Бремя лишних (За горизонт 2)

Северный маршрут 140 миль к востоку от Порто–Франко. 33 число 02 месяц 17 год.

Новоземельная ночь полна сюрпризов. Для кого–то хороших, а для кого–то совсем наоборот.

За два часа до рассвета.

Щелчок взводимого курка громом треснул посреди ночи.

Хотя скорее уже раннее утро. Холодно и влажно. Роса или дождь? Дождю не положено быть в это время. Никак не положено.

А он есть.

— Дэн, не дури, — предупреждает из темноты голос Дяди Саши.

Ничего не ответив, возвращаю курок на место и аккуратно, чтобы не разбудить семью выползаю из–под брезента.

Прикрывшись сложенным тентом, мое семейство ночует в кузове БТР–40, поверх слоя тюков мягкого шмотья.

С виду броня кажется большой, а внутри тесно. Красноармейцы конечно народ суровый, но как же здесь экипаж из 10 человек помещался? Ума не приложу.

Кряхтя, тру бок, в который во сне впилось что–то твердое. Мягкое шмотье местами не такое уж и мягкое.

— Как прошла вахта?

— Без происшествий.

— А моросит давно?

— Часа два уже. Все я досыпать. Пост сдал.

— Пост принял.

В темноте слышно как Дядя Саша полез в катер обустраиваться на ночлег.

Зрение адаптировалось к темноте и стало не так уж темно.

— Муха ты где? Муха.

Шевеление под броней выдало дислокацию псины.

И как ты там обустроилась?

Прячась от дождя, Муха обосновалась под шушпанцером. Щенки улеглись между мухиных лап, плотно прижались к собачьему брюху и молодецки дрыхнут, не реагируя на шум. Сторожа, блин, растут.

— Муха пойдешь гулять? — Муха сочно зевает вовсю пасть и роняет башку на лапы, всем видом демонстрируя — нашел дуру, ночью под дождем по грязи шляться. Нормальные собаки спят ночью. Тем более я вроде как назначена в няньки.

Нет, так нет, а мне вот придется прогуляться до кустиков. Хотя, вместо кустиков вполне сгодится и ближайшее колесо.

Ночи в этом мире длинные, два раза выспаться успеваешь. Сна ни в одном глазу, прохлада и водяная морось разогнали сонливость. Я бодр и весел.

И меня тянет на приключения.

Лагерь странно тих. Не крадутся под машинами тени, не блестят в ночи острые лезвия. Похоже, пока неприятностей не предвидится.

Где бы мне обустроится для несения вахты?

В шушпанцер не полезешь, там семья спит. Мокнуть под дождем — зябко.

Прогуляться что ли? Продышаться бодрящим утренним воздухом и послушать предрассветную тишину. Весь день моторы будут насиловать слух своим ревом, так что будем пользоваться моментом.

Тиха новоземельная ночь, но сало надо перепрятать.

Или проверить чужые захоронки с салом.

Где наша бравая горе охрана, кстати? Я тут сплю, понимаете ли, после мирного дня трудового, а кто мой крепкий сон охраняет? Дядя Саша охранял, конечно, но это у нас внештатная функция. А где законтрактованная на перегон охрана?

Организовать пару тройку секретов по периметру стоянки у матерых выживальщиков не хватило духу.

А ну как зверь какой из кустов выскочит, а у тебя только М 16 в активе. Только и останется, что застрелиться. Или змея заползет, змеи тут — тоже не подарок, кстати.

Посчитав, что расклады с секретами сильно не в их пользу, охраннички ограничились «выставлением» единственного часового.

Где он, кстати? Что–то невидно часового нигде.

Путный часовой затаится на позиции и будет бдеть потихоньку. Вот только выживатели весь день демонстрировали что путный — это не про них.

Умный вдруг среди них нашелся? Что–то не верится.

Будем искать. Далеко не полезем — не хватало еще в темноте на пулю нарваться. Но вдоль колонны пройдемся, ближайшие окрестности осмотрим. Тем более что договаривались с выживателями периодически патрулировать вдоль безграмотно растянутого лагеря.

Десять к одному, найдется выживатель поблизости.

Стараясь не вступить в слегка раскисшую колею от колес, обхожу наш маленький лагерь.

Если не считать спугнутого мелкого зверька, все тихо.

Собственно бегать кругами вокруг конвоя нет необходимости, десять против одного, часовой найдется под ближайшим деревцем. Уж очень оно удобное. Более того оно единственное растет вплотную к дороге.

Убаюканный кваканьем и стрекотом местной живности, обалдевшей от ниспосланной небесами влаги, и монотонной дробью мелких дождевых капель по плащ–палатке выживатель, похрапывая, крепко давил на массу — полноценно набираясь сил перед длинным новоземельным днем.

