Сегодняшний день я целиком посвятил отдыху и сбору информации.
На имеющейся у меня карте очень неплохо отражено восточное и кусок южного побережья континента, долины Рейна и Рио–Бланко. Вот только беда в том, что на Рио–Гранде карта кончается. Есть пометки направлений «на Москву», «на западное побережье», «на Билокси». Но это чуть больше чем ничто — ойкумена кончилась.
Ехать придется вслепую, ориентируясь на единственный населенный пункт — Форт–Джексон, ютившийся в степи к востоку от Рино на расстоянии дневного перехода.
Дальше только по приметам, записанным со слов Гиви.
Самые плохие новости я узнал еще вчера.
Первая — у русских что–то там сломалось и они вот уже месяц не отгружают топливо. Из–за чего в Рино дефицит горючки. Это плохо, но не критично. Мы заправлялись по дороге и на тысячу километров у нас запас есть.
Вторая — третьего дня русские починились, и в Демидовск ушел конвой порожних наливняков.
Это обидно. За долю малую стоило упасть им на хвост и через неделю быть в Демидовске.
Сегодня к этому добавилась третья новость. Местные закусились с Москвой, собирающей долю (пошлину конечно же) с топливного трафика. Янки выставили заградительные кордоны, и если мы не планируем попасть под случайную раздачу, в сторону Москвы нам лучше не соваться.
Да и вообще не засиживаться в Рино.
До Рио–Гранде нашу безопасность гарантируют люди Рона (не бесплатно естественно, хотя и не дорого), а вот дальше, как повезет.
Во второй половине дня, когда жара пошла на убыль, в «Каструм» заявился Син.
Филиппинец приглашал всех на бои. Все это понятно, мужчины. Причем нетрадиционный доктор в эту категорию не попал. Что его совсем не расстроило.
Олег от подобных забав категорически отказался. Рон покинул ему работёнку по части сварки. Олег привлек в помоганцы Степаныча и Итц*Лэ и они с рассвета сверкали сваркой планируя закончить работы лишь к концу дня.
Дядя Саша, напротив, сразу согласился. В основном потому, что собирался вкусить продажной любви. Собравшегося было вождя приземлили Олег, Рон и как ни странно Син, настрого запретивший парнишке выходить из мотеля.
Так что из возможных попутчиков оставался только я.
С одной стороны глянуть на Рино было интересно. С другой отнюдь не безопасно.
Я бы выбрал вариант — остаться в мотеле, но составить нам компанию вызвался Рон.
В близи Рино оказался еще пакостнее, чем казалось из машины. Над «старыми кварталами» едкий смрад мочи и фекалий смешивается со знакомым по приключениям в Бейджине тяжелым духом гашиша.
Контингент граждан соответствующий, бухают, трахаются, режутся в азартные игры.
Девочку (в смысле потертую тётеньку), нет проблем.
Мальчика тоже нет проблем, любой каприз за ваши деньги.
Когда иду я в балаган,
то заряжаю свой наган.
Вот это, как раз про здесь.
По дороге я не удержался, завернул нашу компашку в попавшийся на пути оружейный магазинчик.
В отличие от оружейной лавки Бейджина тут не торговали самоделками. Ножи, мачете и даже пара антикварных сабель были, это да. А вот стволы — жуткий винегрет оружия со всех концов света.
И, что характерно, очень много автоматического и короткоствольного оружия. В Нью–Рино свои особенности спроса на оружие. А спрос, как известно, рождает предложение.
Долго рассматривать стволы не дали заскучавший Рон и торопившийся, как на пожар, Син.
Син привел нас в тот самый «Колизей», мимо которого мы проезжали вчера.
Обложенная мешками с песком круглая яма арены, глубиной в рост человека, обнесена тремя рядами громоздящихся ступенями деревянных скамеек. Над ареной и скамейками поставлен шатер по типу циркового. В воздухе стойкий запах перегара и пота, разбавлен клубами ганжи. На залитую светом прожектора арену ведут два прохода для бойцов, над которыми возвышаются помосты, где принимают ставки.
Полсотни зрителей, может чуть больше, шумят в ожидании следующего боя. Между зрителями снуют две полуголых девицы, разносящие выпивку. Шлепнуть девицу по голому заду, это вроде, как правило хорошего тона. Но я от подобного воздерживаюсь, а то потом руки не отмоешь.
