить, сколько пьют и чего. Стало быть – сколько производят, ввозят из-за кордона, продают. Лучше продать бочку нира дорого и взять с нее дин в казну, чем десять бочек дешево и заработать тот же дин.

– А вот тут мне время пришло подумать.

– Жду твоего вердикта, мой король. Не забудь – обещал мне четверть. При свидетелях.

Жаба моя внутренняя! Ты довольна?

Создание огромного вино-водочного концерна, монополизирующего производство, импорт и оптовую торговлю в стране, потребовало времени. В средние века никто ничего подобного нигде и не пытался делать, как не строили авианосцы – никому не нужно было. Мне пришлось съездить в столицу, пройти через кучу административных процедур. Я их и в России ненавидел, а здесь… Даже по именному повелению его величества чиновники скалили клыки или сопели в бороды, но только не спешили пойти навстречу. Бюрократы-пырхи! Ненавижу!

Потом, когда главное уже было сделано, как раз к середине весны и посевной, я решил выделить неделю и сделать давно задуманное – привести в Кирах родителей.

Да, у них здесь не будет телевизора. Мама не увидит Малышеву, папа – Соловьева. Перебьются, здоровее будут. Веруна упрошу, подлатает их, особенно мамино сердце. Рощи разрослись и у меня, и у Клая, скоро еще в степи посажу, как сделаю ирригацию, божок мне по гроб жизни обязан. Ну как мог отказать?

Он пробил проход недалеко федеральной трассы Брянск-Орел, километрах в тридцати от Дымков. Разумеется, мое появление никто засечь не мог. Телефон я не включал. В том числе Насти и покойного Михаила. Не исключаю, они тоже отслеживаются. Поэтому как в нецивилизованном двадцатом веке – обходился без мобилки. И без кредитной карты. Тысяч двести российской налички осталось от последних продаж золота – хватит.

Наконец, в кармане пистолет Макарова со спиленными номерами. Как шутил знакомый мент, ПМ тебе дали – зачем зарплата? Сам добудешь на пропитание.

Я влез в джинсы, показавшиеся тесными и неудобными после глейских шаровар. Сапоги – они в любом мире сапоги. Главное – без каблука-шпильки. Сарказм. Куртка. В общем, такой вот грибник-неудачник, не нашедший грибов, а в России осень – пора опят, вышел к шоссе голосовать.

Водитель «ГАЗели», отдам ему должное, был немногословен. Бухтело радио. Закончился шансон, передали новости. Ничего особо не изменилось. В соседней Белоруссии президент Лукашенко удержался у власти. НАТО угрожает России, Лавров отвечает «дебилы, мля» и грозит в ответ.

Начался дождь. Мокрый и раздраженный, я под вечер притащился к подъезду родительского дома в Орле и стал наблюдать.

Хреново, что все дворы забиты машинами. Подпирают друг дружку, ставят на газон, на детскую площадку. В любой может сидеть цыганский штирлиц, высматривающий вход в подъезд.

Зато у меня свой штирлиц, практически невидимый.

Он просканировал и приличные машины, и авторухлядь. В «Фокусе» обнаружил парочку бдящих. На торпеде – фотоаппарат «Кэнон» с длиннофокусным объективом. Никакого оружия зрением Биба я не рассмотрел. Что совсем не означает – его нет.

Ладно, вариант засады предусмотрен. И план Б.

Дом длинный. Я уловил момент, когда из крайнего подъезда вышла тетка с пакетами мусора, и просочился внутрь. Поднялся на самый верх. Понятно, вход на чердак и на крышу закрыт, чтоб бомжи не лазали. Глею можно, мы же – типа графья.

Мощные клещи, изделие Пахола, перекусили проушину замка на раз. На чердаке темно и грязно. На крыше – еще и мокро, битумное покрытие в лужах.

Низко пригнувшись, чтоб не выделяться над ограждением крыши, я перебежал к нашему подъезду. Дверь с чердака вниз пришлось выдавить, замок был с той стороны. Я руками выжимаю с груди задний мост от ГАЗ-66… Ну да, уже раньше похвастался. Сейчас как раз пригодилась силушка.

Дверь родительской квартиры открыл своим ключом. Мама услышала его поворот – вышла в прихожую, свет зажгла… Она так постарела?

– Сыночек… Живой… Я уж не думала… Миша! Гоша приехал! Загорелый какой, бородатый…

Обнял ее, попросил: тихо. За домом следят.

Отец был сдержаннее. По-армейски сурово спросил: кому я перешел дорогу.

