Бремя лишних (За горизонт 2)

Северный маршрут северные предгорья Меридианного хребта. 38 число 02 месяц 17 год.

Мы ехали, мы ехали. И наконец, доехали.

Куда–то.

Со старым конвоем наша группа рассталась следующим утром, уехав с заправки еще затемно.

С одной стороны меня гложет поганая мыслишка — мы бросили людей.

С другой стороны, отношения между нашими группами стали слишком нервными. И с этим нужно было что–то делать.

На первом же ответвлении я повел нашу группу севернее основанного маршрута.

На моей карте есть дорога между верхним течением Рейна и основным маршрутом на запад. На нее мы и постараемся выехать.

Прямых дорог туда на моей карте нет, но тут и по прошлогодней колее можно проехать, равнинный рельеф позволяет.

Пусть это крюк километров в сто–сто тридцать.

Зато там нас никто не будет искать или ждать.

Без остального конвоя наша средняя скорость выросла почти вдове. За сутки мы без напряга одолели половину расстояния до северных предгорий Меридианного хребта. Одолели бы и больше. Если бы не пересеклись с сезонной миграцией рогача с начинающих засыхать равнин в сторону низинных пастбищ на заливных лугах Рейна.

Совершенно феерическое зрелище.

Тысячи, если не десятки тысяч могучих зверей монотонно сотрясают землю. Впереди стад идут самые свирепые и крупные самцы, по кроям молодняк и самок окружают самцы поменьше. Но даже это поменьше, размером с мой шушпанцер.

Над равниной стоит такой топот и рев, что он не просто слышится ушами, а ощущается всей поверхностью тела.

За остальных не скажу, но у меня навязчивая ассоциация с бизонами, которые подобным образом кочевали по бесконечной прерии.

За стадами рогача следуют большие гиены и стаи хищников, похожих на смесь кабана с бультерьером переростком. Эти кормятся с остатков добычи больших гиен и добирают больных и раненых рогачей.

А в отдалении ждут своей очереди стаи подвижных, как ветер, зверей с грацией гепардов и внешностью волка. У побережья океана, долине Рейна и горах Кхам я таких зверей не встречал.

Один раз мы наблюдали, как взбешённая самка рогача отгоняла хищников от трупа своего детеныша. В другой раз видели, как стая гипертрофированных бультерьеров окружила отбившегося от стада самца, хромающего на трех ногах.

Большие гиены, напротив, вели себя скромно.

Во–первых, их было мало. Они только–только отыграли брачные игры и за стадами следуют единичные экземпляры.

Во–вторых, гиены ждут, когда сбившиеся в огромное стадо рогачи распадутся на мелкие стада под охраной трех–четырех самцов. А пока рогач прет напролом огромным стадом, нападать, дурных нема.

Сплошной травяной ковёр давно сменился на растущие отдельно пучки высокой травы и низкорослые чертовски колючие кусты. Меняется даже витающий над равниной запах, он становится каким–то горьковатым, что ли.

Под вечер местность напоминает скорее ровную, как стол, каменистую полупустыню. Что весьма позитивно сказывается на нашей скорости.

На следующий день наша группа без приключений продолжила движение, достигнув предгорий меридианного хребта.

За двое суток ни одной встреченной машины. Ни одного поселения, не считая еще одной недостроенной заправки. Так бы и дальше ехать.

Местность опять поменялась. Теперь колея петляет между пологими холмами с каменистыми склонами, обильно поросшими кустарником и кряжистыми деревцами, а на севере уже видны полноценные горы.

Колонна из трех пикапов Стражей Рейна или как их еще называют Егерей Рейна, совершенно не ожидала увидеть нас на своем пути. Машины практически не пылят на каменистом грунте и рельеф такой, что столкнулись мы буквально лоб в лоб.

Как я и предполагал, немцы не ждали никого на этом забытом богом маршруте, да и я расслабился. А тут…..

Рычаг бронезаслонки на себя.

— Ким за руль! Упали на пол! — это детям.

Брезентовый чехол пулемета летит под сиденье. Передернуть затвор. Прицел жадно ищет первую цель.

— Не вижу ни хрена! — нервно кричит Ким.

— И не надо, там смотреть не на что.

Это на променаде джентльмены чопорно раскланиваются, а тут сперва берут друг друга в прицел.

Немцы развернулись в линию, остановились, выскочили и попрятались за пикапами.

За крайним пикапом блеснула оптика.

От греха прячу бестолковку за броню. Что нужно я уже разглядел.

Чтобы не перестрелять друг друга при подобных встречах, местные отвели отдельную частоту для общения между конвоями. Внутри конвоя каждый общается, как ему нравиться, а вот между конвоями строго на отведенной частоте.

До стрельбы, слава богу, не дошло, с немцами мы договорись.

Разобравшись, что плохих парней тут нет. Довольно мило пообщались с этими предельно суровыми парнями, колонизаторы это как раз про них.

Когда дойчи выяснили, что я не понаслышке знаком с географией Рейна, и даже бывал на старой орденской базе гидросамолетов и Посту Найджела вообще полезли браться и пить на брудершафт.

Пили естественно наше, зато прояснили детали дальнейшего маршрута. Главное что узнали от немцев — километров через сто мы должны упереться в основную трассу и русских, которые шерстят предгорья Меридианного хребта.

На том и расстались.

Уже под вечер, обогнув очередной господствующий над местностью холм, натыкаемся на расположение той самой конвойной роты РА.

Позицию броневика на господствующем холме я срисовал метров с двухсот. Да и то, исключительно потому, что привык высматривать нечто подобное.

Ну не верю я, что серьезные вояки, а кого не спроси, маленькая, но очень опасная РА проходит именно по этой категории, не выставят на подъезде дозор.

О! Да у них тут два броневика. Вторая машина притаилась за густой порослью кустов возле свежего ответвления от накатанной основной колеи.

А броневичек–то местного изготовления. Вся броня, которая мне тут встречалась до этого момента, делилась ровно на две категории:

— завезенная из–за ленточки армейская техника,

— местная импровизация по части кустарного бронирования полноприводных грузовиков и пикапов.

Тут же изделие почти заводского изготовления, причем явно местного. Ничего подобного в Старом мире не выпускали уже полвека.

В прекрасном и беззаботном советском детстве на летние каникулы родители сплавляли свое чадо с глаз долой — к бабке в деревню. Даже не деревню, а большое село на сотню с лишним дворов.

Из бабкиного дома открывался вид на сложенный из силикатного кирпича сельский Дом культуры, вечно облупленную колхозную управу, а между ними, на невысоком, бетонном постаменте стоит памятник — БА 64.

К 9 Мая бронеавтомобиль приводили в порядок — закрашивали похабные надписи на бортах, подновляли краску колесных дисков и выпрямляли торчащую из башни трубу, имитирующую пулемет. Потом выпрямлять трубу надоело, и вместо трубы вварили лом.

Дальние потомки этого героического бронеавтомобиля и притаились в новоземельной глуши. Сварной бронекорпус, смонтированный на раму армейского УАЗа. Листы бронекорпуса расположены не так рационально, как на их героическом предке, зато двери мехвода большего размера и значительно комфортнее расположены. Сама машина получилась шире, приземистей, хотя скорее это так кажется из–за более широкой базы, с более крупной башней. В дверях и в башне просвечивают узкие, ничем не прикрытые смотровые щели. Лобовые стекла в бою прикрываются бронезаслонками с узкой смотровой щелью. На броневике из детства имелась одна фара, на заре восьмидесятых зачем–то отломанная нетрезвыми аграриями. Здесь же на корпусе разместилась шикарная, прикрытая решёткой люстра из четырех фар, плюс фара–искатель на правой стороне башни. Конструкция продуманная, раскрой бронелистов очень культурный, сварные швы аккуратные, а главное — на бортах черной краской, явно по трафарету выведен номер «17».

Если есть «17» то есть еще как минимум 16 экземпляров до него. И очень возможно, что имеются броневички с номерами «18» и выше.

Если свести все факты в кучу, напрашивается вывод о, как минимум, мелкосерийном производстве.

А что, наши могут — цеха без стен, станки под открытым небом, полная не обустроенность быта, но есть такое слово — НАДО.

Машинке явно пришлось повоевать. На броне красуются «шрамы» пулевых попаданий, левое заднее крыло выдрано с мясом, иначе и не скажешь. Правое–переднее совсем недавно подваривалось, свежий сварной шов еще не успел поржаветь.

Истинно русский агрегат — вроде все просто — на грани примитива, но в тоже время очень эффективно.

Любая машина, не в смысле автомобиль, а в смысле — механизм, это всего лишь инструмент для достижения определённых целей. Вот этот агрегат, хорош здесь и сейчас. Вчера он был избыточен, завтра будет нужно уже что–то серьезнее.

Но, сегодня его звездный час.

Хочу прокатиться на таком аппрете. С детства, можно сказать мечтаю.

— Кто, откуда и с какой целью прибыли? — на подножку шуша легко запрыгнул усатый дядька.

Хм, три маленькие, защитного цвета звездочки в ряд приколотые к воротнику, какому званию соответствуют? Явно не просто так приколоты, не тот у дядьки типаж, чтобы порожний понт гнать. Дядька очень похож на прапорщика из фильма «В зоне особого внимания» — Волонтир, кажется, его звали. Тот же типаж, только росточком поменьше и седины в волосах изрядно.

— А вы простите, не знаю вашего имени….

— Прапорщик Тимощук, — вклинивается в мой диалог дядька.

— Угу. Здравия желаю, товарищ прапорщик. Следуем в русский анклав на поселение.

— Все русские? — хмуро интересуется прапорщик.

— Никак нет. Десять человек русских. Семья латиноамериканцев из четырех человек, филиппинец, и доктор — европеец, точнее его национальность не скажу.

— Больные есть?

— Нет.

— Русские говоришь, — прапорщик подозрительно посмотрел на Ким.

— Не хами прапорщик, а то морду расцарапаю, — отреагировала на намек прапорщика Ким.

— Ага, ласцалапает, — обняв Алису за шею, сообщила Рита.

Судя по ухмылке, прапорщик остался доволен ответом.

— Макар! — откуда–то из кустов резво выскочил лопоухий паренек. — Сопроводишь в лагерь. Пристрой их рядом с хозяйством «дяди Миши» и пулей назад. Чтоб через десять минут тут, как штык был.

Десять минут — стало быть, ехать всего ничего — вряд ли больше километра.

Жилистый, загорелый и явно любопытный пацанчик поставил ногу на заднее колесо и запрыгнул в шуш.

Распрямится он не успел, сбитый Мухой на тюки с вещами.

Псина с ленцой поставила лапу парню на грудь, ожидая команды.

— Ухты, кавказская овчарка? Кусается? Давай пока прямо, и на развилке сворачивай в правую колею. Жарко ей в такой шубе наверно? А зовут как?

Ничуть не смутился такому радушному приему парнишка.

— Сама приходит. У вас тут, что собаки в дефиците? Муха, на место!

Псина нехотя слезла с паренька и улеглась на свое место.

Я–то в курсе, что с собаками тут напряг. Но если парень хочет поболтать, я готов послушать.

— Да вообще беда с ними, — хлопчик поудобнее пристроил АК за спиной, стрельнул газами на Ким и обустроился около вертлюга с «бреном» — Дик третий сезон с нами ходит, а все остальные больше пары месяцев не живут. Слишком уж тут много всякого ядовитого ползает и скачет. М–да, Дик молодец, кого угодно выследит, и под пули никогда не лезет. С ним и часовых можно не выставлять, никто в расположение не проникнет незаметно. Нет, часовых–то мы, как положено, выставляем, да только Дик всегда первый неприятности обнаружит — поправился парень, и как–то погрустнел, видимо вспомнил, как кимарнул на посту.