Действительно, завтра выживать придется, а он уставший. Может и не выжить — были прецеденты, знаете ли.

А чтобы лучше спалось, часовой залил в организм изрядную порцию какой–то сивухи. Бутылки из–под пойла я не вижу, но амбре такое, что пролетающие в паре метров мошки падают замертво.

Отбившийся на посту выживатель, не просыпаясь, причмокнул во сне губами и поплотнее закутался в короткий дождевик.

Але, болезный, руки твои вижу, обои две, а вот оружия твоего не вижу. Куда ствол–то заиграл?

Ствол выдал свое местонахождение, матово блеснув в свете выглянувшей через просвет в облаках луны.

Хомяк — ты, офисный, а не выживальщик. Мало того, что заснул на посту, Так еще и оружие свое под дождем бросил.

Хороший ствол, кстати, — FN–FAL со складным прикладом, обвешанный оптическим прицелом, тактическим фонарем и еще чем–то непонятным — в темноте не разберешь, но мне все сгодится.

Хомяк — ты спи пока, а твоя винтовка пока у меня переночует. У меня сухо — не заржавеет.

А утром посмотрим на твое поведение — чистосердечно раскаешься, вернем игрушку. Может быть.

Вернувшись в наш лагерь, присаживаюсь на промокшее походное кресло, отсоединяю магазин ФАлки и передергиваю затвор.

Опасные охранники нам достались — звери просто. Оружие не стояло на предохранителе, и на мокрою траву выпал цилиндрик патрона.

— Н–дэ.., опасный народец эти сюрвайверы.

Обтерев винтовку от влаги, прячу ее к ЗиПу под сиденье. А заодно беру из шуша потертую плащ–палатку, доставшуюся нам в наследство от Алискиного бати.

Позицию для наблюдения выбираю в полуприцепе МАЗа. Отсюда есть кой–какая обзорность, а железо бортов хоть как–то прикроет в случае неприятностей.

Покараулим отсюда, пока выживатели не проснутся. Мая вахта последняя. Как там, на флоте, говорят — собачья вахта (герой немного путает понятие «собачей вахты»).

— Да, Муха? — Мухе пофиг.

Глаза можно закрыть, не нужны ночью глаза, вокруг почти кромешная тьма с редкими проблесками луны. Ночь слушать надо. Поменялась тональность в звуках ночи — повод насторожится. Все затихло — жди неприятностей.

Стойбище, из пяти десятков разномастных машин, выстроившихся вдоль обочин дороги, с рассветом начинает просыпаться. Самые голодные разводят костерок и готовят нехитрый завтрак. Те, кто ленился вечером, лезут под капоты и кабины своих машин — осмотреть, проверить, долить, подтянуть, заправить. Или просто соблюсти ритуал.

В нашем лагере первым проснулся Степаныч.

— Степаныч, что сперва делать будем, зарядку или ЕТО? Как написано в десяти заповедях водителя — возлюби машину свою и воздастся тебе за это, в нужный момент.

— Так–то да, машину оно конечно любить можно и нужно. Если конечно она не «Колхида» — страшная, как все бабы на Кавказе. А подзарядится я от папироски смогу, — пожилой водитель с видом фокусника извлек из–за уха загодя скрученную самокрутку.

Оставив пост, спускаюсь на грешную землю. Пора разводить огонь в походной печке.

За полчаса дрова прогорят до крупных пышущих жаром углей. Как ни крути, для готовки нужен жар, а никак не дым от свежих дров.

Вставшая первой, Ольга приготовила три десятка яиц и покрошила бекон на завтрак.

Сегодня у нас яичница на сале. Еда простая, но сытная.

Завтра кстати тоже. А вот потом придется переходить на концентраты. В местном климате больше трех суток яйца не хранятся. Как минимум я не рискну их есть после трех суток хранения.

На шум из–под шуша выскочили три щенка лайки и, весело тявкая, бросились мешаться под ногами.

Следом за щенками на свет божий выбралась заспанная Муха. Вот уж кто готов на массу давить в режиме семь на двадцать четыре, с перерывом на пожрать.

Хотя, о чем это я? Какие семь на двадцать четыре?

Отставить.

Тут, это вам не там. И нужно последовательно изживать в себе земное времяисчисление.

Заспанная псина, с немым укором посмотрела на противно дымящего Степаныча, презрительно фыркнула, лениво потянулась задними лапами и зашмыгала носом, ловя вкусные запахи. Ветер дует со стороны конвоя, а там уже вовсю готовят завтрак.

