Будни самогонщика Гоши

Глава 15

За кустами полыхнуло. Через секунду Лакун ощутил порыв злого ветра, хоть вокруг царил штиль. Одновременно грохнуло, будто рядом ударила молния. Но не было никакой грозы.

Потом рывок. Телега дернулась, хрым едва не слетел на землю. Раздался треск. Едва различимая тень, черное на черном, метнулась в самое сердце владений Веруна, прокладывая дорогу лаем. Волкодав глея выломал доску из повозки, к которой был привязан. Брехня сменилась жалобным визгом.

У Лакуна сердце оборвалось. С глеем всего два месяца прожили, лучших два месяца. Железные снасти дал для работы на земле. Показал как сеять, как сажать. Старый глей выгреб амбары, продавая зерно за серебро, нанимал воинов. Сажать, считай, нечего было. Не говоря о том, чтобы дожить до нового урожая. Новый глей и на посев ссудил, и в запас – чтобы хлеб печь, пока не уродит… В долг, но сам же сделал так, что выращенное и собранное наверняка позволит рассчитаться с ним, и хрымам до следующего года хватит.

Трава выросла, глей показал, как ее косить. Теперь можно скот держать в зиму, не резать. В прошлом оставляли мизер, только на развод. Сейчас не только на День Схождения Моуи и Зимнее Равноденствие – каждую декаду хрымы будут иметь мясо в горшочке и кружку пива. Раньше и не слыхивали о таком!

Сейчас с глеем что-то стряслось. Погибнет – беда. Глейство купит другой, обычный. Из тех, что только знает соки высасывать из людей.

Лакун спустил ноги с телеги. Сделал шаг к зарослям.

– Стой! – Нил схватил его за плечо. – Верун не простит. Верьи душу выпьют.

Ругая себя за трусость, Лакун стоял, вглядываясь в тьму. Оттуда по-прежнему доносился протяжный собачий вой…

Мюи подскочила с ложа. Сна как не бывало. Отчетливо билась единственная мысль: с Гошем что-то случилось. Возможно – непоправимое.

С возвращения из Кираха жила только ожиданием новой встречи. А тот не спешил. Прислал с хрымом записку: хорошо, мол. Скоро все будет совсем хорошо…

Что – хорошо?! Тем более, читать Мюи не умела, Гош знает. И он не умеет писать. Значит, кто-то другой писал, а здесь она услышала послание благодаря приходскому пастырю. То есть через цепочку людей. Совсем не то, чтоб говорить вдвоем, и он держит ее за руку, она не отдергивает…

Последние мысли она додумывала, уже подвязывая штаны для верховой езды. Косы не стала заплетать – собрала волосы в хвост, не до красоты. Сбежала во двор, сама оседлала кхара.

Когда доложили Клаю, что его единственная дочь, с которой не сводили глаз, одна-одинешенька умчалась в ночь, тот взревел как раненый пырх. Не иначе – колдовство. Приворожил ее степной колдун, понеслась она навстречу неизвестности, позору и смерти!

Поднимать всю дружину он не стал. Только Фалька. Помчались вслед. Если правда степняк приворожил – кратчайшая дорога к степи через город ведет, мимо рощи Веруна. Если не туда скачет, то… один Моуи знает, где ее искать.

Мне снился странный сон. Размытый, неотчетливый. Будто из Дубков провалился я в волшебный мир, там сдружился с местным божком, заимел свой замок, стал боярином…

Чушь какая-то.

Сон досмотреть не дали. Кто-то принялся тереть мое лицо мокрой теплой салфеткой. Потом салфетка долго и жалобно взвыла.

Я открыл глаза.

Темно. Ночь, в небе редкие звезды. А луна куда делась?

Откуда-то сбоку раздался ворчливый голос, выводивший весьма неблагозвучные слова: хрым-дрым-брым. Удивительно, я понял их все.