Никогда не был в подобных местах раньше (где бы я раньше в них побывал?).
Но, пожалуй, термин — классика жанра, весьма точно отражает чад кутежа.
На арену вышла первая пара бойцов.
Сиплый матюгальник, подвешенный где–то в темноте под куполом арены, приторно щедро сыпя сортирными шутками, представляет бойцов.
Высокий, длиннорукий, но при этом излишне худощавый и, как следствие, не достаточно подвижный для своего веса негр. Не из коренных африканских негров, нет. Трудолюбиво возделывавшим плантации поколениям предков этого сына южной Америки не посчастливилось обзавестись даже малой толикой крови белого человека.
Обходящемуся по жизни тремя сотнями слов, завсегдатаю боксерского зала противник не казался слишком опасным. «Танцуй, как бабочка, жаль как оса» — на этом его тактические наработки заканчивались, в трущобах этого вполне хватало. Трущобы — та же арена, только больше, злее, и бой на ней никогда не прекращается.
Его противник — среднего роста, плотный, явно битый жизнью, возрастной серб с подергивающейся тиком левой щекой. Его университетами были два десятка лет занятия классической борьбой и семнадцать месяцев проведенных в боснийском плену.
Серб четко понимает — нужно перетерпеть стартовой наскок, не подставится под нокаутирующий удар, сблизится, мертвой хваткой вцепится в противника, можно даже зубами (правила этого не запрещали, правила вообще были предельно просты — с арены уходит только один, второго уносят), опутать противника руками и ногами, и задавить удушающим или болевым приемом.
На арену не выбросят полотенце, и сдаться, похлопав по песку, не получится — бой не остановят, но отправить противника в нокаут или нанести травму достаточную для того, чтобы противник не смог подняться, будет вполне достаточным условием победы.
Серб терпит град неакцентированных ударов, тщательно экономя силы, расходуя их по капле, подобно последней фляге в центре пустыни. Два года плена мало кому добавляли здоровья. Но, даже не смотря на плен, масса и сила были на стороне серба.
Негр, не бросился в бездумную атаку, расчетливо начав схватку с аккуратной, трусоватой даже, разведки с дальней дистанции.
Минута методичного расстрела и из рассечения на лбу серба потекла тонкая струйка крови, а сплевываемая на песок слюна окрасилась розовым.
Никаких клинчей, дистанция и скорость, не с десятого, так тридцатого пропущенного удара гринго ляжет.
Серб не спускает глаз с силуэта, прыгающего в паре метров от него. Терпеть, закрываться, отвечая редкими уходящими мимо цели размашистыми ударами, терпеть и методично теснить противника к борту арены.
Хых, хых.
Осмелевший негритос перешел на работу сериями ударов.
Хых, хых.
Проводя очередную серию ударов, негр сближается с противником, подойдя к противнику, как это принято говорить у боксеров — с ногами.
Хых….
Как показалось негру — гринго согнулся, пропустив удар в печень. Теперь добить!
Хых..
Согнувшийся серб метнулся вперед, классически проходя в ноги. Захват неубранной вовремя ноги соперника. Плотно прихватив ногу соперника, серб кувыркнулся прямо в него.
Негра просто снесло на песок.
Это Брюс Ли через себя сальто делает с ударом свободной ногой, простому негритянскому парню подобные чудеса левитации не по силам, захваченная сербом нога просто не оставила тушке негра иных вариантов.
Само падение не очень болезненно, даже самолюбие не пострадало. Но, набравшая инерцию кувырка, пятка серба прилетела точно в лоб негритоса.
Бам!
Ударь пятка чуть ниже — в нос, или чуть в сторону — в висок, выступление первой пары бойцов закончилось бы.
Рывок! Негритос сумел выдернуть ногу из захвата, и при этом отпихнуть противника второй ногой. Успеть подняться, быстрее!
Серб с колен, рыбкой ныряет вперед, пытаясь ребром ладони подсечь негрилу под колено.
Серб попадает, но, вкогтившийся в край арены, негр лишь на мгновение теряет равновесие, по–заячьи поджав ноги, разрывает дистанцию гигантским прыжком, почти до противоположного края арены.
В соревновании на скорость молодость заведомо круче опыта.
Зачерпнув пригоршню песка, серб бросается к противнику. От брошенного в лицо песчаного облака негр успевает увернуться. Отмахивается в ответ, и даже попадает, но серба уже не удержать.
