Бремя лишних (За горизонт 2)

18 число 04 месяц 17 год.

— Поезд мчится в чистом поле, — разглядывая ползущее по целине чудо эпохи угля и пара, со смесью иронии и удивления в голосе, Алиса процитировала известного русского поэта.

— Веселится и ликует весь народ, — продолжил я строки из стихотворения Некрасова.

Чудо действительно было чудным.

Чадя дымом из высокой трубы, шипя паром и лязгая механизмами, по целине катился паровой трактор. Причем катился хоть медленно, но чертовски уверенно, давя землю протектором цельнометаллических литых колес и оставляя за собой борозды вспаханного поля. Нормального такого поля, километр на километр в нем есть точно. И если меня не подводит зрение, это поле тут такое не одно.

За то время, что я нахожусь в этом Мире, я повидал всякого. Ветряки, газогенераторы, гужевая тяга, полудизеля, работающие почти на любой горючей жидкости, пароходы и даже паровые машины. Но локомобиль вижу впервые.

Тем временем здоровенный, как «Кировец», и тяжеленный, как каток, экспонат музея промышленной истории поравнялся с нами. Вблизи видно, что это никакой не новодел, экспонат и впрямь достоин музея.

Хотя и его коснулась рука хайтека, приделав инородные глаза фар и антенну радиостанции. А значит, где–то в недрах локомобиля спрятаны генератор и аккумулятор.

Сидящий за рулем паровика, косматый бородач в пропитанной потом рубахе приветливо помахал рукой нашему каравану и потянул какой–то рычаг.

Над пологими холмами протрубил паровой свисток.

Так мы не хуже можем.

— Заткнули уши! Сынок гудни–ка.

Установленный на шушпанцере тепловозный ревун басовито вторит своему ископаемому коллеге.

Недовольная Муха сердито рычит за сиденьями. Раздетый по пояс, перепачканный сажей вихрастый пацан, исполняющий на локомобиле обязанности кочегара, разгоняя гул в ушах, энергично затряс головой. Машинист парового трактора поковырял указательным в ухе, вытащил палец и, сжав кулак, отогнул большой палец. А морда при этом довольная–довольная.

Видимо не часто его в ответ приветствуют децибелом того же калибра.

Едва разминувшись с паровым трактором, уступая дорогу нашему конвою, на обочину съезжает запряжённая мощной лошадью, одноосная повозка, на резиновом ходу.

Дайте угадаю, что везут?

Что характерно угадал. В повозке кучка колотых дров и две бочки. Одна с водой. Вторая: то ли с торфом, то ли с бурым углем. Наверняка могу утверждать одно — не с антрацитом это точно.

Разминувшись с паровым трактором, выезжаем к мелководной речушке, на противоположном берегу которой, под присмотром до зубов вооруженного пастуха пасется солидных размеров стадо.

Проезжаем километр вдоль реки мимо недавно распаханных полей и облепленных стервятниками туш больших гиен и еще каких–то хищников помельче. А может и не хищников.

Человек пришел сюда всерьез и надолго. Пришел, как хозяин необъятной новой Родины. И реликтовой фауне, в особенности хищной, здесь теперь не место.

А вот и Форт–Джексон.

Словно сошедшие с рекламных плакатов ковбои в потертых джинсах, небритые, обгоревшие на солнце рэдники, суровый шериф из–под широкополой кожаной шляпы, блестящей стеклами солнцезащитных очков, наспех сколоченные неказистые дома, загоны для скота, красноватая пыль, едкий запах навоза, пота и самогона. Запах последнего особенно силен.

Минуем улицу в три дома и заезжаем на укатанную площадку перед местным культурно–досуговым центром, в простонародье именуемым салуном.

Украшенный рекламой какого–то американского пива, здоровенный прямоугольник шатра с припаркованным с торца домом на колесах. Точнее уже без колес.

Стальной каркас шатра то ли не довезли, то ли пустили на другие нужды. Заменив сталь, даже не досками, а толстыми, небрежно окоренными жердями. От того геометрия шатра не очень–то прямоугольная, а жерди жалобно скрипят от едва заметного ветерка.

Дабы не пойти ко дну в мокрый сезон, под шатром настелен пол. Тут уже доски не пожалели. Дополняет картину мощная барная стойка, большой телевизор, пара мощных колонок под потолком, куча разнокалиберной мебели разной степени износа.

Рядом с барной стойкой небольшая эстрада. Возле которой «скучают» три дамы весьма характерной внешности.