– Вставай, лежебока. И убери своего чертового кобеля. Он нагадил под куст. И задними лапами как дал! Весь дерн сорвал.

Ну – ясно. Местный бог над людьми властен, над животными – нет. Потому не велит вести в рощу.

Я сел на землю, но усидеть не получилось. Мощнейший толчок лапами опрокинул меня навзничь, жалобный скулеж сменился на радостный лай.

– Бобик, свали!

Твою мать… Бобик – это каросский волкодав, щенок около трех месяцев, уже сейчас ростом куда больше взрослой немецкой овчарки. Занудный божок зовется Верун. А я – Гош, глей Кираха по последней должности и самогонщик по профессии и призванию.

Значит, это был не сон.

Если правильно помню, у меня где-то имелось ручное привидение.

– Биб?

– Ха… хаз… хозяин…

Как он слаб! Что удивляться, я почти умер. Дух вместе со мной.

Спасаясь от неумеренных собачьих ласк, перевернулся и стал на колени. Оперся о холку Боба, вцепившись в шерсть. Собакин вдруг понял, что требуется, и замер неподвижно. Наверно – чуть ли не в первый раз на моей памяти.

– Пошли, пес. Нельзя гадить в священной роще. Даже кровью.

Хватило меня ненадолго. Я рухнул от бессилия в считанных шагах от дороги.

– Глей! – голос Лакуна.

– Тут я. Живой. Только отдохну. Возьми собаку.

Черный силуэт двинул навстречу, но замер на границе рощи.

– Верьи…

– Их нет. Бобик – вперед. К Лакуну.

Мохнатое тело шумно повалились рядом. Что-то тяжелое опустилось на бедро. Пощупал – квадратная собачья башка с коротко обрезанными ушами. Он решил охранять, наплевав на мнение и людей, и бога.

Ладно, пока валяюсь – разберусь.

– Биб? Говорить можешь?

– Да, хозяин. Нам туго пришлось.

– Что произошло?

– Я заметил странное. Как ты говорил. Тонкая нить поперек сарая. Я сказал, но не успел. Ты шагнул и порвал эту нить. Вспыхнуло, ударило сильно. Тебе выбило глаза, посекло лицо. И выбросило через проход в Мульд.

– Занятно рассказываешь. Дальше.

– Ты был почти мертв. К тебе прорвался Боб. Начал скулить, лаять, рыть лапами землю. Сломал куст. Создатель не стерпел.

– А сам он выгнать собаку не мог?

– Власть его не распространяется на животных. А ни один из хрымов не согласился бы зайти в рощу ночью. Тем более – после взрыва. Если Верун приказал бы – или убежали бы, или умерли на месте от страха.

– Храбрецы. Мать их… А Создатель?

– Выхода у него не было. Залечил тебя и оживил.

– Чтоб только оттащил собаку?!

– Не знаю. Меня спасал, я же его творение. Всего не знаю. Придешь с угощением – расспросишь. Хозяин! Позволь совет. Надо поспать час или два. Прямо тут.

Сложив руки на пузе и на собачьей башке, я обнаружил, что потерял ППС. В сарае или уже здесь, после прохода.

Сегодня Рэмбо из меня не удался. Ладно, закрою глаза на минуту и тотчас открою.

Открыл.

Оказывается, совсем рассвело. Минутка длилась часов шесть. Хрымы и воины сидели на телегах. Завтракаете, дети пырха, а ваш хозяин лежит и голодает?

Я вскочил. Слабость как рукой сняло. Только жрать хотелось – готов у Бобика отобрать и сгрызть мясную кость.

Впрочем, он тоже голодал. Сидел неотлучно при мне и истекал слюной, чуя запах жратвы. А ведь только щенок!

– Идем!

Он радостно пометил куст на краю священной рощи и метнулся к телегам. Хрымы мигом бросили есть и развязали мешок с щенячьим кормом. Это пять-шесть либ в сутки, больше двух кило чистого мяса. Плюс кости. А что вы хотели? Малыш растет.