— На–а–а–а!
— Хых!
Серб впечатывает негра в край земляной ямы. Сербу откровенно везет с захватом — первая рука негра плотно прижата к корпусу.
— Аа–а–а–а!
Вздуваются мышцы серба.
— Хых!
Классический бросок через себя в сторону прижатой к корпусу руки противника. Песок арены вышибает из негра остатки сознания. При слабой шее или недостаточном везении от подобного приема ломается шея. Но, негру везет, или серб правильно рассчитал силы и не стал калечить противника.
Белый обхватывает негра сзади, оплетает ногами корпус противника и локтевым сгибом сдавливает не слишком толстую шею.
Все! — гонг!
Победитель театрально ставит ногу на грудь поверженного соперника, разводит в сторону руки, и хищно склонив голову набок, исподлобья смотрит на зрителей. Смотрит с вызовом — он победитель ему можно.
Зрители одобрительно гудят. Бои только начались, ставки пока скромные, так что даже проигравшие не особо огорчены исходом.
Мелкие пластиковые купюры летят в яму арены.
Серб, однако, не торопится их поднимать. Вместо этого он еще ниже пригибает голову, и даже немножечко сгибает спину в поклоне — это его дань уважения оценившим его победу. И только теперь собирает с песка десяток кусочков пластика.
Ведро воды на голову приводит негра в сознание. Но видно на воде сэкономили, сознанье вернулось в негра, но как–то весьма избирательно и далеко не все.
Со вторым ведром выходит заминка и кто–то из ставивших на негритоса приводит его в чувство, помочившись на него с края ямы–арены. Негр отфыркивается и сыпет проклятиями.
Толпа одобрительно гудит — уринотерапия ей явно по нраву.
Вторая пара бойцов спускается на арену.
Неплохо, неплохо. Две злобного вида негритянки выяснят, кто же сегодня возляжет с героями? Или наоборот — кому сегодня не быть подстилкой?
Ан, нет, все гораздо затейливей.
В яму арены сталкивают латино с растаманистыми косичками. Парный бой — две негритянки против растамана.
Заскучавшие зрители требую начинать.
Второй бой кончился, не успев начаться. Песок в глаза, одна негритянка подкатывается в ноги лохматому парню, вторая в прыжке впечатывает пятки в грудь протирающего глаза парня. Еще минуту разгорячённые негритянки выбивают из корчащегося на песке тела остатки дыхания.
Судья не мешает, зрители разочарованы. Вот пусть Лохматый и отдувается.
Разогрев закончен. В следующем бою Син сойдется с рослым, грузным скандинавом. Швед на фут выше коротышки Сина и, как бы ни вдвое, его тяжелее.
На этот бой уже ставят по крупному.
Я и Рон ставим по сотне на Сина. Дядя Саша ставит двадцатку, с наличностью у него напряг.
Я и Дядя Саша ставим на Сина из симпатии к товарищу по перегону. А вот Рон явно в курсе, что из себя представляют бойцы, и ставит со знанием дела.
Впрочем, он не один такой умный. Ставки один к двум в пользу Сина.
Бой проводится по «типа боксерским правилам». Пять раундов по три минуты, шестой пока один из противников не упадет на песок. Бойцы даже надели боксёрские перчатки, разулись и разделись по пояс.
Вышедший на арену, судья в мятом штопаном фраке, рутинно пробубнил бойцам правила и продемонстрировал электрошокер. Суровое тут судейство.
Гонг!
Рубилово началось.
Длиннорукий рослый скандинав пытался держать юркого филиппинца на дистанции, а когда коротышка сближался клинчевал, наваливаясь на Сина, реализуя преимущество массы и роста.
Два раунда бойцы бодались на равных. Под куполом арены воцарилась тишина в которой отчётливо слышно дыхание бойцов и мощные шлепки ударов, сбивающие с потных бойцов брызги влаги. Син бил и попадал чаще, скандинав акцентированние. Судя по спокойному лицу Дяди Саши, выступившим секундантом филиппинца, у того все под контролем и бой идет, как надо.
Скандинав боксировал откровенно любительски, даже мне неискушённому в боксе видны удары, начинающиеся с движения плечом. Син же подключает плечо только когда выброшенная вперед перчатка уже на полпути к цели. И мгновенно отдёргивает руку в исходное положение.