— А ваша Муха, чужих издали чует?

— Пока незаметно никто не подбирался.

— А много пыталось?

— Даже слишком.

— Пулемет какой, «Дегтярь»? — парень пощупал метал под чехлом.

— «Брен».

— Под натовский патрон?

— Нет, родной британский. Как в «Бурах».

— Редкий боеприпас. Будут проблемы с патронами, — не одобрил мой выбор паренек.

— Я не Рэмбо, мне хватит.

— А это, что «МП 5» с удлинённым стволом? — дошла очередь до закрепленного за сиденьем Ким автомата. — Парабелумовский патрон? Калибр крупный, но слабоват……….

— Морду расцарапаю, — пресекла критику своего автомата Ким.

Краем глаза вижу, как Рита надувает губки и со всей серьёзностью кивает, подтверждая слова Ким.

Расположение Русской армия встречает залихватской песней в исполнении топчущего импровизированный плац отделения.

— Белая армия черный барон!

— Снова готовят нам царский трон!

— Но, от тайги до британских морей!

— Русская Армия всех сильней!

— Боец …… что ты пищишь как пидорас! Выше ногу …! Выше….! Тянуть носок…. На …сгною на…..! — не слишком надрывая голос, зверобойный сержант перекрикивает пение подчиненных и рокот моторов.

Сержант реально страшен, за два метра ростом, к полутора центнерам веса, длинные волосатые руки, глубоко посаженные маленькие глазки прячутся в тени массивных надбровных дуг. В движениях, взгляде, голосе проскальзывает что–то звериное, уныло–безжалостное и от этого по–настоящему страшное. Этакий Кинг–Конг, призванный в вооруженные силы.

Но это все мелочи. Главное, пугающее в сержанте, его левая нога. Точнее заменяющий ее от середины голени протез. Протектированная куском покрышки стопа протеза шарнирно крепится к заменителю берцовой кости. Плюс к этому стопа и берцовая часть протеза, подпружинены спереди длинной пружиной, сзади короткой и толстой.

На мой взгляд, травма не сильно снижет мобильность сержанта. Во всяком случае, вдоль строя он скачет не хуже Кин–Конга.

— Это Киборг, человек из сплава, — шепотом сообщает Макар.

— Почему из сплава? — поинтересовалась у парня Алиса.

— У него нога титановая.

— А чего ты вдруг шёпотом заговорил? — переходя на шипящий шёпот, не отставала от парня Алиса.

Отчего конкретно Макар боится Киборга, парень объяснить не смог. Не рукоприкладствует без необходимости, с подчиненных спрашивает по уставу и справедливости, а что орет — служба у него такая, но все равно при виде сержанта голос просаживается до шёпота.

Подобная характеристика сама по себе много говорит о человеке.

Под суровым взором Киборга бойцы и, что характерно, бойцыцы стараются, как могут. Вот только получается у них, мягко скажем комично.

Всякого в жизни повидал, но чтобы маршировали враскоряку, такое вижу в первый.

Как–то даже закралась мыслишка о нестандартной ориентации личного состава и неуемной любвеобильности киборгизованного сержанта.

— Сто–о–о–ой! В одну шеренгу становись!

Допевшие песню, салаги перестроились в подобие шеренги.

— Коротким коли!

Шеренга нестройно имитирует укол. Получается еще комичней, чем со строевой подготовкой. Тем более, что штыков ни у кого нет.

— Морду лица страшнее сделали! Еще страшнее! Враг должен сраться от одного вашего вида! А врагов у нас много! — продолжает воспитательную работу сержант. — Резче, резче работаем, на выдохе движение! Как учил товарищ Суворов! — Тяжело в учении, легко в очаге поражения!

Шеренга неестественное широко, по–кавалерийски расставив ноги, пытается выполнить упражнение.

— Лохматый, ты ….. что–то интересное увидел!? — опять же не сильно напрягая голосовые связки, громоподобный голосище сержанта перекрывает мерный рокот моторов.

Это уже в мой адрес.

Нечего было тормозить и в наглую пялиться на занятие по строевой подготовке.

Причем Макар прикинулся ветошью и не отсвечивает, притаившись за бронебортом.

Пришлось заглушить тарахтящий мотор. Я не киборг и у меня нет громкоговорителя, имплантированного в мой хрупкий организм.

— Ага. Шестой, вру — седьмой, месяц тут торчу, а на балет первый раз попал. Танец с саблями репетируете? Балетмейстер, мне бы с художественным руководителем вашей труппы повидаться.

Брутальная челюсть опадает почти до могучей груди, волосатые лапы тянутся к кобуре.

Хм, надо же, судя по размеру АПС или АПБ, может у них и глушитель с рамкой приклада найдется?

Сержант задумчиво подержался за кобуру. Но ограничился только тем, что поправил ее и пистолет доставать не стал. Оставив в покое кобуру, Киборг подошел и заглянул в шуш. Здоровый зараза — что бы заглянуть за борт сержанту даже не пришлось становиться на подножку.

— Откуда такие красивые нарисовались? — дыхнул перегаром сержант. — И это, Ай–Дишник предъяви.

— Из Порто–Франко, — игнорирую замечание про Ай–Ди.

— Хорош звиздеть, туда патруль ушел и вас он не встречал. Электроник, от Николаева были сообщения?

Нескладный боец бросил втихаря почесывать зад и отрицательно замотал головой.

— Что!? Не понял!? — сержант так посмотрел на бойца, казалось еще чуть–чуть и у того задымится камуфляж на груди.

— Никак нет. Гвардии сержант Николаев на связь не выходил.

— Вот! А ты звиздишь, что из города — сержант вперил указательный палец в меня.

— Придется гвардии сержанту Николаеву сходить в наряд в не очереди. За утерю бдительности. Целый конвой мимо него незаметно прокрался. Есть мнение, что одного наряда может оказаться маловато.

Звероподобное лицо сержанта налилось кровью, кулаки до хруста сжались.

Почувствовав угрозу, рядом со мной над броней высунулась морда Мухи. Вот уж кто сам кого хочешь, напугает.

— Мы приехали со стороны Рейна. И кстати встретили патруль Стражей Рейна на трех машинах.

Сержант поиграл желваками.

— Шутник блин. Ладно, езжай прямо триста метров, там встретят, и проводят куда надо.

Можно подумать тут есть выбор куда ехать, колея–то ровно одна.

— Занятия по строевой подготовке? — немного отъехав, интересуюсь у Макара.

— Да это «мешки» из новеньких. На полноценный конвой народу не набрали, вот и мучаемся с ними. Толку от них ноль, лишь бы довезти в целости до наших, а там уже подучат. Спецом для них занятия по местному миру проводят, куда можно ходить, а что лучше стороной обойти, чего не жрать, где воду можно набирать. А они разве что не спят поначалу. Конкретно эти дятлы по большому в кусты бегали. А этой, как ее — бумаги туалетной, дальше Порто–Франко не встретишь. Вот они синим лопухом и подтирались, а он ядовитый слегка — не убьет, конечно. И жечь начинает не сразу, а где–то через три часа. Зато с такой силой, что ежели перцем задницу натереть, пожалуй, что не так больно будет. Теперь вот закрепляют полученные практические знания, ну и не дают крови в заднице застоятся — так быстрей заживает.

— В воде надо листья вымачивать. С полдня где–то. Тогда нормально.

— Откуда знаешь? Ты же говорил из города едешь, — удивился моей осведомленности пацан.

— Я много чего знаю.

Проблема туалетной бумаги действительно стоит в полный рост. И этому фокусу я научился, еще когда приключался с Руди.

— Макар–следопыт, а ты, стало быть, не мешок? Давно здесь обитаешь? — спросила у парня Ким.

Парнишка очень выразительно зыркнул на девушку, по всему, она первая, кому приходит на ум подобная аналогия.

— Да, сколько себя помню. Предки рассказывали — что–то там у них бумкнуло крепко, электростанция вроде. Да так рвануло, на сто километров вокруг всех подчистую выселили. Кого куда жизнь раскидала, нас вот сюда.

Хм, электростанция бумкнула в 86 году. Это значит — еще при советах сюда тропинка была натоптана.

— Стало быть, ты тут школу прогуливаешь, — подкалывает парня Алиса.

— Что прогуливаю? Какую школу? Школа только в Точке Высадки есть. И берут туда манерных, исключительно из числа местных. Да и пустое это, ну чему полезному там научить могут? Этому как его менедьжименту, менджименту, тьфу, блин, ну вы поняли.

— Что за Точка Высадки такая? — пропускаю тему подготовки «эффективных» кадров.

— Тутошняя Москва раньше так называлась. Говорят, в какой–то фантастической книге такой населенный пункт был, вот первопроходцы–романтики и приспособили название. Сезона три–четыре назад ее переименовали.

Как Союз развалился, так сюда толпы народу повалили: чиновники бывшие, комсомольцы всякие, особисты и вояки в чинах немалых, вот они и переименовали. Им водители так привычнее. Так что, если услышишь, кто Москву Точкой высадки называет, верняк, это сторожил местный.

Не дав мне возможности подробнее разузнать о проблемах местного образования, парнишка протараторил, — Все, приехали, побежал я, — боец соскочил на землю, отдал, точнее имитировал, воинское приветствие тучному парню в промасленном комбинезоне и шустро рванул обратно на пост.

Приткнув Шуш в указанное парнем в промасленном комбезе место, осматриваю подчеркнуто аккуратно расставленную технику.

Один, два, три — ни хрена себе… Одиннадцать! Одиннадцать! Выстроившихся в рядок броневичков — кровных братьев броневичка на посту. Такие же, потрепанные длинными дорогами, хотя правильнее будет сказать бездорожьем. Разница только в торчащих из башенок пулеметных стволах. У трех машин на вооружении ДШК, слишком уж ствол здоровенный, с характерным набалдашником дульного тормоза. А две ощетинились толстыми трубами «Максимов». С одной машины пулемет вообще снят.

По местной жаре поливать длинными очередями, самое то, что доктор прописал. Лишь бы патронов хватило. Впрочем, война никогда не была дешевым мероприятием.

Благодаря специфике утилизации старого оружия на складах еще хранится изрядное количество «Максимов». Вот и сюда они добрались.

На фоне пары «БТР 157» малахольные броневички местного производства смотрятся особенно жалко, чем–то они напоминают вечно голодных щенков дворняжки, поджав хвосты прячущихся за откормленных мастиффов.

Из–под брезента накрывавшего десантные отсеки БТРов, явственно проступают характерные контуры Зушек, тех которые — «ЗУ 23–2».

Я подобные видел на той стороне в пункте отправки, когда Русланчик водил меня осматривать местный автоцех.

По местным меркам абсолютная величина — этакие сухопутные линкоры, стратегическое вооружение способное влиять на события одним фактом своего присутствия.

Чуть в стороне что–то жужжит в кунге ПАРМа на базе старичка «ЗиЛ 157».

Тоже раритет, и тоже в избытке хранящийся на складах. Причем в отличие от «Максима», ПАРМы можно приобрести относительно законным путем, по очень скромным ценам и в очень хорошем состоянии.

Чуть в стороне от ПАРМа стоит пара топливозаправщиков. Ближний — на базе все того же старичка «157», дальний — на базе «ЗиЛ 131». За топливозаправщиками пристроился бортовой «Камаз», с вытянутой параллельно кузову стрелой небольшого, тонны на полторы–две, гидравлического крана. Судя по торчащим над бортом бочкам, тоже причастный к службе ГСМ.

Еще дальше пара кунгов непонятного назначения, деталей с моей позиции не разглядеть, кусты мешают.

Так, а что у нас в другой стороне?