Мне толком поесть не дали. Из-за поворота донесся частый стук копыт кхара. Гнали его, словно желали загнать насмерть.

Над головой бедного быка мелькнула голова поменьше – огненно рыжая. С клыками, но хотя бы не с бивнями.

Я едва успел крикнуть:

– Мюи! Стой! Это мы.

Верховая амазонка уже подняла арбалет с наложенной стрелой. А усилие у него, напоминаю, – убийственное, запрещенное в Российской Федерации. Здесь не Россия, но умирать второй раз за шесть часов обидно.

Драгоценный арбалет хлопнулся в траву. Наездница слетела с замученного кхара и бросилась ко мне с объятиями. Трапезу пришлось прервать, но – ни разу не жалею.

Клыки, украшенные серебряными наконечниками, немного царапаются при поцелуе. Это тоже ничего. Но потом компас чувств развернулся на 180 градусов.

Дальше она, едва освободившись от объятий, начала кричать, упрекать, что бросил ее без внимания, едва не погиб, бросив бы тем самым ее окончательно… Так радоваться надо, что вот – живой! Или нет?

Тут Бобик разрядил конфликт. Наверно, уже расправился с трапезой. Два кило – на один клык. Ткнулся в нее башкой, едва не повалив Мюи. Потом стал на задние лапы, передние водрузил ей на плечи и лизнул. Не родился ни человек, ни ант, ни хрым, кто способен после такого продолжать скандал.

Хорошо, что здесь девушки не красятся. Вся краска с глаз оказалась бы на лбу. Огреб бы не пес, а я.

Замечу: если бы кто другой так вздумал миловаться с Бобиком, облаял бы. Признал только Мюи, кроме хозяина. Домашним хрымам позволяет себя кормить и терпит рядом с собой. И все.

– Куртку испортил…

Мюи выколупала из нее острый кусок металла. Жарко, кстати. Я скинул куртку и свитер. Футболка оказалась в крови. С лица ее Бобик смыл, до пуза не добрался. На футболке группа Kiss в молодости. В дырках и в моей кровищи – настоящие бруталы-вампиры.

– Прости. Надо с Веруном потолковать.

Паузу сделал, чтоб Мюи пришла в себя и сохранила лицо. Спустила пар и видит: меня помяло не на шутку. А она – сперва с арбалетом, потом с кулаками. Теперь мнется, теребит шерсть на загривке Бобика и не знает, что дальше сказать.

Я снова потопал в рощу.

– Биб, тащи сюда Создателя.

В этот раз бог явился где-то через четверть часа. Наверно, решил показать: он не дворовый хрым, прибегающий по щелчку пальцев. Я пенять не стал. Поклонился в пояс.

– Благодарен тебе, Верун. Жизнь мне спас. Я твой должник.

– Еще рощу посадишь! – тотчас откликнулся меркантильный дедок.

– Как земель прирежу себе – сразу. Обещаю. Я совсем мертвый был?

– Кровью истек – помер бы. А выжил бы – без глаз остался, – не стал скромничать тот. – Нехорошие люди ждут тебя. И матушку не повидал?

– Ни матушку, ни отца. Два шага всего ступил. Там тонкий провод был натянут. Только порвал его, не заметив, – взрыв.

– И помощник не заметил?

– Предупредил, но поздно. Тот мир ему плохо известен.

– Все равно. Непорядок. Хочешь – заменю его.

Такой себе гарантийный сервис…

– Спасибо, но не надо. Старается он. Скажи, Верун. Мама моя сердцем маялась. Могу тебя попросить – и ее подлечить? Если через переход в рощу приведу.

– Мало тебя приложило… Учти, там погибнешь – не спасу.

Не отказал. И то – хлеб. А домой сейчас и так не полезу. Взрыв тот наверняка как сигнализация сработал. Мол – бродит Гоша по своему сараю. А у сарая на снегу и следов нет. Мистика. А мистика всегда привлекает ненужное внимание.