В третьем раунде Син до предела взвинтил темп. Явно выдохшийся, скандинав пропустивший не мало ударов, не успевал за вертким, резким, еще полным сил филиппинцем.
В середине раунда брутальная челюсть скандинава поглотила кинетику мощнейшего апперкота.
Скандинав «поплыл», но устоял.
Парой секунд спустя многострадальная челюсть не устояла перед напором хука правой.
Скандинав упал на четвереньки и, загребая песок, засеменил к краю арены. Опираясь спиной на стену арены, тяжело поднялся и закрылся, уйдя в глухую оборону.
Это он зря. Син спокойно стоял в центре арены, а клоун во фраке даже не думал открывать счет.
Гонг!
Четвертый раунд скандинав выступал в роли, списанной в виду полного износа, боксерской груши. Держась на ногах, исключительно благодаря вдвое большей массе, природной упертости и тому, что филлипинец явно тянул с последним ударом.
Не давая противнику передышки, Син переходит в ближний бой, нагружая здоровяка одиночными ударами в голову. Наклонами корпуса, сводя на нет редкие выпады в свой адрес, проводит короткие серии в корпус.
И как у него получается?
Казалось бы дистанция меньше полуметра, а все удары скандинава приходятся в перчатки, летят мимо цели. Пусть на пару сантиметров, но мимо.
Под градом ударов слетающая со скандинава влага приобретает розовые оттенки.
В пятом раунде разбитые губы скандинава таки поцеловали песок арены. Каким–то невероятным усилием скандинав заставил себя подняться на ноги, но он уже не здесь. Развернувшись почти в противоположную от противника сторону, скандинав махнул рукой, обозначая удар, и затряс головой пытаясь привести в чувство отбитую голову.
Шмыгнув носом, филиппинец пожал плечами и всадил перчатку в печень оппонента. Скандинав грузно осел на песок и скрючился в позе эмбриона.
Алес — не встанет, нет.
Клоун во фраке поднял вверх руку Сина.
В боксе нельзя бить в спину?
Ну, тогда добро пожаловать в Нью–Рино.
На арену выпустили двух местных животин. Грех медведицы с секачом, это как раз про них.
Свирепые твари без раскачки принялись рвать друг друга на части.
— Скучно все это, — сказал Рон, ритуально пересчитывая выигрыш. — В этих боях нет главного — страсти. Вот если бы на арену выпустить пару пузатеньких отцов семейств, мечтательно произнес Рон. — Да перед этим денька три не кормить или не поить все семейство, вот тут закипели бы не шуточные страсти. Умения там ровно нисколько. Зато желание и мотивация зашкаливали. А еще лучше выставить на бой не отцов, а матерей. Вот где было бы рубилово без фальши компромиссов. Ты когда–нибудь видел откусанные уши? — поинтересовался у меня Рон.
— Слава богу, нет, — энергично мотнув головой, ответил я.
Развить мысль мне помешал зазвонивший мобильник Рона.
Хм, не врут про мобильные телефоны. Пусть и всего при одной антенне.
По мере услышанного из трубки Рон мрачнел сильнее и сильнее.
— Бери своего бородатого друга. Срочно возвращаемся домой, — лицо Рона имело крайне озабоченный вид.
Буквально схватив ничего не понимающего Дядю Сашу за шиворот, бегу догонять нетерпеливо мнущегося у входа Рона.
Возвращаемся в Каструм едва ли не бегом.
На полпути дорогу нам преградили четыре мутных типа с остекленевшим взглядом. Рон по ходу пнул ближнего под колено. Дядя Саша, не останавливаясь, выбросил вперед кулак.
Оставшаяся стоять пара дружно сделал вид, что они тут не при делах и вообще те, что упали в пыль, не с ними.
Так что, я просто прошел мимо. Мысленно хмыкнув народной мудрости про то, что лучшая драка, это когда за тебя дерутся другие.
В «Каструме» действительно случились неприятности.
— Что?! — бросил я встречающему нас у ворот Степанычу.
— Басурмане местные Ленку снасиловать пытались.
Снасиловать это плохо.
А вот «пытались» оставляет некоторую надежду на то, что попытка не засчитана.
Девушка полезла за шмотками в свой, стоящий в дальнем, не просматриваемом охраной мотеля, углу недоджип. Тут ее и подловили трое сексуально озабоченных типа.