– Очень нехорошим людям. Связанным с криминалом. Боюсь, башляют силовикам. Те пытаются меня выследить.

– Вот так – погонишься за нечестными деньгами… – начал гундеть отец, но мать оборвала его.

Она все гладила меня по лицу, по зарослям.

– Как узнали, что дом твой сгорел… Тебя, правда, там не нашли, но вдруг… Участковый говорил, какие-то цыгане крутились. Кто ж их поймает?

– Никто. Но не в цыганах дело. Я случайно их внимание привлек. Потом вмешалась Настя, дочка того полковника. По которой я раньше сох. Она такую волну подняла…

– Ты говорил, у тебя невеста? Мы вот с Мишей гадали – неужели все же Настя?

– Гораздо лучше. Едем со мной. Познакомлю.

– А родители у нее кто? – тут же заволновалась мама.

– Папа – землевладелец. Хороший мужик. Богатый. Но я не беднее. Мать ее умерла. Он женился на Насте. Так бывает. Могла стать мне невестой, теперь будет тещей.

– Я с Федорычем общался месяц назад, – почесал затылок отец. Федорыч – это отставной полковник, папа Насти. – Ничего мне про ее замужество не сказал. Верно, стыдится, что дочь за старого вышла. Хоть – богатого. Всегда стремилась.

– Дорогие мои, давайте об этом потом. Я сейчас уйду…

– И не поужинаешь? – всплеснула руками мама.

– А вы вызывайте такси. И двигайтесь к бензоколонке на выезде к Брянску. Я там встречу. Поедем с невестой знакомиться.

– Так сразу?

– Сразу, мама. Невеста моя в таком месте, куда не добраться этим. Что за мной следят. Вам там понравится.

– В Турции, что ли?

– Да, мама. Вроде того. Олл инклюзив.

– Надо было подарков каких купить, – прикинул отец. – Все же первый раз идем в дом к будущим родственникам.

Как его убедить, что подарки сейчас – далеко не самое главное…

– Папа! У тебя «Сайга» живая?

– А как же. И две сотни патронов, заряженных картечью.

Надо видеть было взгляд мамы: и на кой черт тебе вся эта артиллерия?

– То – что надо. Тесть – заядлый охотник. Подари «Сайгу», я тебе потом новую куплю.

– В самолет пустят? – в очередной раз забеспокоилась мама. И в Турции на таможне…

– У нас будет очень специальный рейс. Без досмотра.

Она тоже задумалась о подарке. Уходили драгоценные секунды. Вдруг в квартире – подслушивающие устройства? Где-то летят невидимые рапорты, сюда уже отправлена группа захвата с моим фото… И постановаление на задержание убийцы, наркоторговца и растлителя малолетних Георгия Михайловича, вооружен и очень опасен, перед проверкой документов – пристрелить.

Я унял разыгравшееся воображение. Ничего объяснять больше родителям не хочу. Тем самым нервировать их еще больше.

– Все. Через полчаса на бензоколонке. Не опаздывайте. Рейс ради вас не задержат.

Там близко. Добежал пешком минут за десять. Вечер, дождь, малолюдно. Можно, конечно, двинуть к порталу на такси, которое вызвали родители, но стремно… Надо менять машину.

Повезло. Приехал на «Ниве» пацаненок. Обкуренный – в хлам. Едва в горловину бака попал. Вихляется. Морда счастливая… Мне бы столько радости. Но не от герыча.

– Привет!

– Здорово, бородатый.

– Продай тачку.

– Неа. Батина. Взял покататься.

– Он в курсе?

– Неа. А твое какое дело на…

– Покупаю. Дорого. Дороже новой. Очень надо.

Он рассмеялся.

– Пшел на…

И сел за руль. Даже пистолет из бака не вынул. Я аккуратно вставил пистолет в гнездо и опустился на сиденье рядом с наркошей.

– Короче. Папаше не колись, что тачку брал. Завтра ее обнаружат в соседней области. Целую. Сечешь? Золото дам.

Он мазнул мутным взором по золотым дукам. Их было тысяч на пятьсот российских, если в скупке не нае… в смысле – не обманут.

– Деньги – лучше.

– Держи сто тысяч сверху. Ключи оставь в замке. Документы давай.

Что приятно, ушлепок забыл в машине телефон. Разблокированный.

Я газанул в сторону центра Орла. Набрал мамин телефон по памяти.

– Вы едете?

– Да, выехали. Желтый «Рено».

– Хорошо.

Таких «Рено» много. Но Биб подтвердил, в приближающемся – они. Чтоб я без него делал… Надо извиниться, что называю «монстром».