Вот этот «131 ЗиЛ» с антеннами радиостанция, а кунг на базе «Урала» явно приспособлен под функции штаба. Ага, тут не забалуешь, даже часовой отдельно выставлен, точно штаб.

Что еще?

Рядышком с цистерной на базе все того же «ЗиЛ 157», дымит зеленый параллелепипед полевой кухни, суетится повар в белом фартучке, явственно сытно тянет чем–то мясным и вкусным. Еще одна полевая кухня, стоит явно холодная. Стало быть, нет в данный момент в ней потребности.

— Муха, ты слюни–то подбери, суеты вокруг котлов не наблюдается, а значит — кормить прямо сейчас не будут, — Мухе пофиг, псина тоскливо–жалобным взглядом продолжает взирать в сторону вкусного. — Ну как хочешь, так можно и до полного обезвоживания организма слюной истечь.

О чем это говорит? В смысле полевая кухня, а не мухино слюноотделение. Как минимум о том, что русских если и больше сотни то ненамного. Край полторы сотни человек. Если мне память не изменяет, подобная полевая кухня рассчитана на сто двадцать человек (на сам деле КП 130 рассчитана на 130 человек, но многие ли знают подобные тонкости).

Но, иногда возникает необходимость во второй кухне. Иначе, зачем ее тут держать?

Когда в ней может возникнуть необходимость?

Рискну предположить, что вторая кухня нужна для действия в отрыве от основных сил, либо кормить гражданских. А полторы сотни гражданских в сопровождении военных это полноценный конвой.

Хм, водовозка, интересная какая. То, что это водовозка это очевидно, а вот прикрученный сбоку, явно инородный ящик и смотанный пожарный рукав непрозрачно намекают, что водовозка может переквалифицироваться в пожарную машину. Вот сейчас и спросим, часто ли тут пожары бывают.

Назвать местного механика зампотехом, было бы очень сильным преувеличением. По своей технической грамотности он вполне на уровне. Технику знает, разбирается в гидравлике, электрике и связи. Но, у него было свое виденье понятия дисциплина, а что такое субординация он совершенно искренне не догадывался. Однако во вверенном ему хозяйстве все исправно работало, а по чести вольницы за рамки разумного местные техники все же не выходили.

Дядя Миша, представившийся просто Михаилом, бегло осмотрел наши машины, и, не мудрствуя лукаво, пригласил всех жалящих испить по чашечке кофе, за знакомство. От предложения прихватить чего покрепче зампотех отмахнулся. У самих, мол, хоть залейся. Главное был бы повод выпить, ну и компания подходящая конечно.

Будем надеяться, это самое — хоть залейся, не слито из тормозных систем. А то знаю я подобных умельцев, хоть БФ, хоть тормозуху лакать будут, по поводу и без.

Техническая братия в количестве трех человек вольготно расселась вокруг большого зеленого ящика с заковыристой, иностранной маркировкой на крышке. Мне как дорогому гостю уступили трон — снятое с машины кожаное сиденье, к составившему мне компанию Степанычу подошли проще — выдали складной табурет из куска брезента, натянутого на пару алюминиевых рамок.

Под крышкой зеленого ящика пряталась ручная кофемолка, закопчённая турка, жаровня, чашки и прочее потребное для неспешной культурной беседы. К слову, стопочки там тоже имелись, и заткнутые аккуратно выструганными из деревяшек пробками пузатые бутыли тоже присутствовали, но стопочки и бутылки остались неприкосновенны до лучших времен.

Пока техники мелют зерна и варят кофе, рассматриваю компанию за столом.

Дядя Миша чуть за тридцать, высокий, но полный, пузатый даже. Дряблые румяные щечки, жиденькие усики на пухлых губах, сальные волосы собраны в жиденький хвостик. Когда волнуется, левая щека дергается тиком. В разговоре частит, и часто прыгает с темы на тему, похоже вечно готов рассказывать о машинах и футболе, ярый фанат красно–белых. Тут уже третий год, а все не может успокоиться — болеет за команду, чем всех сильно достал.

Большого таланта человек — в старом мире умудрился вылететь с пятого курса института. Снял бокс на забытой богом базе механизации и подрядился на ниве ремонта машин. В чем немало преуспел.

И жизнь вроде налаживалась, но тут о Михаиле вспомнил очень настойчивый местный военком. Идея сбежать в новый мир, где нет военкомов, показалась Михаилу весьма перспективной.

Не дожидаясь визита военкома в компании участкового, беглец от военкома оживил стоящий в дальнем углу базы «ЗиЛ 131», загрузил на него оборудование мастерской, прицепил к машине компрессорную установку производства «Завода имени Фрунзе» и нырнул в портал. К счастью вынырнул он прямо в цепкие лапы небольшой группы очень злых военных, на шее которых висело три сотни гражданских из числа бегущих из Средний Азии и с Кавказа бывших советских граждан. Да–да именно советских, ибо русских там была едва ли половина.

По правую руку от дяди Миши балагурил ни о чем мутный персонаж, имя он не сказал, а его погонялово спустя двадцать минут забылось напрочь. На блатного не похож, масть не та. Но, постоянно бегающие масляные глазки наводят на нехорошие мысли. Его неуклюжая попытка «незаметно» заглянуть, что у нас в машинах, так же не осталась незамеченной.

Но это ничего, есть у меня на тебя средство. Средство, кстати, пресекло попытки себя погладить и вообще дистанцию держит, даже со Степанычем.

Последний персонаж — местный сварщик, заросший недельной щетиной, угрюмый, неразговорчивый мужичок, не представившись, присел возле Степаныча.

И теперь они на пару выразительно молчат о главном.

Но, Дядя Миша непреклонен — до ужина ни–ни.

По готовности кофе, Дядя Миша извлёк из ящика, похожий на канифоль кусок сахара, наколол десяток кусочков поменьше. Сахар тут принято употреблять вприкуску, ибо растворяется он, мягко скажем, долго.

Помню в детстве, дед с бабкой признавали исключительно этот метод употребления — вприкуску. И очень сокрушались, когда в продаже остался только рафинад.

— Из чего сахар делаете? — интересуюсь у чинно хлебающих горячий напиток технарей.

Сахар вприкуску к кофе оказался неожиданно вкусным. Не просто сладкий, а какой–то насыщенный вкус, на удивление хорошо сочетающийся с кофе.

— Из тростника. Но это не мы делаем. Соседи выращивают и у нас на горючку меняют. И табачок, кстати, у них же берем, — если куришь, подымить после кофе обязательная часть церемонии, техники дружно задымили трубками. — Сами–то мы не выращиваем почти ничего, народу на промку не хватает, где уж тут колхоз разводить. Все у соседей покупаем, зерно у янки, в основном. Табак, сахар, кукурузу, бобы у латиномериканцев.

— Традиционно сырьевая экономика — русский путь, — пытаюсь подколоть собеседника.

— Нет тут пока экономики как таковой, — не ведется на подколку Дядя Миша. — Что с тех же бразильцев взять? Продукты возят, лес сплавляют, руду и уголек копают помалу. Там слезы конечно, но всяко лучше, чем наших на такие работы отвлекать. Нам проще все это на бензин с соляркой поменять, и не отвлекаться от главной цели.

О как! Я оценил подачу, у общества есть цель, и эта цель главная. Причем лично Михаил верит в то, о чем говорит, да и остальные, похоже, кивают совершенно искренне. Если русским дать правильную ИДЕЮ, они свернут горы, в том числе и в буквальном смысле.

Очень похоже на то, что тут нашлись люди, способные сплотить идеей хотя бы часть общества.

А как же конфликт Москвы и Демидовска? Впрочем, не все сразу, языками мужики чешут явно в охотку, вот и послушаем.

— И что это за ИДЕЯ? Не построение коммунизма часом?

— Нет. Индустриализация, — вносит ясность Михаил.

— И как успехи, много наиндустриализировали?

— Работаем помаленьку, с упором на нефтедобычу, тут Орден не скупится, любое оборудование поставит. Навар с нефтянки в металлургию вкладываем, механические заводы строим, нефтеперерабатывающий расширяем, цементный завод смонтировали, электростанцию заложили, верфь на реке поставили.

Вот это поворот. Металлургия, она как бы сказать помягче, предполагает габаритное оборудование. Да и механическое производство от металлургии если и отстает, то не самым радикальным образом. А уж механические заводы, то есть их как минимум два, смотрятся совсем уж фантастически.

— И как заводы поражают размером?

— Пока не очень, но кое–что уже мелкосерийно выпускаем, — Михаил кивает в сторону стоящих в ряд бронемашин.

Похоже, хочет оседлать любимого технического конька, ну давай–давай я тоже не против на этой лошадке прокатиться, я вообще сегодня сговорчивый.

— Да их можно в гараже варить, было бы из чего, где вы только бронелист достали? Тех. документация на «БА 64», не секрет поди, — подталкиваю Дядю Мишу в нужном направлении.

— Э, не скажи, тех. документацию искали и хорошо искали. Не нашли ничего толком, не сохранилась по всему. Самим пришлось думать, но аппарат не сложный, так что это проблемой не стало. Тем более нашелся человечек, который их пацаном еще в Войну клепал, от многих ошибок уберег, опыт–то не пропьёшь. А бронелиста в мобзапасах завались, главное Орден уговорить, чтобы сюда пропустили. Тут опять же тема известная — у Ордена персонал на воротах технически не очень грамотный. Даже не так, не разносторонние они какие–то. Танк от трактора отличат, буровую трубу от орудийного ствола тут уже 50 на 50, а отличить бронелист от обычного проката, это точно не про них.

Мобилизационные запасы это такая тема, на которой не один десяток деловых поднялись. Пока Союз стоял, запустить ручонки в мобзапасы было всё–таки чревато. После развала Союза все стало не так строго, а уж с вхождением в обиход слова приватизация, мобилизационные запасы исчезли с предприятий и баз снабжения в течение пары лет. На прежней работе шеф за копейки три вагона метизов купил и вагон разных тросов. Хотел еще цепей и рельсов узкоколейных урвать, но их уже успели порезать на металлолом, такая вот экономная экономика.

Так что в историю происхождения бронелиста лично я верю.

— И как броневик получился?

— Нормально получился, ты не смотри что шасси УАЗовское. Импортные может и понадежнее будут, но где по ним специалистов найти? А эти чинятся легко, и единообразие шасси позволяет из двух ломаных машин собрать одну рабочую. Снабжение запчастями опять же. Орден хитрый, за бронетехнику такой тариф ломит, что даже нам не всегда по карману. А тут, как бы запчасти под внедорожник, нет повода отказать. Простой как лом, случись что, бронекапсула за вечер на новую раму переставляется, и в бой.

— Случись что, это мина что ли?

— Мужики, посидели, и будет, крутитесь, как хотите, но к утру чтобы «11» был на ходу, — Мужики без особого энтузиазма, но и без стонов направились к броневичку с выкаченным передним мостом и бортовым номером «11».

— Слава богу, мин пока не было. Бутылки с бензином, гранаты кидали, это да. Из подствольника раз попали, но обошлось. Так наши архаровцы и без мин умудряются технику искалечить, то на валун наскочат, то в реке утопят, то сожгут, то перевернутся или в аварию попадут. Вот тут уже деваться некуда, бронекапсулу на новое шасси переставляем, а со старого, что можно на запчасти пускаем.

— Боевые и безвозвратные потери большие?