Зажали рот, отволокли поглубже за машину. Сорвали трусы, использовав в качестве кляпа, запихали девушке в рот. Один из насильников зажал голову Ленки между ног и заломил её руки. Второй пытался, пристроился сзади к девушке активно брыкающейся даже с заломленными за спину руками. Третий пускал слюни, балдея на сеансе бесплатного порно.
И все бы у них получилось.
В двух десятках метров Сепаныч откинул кабину МАЗа и гремел ключами, возясь с мотором. Пожилой водитель туговат на ухо, и возни за Ленкиной машиной не слышал.
Но то, что тихо для людей, громко для собак. Запах опять же.
Алиса потом рассказала мне, как Муха, дремавшая на длинной, идущей вдоль мотеля террасе, встрепенулась, насторожилась, явно к чему–то прислушиваясь и ловя чутким носом потоки ветра.
А потом, глухо зарычав, сорвалась в сторону припаркованных в дальнем углу машин.
Ворвавшаяся Муха обрушилась на спину, сбив с ног, любителя заламывать девушкам руки. Ленка лягнула пристроившегося сзади насильника, выдрала кляп и дико завизжала.
Насильники заметались. Сперва хотели бежать, потом решили, что за изнасилование по головке не погладят, и живые свидетели им не нужны.
Вот только между свидетелем и насильниками встал злющий комок шерсти, а от МАЗа спешил на помощь суровый русский мужик в поношенных кирзовых сапогах и здоровенным гаечным ключом, крепко зажатым в испачканной машинным маслом мозолистой пятерне.
Но первым успел не Степаныч, а Итц*Лэ, сходу всадивший наваху в бок, не успевшего натянуть штаны, любителя пристраиваться сзади. Со спущенными штанами чертовски не просто уворачиваться от ножа. Так что наваха вошла качественно, к нашему приходу проколотая тушка уже не подавала признаков жизни.
Оставшиеся двое бросились к забору.
Муха догнала и опрокинула одного.
Насильник выхватил нож и пырнул Муху в бок.
Большего он сделать не успел. Тот самый ключ, которым Степаныч затягивает гайки на колесах МАЗа, погасил сознание бедолаги. А впавший в кровавый угар, Итц*Лэ отбил ему ливер и сломал пару ребер, остервенело пиная уже бессознательное тело.
Хотя, характерный след 44 размера нашептывает, что без Степаныча тут не обошлось.
Третьему насильнику удалось уйти.
К моменту нашего прибытия в мотель Ленку перевязали, и Галка увела ее в номер накачивать алкоголем. Муха зализывала рану на бедре. А охрана «Каструма» имела очень бледный вид.
— Новенькие они, третьего дня к нашей артели прибились, — пытался оправдываться старший строительной артели — здоровенный, лохматый, бородач — реднек, сам пришедший к Рону, как только узнал о случившимся.
Это правильно, он отвечает за тех, кто у него работает. Так что, спрятать голову в песок не получится. Иначе голова так и останется в песке.
— До утра я его тебе приведу, — жестко пообещал бородач.
Рон едва заметно кивнул.
— А с этим что? — спросил у Рона помощник артельного старосты, явно родственник бородатого.
— Мне вы приведете сбежавшего. А что делать с этим (тут слово нехорошее), решать русским.
— И нахрен мне такое счастье? — на русском, в полголоса пробубнил я.
Таким нехитрым образом Рон пытается загладить косяк своей охраны. У его заведения была репутация надежного мотеля. Это его доляна местного рынка. А тут такой косяк.
Кстати не удивлюсь, если выяснится, что насильники работали на конкурентов Рона. Капитализм он такой знаете ли.
Но это уже не наши проблемы.
Нашей проблеме скрутили руки куском толстого провода и поставили на колени. Бедолага стоит на коленях в луже собственной мочи и мелко трясётся от страха. Он совсем не герой. А всем вокруг, включая Муху, понятно, что живым ему отсюда не уйти.
Выбор у него между плохой и очень плохой кончиной.
И что с ним делать?
Если его не убьем мы, Рон сунет его башкой в нужник. Или, присыпая раны солью, порежет связанную тушку на ленточки. А может, придумает, что похуже. Они тут — в Рино большие затейники.
Рон отнюдь не кровожадный маньяк.