Нет, опускаться до того, чтобы идти клянчить пожрать, это вы плохо обо мне подумали. У меня хозяин есть, да хозяин? Задев вороненый ствол обреза, лохматая башка ткнулась в бедро, а чтобы до туповатого поутру хозяина лучше доходило, пару раз скромно поскребла когтистой лапкой по хозяйской коленке.

— У–у–у–у — больно же. — Понял я, понял.

С вечера у Дяди Саши припасен шмат вареного без соли постного мяса. Прикинув на глаз, отрезаю от шматка кусок весом в килограмм. Одну половину куска отдаю Мухе. Вторую режу на мелкие куски и высыпаю в щенячью миску.

Битва за пожрать закипает еще до того, как я ставлю чашку на траву. Забавно задрав колечком коротенькие хвосты, щенки шустро смололи свою порцайку и нацелились на неспешно обгладывающую свою долю Муху.

Ну–ну, зря вы это ребята.

При первой же попытке полакомится от ее доли, Муха рыкнула на мелюзгу так, что тех, как ветром сдуло.

Сдуло их, впрочем, ненадолго. Минуту спустя вся троица сидела в паре метров от завтракающей Мухи. Одновременно умудряясь жадно смотреть на мухино мясо и при этом сыто облизываться.

Я прождал весь завтрак. Выпил чашку кофе. Потом еще одну. Помог со сборами нашего маленького лагеря.

Кратко поведал русскоязычной части нашей компании историю ночной проверки дозоров.

Ни кто из горе–выживателей так и не пришел.

Как бут–то бы и не пропал у них ствол.

Странно все это.

Как заставить это стадо сдвинутся с места вовремя?

Один, еще не выспался.

Второй, еще не позавтракал.

Третий, только сейчас вспомнил, что не перелил топливо из бочек в баки. Что ты, спрашивается, делал шестнадцать часов к ряду? Но такие нашлись, и в довольно товарных количествах.

Два.

Два!

ДВА!!! Блин, часа потребовалось, чтобы табор собрался, раскочегарил свои машины и наконец–то потянулся в направлении на запад.

Тронулись, однако, не все.

Не первой свежести грузовик, чем–то похожий на грузовик наших латиноамериканских попутчиков — есть в них общая кондовость, свойственная североамериканским грузовикам, изредка плевался клубами сизого дыма, но заводиться категорически отказывался.

Чисто на слух, аккумуляторы у страдальца были уже на последнем издыхании.

Прекратив насиловать стартер, из кабины выскочил и полез ковыряться в моторе низкорослый детина с рельефной мускулатурой.

Только мускулатура имела вид не свойственной поклонникам штанги, анаболических стероидов и рассказов о здоровом образе жизни. Больше всего это похоже на мускулатуру…..

…шимпанзе или гориллы.

Сам маленький, метр шестьдесят, если на носочки встанет. Глаза узкие. Морда плоская с не раз сломанным носом. Причёска короткая, как у новобранца, но с небольшой косичкой на затылке. Половина зубов явно вставные, белого металла. А через всю левую щеку, от края губ до уха, прочерчен толстый уродливый шрам. И ухмыляется все время.

Такой вот занятный персонаж.

Мать Тереза она точно мне не родственница. И я бы проехал мимо и через десять минут забыл бы о случившемся. Стало на одного попутчика меньше, дело в целом житейское.

Но в естественный ход эволюции вмешался Степаныч.

Вот спрашивается — куда ты полез?

Опытным путем я уже давно установил, в бензиновых моторах отечественного производства пожилой водитель разбирался неплохо. Хорошо даже.

Но о работе дизелей имел только самые общие знания — что поршня с цилиндрами там тоже есть, что есть форсунки и топливный насос высокого давления, и что воспламенение происходит от сжатия.

Если протирание лобового стекла и стечение по покрышке не помогает, программисты достают бубен, а автомобилисты достают трос. А вдруг……………….. заведётся.

Беда только в том, что сломанный грузовик имеет три оси и весьма основательную загрузку.

«Дернуть на удавке» не желающий заводится грузовик из наших машин по силам, только МАЗу Степаныча или машине латиноамериканцев.

Но Итц*Лэ в герои не рвется.

А у МАЗа одна ведущая ось, и с такой нагрузкой он скорее зароется по эту самую ось в размякший грунт.

И будет у нас две проблемы вместо одной.

— Степаныч, ты это, трудовой порыв прибереги на потом. И за трос хвататься не спеши.

Есть еще одно народное средство, от подобных ситуаций — баллончик со смесью эфира с горючими аэрозолями и прочей химической гадостью, в народе иногда называемый «холодный пуск».