— Как сказать, — Дядя Миша сильно — до красноты потер скулу. — В прошлом году сожгли одну машину вместе с экипажем. То ли в бак попали, то ли зажигалку в башню закинули, а может сам загорелся, там мехвод раздолбай был, каких поискать. В этом году одну в дуршлаг превратили. Из пулемета в упор. Тут же бронелист по борту всего 6 миллиметров толщиной — вся надежда на рикошет. А с тридцати метров, какой рикошет, все там и легли. Совсем недавно пропала одна машина, будем считать, тоже боевая потеря. Не боевых безвозвратных намного больше. С моста дважды падали, хотя тут мосты одно название, первый–то раз достали машинку. А второй вообще без шансов, там крокодилов больше, чем блох на бобике, глубина изрядная и дно илистое. В болоте одну утопили. Бог миловал в те разы, без потерь обошлось. В конце прошлого сезона на север ходили, на обратном пути две машины оползнем накрыло, технику в хлам, в одной бронемашине стрелку голову оторвало, он как раз из башни выглядывал. Остальные хоть целы остались, хотя и помятые изрядно.

— Прикинь, вот сюда–то я и сбежал от военкома, — нервно хихикнул рассказчик.

Поток выдаваемой Дядей Мишей информации прервал нарастающий рокот мотора. Судя по кислой Мишиной морде, он по звуку мотора определил, кто едет и ничего хорошего ему это не предвещало.

С трудом выбравшись из тесноты броневика под номером «12» дородная девица, до хруста потянулась и, отклячив объёмный зад, нырнула обратно в стальную утробу.

— Мать, тяни сильней! — бронированная утроба разродилась изжёванной покрышкой на практически квадратном диске.

— Усе, отъездило, — констатировала очевидное плотно сбитая девица.

— Да как же так! Ну как человек же вас просил — поаккуратней. Где я вам теперь новое колесо возьму? — Дядя Миша не ругался, он обреченно констатировал очевидное.

Дородная девушка зашла с козырей. — Миш, я отработаю честное пионерское, — девица отлипла от бронированного бока машины. — И сегодня отработаю и завтра, и послезавтра, если ты сможешь, конечно.

— Нет колес больше! Нет, хоть вы всем стадом отрабатываете! Ну как же так, ну я же просил. Сколько же вы с проколом ехали? Как не почувствовали прокол? В этих ведрах с проколотым колесом руля не удержать, так в сторону тянет. А–а–а.. э–э–э, тьфу, — механик сплюнул с досады.

— Миш, не ной. Все мы почувствовали, — вслед за колесом из недр бронемашины вылезла еще один член экипажа. — На вот, держи на память, давненько таких не было.

На маленькой ладошке, затянутой в потертую перчатку с обрезанными пальцами, лежали помятые стальные ежи.

— Миш, ну сам подумай там кусты вплотную к дороге. Невидно же не хрена. Встань мы там, слепили бы нас тепленьким. И если сильно повезло бы, сперва убили, а потом отымели по два раза всем кагалом. Тебе то что, дунька кулакова подмогнет, если уж совсем невмоготу станет, — девки хором заржали. — А у нас даже могилки не будет, — продолжила совестить Мишаню миниатюрная пулеметчица. — Еще и вверенную нам боевую машину вероятный противник захватит. А это трибунал, и по итогам расстрел посмертно. Хочешь с нами под трибунал? Так это мы разом к замполиту сбегаем. Не хочешь? То–то. А за саботаж? Тоже не хочешь?

— Тогда найди колесо новое! — девочки хором наехали на механика.

— Нету, хоть под трибунал, хоть еще куда. Нет больше колес, — лицо механика приобрело отрешенное выражение, он лихорадочно искал выход.

— Придется разувать одну бронемашину, «16» — й пожалуй, и до следующего сезона закопать ее в укромном месте, — выдал решение механик.

— Ну вот, Мишань, видишь — выход всегда найдется. Я вечером загляну, а то что–то ночи холодные стали, согреешь девушку? — поощрила Мишаню мехвод. — Это конечно в том случае, если командир тебя не пристрелит раньше. Может, давай сейчас по–быстрому, а?

— Мишань, лови момент, — напустив печали в голос, поддержала боевую подругу миниатюрный стрелок. — Ты же знаешь, если повезет, он тебя по–быстрому пристрелит, а если сперва причиндалы оторвет под корень? Миш, не тупи — у нас каждый день как последний.

Пора Мишаню спасать. А заодно и Степаныча пристроим, у него теперь одна дорога — на запад.

— А не спеши ты нас хоронить. Слышали песню такую?

Девчата дружно посмотрели в мою сторону.

— О! У нас свежее мяско, — плотоядно облизнулась стрелок.

Симпатичная у нее мордашка. И фигурка очень даже, только вот грудь практически не просматривается. И не сказать, что худышка, скорее на гимнастку похожа. Аккуратный, с легкой горбинкой носик, тонкие губы, голубые, как само небо, глаза. Девушка что вы тут забыли? Какую модель потерял мир высокой моды. Хотя, росточку для подиума маловато.

— Ах, какой мужчинка. А главное — свеженький, незаезженный еще. Но, это мы быстро поправим. Тебя как зовут, сладкий?

Две пары любопытных глаз принялись сверлить взглядом свежее мяско.

— Девчат, меня не зовут, я сам прихожу, — свежее мяско посмотрело вниз и поправилось. — Мы приходим, — справа от свежего мяска встала мощная, лохматая овчарка с обрезанными ушами. — А вы откуда такие красивые? — плачу девушкам их же монетой.

— Мы–то, — девушки переглянулись, — Мы с панели.

— ТС–С–С! Тихо курицы. Что у тебя за мысль? — оборвал девушек механик.

— Мысль проста, как мычание, у нас в конвое УАЗик был. Хозяин УАЗа пересел на трофейный пикап, а «Буханку» мы разобрали на запчасти. Там колес шесть штук, плюс еще кой чего по мелочи.

— Мы это, сходим, посмотрим, — Дядя Миша деликатно берет мехвода под ручку, и уже удаляясь в сторону припаркованных машин добавляет, — Марго, машину убери с проезда.

— Марго, это Маргарита?

— Нет Марго, это Марго — сценический псевдоним в некотором роде.

Сценический, ну–ну артистка блин. Шалава ты, а не артистка. Хотя в отличие от своей незамутненной подруги у Марго проскакивают обороты речи свойственные личностям, отягощенным образованием.

— И всё–таки, как к вам обращаться?

— Я Дэн, а это Муха, — глажу псину по башке.

— Дэн, будь ласков, загони на место этот железный гроб. Сил моих нет, в него залезать.

Это я с удовольствием, мечтал же прокатиться. А уж осмотреть изнутри и попробовать на ходу это чудо оборонной промышленности. Девушка, да я еще и приплатить готов за это. Натурой, например.

— Марго, как он в деле? Гремит огнем, сверкает блеском стали?

— Ага! Эта падла гремит, козлит, из всех щелей сопливится маслом и постоянно ломается. Огнем? Конкретно вот этот еще не горел. Ты это, накаркаешь, блин.

Ухватившись за приваренную над дверью скобу, забрасываю ноги в машину. Теперь задницу в кресло, ноги на педали. Вроде ничего не отбил и не отломал пока садился.

В прогретом за день духовом шкафу железной коробки висит стойкий запах машинного масла. Откровенно тесно, передние сиденья стоят вплотную друг к другу, ручки КПП и раздатки выгнуты под противоестественными углами, но иначе в такой теснотище никак. Сзади места еще меньше, но и сиденье всего одно, при том вращающееся. Над головой торчит приклад ДТ. В ячейках на бортах закреплены четыре толстых пулеметных диска.

Где они такой антиквариат берут только?

Хотя вспомнить туже бабкину деревню. У соседа, жившего через три дома от бабки, такой арсенал изъяли, грузовиком вывозить пришлось. ЧП на всю область было, корреспонденты из областного центра приезжали, новенькими японскими видеокамерами сверкали.

Да и сейчас на оружейных складах этого добра прилично храниться.

Что у нас еще интересного? Приборная панель стандартная–УАЗовская, кенвудовская радиостанция, явно неуставная магнитола, «калаш» укорот с перемотанной синей изолентой парой магазинов, блеклая, потрепанная и, на мой взгляд, явно самодельная разгрузка.

Вольно они тут уставы трактуют.

Так, на ручник машинка не поставлена.

Не поставлена ввиду отсутствия ручника, как такового. Странно, если база УАЗовская, проблема ручника должна отсутствовать, как класс. Ну да ладно, местным видней.

Ключи в замке.

Вжать от греха педаль сцепления в пол, ключ на старт. Горячий движок подхватывает практически мгновенно.

— Красавица, куда воткнутся?

— Крайнее место справа.

Клацнув сталью, неохотно втыкается передача. Добавить газа и плавно отпустить сцепление. Трогаюсь на удивление мягко, мастерство не пропьешь. Машина откровенно туповата, даже на задней передаче, и есть у меня подозрение, что больше полусотни километров в час из нее не выжать даже под горку. Впрочем, больше тут и не надо, ибо негде.

Ориентируясь по жестам Марго и единственному зеркалу, вкатываюсь в указанное место. Заезд не принес сюрпризов, все ровно, как ожидалось.

— Вы настоящий джентльмен, — девушка прижимает меня к горячему борту бронемашины, определенно размер груди у нее не больше первого. Проводит рукой по волосам, легчайшим — на грани чувствительности прикосновением, трется своей щекой о мою щеку и шепчет на ухо. — Готова отдаться за полбутылки шампуня, даже мужского, — вот она что вынюхивала. — А тюбика зубной пасты хватит, чтобы купить меня в рабство.

Спасибо альбиносам, есть у меня теперь и лишний шампунь и паста, и прочие интимные штукенции.

— Марго, я же не фраер дешевый. У меня кое–что поинтереснее найдется — тампоны например, прокладки.

— О! Мой господин, что должна сделать твоя раба? — а на симпатичной мордочке выражение — давай уже веди скорей хабар смотреть.

— Ну, сперва господину было бы угодно узнать, где тут можно смыть дорожную пыль и постираться?

— Хм, организуем и даже спинку потрем, — личико Марго приобретает сосем уж блядское выражение. — Давай уже показывай.

— Сейчас организуем.

— Андрюха, сбегай к Алисе. Пусть принесёт, чёрную сумку. Там еще машина гоночная нарисована.

Заскучавший от непонятных разговоров сына, пулей сорвался выполнять поручение.

Спасибо альбиносам, у меня образовались внеплановые излишки мыльно–рыльных и прочих гигиенических штучек.

Ким внезапно впала в суеверия и наотрез отказалась ковыряться в хабаре.

Ей то что, она в Порто–Франко времени даром не теряла и запас всякого на десять лет вперед собрала.

Почему я отправил за сумкой сына, да еще и попросил, чтобы ее принесла Алиса?

Пусть девочки пообщаются, а то эротические поползновения на меня любимого решительно не к чему.

Каждый мужчина имеет право — налево.

Это святое.

Но.

Лично мне неплохо, да что там, мне просто отлично и комфортно с Алисой. И пусть все так и остаётся.

Марго все поняла правильно.

Стерла с личика вульгарную ухмылку. Познакомилась с Ким. Девочки перекинулись парой фраз ни о чем. После чего не страдающая предрассудками и комплексами Марго запустила загребущие лапки в сумку с мыльно–рыльным хабаром.

— Та–а–ак, и что там у нас? Маникюрный набор, итальянский, хороший, Танюшке отдам. Или себе оставить? Не отдам, мой не хуже. Помада. Блин, ну и цвет — мечта пенсионерки, — гламурно блестящий стик смахивается под машину. — Мыло. Пахнет вкусно, — куски мыла небрежно спихиваются в сторонку.

Очень похоже на то, что производство мыла здесь уже встало на поток. Хотя чему удивляться — дело не хитрое, примитивное даже.

О! Вот, тат–так–так…., — процесс инвентаризации дошел до чего–то интересного.

Ким, чмокнула меня в щеку — обозначив, что этот лохматый самец ее, и ежели что. Про морду расцарапаю уже писал выше. Шепнула мне на ухо что, к нашим приходил местный особист, забрала Андрюху и ушла обратно к нашим машинам.