Я почесал репу и внезапно переменил план.

Ведь переход-то закрыть надо! Если и ППС в сарае остался – вообще труба. Коль зайдут туда чавелы еще раз и обнаружат игрушку пропавших сородичей, тогда точно будут искать меня до скончания века. Моего.

Вздохнув, я поперся по хоженой и такой знакомой тропе.

Переход остался открыт, из него тянуло колющей стужей. Пистолет-пулемет к счастью, нашелся сразу.

Я шагнул на порог стальной двери, того самого «выставочного образца». Сразу захотелось схватить ППС и выпустить весь магазин в урода, поставившего на меня мину. Допустим, брюхо и морду мне Верун подлатал. А кто починит самогонный аппарат? Компрессор? Сварочник? Подъемник? И кучу всякого дорого мне оборудования, безжалостно посеченного осколками.

Хорошо, все спиртное вывез. Пожара не случилось, и том спасибо.

Шипели остатки аргона, вырываясь из продырявленного баллона. Через выбитое окно проник луч зимнего солнца, в нем крутились снежинки, опускающиеся на забросанный осколками и мусором пол. И тишина.

– Биб! Вылезай. Прошвырнись вокруг сарая, глянь – нет ли кого.

Выставив боевое охранение, рискнул ступить вперед. В памяти вдруг всплыл разговор с Веруном о родителях. Богу врать нельзя – он мне в мозги щупальце сунет и сам все узнает. Да совесть надо иметь, мама волнуется, пусть даже вида не покажет.

Смартфон пережил катаклизм в заднем кармане джинсов, укрытый от осколков моей ягодицей. Завелся, две «палки» уровня сигнала. Хватит.

– Сынок?! – потом деланно спокойно: – Как твои дела?

– В порядке, мам. Работаю. У вас?

– Все хорошо. Приболела только. Летом в санаторий надо. Ничего страшного. Спасибо, каждый месяц получаю деньги. Тебе самому хватает?

– Я хорошо зарабатываю. Никто обо мне не спрашивал?

– Спрашивал. Приходили двое. Сказали – ФСБ, но удостоверение не показали. А рожи у них…

– Рожи разные бывают. Что хотели?

– Узнавали как тебя найти. Ответила – не знаю. На Севере, а Север большой. То ли в Коми ты, то ли в Нарьян-Маре…

– Не там и не там. Но ответила правильно.

– Девушку нашел?

И минуты не прошло… Сейчас спросит – когда внуков ждать. Бью на упреждение.

– Свадьба не раньше, чем через год. Как-нибудь познакомлю.

– Красивая? Хозяйственная?

– Рыжая.

– Ну, хоть не парень, – грустно пошутила мама. Она явно ждала больше подробностей.

– Пока! Выйду на связь месяца через три-четыре. Папе привет.

Отбой.

Так, я все равно у себя в сарае. Зря что ли мерзну?

Присев на корточки, чтоб не быть видимым из окна, проковылял к закрытым шуфлядам верстака, чьи толстые доски должны были выдержать осколочный град. Выдержали. Так. Термометр и манометр нашлись. Спиртометр треснул. Что еще? Инструменты – все что есть. Пачки дрожжей, на холоде прекрасно сохранились. Все в тачку и за дверь. Одна тачка наполнилась… А пригнал несколько телег, чтоб поживиться барахлом из XXI века.

– Приближаются люди, хозяин!

– Молодец. Слушай, что говорят, не показывайся им на глаза.

Они вошли в калитку. По деревенскому обыкновению – не запертую. Трое. Соседка Маша, участковый. Третий – молодой и серьезный мужчина, не похожий ни на бандита, ни на ФСБшника. А, он из местной администрации.

– Ночью, кажись, бухнуло. Утром встала свиньям дать, гляжу – у Григория нашего окно в сарае выбито.