Я поехал вслед за такси на скорости дедушки-ботаника. Собственно, потрепанная «Нива», ни разу не «Шевроле», именно такому водителю в пору. Меня обогнал «Форд-Фокус».

– Биб! Кто в «Форде»? В машине впереди?

Он вернулся секунд через десять.

– Те же двое, что сидели у подъезда.

Вот и ушли от наблюдения…

Я притормозил в полукилометре от бензоколонки. Спустился с обочины и побежал, пригибаясь, между дорогой и кустами.

«Форд» стал довольно близко, освещенный рекламной вывеской. Не таились. Я подобрался как можно ближе по канаве, последние метры до его заднего бампера преодолел ползком. Грязный буду… Плевать.

«Биб, что внутри».

«Слева открыто стекло».

«Я сам посмотрю».

Картинка не самая четкая, но главное понятно. Папа и мама стоят у бензоколонки под навесом. До них метров тридцать. Водитель держит руки на руле, на нижней части обода. Пассажир… о, пассажир наворачивает глушитель на ствол. Оружие – что-то вроде израильского Узи.

Ждут меня, чтоб положить всех троих. Или хотя бы двоих, если не появлюсь. Ребята, я здесь!

Распахнул дверцу. Была бы заперта – стрелял бы через стекло. Пистолет-пулемет с длинным глушителем – здоровая дура, сразу не развернуть. Я успел прижать ствол к шее ганмена, чтоб выстрел был тише.

Хлопнуло. На водителя брызнуло красным. Уверен – неприятно.

– Руки на виду. Ты откуда?

– СБ Украины. Здоровеньки буллы. А ты?

Врешь. Я в детективах не особо шарю. Но украинцы не будут действовать столь нагло и представляться. Соврал бы что убедительнее – КГБ Беларуси, к примеру.

– Ясно. А я – твоя бабушка. Ваше задание?

– Тебя мочить.

– Чье задание?

– Петра Порошенко.

Увидев, что я ошарашен его наглым враньем, он сделал резкий рывок, ударив по руке с пистолетом. Но когда палец на спуске и выбрана половина люфта – бесполезно. ПМ оглушительно рявкнул в тесном пространстве салона. Посыпалось заднее стекло, выбитое пулей, прошедшей навылет.

Родители услышали выстрел. Испуганно посмотрели в нашу сторону. Темно уже, несмотря на огни реклам, в кабине наверняка была видна короткая вспышка…

Некогда! Я, не скрываясь, помчался к ухайдаканной «Ниве». «Форд» более скоростной, но он заляпан кровью, матушка расстроится.

Подлетел на вираже.

– Садитесь!

– Георгий, там стреляли из пистолета Макарова, – строго заметил отец.

– Ты правильно понял. Дома почищу ствол. Едем!

Я жал газ в пол. Древняя «Нива», помнящая, наверно, правление Горбачева, неслась во всю мочь уставших поволжских коней. Под сотню где-то разогналась.

Погони не засек ни я, ни Биб.

– Сынок… Что это было, – робко пыталась расспросить мама, но натыкалась на мое «позже, позже».

Наворачивая последние километры, я продумывал решение, которое изменит нашу жизнь. Верун предупредил – он не станет колотить проходы между мирами по первому свистку. Оставлять этот опасно. Меня ждут, невзирая, что прошло столько времени. Родители были под наблюдением – теперь под ударом.

Что я теряю, если заберу родных в Мульд навсегда?

Моя сестра в Штатах. Одно письмо по емейлу раз в два года. Я к вам не приеду, у меня, мол, работа, вы ко мне не приезжайте, вот устроюсь…

Не исключено, впахивает на бензоколонке вместо негра нелегально за пять баксов в час, живет в дыре, денег на билет до Москвы нет. Конечно, не приглашает, чтоб не видели ее позор. А понтов было… Короче, мы ей не нужны. Да и что можем сделать – стареющие родители и я, за кем охотится спецслужба, представляющаяся как СБУ? Ничего.

Значит – решено. А раз так, можно ехать до самого портала. Брошенное у него чудо советского Поволжья переход не демаскирует. Не будет перехода.

Эх, жаль не успел Мюи и сестричкам Дюльки купить конфет с шоколадками. Не скажешь теперь – в следующий раз. Другого раза не будет.

Они не хотели туда идти. Я практически затолкал. Попросил Биба отправить СМСку Создателю – ликвидировать проход навсегда.

Отдышался.

– Это не Турция! – резонно заметила мама.