Мешать женщине, инвентаризировать так милые ее сердцу дамские штучки. Да ну его нафиг лучше сходить на большую гиену поохотиться, или даже на двух гиен — целее будешь.

Дабы не мешать Марго полностью погрузиться в процесс перетряски сумки с гигиеническими ништяками, присаживаюсь возле зеленого стола–ящика.

От возящийся с переднем мостом броневичка команды техников и присоединившегося к ним Степаныча долетает интересный разговор.

Ребятишки, судя по нестройности речи и максимализму эпитетов, таки вмазали за знакомство. А слесарюга с постоянно бегающим взглядом явно заглотил до стадии — что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

— И чего я там не видел в этом Демидовске? Хуяришь на дядю, как герой первой пятилетки. А культуры никакой — душа горит, а выпить…….. себе дороже. Тошно, хоть в петлю лезь.

— Как так? — озабочено вставляет свои пять копеек Степаныч.

— Как, как. Живешь в землянке, въябываешь как Папа–Карло, по двенадцать часов. После такого рабочему человеку сам бог велел стопоря принять. А сутра если руки трястись будут, мастер с бригадиром премии лишат. Да кому нужна та премия. Главное, эти суки, могут на неделю в околоток сдать, на ночлег. А там вообще про это дело забудь, еще и зарядку по утрам делать заставят. Сами–то, мастак с бригадирами, себе по такой домине отгрохали, в ЦК партии не у каждого такой был. И все на хребтине рабочего человека, хотят в рай въехать, — рассказчик похлопал себя по грязной шее.

— А тута чего, легче что ли? — это опять Степаныч влез в экспрессивный монолог слесарюги.

— Тут хоть в душу никто не лезет. Главное — работа должна быть сделана, а принял ты грамульку или трезвый, как стекло, вопрос второй. Миха прикроет, если что. Где он еще механика найдет? За технику–то, с него спросят, а спрашивают тут сурово.

— Ага, — подал голос молчаливый сварщик. — Забыл, как командир с начштабом тебя прострелить обещали. Командир — лют, если сказал — пристрелит, точно пристрелит.

— Да пошел ты. Лижешь им жопу. Особенно пидору этому — начштаба. Тоже домик решил отгрохать в Демидовске?

Что ответил сварной было не слышно. Но судя по резкой смене вектора разговора, пообещал принять к говоруну меры воспитательного характера, из разряда — пасть порву.

— Да точно тебе говорю, — вектор сказаний слесаря вильнул в сторону нестандартной ориентации начальника штаба. — Видел, как он молоденьких солдатиков смотрит? То–то. И бабы у него нет. Командир, вон, докторшу нашу так пялит, аж на другом конце лагеря слышно. Завел себе ППЖ, понимаешь. А этот ни–ни. Уж наши–то девки сразу бы рассказали. Ну да, говорят у чурок это обычно дело.

Муха забеспокоилась, спустя минуту молодой голос поинтересовался у Степаныча, — Ты из Порто–Франко приехал? — видимо получив утвердительный кивок продолжил, — Пошли, тебя в штаб вызывают.

— Ась, чего меня–то? Вон старшого пущай зовут, у него голова светлая, а с меня старика какой спрос.

— Где твой старшой?

— Тута где–то он с этой вертихвосткой обжимался, — выдал мою предполагаемую диспозицию мерзкий слесарюга.

— С Марго!? — солдатик завертел головой по сторонам.

«С Марго!» тебе бы Отелло играть, а ты в этих пампасах талант гробишь. Как кого актера теряем.

Кстати, что я там говорил по поводу охоты на большую гиену. Или речь шла о стае?

Помню, бабка поймала соседского кота в нашем курятнике. И будучи матерым ветеринаром прописала коту обильное смазывание скипидаром подхвостной части организма. Башкой вперед его в сапог. Задние лапы прихватить петлей из дедова ремня, чтоб не царапался.

— Внучок, оттяни–ка ему хвост, чпок–к–к, в воздухе остро запахло скипидаром. По сложности запуска, мощи и скорости выпускаемого «снаряда» это вполне сравнимо с запуском космического корабля. Тогда я первый и единственный раз видел, как кот башкой проламывает штакетник забора.

Это я все к чему, сунувшийся было к Марго боец, вылетел не менее эпично. Хорошо хоть бампер не оторвал по дороге. Приваривай его потом на место, а к местным сварщикам и особенно слесарям нет у меня доверия.

— Вы страшой что ли? — солдатик, хотя нет, этот экземпляр, без дураков, тянет на звание — боец, оскалился в недоброй ухмылке, ну вылитый гоблин. — Ну, у тех, кто из Порто–Франко сегодня прибыл, — сформулировал до конца свою мысль боец.

Надо же во множественном числе, Муха не иначе тебя за полноценную боевую единицу посчитали — растешь.

Устал я что–то, что за мир такой, любой разговор начинается с пробивки тебя на прочность. Акелла, ты сегодня не промахнулся на охоте? Нет, ну ладно. Но, Акелла, ты это — имей в виду, завтра опять спросим.

Не промахнулся. И не промахнусь. Хоть и устал.

— Что там у тебя боец, докладывай.

Тут ведь тонкость какая, если боец правильный, то докладывать он будет исключительно старшему по званию, и то не любому. Начнет «докладывать» сразу поставит себя в подчинительное положение, соответственно и борзоты в его действиях поубавится.

Не начнет, посмотрим, как выкрутится.

Боец оказался правильным. — Слышь, как тебя там, я вчера в рукопашной двух человек завалил, и что–то я нервный сегодня. Тебе проблем по жизни мало? Откуда взялся такой резкий?

— Боец, тебе кто диагноз ставил? Ты не нервный. Ты контуженный, — лицо бойца наливается нездорово–красным. — В рукопашную–то зачем полез? Автомат потерял? — женский смешок за спиной окрасил лицо бойца совсем уж синюшными красками. — Так я позавчера четверых завалил, однако же с безумным видом на людей не кидаюсь. Тебе если поорать на кого–то надо, вон на Степаныча поори, у него всего один труп на счету. Так что ты этот факт обязательно учти, и ори в полголоса, или шёпотом, а лучше всего совсем про себя.

— Где это вы так повоевать успели? — с грацией хищной кошки Марго подсела к ящику–столику.

Грациозная чертовка. Но эта грация не для меня, а для скрипящего зубами посыльного.

Интересно, а если кошке под хвостом скипидаром намазать?

Н–да.

— Наводили конституционный порядок, верстах в пятистах к востоку отсюда. При подавляющем численном преимуществе противника, кстати. Вот такие мы героические личности. Боец, я так понимаю, твое командование со мной повидаться хочет?

Лицо бойца хоть вернулось к нормальной окраске, но хорошего ничего не предвещало.

— Так точно, — сквозь зубы выдавил боец.

— Веди тогда, — треплю Муху за ушами, — Пошли, лохматая, при штабе паек лучше.

«Веди тогда» подразумевает, что боец пойдет первым и повернется ко мне спиной. Чего ему делать категорически не хочется.

А придется.

— Твой аппарат? — боец кивает на шушпанцер.

Решил разрядить ситуацию? Что же я не против. Лишние, пусть даже и не враги, а всего лишь недоброжелатели мне ни к чему.

— Мой.

— И как он в эксплуатации?

— Хороший аппарат, проходимый, надежный, бронированный. Не очень вместительный, но в мире и без него столько несовершенства.

— Где взял? — поинтересовался боец.

— Длинная история, — парой фраз описываю ситуацию с броней.

— О как. Меня кстати Влад зовут, — боец символически взъерошил ежик короткостриженых волос и протянул мне руку.

Тут у всех поголовная тяга к коротким прическам, многие бреют головы налысо. Даже среди прекрасной половины, длинные прически встречаются крайне редко. Основная масса носит короткие каре или вообще мальчишеские стрижки. Солнце, песок, ветер, тотальная антисанитария просто не оставляют иных вариантов.

Один я со своими патлами не успеваю за модой.

Выслушав историю обретения брони, боец делится своей историей попадания в этот мир.

Призванный из славного города Тирасполь еще в советскую армию Влад пару лет честно отдавал долг Родине, крутя баранку «Урала» в карельских лесах. Жарким летом 92 года дембельнувшись уже из армии российской Влад получил весточку из дома, что лучше бы ему домой не приезжать и попробовать обустроится в России.

Имеющий за душой только профессию водителя, Влад удачно нырнул в захлестнувшую страну волну повального сбора металлолома.

Тема лома набирала обороты, в точки приема лома и порты северной столицы выстраивались километровые очереди жаждущих поменять на бабло напиленное и нарезанное. Пировавшие среди захлестывающей страну разрухи деляги сотнями пускали под резак еще вчера работавшие предприятия.

Спокойный, следящий за машиной, всегда готовый на сверхурочные, не злоупотребляющий спиртным, у руководства Влад числился на хорошем счету. Ему даже стали доверять деньги для расчётов «За металл на месте».

Год жизнь катился как по маслу — Влад снял комнатку на окраине Питера, обжился, приоделся, денег родителям посылал. Не то, что бы жизнь удалась, но жаловаться было грех.

Однако «Теория вероятности» подсказывает, что за белой полосой обязательно будет полоса черная, все остальное лишь вопрос времени.

В один, по питерски прекрасный осенний денек — с мрачным свинцовым небом, противным моросящим дождичком и свежим, пробирающим до ливера, ветре с Балтики, выданные для расчётов за металл деньги пропали. Сумма пропала по меркам Влада приличная — две его годовых зарплаты.

Руководство конторы незадачливого водителя слегка пожурило, блеснув золотом перстня, погрозило толстым пальчиком. Сказало, что денег больше ему не возить, для этого у руководства поответственнее люди найдутся. И закусив стопку польского «Смирнова» ложкой черной икры, отправило Владислава трудиться дальше, но уже без паспорта и за вдвое меньшую зарплату.

Владу казалось, что вроде и обошлось, даже похудевшая вдвое зарплата была неплохими деньгами, тем более что можно было всегда продать на сторону немного солярки или завезти «не туда» чутка перевозимого металлолома. Но, оказалось, что на сумму долга накручивается невеселый процент. А проценты первой половины девяностых существовали вне законов математики и логики.

Из разговоров с другими водителями Влад выяснил, что не один такой наивный и что добром подобная ситуация не разрешится. Начал даже продумывать вариант бегства обратно на родину в Тирасполь, тем более что конфликт вроде как миновал самую горячую фазу. Но, без паспорта особо не разбежишься.

В придорожном шалмане, за кружкой до неприличия разбавленного пива, Влад поведал свои проблемы бывшему ротному командиру, случайно встреченному на заправке. Ротный послушал, посоветовал не вешать нос и вообще смотреть на жизнь веселей, а главное ждать от него весточки.

Влад стал ждать, слабая надежда лучше, чем никакой, а ротный имел прочную репутацию человека, у которого слово НИКОГДА не расходится с делом.

Две недели спустя ротный ураганом ворвался в унылую жизнь Влада.

Бухой хозяин квартиры, в которой Влад снимал дальнюю комнатку, имел неосторожность поинтересоваться, — Какого товарищу офицеру надо в два часа ночи. Люди тут отдыхают культурно, а он, понимаешь, мешать изволит.

Развить мысль хозяину квартиры не удалось в виду внезапной потери сознания. «Культурно» отдыхающие гости квартиры, получив строгий наказ — до весны не появляться по данному адресу, подхватили уполовиненную бутылку спирта «ROYAL» и, с опаской косясь на сползшего по стене собутыльника, исчезли из квартиры до теплых времен — умеет ротный убеждать.