Это соседка сказала. Она, значит, вызвала. Ценю – ее как раз я и просил присмотреть за домом. Бдит.

– Посмотрим, – протянул участковый. – Гриша как на Севера съехал – не объявлялся?

– Не видела его ни разу. Говорил – года на два.

– А в сарае оставил горючие и взрывоопасные вещества, – прогундел чиновник. – Проверьте, заперт ли сарай.

Был заперт. Цыгана, или кого там они привлекли для мести мне, запор не остановил.

Я сдал назад к самому проходу. Голоса троицы уже были слышны сквозь оконный проем, без помощи Биба.

– Закрыто, – сказал полицейский. – Ломать без письменного предписания не могу.

– Это уладим…

– Может, не нужно? Гошу я знаю, человек смирный, никого не обидит…

Я вспомнил бойню у замка брента и зажал физиономию руками, чтоб не заржать. Показать бы участковому видео, где смирный законопослушный россиянин валит из нелегального ТТ десятки людей. У тех только холодное оружие. Жаль, некому было заснять.

– Знаем мы этих тихих, – не сдавался чиновник, даже не подозревая, как он прав.

– Ну и второе. Гоша всегда все делал на совесть. Трактор нужен, чтоб дверь тросом уцепить и вырвать.

Видимо, Биб повис прямо у них над головами. Сопение человека администрации вышло таким громким, будто он прижал нос к моему уху.

– Ладно. Пожара нет, замыкания проводки нет. Считай – ложный вызов.

Они побрели к калитке, соседка обернулась и покачала головой. Будто чувствовала, что вижу ее.

Я вернулся в теплую страну. Проход запер. Взялся озябшими руками за тачку и покатил, бросив ставший ненужным ППС поверх дрожжей.

Первое что увидел, вытолкнув тачку на дорогу: Мюи заплетала косы. Бобик смирно лежал у ее ног и даже не пытался бежать в рощу. Вскочил только при моем появлении.

– Заплетаешь? А с хвостом было тоже красиво.

Она смутилась.

– С незаплетенными косами перед парнями неприлично. Все равно, что голая.

Голая – тоже красиво, наверняка. Вслух ей этого не сказал.

Мои подданные быстро разгрузили тачку. И ее саму тоже вкинули на телегу.

– Гош… Не сердись, что накричала. Среди ночи проснулась. Чувствую, с тобой что-то не так. И погнала.

И в этих словах, сказанных как-то искренне, немного беспомощно, было столько теплоты… Аж горло перехватило.

– Ты одна ехала по ночной дороге. Через леса. Давай, я провожу тебя к замку отца. Хрымы сами доедут в Кирах.

– Отец… – глаза ее широко раскрылись. – Он смешает меня с дерьмом пырха. Ни на шаг не отпускал, а я среди ночи сбежала…

Пока мы обменивались любезностями, раздался топот копыт. Явно не одного кхара. Из-за поворота, откуда часа полтора назад выпорхнула моя рыжеволосая, выехали Клай и Фальк. Редко признаю правоту женщин, но тут – да. Судя по свирепому выражению лица анта, он мог и не ограничиться купанием дочки в навозе. Ремень – самое то для непослушного дитяти. Но Мюи – уже давно не ребенок. Что она и доказала. Я слушал их гневный диалог вполуха, заканчивая, наконец, столь нужный мне завтрак. Потом пришлось вслушаться.

– Я – взрослая! И у меня есть жених.

Брент, размахивавший руками, словно ожиревшая и не способная взлететь курица – крыльями, смолк. Потом выдавил:

– Правда?

Упс… Приперли к стене.

Во время их визита в Кирах я маневрировал. И желал близости с Мюи, и в то же время избегал брачных кандалов. Но! Она подскочила ночью с постели и примчалась туда, где я попал в беду! Между нами незримая, прочная связь. Мы – родственные души. Такое бывает раз в жизни. И не у всех. Мычание «я согласен, но не готов» не прокатит. Набрали полную грудь воздуха и…

– Брент! Понятия не имею, как это по обычаям Мульда. Потому говорю по обычаю своей Родины: прошу руки твоей дочери.