Судя по состоянию мебели, характерным пятнам на полу и ретушированным бланшем под глазом одной из «скучающих» дам, вечерний досуг Форте–Джексон протекает весьма бурно. Но подконтрольно — в крыше шатра и барной стойке отсутствуют характерные круглые дырочки.

Давящий на барабанные перепонки рокот дизеля наконец–то затихает.

Хорошо–то как.

Зато полуденный зной наваливается на неподвижную машину с удвоенной силой.

Рядом паркуются другие машины нашей поредевшей группы. Дымящий самокруткой Степаныч. Раскрасневшийся от жары Дядя Саша. Как всегда невозмутимый Олег. Утомлённая дорогой Ленка. Любопытно крутящий головой Итц*Лэ.

— Кто на стреме?

— Я останусь, — с готовностью отозвался Олег.

Чудно, другого я и не ожидал. У Олега, да и у Ольги тоже, стойкое неприятие к увеселительным заведениям.

Девочки сразу устремились к сарайчику с двумя дверьми.

Букв «Мэ» и «Жо», точнее их англистикой транскрипции, на дверях нет. Но назначение и так понятно.

Мужская половина коллектива бодро заруливает с тень шатра. В Сухой сезон стенки шатра скатаны в рулон и подвязаны к жердям под потолком. От того духоту разгоняет слабый ветерок.

У «входа» в салун висит табличка с надписью на английском и испанском о том, что с оружием сюда в ход заказан. Это же единственный светоч культуры на две сотни миль вокруг, а не какой–то–то заурядный притон, что характерно тоже единственный, на те же две сотни миль.

По сколько на русском ничего не написано, игнорируем надпись и веселой гурьбой вваливаемся заведение.

— Hi All, — приведствовал нас бармен за стайкой.

— Сам ху–йло, — скалясь во всю пасть, приветливо ответил бывший егерь.

Бармен недовольно поджал губы. По всему шутка ему хорошо знакома.

— Вотки нэт, — разведя руки, проскрипел бармен.

— Давай что есть, — продолжил балагурить Дядя Саша.

Судя по появившимся на стойке стопочкам и этот оборот русской речи бармену прекрасно знаком.

Три кубика льда и полста грамм карамельного цвета жидкости.

Ну–с, заценим.

Крепчайший виски ледяной струей обжигает пищевод, огнем растекаясь по телу. В голове разом проясняется.

— Годная штука, — смачно затянув самокруткой проглоченный стопарик, оценил пойло Стапаныч. — Дэн, скажи ему, чтобы он льдом не разбавлял.

— Степаныч, давай без фанатизма.

— Все путем, — уверенно заявил пожилой водитель.

Бармен тем временем выставил на стол глиняные кружки и разливает по ним свежий лимонад из запотевшей бутыли. Из–за сцены выпорхнула девушка, чем–то похожая на певицу Сандру. Составила кружки с лимонадом на поднос и понесла их детям.

Хорошо живут, даже лимонад есть холодный. И официантка в чистеньком передничке.

Может у них и пиво есть? А то с вискарика, да по такой жаре, развезет на раз.

Пиво нашлось.

Причем весьма недурственное на вкус.

Варят его тут же, в соседнем сарае. На вполне цивильном оборудовании для производства домашнего пива. Оказывается в Штатах это запросто.

В меню заведения всего два блюда. Овощной супец и фасоль с подозрительного вида соусом. Но если дорогие гости час обождут, повар зажарит огромную яичницу с помидорами и домашней колбасой.

От зноя есть совсем неохота. Поэтому ограничиваюсь чашкой супа и парой кружек пива. Зато косоглазое семейство заказывает по тарелке супа и сковородку фасоли в соусе.

— Дэн, ты знаешь. Я бы три раза подумала, прежде чем есть тут, — Алиса уселась напротив меня и придвинула к себе кружку с пивом. Вид у нее недовольный.

— Антисанитария?

— Не то слово.

— Я вроде даже рукомойник видел.

— О да! Только он сухой как Сахара.

— Вон, воду на заправку рукомойников несут.

— Мы уже помылись водой из наших запасов.

— Я в вас не сомневался, русские нигде не пропадут. Ты пиво–то пей. Оно, что характерно сварено, а это, как ни крути, дезинфекция. И супчик ешь. Он тоже не заразный.

— Хм, неплохо, — Алиса придвинула тарелку к себе, отломала ломоть мягчайшего, еще горячего белого хлеба и с аппетитом принялась за суп.