За кружкой обжигающе горячего, кирпичного цвета, чая ротный сделал Владу предложение, от которого нельзя отказаться. Суть предложения сводилась к следующему, если Влад готов вместе с ротным сменить страну проживания и никогда больше не возвращаться в Россию, то продолжаем разговор дальше.

Если нет, то давай сынок готовься вкалывать за еду, ибо проценты.

Из плюсов — там всегда тепло, как в Африке. И так же дико — это скорее минус.

Получив согласие, ротный потер красные от хронического недосыпа глаза, вытащил из кармана пачку гематогена, хрустнул упаковкой и перешёл к деталям.

Время «Ч» через тридцать восемь дней. Ага, как раз под новый год. И рассказывать кому либо, куда он собрался и зачем, решительно незачем.

— Что такое военная тайна еще не забыл? — поинтересовался ротный. А раз не забыл, должен понимать, чем это чревато для ротного и еще более чревато для тебя, Владик, лично. Дальше. Готовишь машину, твой рабочий «МАЗ» самое то, что доктор прописал, а усиленная под перевозку металлолома шаланда идеально вписывается под наши задачи. Ищи дополнительные баки, вешай дополнительные запаски, мастери усиленный бампер, тащи все запчасти, до которых сможешь дотянуться. Двигатель с коробкой, можешь? Прекрасно. А два? Два нет, ну тогда думай, что брать. Ротный примерно описал границы потребного. Консервы, чай, сахар и прочие продукты по максимуму. Оружие, если есть возможность, можно даже насквозь криминальное, но риск в процессе добывания оружия исключить полностью. Лучше быть безоружным, но вовремя и нигде не засвеченным. А ствол найдётся. Особо ротного интересовал, не попадался ли Владу бронелист и отправленная на разделку бронетехника?

Пять недель Влад носился, как проклятый, всеми правдами и неправдами готовил машину, доставал запчасти, сливал про запас топливо и масло. Эхо войны отозвалось копанным, но вполне рабочим хитом сезона — ТТ, отреставрированным умельцами ДП и видавшим виды ружьишком двенадцатого калибра. Времена наступили такие, что в околокриминальном бизнесе оружия было много, и стреляли из него часто.

К указанному сроку Влад похудел на четыре кило, заработал резь в глазах от хронического недосыпа и превратил свою комнатушку в склад коробок и мешков.

Заскочивший в гости, ротный старания подчиненного оценил «На отлично», пообещал подумать насчет дисков к ДП и подтвердил дату убытия.

В сытые восьмидесятые страна отмечала новый год легко и с размахом — оливье, шампанское, обязательные «Чародеи» и «Ирония судьбы» в телевизоре. Праздник вернется позже — уже в следующем веке, с салютами, шампанским и бесконечными старыми песнями о главном.

А пока, пока в стране было темно, холодно и страшно. В тусклом свете единственного на всю улицу работающего фонаря застыла туша груженого МАЗа. Колючие злые снежинки, пытались зацепиться за гладкие стальные бока огромного — почти в половину длины шаланды станка «ДИП 300», засыпали сложенные у кабины бочки и паллеты кислородных баллонов, пытались пролезть под складки брезента и посмотреть, что же за агрегаты там спрятаны.

В комнатке на третьем этаже старого, еще довоенной постройки, дома молодой мужчина сидел напротив закутавшегося в старый плед, жмущегося поближе к едва теплой батарее мальчишки.

— Дядя Владик, а ты совсем от нас уезжаешь? — вечно голодный пацаненок вяло — через силу, откусил кусочек от новомодного лакомства — батончика «Snickers».

— Совсем, — взрослый отвел глаза.

— Навсегда? — с наивной надеждой на чудо переспросил ребенок.

— Навсегда, — хрипло выдавил из себя взрослый.

В отношениях Влада и парнишки было что–то печально трогательное.

Влад знал, что такие вот гостинцы зачастую были для мальчишки единственной едой за день. Причем последние месяцы это происходило практически постоянно.

Снял комнату Влад еще у матери паренька — уже немолодой, тихой, аккуратной и очень доброй женщины, работавшей в местной библиотеке. Деньги со сдачи комнаты были ощутимой прибавкой в бюджет семьи, но даже не это было главным. Главным было присутствие в доме еще одного не обиженного здоровьем мужика.

Влад держал в рамках отчима паренька — медленно, но неуклонно опускавшегося.

В начале лета, через два дня после того, как парнишка закончил первый класс, его мать умерла. Официальный диагноз гласил — обширный инфаркт. Влад подозревал, что тут не обошлось без участия отчима, в отсутствие Влада регулярно занимавшимся кухонным боксом. Опрос мальчика ясности не внес, масть отправила сына гулять, а когда он вернулся, ее тело уже увезли в морг.

Жизнь дала трещину не только у Влада. То, что у кого–то ситуация хуже, чем у него, скорее придавала Владу злости и желания грести против течения.

Так и жили. С наступлением холодов мальчик, приходя из школы, отсиживался в комнате Влада, там был телевизор и туда боялся заходить вечно поддатый отчим. Если Влад не приходил ночевать, а при его работе это было заурядным явлением, мальчишка доставал из старого кресла подушку без наволочки, старое одеяло и под доносящийся с кухни гомон «отдыхающего» в компании собутыльников отчима, на манер собаки, сворачивался калачиком в кресле. Когда Влад ночевал дома, мальчик нехотя шел спать в комнату отчима, но в этом были свои плюсы, последние полгода они ужинали вместе с Владом.

Для мальчишки отъезд Влада был крушением мира, даже смерь матери не ударила так больно. Тогда он просто не успел ничего осознать, принял свершившийся факт. Теперь было время подумать, а мальчик уже был достаточно взрослым, чтобы оценить свои перспективы. Пусть по–детски наивно, но сути это не меняло — будущего у него не было.

— Дядя Владик, возьми меня с собой? Как я без тебя теперь. Меня же пацаны во дворе забьют, — наивные, детские аргументы, но других ребенок придумать не смог. Но искренне верил, что заберут отсюда, верил также искренне, как верят в сказку.

Дети самые страшные звери, маленькие зверьки еще не отягощенные моралью, жалостью и состраданием. В дворовых драках нужны злость и сила. У мальчика не было ни того ни другого. Силам просто неоткуда взяться, когда ешь через два дня на третий. А злоба еще не появилась, обида была, но в лютую, бескомпромиссную злобу беспризорника она еще не переросла. Отчасти в этом была заслуга Влада, не дававшего местной пацанве слишком сильно прессовать мальчугана.

— Не могу, у меня приказ………. прощай, — ком покатил к горлу, пустые фразы, про держи хвост пистолетом, застряли в горле.

Хлопнула дверь, морозный воздух обжег легкие, колючие снежинки впились в лицо.

Н–да, а вот ротный его не бросил.

На укатанную до твердости бетона грунтовую площадку выкатывались машины, переполненные эмоциями от перехода и обалдевшие от резкой смены температуры (с минус тридцати выскочить в плюс тридцать, еще то удовольствие), люди лихорадочно сдирали с себя зимнюю одежду. Бросались проверять, как перенесла переход окутанная дымкой пара, плачущая сотнями ручейков техника. В каком состоянии груз.

Кто–то уже подставил пригоршню под ручеек талой воды и на макушку ее — Ах, хорошо!

Ротный шел вдоль строя машин, подбадривал, советовал, изредка утешал, отдавал команды. Поравнявшись с машиной Влада, с задумчивым видом поинтересовался, — Как кислородные баллоны, не рванут? Может тебе пока в сторонку отъехать?

— Весе путем, командир, я с учетом перепада температур заправлял баллоны, — и, опустив взгляд, добавил, — Ну не мог я по–другому. Не мог.

— А и не надо по–другому, — ротный рассеянно похлопал себя по карманам и выудил полпачки подсохшего гематогена. — Мелковат боец пошел, совсем мелковат, — ротный вложил гематоген в детскую ладошку, — Но это ничего, откормим, не впервой.

Из темноты ангара с грохотом выкатился очередной грузовик и, жирно коптя выхлопом от перегруза, потащился в конец строя. Ротный двинулся вдоль строя к следующей машине, суета у машин подчиненной ему колонны набирала обороты.

— К командиру, — Влад притормозил перед угрюмым часовым.

Часовой неодобрительно скосил взгляд на мое оружие, но вслух ничего не сказал. Вместо этого кивнул — проходите мол.

Местный штаб — в данный момент больше похожая на тент, большая палатка с поднятыми стенками спряталась между машиной передвижного радиоузла и собственно штабным кунгом.

Длинный стол с разложенной на нем картой, пара пока не зажжённых керосиновых ламп, подвешенных над столом. Деревянные скамейки по длинным сторонам стола, пара походных стульев по коротким сторонам. Пасторально развешанные на стойках палатки потертые «Калаши» — неотъемлемая часть местного быта. Все, пожалуй.

Хотя нет. Есть еще деталь — аппарат полевой телефонной связи. На первый взгляд, к чему такие сложности — у каждого второго к разгрузке прицеплена радиостанция.

Но, это только на первый. Если приглядеться, то вполне может оказаться, что у людей есть информация, которую они не доверяют эфиру.

Трое мужчин за столом разглядывают мою скромную персону.

На походном стуле, с осанкой потомственного дворянина, восседает коренастый, плотно сбитый мужчина с сединой на висках.

— Майор Николишин, командир этого цирка, который некоторые скудоумные граждане считают воинским подразделением. Поскольку вы, молодой человек, пока, но надеюсь это ненадолго, не боец Русской Армии, можно просто — Андрей Иванович, — представился коренастый.

— Гиви Ираклиевич, без официоза можно просто Гиви, — представился худощавый, гладко выбритый кавказец, с колючим, но одновременно очень живым взглядом. Звания и должности Гиви сказать не посчитал нужным, но тут гадать негде, это начштаба.

На мой взгляд, довольно редкий вид кавказца. Обычно они этакие, темпераментные, плотно сбитые, волосатые колобки. А этот сухой, флегматичный, напрочь лишённый акцента.

— Борис Элич, можно просто Борис, можно Элич, а лучше всего просто Ильич. Начальник местного отела снабжения, — представился последний из сидящих за столом. Мелкий, плотный, еврей с шикарными усами и большущими, на выкате, глазами.

— Борь, сколько можно, а? Какой, на хрен, отдел снабжения, зам по тылу твоя должность. Развели тут, понимаешь, — устало наехал на тыловика командир.

— Никак не могу перестроиться на военные рельсы, — отмазался пучеглазый снабженец.

— А вас как величать, молодой человек?

— Дэн.

— А его, — начштаба кивает на собаку.

— Муха, и не его, а ее.

— Её, так ее. Расскажи, как доехали? Что видели? С кем встречались?

— Отчего же не рассказать хорошим людям. Но, и мне хотелось бы получить ответы на кой какие вопросы.

— Если это касается не военной тайны, почему нет. Подсаживайся к столу и рассказывай.

Рассказываю не спеша, тщательно отфильтровывая ненужные детали — имеет же человек право на свои маленькие тайны.

Мужики слушают на первый взгляд расслабленно, но это только на первый взгляд. Судя по их комментариям и уточняющим вопросам, они не хуже меня фильтруют информацию, вычленяя интересные для себя детали. Начало моего рассказа о сожжении джипа и побеге под здешнее небо особой реакции не вызывают — тут чуть ли не каждая вторая история такая. А вот про геологов расспрашивают подробно, выспрашивают мелкие детали, просят подробно описать персоналии, технику и вооружение.

— Судя по твоему рассказу, сюда перешла строго сухопутная экспедиция. Но, у нас нет информации о прохождении подобной геологической партии. А дорог тут, прямо скажем, немного и в прятки играть особо негде, — поясняет свой интерес Гиви.