Но этот случай наверняка не последний. Поэтому, растеряв репутацию в одном месте, он хоть немного укрепит ее в другом. В назидание следующим охотникам побузить на его территории.
Репутация, в некотором роде, тоже товар. Причем товар не из дешёвых.
Местная «фауна», мало чего боится, не уважает никого, и подчиняется исключительно силе. А пугается даже не от жестокости, а жестокости запредельной.
Хозяин «Каструма» вопросительно посмотрел на меня.
Наша группа уже давно признало мое старшинство, пусть негласно, без пафоса красивых жестов и длинных фраз, но решения принимать именно мне. Я особо не рвался в герои, но на свою голову оказался единственным пассионарием в нашем отряде.
И теперь мне придется соответствовать занятому в иерархии месту.
О чем я думал, когда ухватил бедолагу за колючий подбородок и полоснул по горлу?
О предательски потной ладони, в которой костяная рукоять ножа стала похожа на кусок мокрого мыла.
О побелевшем от потери крови Ленкином лице, контрастирующем с сочными красками пятен крови насквозь пропитавшей бинт.
О коросте из шерсти и запёкшейся крови на бедре Мухи. Вполне могло статься, для Мухтарки этот бой мог быть последним, а она у нас девочка в положении.
О том, что не месте Ленки могла оказаться Алиса, нервно кусающая губу — верный признак сильного волнения. А моя новая жена редко ходит без привязавшейся к ней, как к матери, Риты.
Не так давно в подобной ситуации я познакомился с Алисой, попутно намотав на колеса пару чумазых парней. Так что, особых рефлексий у меня не было.
С волками жить……….., а Рино населяет именно такая фауна. Ну, может еще и шакалы.
— Который жмур на твоем счету? — думая о чем–то своем произнес Рон.
— Не знаю, я престал их считать после первой дюжины.
— Хм, на чистоту, ты не выглядишь настолько суровым.
— Какой есть. Я проинструктирую своих, они будут держать язык за зубами. Так что дальше нас эта история не уйдет. А ты уж постарайся, чтобы тут у нас больше не было проблем.
— Будете уезжать, мои люди проводят вас до переправы, — с явным облегчением выдохнул хозяин мотеля.
Галка аккуратно прикрыла дверь номера, стараясь лишний раз не шуметь, подошла и уселась рядом со мной, задымив местной сигарилой.
В воздухе расплылся сладковато–терпкий аромат подмешанных в табак пряностей.
Хотелось сказать девушке, что в ее положении курить грех. Да только бестолку это. Галка из той породы «горбатых», которых исправит только могила.
— Глотнешь? — Галка взболтнула небольшую обтянутую кожей фляжку.
И этого человека я хотел пристыдить курением во время беременности.
— Нет, спасибо.
— Лады, мне больше достанется. А то Ленка высосала почти все, — Галка глотнула из фляги, и тут же глубоко затянулось табачным дымом.
— Как она? — спросил я.
— А что ей будет, — искренне удивилась Галка. — Девка крепкая, Док её заштопал. Хотел снотворное вколоть. Но снотворного мало, а еще твою зверюгу шить. Не усыпив Муху, Док её шить боится.
— Ну, не каждый день ее насилуют.
— Я тебя умоляю, — беспечно отмахнулась Галка. — Вот помню когда я только на Москву приехала. Гарик — наш сутенер — сука редкостная, отправил меня на субботник, обслужить бригаду, которая его крышевала. Типа решил сразу обломать новенькую.
Бывшая проститутка в красках и с пикантными подробностями поведала, как шестеро быковатых бандюков развальцевали ей все дыхательные и пихательные. Что самое обидное, отработала жрица любви за бесплатно, потому и субботник.
— Во! А ты знаешь, что такое «вертолет»?
— Теоретически.
— Да, ну ладно. А то, как–то раз, я тогда под Арсеном работала, попала к ментам……
Так что дослушивать, что там и как у проституток с ментами я не стал. Совка во мне окончательно не вытравили, хоть и старались. Так что я немного наивно считаю, что вор должен сидеть в тюрьме. И других вариантов у милиции быть не должно.
— Муха, пошли. Будем тебя штопать.
Поджав к брюху покалеченную конечность, Муха на трех лапах похромала на операцию.
— Я пришью тебе новые ножки. Ты опять побежишь по дорожке…………
Псина, как всегда, согласная.