Хорошо ей. Я вот не любитель острого, а то, что налито в тарелку, по вкусу напоминает горящий напалм. Вон косоглазые наворачивают, аж за ушами пищит. Того и гляди еще добавки попросят.

Однако, такое количество перца в еде, отличная профилактика желудочных и кишечных гадостей.

Лично я, все равно, обожду яичницу. Мелкие в пути успели чего–то погрызть, и по части еды ушли в отказ. Зато лимонад идет на ура.

За соседним столиком истинно русский натюрморт — Степаныч, Галка и Ленка распивают пузырь вискаря под хлебушек.

— Але, болезный, им хватит, — бармен разочарованно возвращается за стойку. Я сказал, хватит! — это уже троице кандидатов в алканавты. — Через час выдвигаемся дальше.

Новость понимания в коллективе не нашла, но спорить со мной не никто не стал. Похоже, я оброс авторитетом.

А где Дядя Саша? Что–то я его не наблюдаю.

Хм, считаем барышень характерной внешности.

Одна.

Вторая.

Понятно.

Будем надеяться, часа ему хватит. Ибо по истечении означенного срока ему придется догонять колонну в гордом одиночестве.

За час я успел вдоволь и поперек рассмотреть Форт–Джексон, причем, не вставая со стула, потолковать с барменом и исчерпать инцидент с помощником шерифа.

Народ в поселке подобрался простой, в чем–то даже душевный и очень работящий. В разгар дня в поселке практически никого, все при деле.

Практически все население выходцы из американской глубинки. Фермеры или жители небольших городков живущих своим, отличным от мегаполисов укладом.

Перефразируя сэра Уинстона Черчилля, Орден не переложил рэдникам ничего, кроме крови, тяжкого труда, пота и слез.

«То, что надо», — радостно ответили рэдники пакуя барахло в дорогу.

Здесь любят Иесуса Христа, крепчайшей кукурузный самогон, и огнестрел, как гарантию прав и свобод.

Обитатели американских мегаполисов, с их любовью к ценным бумагам, приторной толерантностью и прочими противоестественными закидонами, предпочитают селиться на побережье. Там Орден ближе, веселее идет торговля и вообще более интенсивная движуха.

Если копнуть глубже, то окажется, что в этом мире выходцы из Соединенных Штатов уже поделены на три разных квазигосударства — Американские соединенные штаты, Техас и Американскую конфедерацию. Причем эти красивые названия по большому счету фикция. Особняком стоят мормоны. А Нью–Рино вообще кладет на всех.

Причем из признаков государственности у американцев только единый язык, и некоторая общность уклада. Ни единой армии, ни центрального правительства или общей системы судопроизводства нет и в помине, судят исключительно на усмотрение судьи.

Это все равно, что сказать — Государство — древняя Греция.

Афиняне, фиванцы и спартиаты от души посмялись бы над этой шуткой.

Так и тут, каждый поселок сам по себе. А выполняющие функцию армии рейнджеры, больше похожи на ЧВК. Причем ЧВК больше смотрящий в сторону Ордена.

Что–то меня на философию потянуло. Спустимся на землю обетованную и не очень.

Что у нас на земле?

Из «гигантов» местной индустрии мне видны: автомастерская, заправка и винокурня.

Автомастерская — пара высоких навесов с расставленным под ними оборудованием. Под одним навесом стоит пикап с задранным капотом, под другим — местный Левша проводит техническое обслуживание копыт стройной тонконогой лошадки.

Винокурня — оказывается, там варят не только пиво, но и гонят весьма любимый местными пейзанами кукурузный самогон. Других напитков в поселке нет.

Заправка — бензовоз с прицепом, с красноречиво смотанными шлангами. Топлива нет, даже за полновесный экю.

Еще рядом с поселком есть лесопилка, но мне она не видна.

Чуть в стороне от салуна гордо стоит, да что там стоит — высится, местный храм. Крашеный извёсткой сарай, сколоченный из необрезной доски внахлест. От подобного строения, предназначенного для хранения дров или сена, церквуха отличается только увенчанной крестом надстройкой колоколенки.

На вопрос — Где их святейшество?

Бармен ответил, что их святейшество человек набожный, праведный, денно и нощно заботящийся о пастве. В данный момент он обустраивает местный погост. Ибо местный зверь лют, жаден, и до безобразия обожает мертвечину. От чего свежие могилы тщательно обкладываются крупным камнем.