Я то, понятное дело, ламер вислоухий и два плюс два сложить мне не по силам. Тут с географией вопросов на два порядка больше чем ответов, а уж системный подход к геологии отсутствует, как класс. Месторождения полезных ископаемых, да что там месторождения — просто вода местами великая ценность.

Анклавы тянут одеяла на себя, на корню убивая даже намек на системность подхода. Изыскания можно проводить и в двух сотнях километров от Порто–Франко, а можно и в тысяче. И при этом ни как не быть привязанным к немногочисленным местным маршрутам.

Тут они где–то, в треугольнике равнин, ограниченном Рейном, Рио–Бланко и побережьем океана. Особенно учитывая время перехода — перед самыми дождями.

Поспрашивали о русских, виденных перед городом, о турках месхитинцах.

Прибудь Ким на день раньше, ее взяла бы под свою опеку группа, собирающая последнюю в этом сезоне партию русских переселенцев. Как раз тех самых бегущих из Чечни баб и детей на двух газонах.

— Основной поток беженцев из Закавказья уже прошёл. Сейчас людской ручеек из Грузии, Азербайджана и Армении, не так полноводен как три–четыре года назад. А вот после прихода в Чечню российской армии, сюда очень много беженцев попадать стало. Причем мужиков практически нет, бабы с детишками в основном. И все поголовно проблемные — задавленные, морально сломленные, — из уст коренного кавказца подобные слова звучат особенно цинично. Впрочем, он тоже здесь, и вряд ли заехал сюда без крайней необходимости.

— От чего им не быть задавленными? Чудо что вообще выжили.

— Из Дагестана беженцев много. Там войны в классическом понимании нет, вот только не коренным от этого не легче. Вообще с юга бывшего СССР народу много.

— Гиви Ираклиевич, есть у меня один нескромный вопрос. Я в свежей орденской брошюре, из тех, что на въезде впаривают, видел южнее русских территорий Ичкерию — получается сюда эта зараза тоже добралась?

— Сложно сказать определенно. С приходом в Чечню Российской армии, в Халифате были замечены выходцы с северного Кавказа. Но, чтобы южнее нас кого–то селили, тем более Чеченцев. Смотри, — сдвинув в сторону пустые чашки нач. штаба разверну на столе еще одну карту. — Вот Амазонка, в нижнем течении естественная граница русских территорий. Хотя русских там едва треть, Союз был многонациональным государством и попавший сюда, к примеру, казах или молдаванин будет стремиться под крыло к русским. Со временем эта тенденция конечно ослабнет, Чеченцы вот появились, прибалты пару поселений на побережье заложили, бендеровцы. Но, пока основная масса выходцев из СССР еще считает себя единым народом. Не думаю, что это долго продлится, но полагаю, лет пять–семь у нас еще есть. А вот потом мы увидим и новую Грузию и новую Украину, — Гиви тяжело вздохнул. — Башкирию бы с Татарстаном не увидеть.

На мой взгляд, мужик совершенно искренен в своих словах. Он был солдатом Державы, и ему обидно за Державу.

— А почему бендеровцы — были?

— Потому что их на ноль помножили, — эмоционально подал голос командир. — Всех, до последнего человека. Эту заразу сразу под корень выжигать надо. Чего удумали — засаду на конвой устроили, — Николишин зло сплюнул в сумерки.

— Договаривай, раз уж начал.

— Что договаривать. У этих козлов топливо кончилось, они ничего умнее не придумали, как засаду устроить, топлива и ништяков пощипать на халяву. Из двух пулеметов почти в упор головную бронемашину расстреляли. Идиоты, мать их, водителя и радиста сразу положили, а стрелок успел один пулемет подавить. Рембы, блять, недоделанные, за пнем трухлявым залегли, там их и похоронили нахрен. Стрелок — совсем пацан был, но с характером, в нем шесть дырок насчитали, а он до упора садил, пока патроны не кончились. Не дал этим уродам на другие машины огонь перенести и один пулемет подавил. А второй пулемет у них МГ времен Войны был. Заклинило его, и пока расчет с ним возился, вторая машина головной походной заставы прикрылась корпусом подбитой бронемашины, и из ДШК всех на фарш перемолола. А там уже основная колонна подошла, окружили, прочесали, допросили, кому выжить не повезло. Ну а дальше дело нехитрое — окружили лагерь и всех на колеса намотали, — командир сжал кулаки до белизны в костяшках, заново переживая те события. — Банда, это была. Натуральная банда. Хохлов–западенцев примерно половина, остальные поляки, чехи, и прочие братья по Варшавскому договору. Бабы там были, это да. А вот детей, слава богу, не было. Не пришлось, в тот раз, грех на душу брать.

— Ребят, что в головной машине погибли, так в ней и похоронили. Пока бойцы на зачистку мотались. Народ из конвоя откатил машину в сторонку, и холм над ней насыпал. Как былинных героев в боевой ладье похоронили. Пулемет вот только сняли, и топливо слили, — подвел черту под рассказом зам по тылу.

— Все–таки, что с местной Ичкерией? А то, куда–то в сторону у нас разговор вильнул.

— А ничего, — Гиви опять склонился над картой. — Я уже говорил, формально граница русских территорий на юге проходит по нижнему течению Амазонки. Но, это формально. Устье Амазонки и ее нижнее течение по берегам сплошь покрыты тропическими джунглями, так что, контроль границы сводится к патрулированию реки катерами. Обоими двумя, ага. Еще южнее те же джунгли, но уже в горах. Дорог там нет, еще сто лет точно не будет, передвижение либо по тропам, либо по рекам. Добавь к этому тропические болезни, массу ядовитых насекомых и змей, новоземельных хищников. Через континент им ходу нет. Либо по побережью, либо по Амазонке, — длинный палец начштаба показал на карте возможные маршруты проникновения неприятеля. — А побережье и реку мы контролируем, там надо–то несколько катеров и пяток же постов с радарами. В этих джунглях выжить не простоя задача, а уж создать какое–то подобие тылов? Не знаю, по мне, так практически нереально. Что бы доставить нам проблемы, необходима постоянная подпитка людьми, в джунглях смертность без всяких войн до 50% в год доходит, водным транспортом и тяжелым вооружением. А все это денег стоит, и денег немалых.

— Зачем Ордену русским проблемы создавать, если кроме как у вас нефтепродукты купить негде?

— А потому, — вмешался в диалог зам по тылу, — Что Орден проводит политику, согласно которой вся местная промышленность должна принадлежать ему, хотя бы косвенно. Взять тот же Новый–Портсмут, на сегодня, пожалуй, самый крупный промышленный центр побережья. Заводы и верфи строятся на деньги Ордена, оборудование поставлено Орденом, а местные — не более чем рабочие руки. Вот и у нас они хотели, что бы нефтянка принадлежала Ордену, а мы только вкалывали на ИХ заводах и скважинах. Про остальную промышленность речь вообще не шла. Но, МЫ уперлись, вот Орден и пытается поставить нас на месть, при этом скупая у нас половину нефти. Вот такая тут политика.

Беседу прервала курносая девушка с четырьмя котелками в руках и огромной, неприлично мясной костью под мышкой. Сгрузив на стол котелки, девушка выудила из висящей на боку сумки каравай свежего хлеба и пару судаков с соленьями, пожелала приятного аппетита, и умчалось в сторону кухни.

С юмором тут все в порядке, на котелке начштаба было написано — Гиви, а на котелке Борис Элича намалевана большая шестиконечная звезда.

— Борис, давай сообрази наркомовские сто грамм. А то как–то натюрморт — ужин солдата, без ста грамм не смотрится. Я бы даже сказал, есть в этом что–то неприличное, распорядился Николишин.

Стол украсился огромной бутылью, четырьмя стаканчиками и парой больших лимонов. Хм, опять стаканчики серебряные, любят тут подобную тару.

— Ох, ё, — ароматный огонь прокатывается по пищеводу.

— Это ром. Не пробивал такого раньше?

— Где я его мог попробовать? Там, сейчас или водка малопонятного происхождения или коньяк «Наполеон» мадэ ин Польша. А в Порто–Франко вискарь и бренди в чести.

— Ничего, мы это быстро поправим, — оживился зам по тылу.

Я так понял, поправлять он собрался совсем не разнообразие алкоголя в Порто–Франко.

Ох, где–то я уже это слышал, не так давно. То изнасиловать клянутся, то алкоголиком сделать. Весело тут.

— Я в компотах, типа вина не шарю, с этим ты к Гиви обращайся. А вот за крепкие напитки скажу со всем почтением. Это, — Ильич кивнул на бутылку, — Ром. Местные бразильцы, кубинцы и прочие мексикашки делают. Отличная штука тебе доложу. Особенно если лимончик в нее выдавить. Собственно у нас тут толком и выпить больше нечего. На Москве станичники ядреный самогон гонят. Но, это больше для собственного потребления. Коньяк тут вообще никакущий, то ли мастеров нет, то ли виноград не так растет, а может бочки, из местной древесины виноваты. Не знаю, но конина местная — отстой полный. А рома много, он дешевый и при этом неплохого качества, так что пьем и радуемся. Давай еще по одной и супцом закусывай.

Супец оказался невероятно острой мясной похлебкой, щедро приправленной свежей зеленью.

— Ох, огнем горит. До чего же острое все, супец часом не на напалме сварен?

— Привыкай в условиях жаркого климата, острая пища, отличная профилактика от кишечных инфекций, — зам по тылу опрокинул свой стаканчик, выдержал паузу и резко выдохнул, — Хорошо пошло, — солидный кусок выловленного в котелке мяса пошел на закусь. — Н–да, тут ведь как, на одну боевую потерю десяток, если не больше, умерших от болезней, отравления или местного зверья. Народец–то со всех сторон света перемешался, в Союзе медицинские бюрократы службу крепко знали, всю заразу вплоть до Монголии вычистили. А тут запросто на такую болезнь нарваться можно, о которой раньше только в книжке и написано было. Книжке специальной — медицинской, для узкого, так сказать круга.

Над столом, ненадолго повисло молчание, сопровождаемое стуком ложек об стенки котелков.

— Так что, Ден, перво–наперво блюди гигиену, держись подальше от разноцветного люда, да и от белых тоже, стороной обходи по возможности. Не жри, что попало, смотри по сторонам и вообще подумай, прежде чем что–то сделать. Н–да, напомни завтра, у меня пара инструкций по выживанию завалялась, поделюсь, — Борис потянулся было к пузатой бутыли. Но Николишин отрицательно покачал головой и зам по тылу сделал вид, что брал пузырь исключительно с целью вставить на место пробку.

— Ты давай, рассказывай дальше, как сюда ехал и где половину вверенного тебе конвоя потерял, — майор развязал кисет и принялся не спеша набивать трубку. — Теперь о ваших разборках слухи поползут. Мы, конечно, поправим, подскажем и разрекламируем ситуацию себе на пользу. Но вся слава тебе.

— Так я вроде не один ехал. Что же вся слава–то мне? Не по–товарищески это.

— А что ты хотел, — развел руки майор. — Про то, что войны выигрывают солдаты, а проигрывают генералы, слышал? Молодец, сразу видно в школе дурака не валял. Но это, увы, книжная мудрость. В жизни все несколько иначе. Да, имена отельных героев останутся в истории. Но, как победители в битвах и войнах в историю входят именно командиры. Так что, вся слава тебе, нравится это тебе или нет, — Николишин закончил набивать трубку и задымил духовитым дымом. — Ты давай детали рассказывай, а то, как барышню приходится уламывать, — майор выдохнул очередное облачко табачного дыма.

— Даже не знаю с чего начать……

— С начала естественно, — подсказывает Гиви.