Инъекция аэрозоля впрыскивается в воздухозаборник, после чего заводятся даже самые убитые моторы.

Тем более лишенные электрики и электроники кондовые дизеля просто так не ломаются. Вот чтобы вчера все нормально работало, а сегодня не работало совсем с этим, как правило, не к ним.

В России, как известно, раз в год на полгода наступает зима.

Зима это когда снег, холод и немцы, французы, поляки и прочие незваные гости вымерзают как тараканы. Но речь не об этом.

А о том, что при эксплуатации моего чудо–грузовичка в зимний период еще в том мире, такой баллончик «холодного пуска» был неотъемлемой частью автомобильного ЗИПа.

Не то, чтобы без него никак, но шанс, что после охоты в глухом углу транспорт не заведется, я старался свести к минимуму.

В отказывающейся заводится машине воздухозаборник расположен над кабиной и соединён с двигателем стальным воздуховодом. А инъекцию лучше делать поближе к впускному коллектору.

— Але болезный, ты по англицки шпрехаешь? Отлично. А звать тебя как? Син — отличное имечко. Вот что Син, полезай–ка ты в кабину. И как скомандую, заводи машину.

Иглой от двадцатикубового шприца прокалываю толстую, резину соединительного воздуховода сразу за воздушным фильтром. Вставляю носик аэрозольного баллончика в заднюю часть иглы. Для пущей герметичности обжимаю сидение пальцами.

Пш–ш–ш…………..

— Заводи!

Натужный визг стартера тут же перекрывается неестественным металлическим лязганьем работающего дизеля. Спустя пять секунд лязг сменяет вполне рабочее бормотание прогревающегося мотора, по мере прогрева, становящегося ровнее и басовитие.

Осталось только заткнуть воткнутую в резину воздуховода иглу, ну, к примеру, заточенной спичкой.

И продать баллончик чудодейственного средства Сину. У меня он не последний, так что не жалко.

Так наш коллектив прирос Сином, экс–филлипинским боксером, успешно ломавшим лица соперников в легком весе. Но в нужный момент не легшего там, где прописано сценарием договорного боя. От чего организаторы боев попали на весьма солидную сумму. И у Сина осталось два пути — в бега или в могилу.

В могилу категорически не хотелось, а бега вывели на вербовщиков Ордена.

Я подозреваю что, все не так просто как рассказывает Син. Скорее всего, он еще до подставного боя знал, чем кончится дело и имел гарантии и пути отхода. Больше скажу, как по мне, так одни букмекеры использовали его против своих коллег.

А потом уже выпихнули сюда с грузовиком в придачу.

По большому счету профессиональный боксер умеет качественно бить морды. А все остальные навыки там по остаточному принципу.

Умение водить машину, как правило, лучший из непрофильных навыков.

Так что все логично.

Забегая вперед, скажу, что филиппинец так и ехал с нами до самого Нью–Рино. Заняв место в походном ордере между Итц*Лэ и Степанычем.

С Дядей Сашей они крепко закорешились вечером того же дня.

При обустройстве на ночлег Син поинтересовался, что требуется конкретно от него?

Получив ценные указания, что его участие пока не требуется, ушел к своей машине.

Я все гадал, какой вселенский смысл, в закреплённом на борту машины поворотном Г–образном кронштейне с крюком на конце.

Повесить под разделку тушку подстреленной животинки — милое дело. Но филиппинец вытащил из кабины и подвесил на крюк небольшой боксерский мешок. Разделся по пояс, надел боксёрские перчатки и принялся барабанить по мешку.

Десять минут мешок сопротивлялся, как мог, но силы были явно не равны.

Не стерпев такого беспредела, Дядя Саша решил вписаться за избиваемый мешок. Пожилой егерь скинул куртку и ботинки, достал из недр УАЗа потрепанные боксерские перчатки, сшитые еще из натуральной кожи……………..

И вопросительно посмотрел на Сина.

Филиппинец оскалился радостней обычного и тут же кивнул.

И вот тут Дядя Саша начал удивлять.

Сперва тем, что долго и тщательно — до пота разминался. Потом натянув перчатки, продолжил разминку на боксерском мешке Сина.

К слову сказать, мешок явно легковат для ста десяти кило егеря, и Син навалился на мешок с обратной от дяди Саши стороны.

Закончив с разминкой, Дядя Саша слегка перевёл дух. После чего сладкая парочка провела десяти минутный спарринг. Лупили друг друга без фанатизма — чувствительно, но аккуратно.