Все смолкли. Я никогда не видел Клая столь обескураженным. Что, не нравится женишок с пузом в крови?

Наконец, он выдавил:

– Руку? А остальное? Что – остальное не нужно?

После перенесенного ночью я даже смеяться не мог.

– Это означает у нас: хочу стать ее мужем. Взять за руку и увести за собой.

Все выдохнули: Клай с Фальком и даже мои клевреты, вдруг решившие, что глей от ран сошел с ума. Трудности перевода, что поделать.

Мюи кинулась мне на шею.

– Как славно! Жаль, что ждать целый год…

Об этом обычае не в курсе. И тем более не знал – радоваться ему или огорчаться. Раз решился, пусть бы она была со мной скорее.

Остался один вопрос. От браков антов и хрымов рождаются дети. А от людей и антов? Генетическую экспертизу своей невесты я не организую. Истину можно узнать только одним путем – экспериментальным. Готов экспериментировать. С удовольствием и часто. А тут год ждать! Долго…

– Да, не знаешь ты наших обычаев, глей, – пророкотал брент, пытаясь успокоиться. – Год до свадьбы отец должен невесту беречь. От беды и похотливых лап. – А она… – он снова взъярился, – сбежала! Одна! В ночь! Никому не сказав, куда и зачем едет.

– Я сама не понимала, отец. Меня вело сердце. Мама так же полетела бы к тебе, узнай, что стряслась беда.

– И что за беда? – впервые ввернул слово Фальк.

– Брюхо продырявили, – я приподнял майку и показал кровь, запекшуюся на шерсти, растущей вокруг пупа. Майка с рок-музыкантами выглядела, будто ее Бобик клыками драл. – Спасибо, Верун болтался рядом, заштопал. Обошлось.

– Раз все мы здесь, глей, приглашаю к нам. Верун – это хорошо. Но и отдохнуть после ранения не мешает.

Я подумал и принял приглашение Клая. Все равно хотел Мюи проводить. Подданных отправил домой, взгромоздился на Буренку и поехал с антами. Пес, естественно, увязался с нами.

Решив, что меня охраняет достаточно много людей, он в три прыжка скрылся в чаще, едва мы углубились в очередной лесок.

– Не боишься, что не вернется? – спросил Клай.

– Боюсь, кого-нибудь встретит. За встреченного боюсь. Бобик подбежит к нему по-доброму поздороваться, гавкнет, а тот помрет со страху.

– Щеняческое добродушие пройдет. Месяцев в восемь волкодавы начинают свирепеть. Уже не лают. Только рычат. А чаще сразу бросаются. Учить или злить их не надо. У них охрана хозяина в крови. Каждый приблизившийся может быть врагом. Чем проверять, лучше сразу уничтожить. И не переделаешь его.

Ну так у меня, значит, супер-оружие. Не только ТТ и ППС. Еще боевой призрак, способный стирать память, а подрастет – так, быть может, научится и души выпивать. Пес, словно из преисподней. Чесслово, если опозорюсь как землевладелец, впору наниматься киллером. Кто в здравом уме посмеет перейти мне дорогу?

Знал бы я тогда, как ошибался… Тем более суток не прошло, как мне показали – есть кому возить меня рожей по асфальту.

– Ночуешь в замке! – скомандовала Мюи. – А не с хрымами в деревне. Ты не только глей, ты еще мой официальный жених. Что люди скажут, если мой жених спит на полатях в избе с хрымами?

А что ты мне скажешь, когда станешь полноправной супругой? Что-то мне опять стремно идти под венец.

Тем временем Бобик выметнулся из кустов, волоча поросенка – дитятко уродливого лесного кабана, как раз его здесь и зовут пырхом. В пищу не потребляют, он жесткий и с неприятным запахом, даже молодой. А собаке – самое то.