Мужики слушают внимательно, но меня не покидает ощущение, что я рассказываю им занимательную байку или пересказываю сюжет очередного блокбастера. Посмеялись над выживальщиками, покачали головами на историю с большими гиенами, а вот про бой на заправке слушали внимательно.

— Тут частенько в конвои подсадные машины втюхивают. Люди по своей натуре жадны, экономят на месте в нормальной проводке. Ну, что бы хотя бы с парой единиц брони и хотя бы дюжиной бойцов сопровождения. Многие самостоятельно в конвои сбиваются, там ни охраны, ни дисциплины толком. Вот к ним подсадные машины и втираются. А дальше или снотворное в котел или пыльцы сыпанут, — при упоминании пыльцы, сидевшие за столом, разом поскучнели. — Отличная штука, я тебе доложу, чудесно прочищает организм. Касторка рядом не лежала. Спазмы такие — небо с овчинку. Вот тут тебя и повяжут, прямо со спущенными штанами. Н–да, — Николишин опять пыхнул клубами табачного дыма.

Хотя про возможные схемы развода я слышал в этом мире уже не раз, не мешаю отцам–командирам выговориться. За ними значительно больший, чем у меня опыт выживания в этом мире. И тут можно получить весьма ценную информацию.

— Частенько отщипывают лакомые машины от конвоя, — подхватил эстафету Гиви. — Опять же, выбирают прижимистого пассажира, и после ночевки машина у него не заведется. На буксир проситься, так все на пределе прочности рессор нагружены. Могут взять, конечно, но это встанет ой как не дешево. Тягачей резервных в таких таборах отродясь не было. Ну, час тебя обождут, может два, но потом колонна пойдет дальше, а прижимистый куркуль останется один на один со своими проблемами. Тут–то его и возьмут в оборот.

— А как с этим борются, тот же Орден или вы к примеру?

— А никак. В этом мире цивилизация — узкая полоска вдоль побережья и тончайшая ниточка вдоль северной трассы. Чуть в сторону и все, кто сильный тот и власть.

— Замечательные перспективы. И как я через весь этот беспредел хотя бы до Москвы доберусь? Кстати, я что–то не пойму, кто власть в Новой Москве? Одни говорят братва, другие номенклатура из бывших силовиков, остальные версии не перечисляю в виду их полной бредовости.

— В Москве всем рулит, как ты правильно выразился, бывшая номенклатура. У них там — в старом мире солидные активы остались, очень солидные. Вот с этих активов Орден московских и прикармливает, причем от пуза. Ходили слухи самого Горбачева ждали, но видать что–то не срослось, — Николишин докурил и выбил трубку об каблук. — Он там жив еще?

— Я уходил, живее всех живых был. В президенты вся Руси баллотироваться собирался.

— Жаль, — и лица у всех троих собеседников такие добрые, что лично у меня нет сомнений — появись Михаил Сергеевич по эту сторону ворот, от сатисфакции со стороны сидящих за столом мужиков его ничто не спасет.

— Еще момент проясните, если не трудно. Как у вас с набором в ряды славной Русской Армии дела обстоят. Не хочу казаться мудаком, будь я один, пошел бы служить не раздумывая. Но с двумя детьми на руках у меня несколько иные приоритеты. Уж извините, говорю как есть.

— У нас с этим в первую очередь по уму. В обязательном порядке служат только те, у кого на руках нет иждивенцев, или добровольцы. У меня в Демидовске жена, отец, двое детей, у Гиви семья. Но, куда мы денемся? Мы только воевать и умеем. Вот и воюем. На гражданке дефицит кадров жесточайший, так что работа найдется. Часов по двенадцать в сутки. И с выходными напряженка. А праздников вообще нет.

Подозреваю, Николишина интересовала моя реакция на подобные перспективы.

А я не реагирую тупо никак.

Во–первых — не напугал.

Во–вторых — другого я и не ожидал. Индустриальный рывок без подготовленной технической и экономической базы всегда происходит чрезмерным напряжением трудовых ресурсов. Не только их конечно, но в данном случае речь идет именно за этот аспект.

— А как у вас…… Твою ж мать!!! — поинтересоваться перспективами мешает вспыхнувшая в черноте новоземельной ночи люстра полицейской машины.

— ВСЕМ СТОЯТЬ, ТРАМВАЙ ПРИЖАТЬСЯ ВПРАВО! — у них еще и матюгальник есть.

Проблесковые маячки, завывая мотором, удаляются в сторону стоянки бронемашин.

— Ребята, в начале 94 кого–то не того задержали. Да настолько не того, что бросив все на патрульном «козле» прямиком сюда примчались. «УАЗ» давно на запчасти пустили, а люстру эти шалопаи на свою бронемашину поставили, — Гиви почесал горбатую переносицу. — Получилось очень эффективно, в местных пампасах мигалки смотрятся настолько дико и неожиданно, что приводят в чувство не хуже пулемета.

В темноте проявляются две идущие к столу фигуры.

С поскрипывающим протезом ноги гигантом я уже знаком, а второго вижу впервые.

Пожилой — под шестьдесят лет, низкорослый — едва доставая до плеча Киборга видавшей виды фуражкой. С намертво въевшейся в движения строевой выправкой. Круглым, по–стариковски морщинистым, простодушно — славянским лицом.

Пришедшие без лишних слов заняли место за столом, а зампотыльник тут же выставил на стол еще пару стаканов и набулькал всем по кругу.

— Ели? — спросил у пришедших Гиви.

— Уже, — ответил Киборг.

— Товарищи командиры, за знакомство, — формальным тоном произнес тост майор.

Однако пришедшие пить не торопились, вопросительно посмотрев сперва на меня, а потом на Николишина.

Майор пожал плечами, заглотил содержимое своего стакана, выдержал паузу, выдохнул и затянулся из почти погасшей трубки.

Гиви и Ильич последовали его примеру.

А вот пришедшие пить по–прежнему не спешили.

С лукавым видом майор снизошёл до прояснения текущего момента. — Дэн — командир пришедшей из Порто–Франко колонны. И как мы выяснили, он нам товарищ. Или у разведки есть иные данные?

Похоже, иных данных у разведки не было, и пожилой дядька чинно выпил содержимое своего стакана. Вдохнул сквозь зубы и поправил усы.

— Тогда к делу. Что там, Сан Саныч? — поинтересовался Николишин.

— Нормально там. Личной состав крепкий. И няньки им явно не нужны. Шестеро иностранцев и десять человек наших.

Иностранцы.

Азиат, то ли филиппинец, то ли малаец. Работает на Тигров из Нью–Рино. Везет в Рино одноруких бандитов и всякого по части игорного бизнеса.

Европеец, пятидесяти лет. Врач. Говорит, что голландец, но думаю, врет. Также следует в Рино.

Семья латиноамериканцев с сильной примесью индейской крови. Женщина, парень, девушка, ребенок — девочка. Сами толком не знают, куда и зачем едут.

Теперь по русским.

Работяга–сварщик, сиделый, но воровской ход не поддерживает. При нем жена — аптекарь и маленький ребенок. Упакованы крепко — оборудование, инструмент, распакуй и сразу работай, — особист выдержал паузу.

Николишин кивнул — продолжай мол.

— Бывший егерь. Едет один. С собой везет катер. И по большему счету все.

— Большой катер? Реку патрулировать сможет, — поинтересовался у Сан Саныча Гиви.

— Сможет, куда он денется. Других–то все равно нет.

— Дальше. Девушка, двадцать пять лет. Специальности не имеет. Да и транспорт у нее….. будем надеяться доедет.

— Рожать тоже кто–то должен, — меланхолично заметил майор. — Симпатичная хоть?

Особист утвердительно кивнул.

А я оставил зарубку на память, что финансисты и экономисты здесь не котируются.

— Водила, пятьдесят шесть лет. При нем МАЗ–шаланда с кучей добра.

— Богатенький Буратино? — оживился зампотыльник.

— Буратино это да, а вот на счет богатый это не про него. А про вот эту странную личность, — особист кивнул меня. — Прикиньте, он на Сороковом БТРе едет, а сзади МАЗ с его хабаром идет. При нем красавица жена и двое детей. Удобно устроился, да?

— Не жалуюсь.

— Я так понимаю дети не ее?

— Сан Саныч, так ты бы у нее и поинтересовался.

— Дурных нема, морду расцарапает, — ожил Киборг. — Девка правильная, чувствуется в гарнизоне выросла.

— Я ведь не из праздного интереса интересуюсь, — продолжил особист, — Мне знать нужно, с кем дело имею.

Кратко пересказываю историю моего появления здесь. И историю обретения брони.

— Гиви, организуй карту, — скомандовал Николишин.

Следующий час я прихлебывал кофе, делал пометки на расстеленной на столе карте и рассказывал, где был и что видел. В д е т а л я х.

Следующий час Гиви и Сан Саныч делали пометки на картах и скрепели авторучками по бумаге, выжимая из меня всю доступную информацию. Майор молчит, но слушает внимательно. Ильич откинулся на своем стуле, прижался затылком к стойке палатки и сделал вид, что осоловел от выпитого. Но я почему–то твердо уверен, что нужно он слышит и запоминает.

— Пост Найджела говоришь. А ну–ка, сынок, покажи его на карте? Уверен? Чудно. Сколько там домов? А население? Глубина у причала.

— Где завалило дорогу через хребет Кхам? Какими горными породами? Не знаешь. Скверно. Как выбирался? Вдоль речки. Нанеси маршрут. Ширина, глубина, гидрологический режим. Не гидролог горишь? Скверно, что не гидролог. Из каких горных пород сложена долина реки? Не геолог. Скверно, очень скверно.

Иногда вопросы повторяются. Иногда откровенно проверяют озвучиваемые мною данные.

Тут я мужиков понимаю.

Данные должны проверятся и перепроверяться.

Рано или поздно любой разговор неизбежно подходит к той стадии, когда для его продолжения людям необходимо осмыслить услышанное, иначе уже начнется пустая болтовня. У меня есть огромная куча вопросов: уточнить географию маршрута, прокачать варианты возможного трудоустройства под крылом РА.

Но пока вопросы здесь задаю не я.

Спустя час Николишин посчитал, что для первого раза с меня достаточно.

— Посидели, и будет, — Николишин подвел черту под разговором. — Ты давай спать иди, а то на тебя даже в темноте смотреть страшно. Еще успеем поговорить.

На полпути к машине, навстречу попались два парня, спешащие в сторону штаба. Видимо, ребятам есть, что доложить майору, и мне совершенно ни к чему при этом присутствовать.

Почти дойдя до наших машин, Муха зарычала и сделала стойку на куст, похожего на земной можжевельник растения.

Логика подсказывает, что подлый враг вряд ли окапается в самом центре лагеря Русской Армии, за три сотни миль от ближайшего жилья.

Но рефлексы успевают раньше логики.

Тело мягко валится на бок, щелкает взводимый курок обреза.

— Эй, там — в кустах. Назовись.

— Ну, блин……, — пробубнил из кустов знакомый голос.

— Это имя?

— Это я — Макар.

— Выходь оттуда.

— Не положено, — смутился боец.

— Ты, там, в секрете, что ли?

— Типа того, — хмуро ответил Макар.

— На всю ночь?

— Угу.

— Пошли я тебе лучше местечко покажу, удобное и с пулеметом под рукой. При пулемете–то ты просто царь горы.

— Командир ругаться будет, — но в голосе Макара нет прежней убежденности.

— Так он так и так ругаться будет. Секрет–то рассекречен. Скажешь, действовал по обстановке, захватил пулемет и контролировал действия вероятного противника.

Нехотя Макар согласился с моими, насквозь гнилыми, аргументами.

С другой стороны, ставить пацана в секрет на всю ночь, тоже перебор. Понимаю, что с кадрами полный швах, а контролировать нашу группу нужно.

Но, перебор.