Хотя темп боя был и не высокий, чрез пять минут Дядя Саша перестал успевать за шустрым филиппинцем, все время норовившим протиснутся в ближний бой. Собственно при такой разнице в росте и длине рук другой тактики у него не было.

Через десять минут егерь выдохся окончательно, сказались двадцать лет разницы. Раскрасневшиеся, довольные друг другом противники прекратили схватку.

К моему удивлению обошлось не просто без травм и крови, но и даже без синяков.

Я уже решил, что на сегодня бои окончены.

Но тут, на арену вышел наш краснокожий татуированный друг.

Перчаток у него не было, и старый егерь отдал ему свои.

Уж не знаю, чему учили в том деревенском зале, куда ходил Итц*Лэ? Скорее всего незатейливому уличному мордобою. Но за пять минут спарринга он попал по филиппинцу всего раз. Да и то, исключительно по тому, что нога Сина запуталась в траве.

Нет, краснокожий старался. Очень старался, с юношеским максимализмом, злостью и желанием побеждать.

Но разница в классе между ним и Сином просто космическая. Филиппинец откровенно забавлялся, наградив Итц*Лэ, сотней мелких тычков. Не изменив своего отношения к пацану даже после пропущенной плюхи.

Последним номером цирковой программы, был короткий спарринг между Итц*Лэ и Дядей Сашей. Короткий, потому как Дядя Саша не подрассчитал силу встречного выпада. И пойманный на агрессивном встречном движении индеец плюхнулся на пятую точку с явной дезориентацией пространстве.

Дядя Саша вид имел растерянно виноватый.

Но мучения Итц*Лэ на этом не закончились. Мужики вылили на него ведро воды и еще минут на тридцать приставили околачивать боксерский мешок. При этом основной упор делали не на работу рук, а на правильную работу ног.

Я в боксерских премудростях не разбираюсь от слова — совсем. Но принцип любого единоборства, от греко–римской борьбы до фехтования, — все начинается с азов, с правильной работы ног.

Научишься работать ногами, переходи к правильной работе корпусом.

Научишься совмещать движения корпуса и ног, принимайся за оттачивание работы рук.

И только потом придет главное — работа головой, точнее ее содержимым.

(Я знаю, что в случае Тайсона, он в нее ест. Даже у Холифилда пытался ухо сожрать.)

Несколько дней спустя, я говорил с Марией на эту тему. С ее слов Итц*Лэ был просто на седьмом небе, заполучив на халяву пару таких учителей. И готов бал тратить на тренировки все свободное время.

Бойцовский дух в парне весьма незаурядный. Больше того, у расписного моментами делается такая морда лица, что у меня волосы на спине дыбом встают, и закрадывается мыслишка — а не каннибал ли ты, мил человек. Вдруг это передается по наследству, жрал же твой предок еще бьющиеся сердца.

Но все это было вечером.

А день прошел весьма и весьма бездарно.

Идущие в голове конвоя сюрвейеры руководствовались типовым орденским путеводителем. Штука неплохая, если под рукой нет ничего лучше. Но малоинформативная карта — комикс, как говорит Ким.

Да и здравого смысла никто не отменял.

Я остановил нашу группу, когда увидел что конвой забрал южнее, пройдя по накатанной еще в прошлые сезоны трассе.

Но нам не туда. Нам на север, вокруг крупного озера полностью не пересыхающего даже в сухой сезон.

Да — получится крюк, километров в тридцать. Зато не нужно проезжать по броду через текущую, из пока полноводного озера. сезонную речку.

Я же не просто так поил малолетних следопытов и выспрашивал у них дорогу. Да и карты у меня, не чета орденским писулькам.

В общем, свернувшие на короткую дорогу сюрваверы первыми застряли в топкой грязи. Полдня вытаскивали зарывшийся по капот Хамви. Изгваздались в красную грязь с ног до головы. Подрались между собой и поругались с остальными участниками конвоя.

Помогать им вытаскивать технику никто не спешил.

Ибо мани вперед — бизнес и ничего личного.

В оптику, с господствующей над равниной возвышенности, весь этот цирк смотрится довольно комично. По щиколотку в бурой, жидкой грязи мечутся мужики, в изгвазданных камуфляжах. Трясут комками грязи некогда бывшим оружием, поскальзываются, с плеском падают в грязь, с трудом поднимаются и начинают голосить еще сильнее.

Ругани конечно не слышно, но вид у выживателей очень экспрессивный. Даже сунули пару раз в морду одному из своих.

Вот так мы громим врага на его территории!

За три дня планировали пройти полторы тысячи километров. А по факту — после двух дней, конвой прошел меньше четырехсот верст. С учетом коэффициента маневрирования, продвинувшись на запад максимум на три сотни километров.