Псина неразумная, зачем в неловкую ситуацию меня ставишь? Сейчас ты свинтуса не сожрешь, час назад напихался под завязку. Скажу бросить – тоже не дело, как можно отказаться от охотничьего трофея, гордо принесенного хозяину?

Анты с любопытством смотрели, что я предприму. И явно не одобрили мой выбор – приторочить свинтуса к седлу кхара. Фу-у-у…

Зато у меня нашелся прекрасный повод завернуть в деревню к Дюльке, невзирая на снобизм Мюи. Пусть они пырха разделают на куски и бросят в ледник. Сельские не столь щепетильны.

Шагом выехали из леса. Буренка несла легко и, наверно, не могла сообразить своими коровьими мозгами, почему плетемся. Кхары Мюи, Клая и Фалька едва не сдохли от ночной гонки, наездники их не понукали.

У меня появилось время подумать.

И так, фабричных металлических емкостей, труб, фитингов я лишен. При мысли о том, как мне подгадили да еще и пытались убить, возникло желание вернуться в сарай через рощу и самому зарядить мину на растяжке для непрошенных гостей. Но вдруг туда мать с отцом залезут в поисках следов пропавшего сына, если задержусь… Нет, одно дело, когда убиваешь в бою, видишь врага, и совсем другое – ставить мину неизвестно на кого.

Не отвлекаться! Мстить не будем. Но что делать, если местный уровень технологий отстает от России лет примерно на тысячу? Или около того.

Вспомнился медный котел, подаренный Дюльке. Похожие котлы, только больше, есть в Кирахе на кухне. Медь в турках используется для варки кофе. Читал, что она должна присутствовать в организме как микроэлемент. И я тоже с медью делал в Дымках. Значит, и здесь сгодится для браги.

Хорошо. Если медных дел мастера способны сделать два одинаковых таких котла с закраинами, то вряд ли будет сложно соединить их заклепками в один герметичный сосуд. Пусть перегонный куб будет шарообразным, на крепость не влияет.

Но нужны еще отверстия для залива и слива браги. Крепление трубки, идущей к змеевику холодильника. Сама трубка не менее метра длиной. Изогнутая трубка вместо единственного фабричного змеевика и опущенная в воду – тоже холодильник, за неимением лучшего. Сухопарник…

Еще вопрос. Знают ли здесь олово? Обожженная гончарная посуда имеется. То есть умеют строить печи с нагревом более 1000 градусов, то есть при нужде плавить и медь. Если добавить олова, получится бронза, более технологичная и менее тугоплавкая.

Дальше. Местные умеют сверлить отверстия в металле. А вот токарных станков не видел. Метчиков-плашек для нарезания резьбы тоже нет, кроме нескольких из моего сарая. Значит, придется с Пахолом сварганить цех металлообработки. Без ложной скромности – на столетия опережающий местные достижения. Задача сложнее, чем перебрать вручную автоматическую коробку передач от «Лексуса». Иначе не добиться герметичности самогонного аппарата.

Ну и на зерно сейчас цена максимальная. А что делать?

Одно утешает. Судья заверил, что с пограничных глейств не удерживаются налоги в королевскую и местную казну, чтоб землевладельцы имели дины для найма воинов. Выходит, я приобрел отличную оффшорную юрисдикцию для алкогольного бизнеса! И всякие фитинги-прокладки меня точно не остановят.

Жаба не позволит остановиться.

Что интересно. В СССР и в США в 1950-е и 60-е годы двигателем прогресса были ракетостроение и космонавтика. Тысячи изобретений, сделанных ради отправки человека за пределы Земли, подтолкнули другие отрасли.

В Мульд вместо космонавтики придет самогоноварение. Что, неправильная замена? Кто-нибудь против? Судя по попойке в Кирахе, местные будут очень даже за.