Ну, это мне не интересно. Могилы я уже проходил. Причем не раз.

Расскажи–ка мне лучше, — Что это за типы пялятся на нас с крыши дома напротив?

— Шериф и мэр. Большие люди, значимые.

Мэрия делит собранное из контейнеров здание с местным околотком. Чтобы не пускать пузыри с приходом дождей из дикого камня отсыпали платформу метровой высоты. Присыпали сверху слоем щебня, выровняли, утрамбовали. Водрузили на нее пару, изготовленных в размер морских контейнеров, мобильных офисов. Их числа тех, которые так любят ставить в портах или на больших стройках. На них поставили еще пару блок–контейнеров. А чтобы в полдень внутри мэрия и околоток не напоминали филиал ада на выезде. Перекрыли сверху широченными скатами пологой крыши. Причем между верхом контейнеров и крышей оставили пару–тройку метров зазора.

О! а вот и каркас салуна нашелся. Властям он явно нужнее.

Под крышей поставили стол и три плетеных стула. На которых в данный момент усиленно борются со скукой два пожилых упитанных господина. Угадайте с одного раза кто именно.

Это еще и местный радиоузел?

Сам бы я ни в жизнь не догадался, при такой–то антенне. Серьезная кстати антенна, армейская. Если верить бармену стабильно держит связь с Рино.

Однако, если верить фактам — нас тут не явно не ждали. А значит, связь не такая уж и стабильная.

На этом достопримечательности кончились. Три минуты дабы все рассмотреть в деталях, а мне еще час яичницу ждать. Тоскливо.

— Але, болезный, а расскажи–ка ты мне про паровой чудо трактор, который встретился мне на подъезде к вашему милому городку?

С паровым трактором вышло более занимательно.

Для начала бармен сказал, что понятия не имеет, какой именно трактор я видел. Ибо их тут четыре. Четыре! Но на ходу сейчас только три.

— Музей ограбили?

— Зачем? — искренне удивился хозяин бармен.

— Где накапали раритетов.

Оказывается у них — в штатах, есть клубы любителей подобной техники. Типа как у мотоциклетчиков с их Харли и Девидсоном. Так и тут, только поклонников паровых движителей в разы меньше, ряды их теснее и вместо мотоциклов, у них винтажные паровые пепелацы. Как бережно сохранённые и восстановленные, так и свежие реплики разной степени олдсукульности. Регулярные выставки и шоу, куда паровые пепелацы свозят едва ли не сотнями.

Так что весь вопрос исключительно в цене. Вот те, кто при деньгах, и понимал, куда он перебирается, озаботились нефтенезависимой механизацией.

Бензиновый или дизельный трактор конечно на порядок удобней, но строго до тех пор, пока есть нефтепродукты.

Теперь приходится возиться с паровиками и газогенераторами, а вся надежда на торговлю с комми, которые сосут нефть, как не в себя, и категорически не хотят ею делиться. Даже на зерно меняют по грабительскому курсу.

Отчего в городе заправлены только полицейские машины, да и то не всегда.

Я собрался было расспросить, отчего не ладится торговля с проклятыми комми. Но тут, зацокали копыта и, сверкая шестиконечной звездой, в салун ввалился помощник шерифа. Эффектно бросил широкополую шляпу на стол. Поинтересовался, не везем ли мы чего запрещенного, и довел до нашего сведенья, что за проезд через Форт–Джексон взимается дорожный налог. Копейки, а неприятно.

— Бакшиш просит? — подала слегка хмельной голос Галка.

— Бери выше — налог.

— А ты у него квиток попроси. Налог дело государственное, и без квитанции не делается.

Помощник шерифа разом поскучнел и незамедлительно убыл по своим делам.

А тут и еда подоспела.

Итц*Лэ сменил Олега на посту возле машин.

Олег плюхнулся на стул рядом со мной, повесил АК на спинку стула и придвинул тарелку со своей порцией.

— Без происшествий?

— Пока да, — прожевав кусок жареной колбасы, ответил Олег. — Но есть у меня чуйка, лучше бы нам не рассиживаться и по–тихому сквозонуть отсюда. А то какие–то мутные тИпы возле машин терлись.

— Доедай и двинем. За сегодня еще две сотни верст проедем. А это уже формальная граница русских территорий.

В этот раз чуйка Олега подвела. Час спустя оставшийся за спиной поселок посреди дикой равнины забыл о нас.

Комми — коммунисты, красные.